Примечания к главе XXXIV

[1]

Got wunderaere [бог-чудотворец] (Gerh., 4047); got du wunderaere [о ты, бог- чудотворец] (Adolf v. Nassau, 230); got ist ein wunderaere [бог — чудотворец] (Helmbr., 1639); got wundert [бог творит чудеса] (Engelh., 455, 491); Krist wunderaere [Христос- чудотворец] (Walth., 5:35).

Troj. kr., 858:

Nû möhte iuch nemen wunder, waz göte wâren bî der zît?

Si wâren liute, als ir nû sît, wan daz ir krefteclich gewalt was michel unde manecvalt von kriutern und von steinen.

[теперь вы можете спросить, кем были боги в те времена.

Они были людьми, такими же, как вы сейчас, но их великому искусству было подвластно множество трав и камней]

Древние боги — это колдуны (Troj. kr., 859—911); Террамер [Terramer] называет Иисуса чародеем (Wh., 357:23). Статуя Тора говорит, ходит и сражается, но всё это происходит по воле дьявола (Fornm. sög., I, 302—306); статуя Фрея сходит с повозки и вступает в борьбу (Fornm. sög., II, 73, 75); tiuvele wonent darinne [внутри них (идолов) живет дьявол] (Rol., 27:8). Грааль защищает человека от любых чар: die edel fruht vom grâle unz an die funften sippe keines zoubers strâle traf in weder rucke, houbt noch rippe [благородный плод Грааля хранит нас от колдовских чар до пятого поколения, защищает нам спины, головы и ребра] (Tit., 2414). Mathematici — это тоже вид колдунов; в Cod., IX, 18 речь заходит «de maleficis et mathematicis» [о чародеях и звездочетах-математиках]; mathematicus — himilscowari [смотрящий в небо, звездочет] (Diut., I, 505a); mathematicus — tungelvitega, steorgleav [смотрящий на звезды, сведущий в звездах] (Haupt, Zeitschr., IX, 467b); у Юлия Павла в «Сентенциях» (V, 21): vaticinatores et mathematici, qui se deo plenos adsimulant [те прорицатели и звездочеты, что притворяются, будто они преисполнены божественной благодати].

[2] Нечто дурное есть нечто неправое, ошибочное — например, подозревая плохое, го-

ворят: «здесь что-то не то» [es geht nicht mit rechten Dingen zu]; das ich solcher frawen sei, die mit bosen stucken umbgen [что я из тех женщин, которые занимаются злыми вещами] (Bodm., Rheing., 424 — 1511 год). В древнескандинавском — fordæđuskapr, fordæđuverk [злые чары, злодейство] — veneficium [колдовство]; fordeþscipr в Gutalag, 77; fördæþa

в Ostg. lag., 225. В древнеанглийском: mânfordædlan — malefici [колдуны, злодеи] (Beov., 1120). Глосса к Lex, I, §2, Dig. de obseq. par. (indignus militia judicandus est qui patrem et matrem maleficos appellaverit [тот, кто объявит отца и мать колдунами, недостоин судейской службы]): hoc est qui matrem dixerit affactoratricem [то есть тот, кто провозгласит свою мать ведьмой]. Древневерхненемецкое zoupar [колдовство] (Graff, V, 580—582); в средневерхненемецком: den selben zouber [то же колдовство; мужской род] (Hartm., 1.Büchl., 1347); das zouber [колдовство; средний род] (Hartm., 1.Büchl., 1318); das zouber = зелье: mir ist zouber gegeben [мне подали колдовское зелье] (Herb., 758); Circe kunde trenke geben, sulich zouber, sulche spîse [Цирцея подавала ведовские напитки и такие же зелья, такие же блюда] (Herb., 17631). Среднелатинское zobria (женского рода; Mone, Anz., VII, 424); mit zouber varn [перемещаться с помощью колдовства] (MS, I, 73b). Интересный оборот встречается в Dresd. Wolfdietr., 162: kein zouber dir kan gewinken (рифмуется с trinken) [тебя не поколеблют никакие чары]; tover en ontfoerdene mi [если только он не восхитит меня чарами] (Karel, I, 1469); si zigen in zouberlîcher dinge [она показала ему нечто волшебное] (Trist., 272:2); zouberliste [колдовские чары] (Eracl., 1062); zouberliste tragen [наводить чары] (MS, I, 78b); zouberliste hân [владеть колдовством] (MS, I, 99b). Ummegan mit toverye und wyckerie [заниматься колдовством

игадательством] (Burmeister, Alterth., 25 — 1417 год); tovern und wykken [колдовать

