Послесловие

IV

Наука представляет собой, по Выготскому, внутренне связанную систему. Каждый ее компонент (факт, термин, методический прием, теоретический конструкт) получает свой смысл от целого, которое проходит ряд фаз, сменяющих друг друга с неотвратимостью, подобной переходу от одной общественно-экономической формации к другой.

Важное значение в методологических исследованиях, по мнению Выготского, приобретает проблема языка науки, проблема слов, терминологии. «Язык,— писал он,— обнаруживает как бы молекулярные изменения, которые переживает наука; он отражает внутренние и неоформившиеся процессы — тенденции развития, реформы и роста» (с. 357). Язык науки — инструмент анализа, орудие мысли. Его может развивать лишь тот, кто занимается исследованием и открывает новое в науке. Открытие новых фактов и возникновение новых точек зрения на факты требуют новых терминов. Таким образом, речь идет не о таком словотворчестве, когда выдумываются новые слова для обозначения уже известных явлений, подобно наклеиванию этикетки на готовый товар, а именно о словах, которые рождаются в процессе научного творчества.

Поскольку психология — экспериментальная наука, то для решения своих задач она использует различные аппараты, приборы, устройства, выполняющие функции орудий. Однако развитие экспериментальной техники таит опасность ее фетишизации и может породить надежду на то, что само по себе применение этой техники способно открыть новые научные факты. Подобное увлечение аппаратной техникой без теоретических предпосылок, без понимания того, что она играет лишь вспомогательную роль, наносит ущерб научному творчеству, порождает, по выражению Выготского, «фельдшеризм в науке». «Фельдшеризм в науке», по Выготскому, это отрыв технической, исполнительской функции исследования (обслуживание аппаратов по известному шаблону) от научного мышления. Такой отрыв отрицательно сказывается и на самом мышлении, поскольку вся тяжесть исследовательской работы переносится с оперирования словами-терминами на бездумное оперирование приборами. В результате слова, не наполняясь новым содержанием, начинают оскудевать, перестают выполнять присущую им роль важнейших инструментов мышления.

Мы видим, что основа анализа методологических проблем научного исследования для Выготского не умозрительные конструкции, а та «молекулярная» работа со словом, понятием, прибором, научным фактом, которая повседневно происходит в процессе лабораторного исследования.

За несколько десятилетий до того, как утвердился современный системный подход, Выготский уже реализует его в своем анализе науки, следуя марксистским принципам, согласно которым системность и историзм неотделимы. Представление о системности науки, позволяющее раскрыть своеобразие ее строения, Выготский соединяет с принципом ее социальной обусловленности.

Развитая Выготским теория кризиса науки представляет не только исторический интерес. Она актуальна и поныне в плане разработки марксистского учения о научном познании как социально детерминированном, диалектически противоречивом процессе с его пиками и спадами, кризисными и революционными ситуациями.

Вопрос о природе кризисных ситуаций и путях их разрешения привлекает в наши дни и методологов науки в капиталистических странах. Широко известна, например, трактовка кризисных явлений в науке американским историком науки Т. Куном. По Куну, кризис разгорается, когда накапливаются факты-аномалии, не совместимые с господствующей парадигмой. Размывая ее, они подготавливают революцию в науке. В конце концов прежняя парадигма рушится, и научное сообщество сплачивается на основе новой парадигмы.

Анализируя развитие психологии, Выготский вскрыл иные детерминанты кризисных явлений. Он отверг позитивистское представление о «чистых» фактах (за которым стояла версия, будто источником познания служат сенсорные данные, а не отображаемая в чувственном опыте и постигаемая посредством сознания

454