Случаи преодоленных и сохраняющихся (тлеющих) «сепаратизмов»17

Случаи сепаратизма можно типологизировать следующим образом:

• относительно успешный сепаратизм, не добившийся признания сецессии (viable de facto state);

• победивший сепаратизм (международное и национальное признание сецессии и образование нового государства);

• интегрированный сепаратизм (создание и реализация конституционной или договорной модели, позволяющей преодолеть угрозу сецессии или регламентировать ее процедуру);

• тлеющий сепаратизм (развернутое движение, которое, однако не контролирует территорию в режиме блокирующего суверенитета);

• разгромленный сепаратизм.

Просмотрим некоторые примеры, где для нас особенно важны именно случаи мирного преодоления сепаратизма, т.е. признаки политико-правовых моделей, с помощью которых удалось бы реинтегрировать в состав государства-претендента непризнанные образования.

• Татарстан, провозгласил себя суверенным государством в начале 1990-х годов, но он не заявлял об отделении от России и не блокировал российской юрисдикции на своей территории (случай не может считаться примером преодоленной сецессии за отсутствием таковой; отметим только, что Договор о разграничении полномочий между РФ и РТ безусловно сыграл важную роль предотвращении сецессионистской траектории Татарстана);

• Чечня как непризнанное государство (1996–1999 гг.) стало базой вооруженной вылазки в Дагестан и в итоге было разгромлено федеральными силами осенью-зимой 1999 года. Чечня возвращена в политико-правовое пространство России как одна из республик в составе РФ. Этот пример тоже не подходит — мы ищем политико-правовую, невоенную форму реинтеграции непризнанного государства.

• Гагаузия (Гагауз Ери) — фактически выходила из подчинения Кишинева в 1990–1994 гг., возвращена в состав Молдовы как автономное образование, получив, помимо прочего, право на внешнее самоопределение.¹⁸

• Республика Сербская — была реинтегрирована в состав Боснии и Герцеговины, получив статус конституирующего субъекта, причем сама государственная конструкция БиГ опирается на внешние (по отношению к национальному законодательству) договорно-правовые основания (Дейтонское соглашение).

• Аджария, успешно реинтегрированная в состав Грузии, никогда не заявляла о намерении отделиться от государства-носителя и не может рассматриваться как случай мирно отмененной/преодоленной сецессии.

• Иракский Курдистан, существовал как международный протекторат и был реинтегрирован в состав Ирака в ходе оккупации последнего и осуществленных здесь под внешним патронажем конституционных реформ.

• Попытка реинтеграции ПМР и Молдовы в рамках концепции общего государства и равноправных договорных отношений была сорвана новейшими усилиями Кишинева.

• Пример успешного преодоления конфликта в Южном Тироле, которым либеральные модели реинтеграции Грузии соблазняют Южную Осетию и Абхазию, но который не адекватен задаче по следующей причинам: (а) в Южном Тироле не было военно-катастрофической операции со стороны Италии и родившейся в этой войне «независимости» провинции; (б) образцово-модельный согласованный статус Южного Тироля в составе Италии стал возможен только в контексте реинтеграции Италии в единое с Австрией государственное образование — Евросоюз.

• Реинтеграция Косово в Сербию даже сербами мыслится без обретения Белградом функций управления краем, при сохранении элементов внешнего управления и военного присутствия в фае.

• Качинское государство в Мьянме: очевидно, что только конституционная перестройка Мьянмы и возвратный откат от унитаризма способны, пока номинально, восстановить единство страны.

Ни один из примеров успешного преодоления сецессии и мирной ликвидации de facto государства не может быть реализован в «двустороннем формате». Все сколько-нибудь основательные и мирные политико-правовые модели реинтеграции непризнанных государств предполагали кардинальную конституционную перестройку государства-носителя (и создание соответствующей ниши, куда бы встраивалась уже существующая конструкция непризнанного государства). Происходит не преодоление-уничтожение функциональной конструкции непризнанного государства, его институтов и его внутренней легитимности, а их имплантация в более объемное политическое образование.

Для нас существенно следующее: практически все непризнанные государства выросли из внутренних военно-политических катастроф и оказались способны на устойчивое существование в решающей степени лишь благодаря внешнему вмешательству. Именно внешний фактор выступает обязательным атрибутом становления любого из непризнанных государств в качестве сколько-нибудь устойчивого образования. Миротворческие интервенции и международно-правовые усилия вынуждены поддерживать сам феномен стабильно существующих непризнанных государств как альтернативу войне.

Набор средств политико-правовой артикуляции этих проблем в международно-правовом и политическом плане вовсе не сводится к парадигме «восстановления территориальной целостности». Эта общая система артикуляции феномена непризнанных государств выступает как подвижная, динамичная система правил и исключений именно потому, что в современном мире ни целостность государств, ни право наций на самоопределение не играют определяющей роли — они лишь функциональные упорядочивающие инструменты в миропорядке, опирающемся на более основательные ценности.