ипредсказывать] (Burmeister, Alterth., 25); witken [заниматься предсказательством] (Brun, Beitr., 337); wickerie, bote, wichelie (Gefken, Beil., 141); toverie, wickerie (Gefken,

Beil., 124). Валлийское gwiddan — ведьма; древневерхненемецкое wichôn — saltare, gesticulari [прыгать, плясать, жестикулировать] (Graff, I, 708; ср. с Haupt, Zeitschr., III, 92). В древнеанглийском: hveoler, fugle hveoler (от hveo, колесо)­ — augur [гадатель по птицам]. По-латышски deewaredsis — боговидец, взору которого открыто всё потаенное; ср. с devins (см. I, 771). Ф.-К. Бутман полагает, что первичное значение греческого χράω (пророчествую) — «хватаю» (Buttmann, II, 256); ср. с древнескандинавским именем Grîpir [от grîpa — ловить, хватать, ухватывать (в том числе — в значении «понимать»)] (см. I, 771). Weishexen [ведунья, «мудрая ведьма»] (Gryphius, Dornrose, 90:27); wîzanunc — divinatio [предсказательство]; wizzigo — vates [пророк] (Gl. Schlettst., VI, 699); ein wizzag gewaere [правдивое предсказание] (MS, II, 189b); vitka lîki fara [странствовать в облике ведуна] (Sæm., 63a) — ср. с английским the wizard [ведун, колдун]. Древнескандинавское gan — magia (у Бьёрна; в Nialss., 683a то же слово переведено как inconsultus gestus [необдуманное действие]). Древнеанглийское hvata — omina, divinationes [знамения, предсказания] (Can. Edg., 16; см. примечание 3 к главе XXXV). Латинское veratrix — предсказательница, колдунья; verare — vera dicere [пророчествовать], ср. с veratrum [чемерица]. Литовское wardyti — колдовать. В древнескандинавском: satt eitt sagđak [произнес пророчество] (Sæm., 226b). Древневерхненемецкое wârsecco — divinator [предсказатель]; в средневерхненемецком: der warsager, unser warsager tut mir warsagen [предсказатель; наш предсказатель предсказал мне будущее] (H. Sachs, II, 4:12b, 13b). «Тот, кто занимается (предсказательством) в каком-то определенном месте, — как это принято у финнов и лапландцев» (Suomi (1846), 97, 98). Fara til fiölkunnigra Finna [отправился к финскому колдуну] (Fornm. sög., II, 167); kŷnga — magica (Laxd., 328). В Cavallius, Voc. Verl., 38a встречается слово kyng, переведенное как «бо-

лезнь». Leikur — ведьмы, versiformes [оборотни] (Grottas., 11). Между Лаутербахом и Гребенау некую пророчицу называли «e blô kend», то есть «голубое дитя».

[3]

Наложение чар с помощью устной речи по-средневерхненемецки называется galster (Lanz., 7011); mit galsterliste [с искусством заклинателя] (Fundgr., II, 100); galstern

[заговаривать] (Stald., I, 417). Carminatores, carminatrices [заклинатели, заклинательницы] (MB, XVI, 242 — 1491 год). Vermeinen — околдовывать (Schm., II, 587); vermaynen ad oculos, dentes [наводить чары на глаза, зубы] (Mone, Anz., VII, 423); verschiren — fascinare [зачаровывать] (Diut., II, 214b); другие выражения с тем же значением: verschieren, beswögen (Müllenhoff, 560), verruochen und vermeinen (Ges. Abent., III, 78). Homines magicis artibus dementare [сводить людей с ума при помощи магии] (Lambert., 214 — 1074 год). У Килиана: ungheren — колдовать, unghers — maleficus [колдун], ungherhoere — malefica [ведьма], unghers eyeren — volva q. d. manium sive cacodaemonum ova [вульва (вид гриба), которую называют яйцами призрака или злого духа]. В Van den Bergh, 58 приводятся фризские понятия tjoenders en tjoensters, обозначающие колдуна и колдунью. Fascinatione [околдовывание] — ougpente (Gl. Schlettst., XXV, 149).

По-древнескандинавски колдовство — seiđr; Gunnhildr lêt seiđ efla [Гуннхильд творила чары] (Egilss., 403); seiđstađr [колдовское место] или seiđstafr [колдовской жезл] (Laxd., 328) — ср. с лапландским seita (Castrén, Myth., 207, 208). О варении [Sieden] травяных зелий см. II, 641; о варении чулок см. II, 703.

Всредневерхненемецком: die buoze versuochen (использовать колдовские средства; Morolf, 916); sühte büezen [чарами исцелять хворь] (Freid., 163:16); de tene böten — приглушать зубную боль с помощью чар (Haupt, Zeitschr., III, 92); boeten [колдовать] (Gefken, Beil., 151, 167); boterie [колдовство] (Gefken, Beil., 124, 175, 177); zanzeln —на- водить чары (Mielcke, 36a).

Lupperie [колдовство] (Gefken, Beil., 109, 112); lâchenîe [колдовство, заговаривание] (Troj. kr. (Keller), 27234); lâchenaere [колдун] (Troj. kr. (Keller), 27240 [чит. 27248] — ср. с 963); stria aut herbaria [ведьма или травница] (Lex Alam., add. 22).

Вдревнескандинавском: bölvîsar konor [ведуньи, ведьмы] (Sæm., 197b — см. II, 578); frœđi — scientia [знание], meist — magia nigra [черная магия] (см. ниже, примечание 8).

По-новонидерландски колдуний и ведьм называют такими словами: nachtloopster [ночная скиталица], weermakster — призывающая грозу, luistervink — тайно нашептывающая, grote kol — великая лошадь; op kol rijden [ездить на лошади] = колдовать (Weiland, статья «kol»); in ma anwôt sein — быть заколдованным (Wolf, Zeitschr., II, 54). Necromanticus habebat cucullum ac tunicam de pilis caprarum [некромант носил капюшон и тунику из козьей шерсти] (Greg. Tur., IX, 6 — ср. с indutus pellibus [одетый

вшкуры] в Greg. Tur., X, 25).

Древнеанглийское drŷ, magus [маг], происходит не от греческого δρῦς, дуб (см. II, 889), а от ирландского draoi (draoithe во множественном числе): отсюда же — латинское druidae (Leo, Malb. Gl., I, 23). В Davies, Celt. res., 139 форма druid производится от валлийского derwydd. Заклинания читали по книгам: sîn zouber las [читал свои заклятья] (Pass., 171:25); ein pfaffe der wol zouber las [поп, что читал заклятья]

(Parz., 66:4); «ich hân von allem dem gelesen daz ie geflôz und geflouc» [я читал обо всех тех, кто плавает и летает], — говорит прорицатель (Troj. kr. (Keller), 19057); in den swarzen buochen lesen [читать по черной книге] (Ksrchron., 13234). Финское слово lukia означает «читать», однако в народных рунах этот термин повсеместно используется в значении «заклинать» (Castrén, S. X). Ze Dolet ich niht lernen wil von der nigromanzîe [я не хочу учиться нигромантии в Толедо] (MS, II, 63b); zu Toletum die ars necromantica lernen [изучать в Толедо искусство некромантии] (Caesar. Heisterb., V, 4; Jubinal, Mystères, I, 396); noch sô lernet man die list in einer stat zuo Tolêt diu in Hispanien stêt [это искусство изучают в городе Толедо, что в Испании] (Herb., 562) — ср. с Frommann, 225 и ze Dolêt (см. II, 653); ein stat heizet Persidâ, dâ êrste zouber wart erdaht [город под названием Персида, где изобрели колдовство] (Parz., 657:28). Бродячие школяры (vagi, vagantes) путешествовали от школы к школе и обучались черной магии (H. Sachs, II, 4:19d — см. в II, 614 об учениках и последователях дьявола). Cain lêrte sîniu chint dei zouber dei hiute sint [Каин обучил своих детей современному колдовству] (Diut., III, 59).

[4]

Средневерхненемецкое liezen означает augurari [предсказывать]; stille liezen [тихие пророчества] (Er., 8687); ich kann vliegen und verliezen [я умею летать и предсказывать будущее] (MS, I, 89a); sahsluzzo — magus (Hattemer, I, 259b). Слово zouberse означает sortilega [предсказательница] (Wolf, Zeitschr., II, 72); kanstu von zouber meisterschaft die wirf an sie [ты можешь колдовским мастерством обратить эти чары против нее самой?] (Laurin, 1675). Со шведским tjusa, колдовать, ср. датское kyse — terrere [пугать]. Burt — sortilegium [предсказание], burten — колдовать, предсказывать (Gefken, 99); ср. с литовскими формами burtas (жребий, sors), burti (пророчествовать), burtininkas (метатель жребия) и с латышскими burt (ведьмы), burtnecks (ведьмак). Жребий говорит: al darnâch daz lôz geseit, seit ez wol, misseseit ez [как скажет жребий, скажет ли он правду или солжет] (MS, I, 156а). Gougulares list [мастерство колдуна] (O., IV, 16:33); cauculare — magus (Haupt, Zeitschr., III, 382); mit gouegeles liste [с колдовским мастерством] (Fundgr., II, 99); gouegelâre list [колдовское мастерство] (Fundgr., [II], 99, 100); de gouchelâre [чары] (MB, VIII, 482); ein goukel [колдовство] (Eracl., 1110); gokelt onder den hoet [колдовать, надев шляпу] (Ferg., 2772); underm huol gaukeln [колдовать, надев шляпу] (Suchenw., XXIX:45). Стоит, возможно, предположить здесь связь со словом gouch, cuculus [кукушка]? Кукушка по-датски — gjög, а глагол «колдовать» — göjgle; в древневерхненемецком, однако, — kouh и koukalôn. Брат Барбарен [frère Barbarin] во «Флоре» практикует фокусничество и зовется словом encanteor. Sionhverfîngar подревнескандинавски — praestigiae [обманы чувств] (Sn., 79); в древнеанглийском gedvimor, gedvymor — fantasma, praestigium [иллюзия, ложное видение].

Существует старинный германский корень, прослеживающийся в древневерхненемецком hliodar и древнеанглийском hleođor — sonus, vaticinium [звук; предсказание]; древнескандинавское hliođ означает уже только sonus [звук]. В древневерхненемецком: hleodarsâzo — hariolus, necromanticus [гадатель, некромант]; hleodarsizzeo, hleodarsezzo — ariolus [гадатель]; hleodarsâza — vaticinium [пророчество] (Graff, VI, 302, 304); liodersâza (Hattemer, I, 261); in cervulo [в оленьей шкуре] — in liodersâza, coragius [кудесник] — liodirsâzo (Gl. Schlettst., XXIII, 3, 8 — см. раздел «Суеверия», А).

Судя по корню sâza, пророк обычно сидел на стуле? Слово sahsluzzo, маг (Graff, VI, 91; II, 322), буквально, судя по всему, обозначает того, кто предсказывает будущее по ножу или мечу.

[5] Владение колдовством приписывали главным образом женщинам. Жрицы

и пророчицы были седыми старухами (см. I, 279). Сивилла «saz antfas an irme betehûs» [сидела всклокоченная в своем храме] (En., 2694); grôz und grâ was ir daz hâr und harte verworren als eines pferdes mane [ее длинные седые волосы были спутаны, как лошадиная грива] (En., 2698); daz mies lokehte hienc ir ûz den ôren [мшистые волосы висели у нее из ушей] (En., 2708). В неаполитанском диалекте: scirpia — brutta strega [уродливая ведьма]: от scirpus, juncus [камыш, тростник]. У Вальтера wunderaltez wîp [древняя старуха] толкует сновидение и клянется делать это в дальнейшем (Walth., 95:8); vielle sorcière [старая ведьма] (Méon, III, 159); fostermoder [мачеха] провидит будущее (Arvidss., II, 5); kerlînga villa [бабьи сказки] (Sæm., 169); alter wîbe troume [старушечьи сны] (Türl., Wh., 82a); «чертом оседланная копательница корневищ, шептуха-заговорщица, до трав охотница засохшая» (Garg., 189a). Ирландское слово cailleach означает женщину в вуали, старуху и ведьму. Пастухов тоже считали колдунами: «… ибо мы, пастухи, отрезаны от мира, и в тихом одиночестве, пока пасутся наши добрые овечки, мы, конечно, предаемся многим размышлениям» (Voss, Idyll IX, 49).

[6]

Hegitisse — eumenides [эвмениды], hägtis — striga [ведьма] (Gl. Jun., 378, 381); hazzisa — eumenides (Gl. Schlettst., VI, 273); haghetissen (Br. Gheraert, 717) — ср. с hezosun —pa- laestritae [борцы] (Graff, IV, 1073); hagedisse — lacerta [ящерица] (древневерхненемецкое egidehsa; «Gemmula Antwerpiensi» в Hoffmann, Hor. Belg., VII); в Ring, 210, 211 ведьма зовется словом häxe, а в Ring, 219 — словами häxe и unhold. Возможно, литовское kékszě (шлюха) образовано от немецкого Hexe (как keksztas — от Heher)? В Ring, 230 упоминается ведьма по имени Hächel, «чаровница»; ср. с hägili stâ! (остановись, ведьмочка!) в Ring, 57. Швейцарское слово hagsne, тоже обозначающее ведьму (Stald., II, 10), может быть связано с древневерхненемецким hahsinôn, subnervare [подрезать сухожилия], поскольку ведьмы лишают человека сил, поедая его сухожилия (comedere nervos — см. II, 691); ср. с фризскими hexna, hoxna, hoxne — poples [поджилки].

[7]

Один зовется galdrs föđr [отцом чар] (Sæm., 94a). В «Вилькина-саге» упоминается чародейка по имени Остация, выучившаяся колдовству от своей мачехи (ср. с II, 662). Поэтические названия ведьм см. в Skaldskap., 234. Колдунья — это vala, или völva: seiđstađr mikill, þôttust menn þâ vita, at þar mundi verit hafa völu leiđi nockud [найдя там колдовской жезл, люди решили, что это курган вёльвы] (sagae tumulus [курган ведуньи]; Laxd., 328). Еще ведьму могли называть словом flögđ: flögđ â Heiđarskôg [колдунья из леса Хейд] (Fornm., III, 122); в новонидерландском — nachtloopster, grote kol (см. выше, примечание 3); ср. с rœrđi sîn gand, fôr at seiđa [взлетела в воздух (см. ниже, примечание 15), отправилась колдовать] (Vilk. saga, CCCXXVIII).

[8]

Gera seiđhiall mikinn [сделали огромный колдовской помост]; видимо, этот помост мог выдержать множество людей: þau fœrdust þar â upp öll, þau kvâđu þar frœđi sîn, en þat voru galdrar [все они поднялись на него и завели песнопения, это были заклятья] (Laxd., 142).

[9]

В лангобардских глоссах — nasca вместо masca (Haupt, Zeitschr., I, 556); ср. с talamasca — см. II, 487. Со словом striga ср. греческое στρίγξ: сова, которая, по сказаниям,

подстерегает детей и которую можно отпугнуть с помощью боярышника (Ovid, Fast., VI, 130—168); στρίγλα у Льва Аллация; στίγλος (γόης [колдун]) (DC). Маску еще на-

зывали словом schembart (Schm., III, 362; Jäger, Ulm, 526); nu sitze ich als ein schempart trûric [сижу, как траурная маска] (Renn., 17998); scema — larva [маска] (Graff, VI, 495, 496); нижненемецкое scheme встречается у Фосса; в новонидерландском scheem, scheme — тень; ср. с scheine в Frauenl., 174.

[10]

О chervioburgus см. Malb. Gl., II, 153, 154. Мюлленгоф (в Waitz, 287; см. также Mone, Anz., VIII, 452) сравнивает chervioburgus с κερνοφόρος — жрецом, носившим кернос

в ходе мистерий. В тирольском сказании тоже говорится о котле ночных странниц (Germania, II, 438). В немецких сказках ведьма и старая повариха — это одно и то же (см. KM, № 51; Lisch, Meklenb. Jb., V, 82). Финская богиня Кивутар [Kivutar] стоит на горе или холме (под названием kipula или kipivuori, kipumäki, kipuharja — гора, холм, вершина страданий) у котла (kattila или pata) и варит людские несчастья. В «Калевале» упоминаются цветастый подойник (kippa), медный чан (vakka), kattila [котел] (Kalevala, XXV:181, 182, 196). По Ренвалю, ведьм называют еще panetar, panutar. Бабочку зовут kettelböter (истопным котлом) и molkendieb (вором молока; см. II, 681).

[11] Солеварни — это священные божьи дары, находящиеся под защитой народного

права (Rommel, VIII, 722). Соль ставили на столы и алтари: sacras facite mensas salinorum appositu [освящаете столы, ставя на них солонки] (Arnobius, II, 67); salinum est patella, in qua diis primitiae cum sale offerebantur [солонка — это тот сосуд, в котором преподносили жертву богам урожая]. Египтяне же, напротив, ненавидели соль

иморе; их жрецам было запрещено ставить соль на столы (Plut., De Iside, XXXII).

Вкельтских языках, по утверждению Лео (см. Haupt, Zeitschr., V, 511), чередование звуков h и s (как в hal и sal) имеет синтаксическое значение; гаэльское sh, — опять же, по словам Лео, — произносится как h. Название Hallstadt правильнее писать как

Hallstatt (Matth. Koch, Reise, 407). На санскрите соль — sara. Латинское halec [сельдь] происходит от греческого ἄλς [соль] (GDS, 300).

[12]

Ведьмы едят конину (Wolf, Zeitschr., II, 67). Во время подгорного танца троллей музыку наигрывают на лошадиной кости (Afzelius, II, 159) — ср. с прусским сказанием в N. preuß. Prov. Bl., I, 229.

[13]

Ведьмы совершают свои выезды ночью на 1 мая (Lisch, Meklenb. Jb., V, 83; Wolf, Zeitschr., II, 68). Согласно Possart, 161, в Эстонии ведьмы тоже собираются в эту ночь. В других источниках говорится о ведьминских собраниях в ночь на 23—24 июня, а также в Иванову ночь и на праздник солнцеворота. «Первого мая ведьмы едут на Блоксберг: на протяжении двенадцати дней они станцовывают оттуда весь снег, и начинается весна» (см. статью Куна в Haupt, Zeitschr., V, 483): здесь ведьмы предстают в образе эльфических или божественных дев.

[14]

Ведьминские горы: Брюкельсперг (Wolf, Zeitschr., I, 6); несколько Блоксбергов в Гольштейне (Müllenhoff, 564); Броккенсбург (Dittmer, Sassenrecht, 159; GDS, 532). Ведьмина гора [unholdenperg] упоминается уже в MB, XXVIIIb, 170, 465. «У края Хильса, рядом с Дуйским (Дуингенским) лесом, есть высокая гора, которую называют Лысой из-за того, что на ней видны прореженные участки: там, как говорят, в Вальпургиеву ночь танцуют ведьмы (точно так же, как и на гарцском Броккене)» (Zeiler, Topogr. ducat. Brunsv. et Luneb., 97). Между Форвальдом и Виккенсеном (в районе Брауншвейга) есть ведьминская гора, которую называют горой святого Илии. Возле Брюниггаузена стоит гора Кукесберг, упомянутая под этим названием уже в «Описании пределов гильдесгеймского диоцеза» (ср. с Lünzel, 31, 38); Групен называет эту гору Кокесбургом: свое название она получила в связи с тем, что на ней, по поверью, находится чертова кухня. Гольштейнские ведьмины горы и все места, на которых колдуньи собираются в этой области, перечислены в Müllenhoff, № 289, 288. Еще одна ведьмина гора находится около Юльхендорфа (в районе Мекленбурга; Lisch, Meklenb. Jb., V, 83); считалась ли местом собрания ведьм гора Коильберг (Gefken, Catal., 111)? В Sommer, 56, 174 Броккен называется Глокерсбергом. Схожие легенды ходят о Пфетерсберге (горе святого Петра), что во франконском Марктбюргеле. С эльзасским Бюхельбергом ср. buhilesberc, pückelsberg (Graff, III, 185). О других местах собрания ведьм в Эльзасе см. Alsatia (1856), 283. На горе Хойберг (или Хёперг) живут не только ведьмы, но и цверги (Ring, 211); «летят над Хёпергом ведьмины кони» (Ring, 234). В Тироле ведьмы слетаются на вершине горы Шлерн (Zingerle, Hexenproc., 37); еще семь мест перечислено в Zingerle, Sitten, 32 и в Alpenburg, 255, 262. В шведском Блекинге место собрания ведьм называется Холмом Пресвятой Девы [Jungfrukullen] (Wieselgr., 398); в сказках упоминается Блокула, или Хекенфьелль (Cavallius, [I], 447, 448). Сербские вилы пляшут на вершинах гор («вр» посербски): это называется врзино коло [вершинным хороводом]; там же вилы посвящают людей в свои ученики (Vuk, статья «Врзино коло»). У Флориана Цейновы: «Łesogora seu [или] Bloksbarch»; Лысая Гора — это буквальный перевод названия Kalenberg (лысый — kahl; Linde, II, 1318, 1319). В финском — kipula или kippumäki (ср. с Peterson, 72, 73; см. выше, примечание 10). В Моравии, по словам Бенеша Кульды, ведьмы собираются на горе под названием Радость [Radošt]. В Персии гору Демавенд еще называют Arezûra: там собираются дэвы и колдуны (Spiegel, Avesta, II, S. CXIV).

[15]

Оборот «rœrdi sîn gand» в Vilk., CCCXXVIII, судя по всему, означает «взлетела в воздух [на посохе?]». В «Эдде» упоминаются цверг Gandâlfr (Saem., 2b) и валькирия

Göndul (см. I, 707, 708). Хехель [Hächel] ездит на волке (Ring, 230, 237); ведьмы летают на козах (Ring, 210, 211). В Matth. v. Kemnat, 118, 119 вместе упоминаются unholde и nachthusser; возможно, в последнем слове содержится корень thusse, durse? В Passion., IV, 85: daz ist ein nachtvole, den guoter werke tages lieht lât gesehen wênec iht [это ночная птица, которой почти не доводится видеть дневной свет]. В XXVI главе «Саги о людях из Озерной долины» (Vatnsdoela, 106) описано странное шествие одной колдуньи: þar fer þâ Liot, ok hefir breitiliga um sik bûit, hun hafđi rekit fôtinn fram yfir höfuđit, ok fôr öfug, ok retti höfuđit ût â millum fôtanna aptr; ôfagurligt var hennar augnabragd, hversu hun gat þvî tröllsliga skotit [вот идет Льот (Уродина) в диковинном

наряде; она перебросила одежду себе через голову и шла задом наперед, опустив голову между ног. Взгляд у нее был страшный, как будто она стреляла темными чарами]. Согласно Vatnsdoela, 107 (примечание Верлауфа), в (старой) «Саге о Золотом Торире» (глава XVII) описана такая же колдовская процессия, цель которой — затупить вражеское оружие.

[16]

Танцы троллей описаны в Afzelius, II, 158, 159. В Lisch, Meklenb. Jb., V, 83 приведено интересное сказание о великане, закатившем пир под горой, — на столе для него пляшут мужички-с-ноготок; в остальном эта легенда входит в круг типичных преданий о ведьмах. Ганс Сакс говорит, что ведьмы танцуют и устраивают свадьбы на огромном буке (H. Sachs, V, 343b—c). В Firmenich, II, 383, 384 приведено сказание о шпильмане, который очутился на колдовском пиру и оказался вынужден играть музыку для ведьминских танцев. По-древнеанглийски ведьму называли nihtgenge [ночной бродягой]: ср. с nahtegese, nahteise (Andr. [und El.], S. XXXII); nachtridders [ночные всадницы] (Br. Gher., 715); ночной народ (Vonbun, 34, 35; Wolf, Zeitschr., II, 53); glauben das die lüte des nachtes farn [по-моему, это едет ночной народ] (Gefken, Beil., 24). Nâttfari — древнескандинавское мужское имя (Landn., I, 1); varende vrauwen [женыстранницы] = ведьмы (Belg. mus., II, 116; Br. Gher., 717); ausfahrerin [путешественница] (Judas Erzsch., II, 107); nahtfrawe [ночная жена] в Mone, VIII, 408 — «повивальная бабка»; nachtfrala — название растения mirabilis jalappa, belle de nuit [ночная краса-

вица] (Castelli, 205). Фессалийские ведьмы тоже выезжали ночами: φασὶ δὲ αὐτὴν καὶ πέτεσθαι τῆς νυκτός [говорят даже, что они летают по ночам] (Lucian, Asinus,

I). Сербские колдуны и их ученики путешествуют вместе с духами-вилами. Ведьма ворует бочки с вином из погребов (H. Sachs, I, 5:532b). В Pertz, II, 741 — сказание о косматом духе [pilosus], наполняющем фляги.

[17]

Форма dâse напоминает о древнеанглийском dvaes, fatuus [слабоумный]; впрочем,

вReinaert, 7329 слово dasen (insanire [сходить с ума]) рифмуется с verdwasen: соответственно, dasen — не то же самое, что dwasen. В Hoffmann, Hor. Belg., VII слово dase переводится как peertsvlieghe (crabro [шершень]); в Марке пчелиный рой до сих называют dasenschwarm (Schmidt v. Wern., 276, 277). Средневерхненемецкое daesic hunt [глупый пес] (Frauenl., 368:2); Хеймдалль в Sæm., 92b зовется hornþytvaldi [дующим

врог].

[18]

ВWolf, Zeitschr., II, 64 перечислены другие имена дьяволов и ведьм, связанные

стравами и цветами. Женское имя Schöne в форме Scônea встречается уже в древневерхненемецких источниках. Gräsle, Kreutle [«травка»], Rosenkranz (Keller, Erz., 195). Эльфы [elfvor] днем превращаются в цветы или ветки (см. примечание 28 к главе XVII). В Berthold, 56 музыкант носит имя Hagedorn [«боярышник»] — возможно, так же называли дьявола? Вероятно, Lindentolde [«липовая крона»] (Ring, 235) — это имя ведьмы? Дьявола часто описывают красавцем: daemon adolescentis venusti speciem induens [приняв вид молодого и привлекательного демона] (Caesar. Heisterb., V, 36). Отсюда — такие имена, как Frisch, Springinsfeld, Flederwisch, Schlepphans

[«свежий», «весна-в-полях», «живой, бодрый»] (Thür. Mitth., VI, 3:68, 69 — 1597 год). Die sieben flederwische [семь перьевых метелок] = ведьмы (Panzer, Beitr., I, 217); aller flederwische und maikäferflügel gesundheit [за здоровье всех чертей (ведьм?) и жучиных крыльев!] (Franz. Simpl., I, 57, 49 [чит. 59]); hinaus mit den flederwischen! [долой этих чертей!] (Ung. Apotheker, 762). Другие имена: Zucker, Paperle [«сахар», «перчик»]. Имена чертей из альсфельдских Страстных мистерий см. в Haupt, Zeitschr., III, 484—493.

[19] Ведьмы приносят дьяволу клятву в том, что отныне они будут исполнять его волю;

см. интересное признание одной ведьмы из Урсеренталя (1459 год; Geschichtsfreund, VI, 246). Чертова невеста сидит на дереве вместе со своим «хладносеменным вонючим женишком» (Garg., 72b); дьяволы и ведьмы танцуют и справляют свадьбы на ветвях и деревьях (H. Sachs, V, 343b—c). Уже в документах XII века встречаются такие прозвища, как osculans diabolum, basians daemonem, demonem osculans, bèse diable [целующий дьявола, лобзающий демона, целующий демона] (Guérard, Prolegom. zum cart. de Chartres, S. XCIV). Что означает встречающаяся там же кличка osculans acnionem? Tres mulieres sortilegae Silvanectis captae et per majorem et juratos justiciatae [в Санли были пойманы три ведьмы, которые предстали перед судом] (1282 год); епископ настаивал на том, что дознание следует вести ему самому (Guérard, Cart. de N. D., III, 341). Еще раньше: judices tanquam maleficam et magum miserunt in ignem [судьи предали их огню как ведьму и колдуна] (Caesar. Heisterb., VI, 99) — это случилось в Зосте, в начале XIII века. В Англии имел место «proceedings against dame Alice Kyteler prosecuted for sorcery in 1324 by Richard de Ledrede bishop of Ossony [Ossory]» [суд над леди Алисой Кителер, обвиненной в колдовстве в 1324 году Ричардом де Ледредом, еписком Оссори] (см. Proceedings (ed. by Thom. Wright), Lond., 1843 (Camden society), S. XLII, 61). В документах 1420 года упоминается strega, обращавшаяся кошкой (см. об этом в Reber, Hemmerlin, 248). Освальд фон Волькенштейн (начало XV века) в одной из своих песен говорит о старухах (Wolkenstein, 208):

zauberei und kupelspiel das machen si nit teuer,

es wird doch ie eine versêrt mit einem heißen feuer.

[колдовство и сводничество —

мало им этого:

каждая из них будет страдать в горячем пламени]

«Vil fewers zu! Ist der beste rat» [побольше костров! это лучшее, что можно сделать], — говорит Матфей из Кемната (Matthias von Kemnat, 117); однако для Ганса Сакса (H. Sachs, I, 532c) было очевидно, что:

des teufels eh und reuterei ist nur gespenst und fantasei,

das bockfaren kumpt aus misglauben.

[чертовы свадьбы и колдовские странствия — всё это мираж и фантазия, поездки на козле — это просто суеверие]

Английское исследование Гиффорда (1603 год), касающееся ведьм и ведьмовства, переиздано в серии «Percy Society» в 1842 году. Сжигание и рассыпание пепла упоминается уже в Rudl., VI:49: rogo me comburatis, in aquam cinerem jaciatis [прошу вас сжечь меня, а пепел бросить в воду]. Fornm. sög., II, 163: klauf hann þâ þôr î skîđur einar, lagđi î eld ok brendi at ösku, sîđan fêkk hann ser lög nökkurn, kastađi þar â öskunni, ok gerđi af graut, þann graut gaf hann blauđum hundum (в другом варианте: grey hundum) [он сломал одну сухую палку, положил ее в огонь и сжег в пепел, потом он взял немного воды, бросил туда золу и сварил из нее похлебку, которую отдал трусливым собакам (серым собакам)]; ср. с I, 411.

[20]

Принося клятву дьяволу, ведьма поднимает левую руку (Geschichtsfreund, VI, 246). О знаках, которые дьявол налагает на тело ведьмы, см. Mone, Anz., VIII, 124, 125. Греки тоже верили в то, что фессалийские ведьмы пользуются колдовской мазью (Lucian, Asinus, 12, 13; Apulejus, 116, 117); у Винтлера: vil kunnen salben den kübel, das si obnan ausfarn [многие умеют смазывать мазью лохань, чтобы затем взлететь на ней к небу] (см. раздел «Суеверия», G, строка 180). У Фишарта ведьма зовется «всадницей на вилах» (Garg., 47a); ведьмы до смерти загоняют своих верховых телят и коров (см. II, 653); у ведьм есть крылья (Müllenhoff, 212). Поезды ведьм и колдунов в небесах — это тот же божественный riđa lopt ok lög [галоп по воздуху и воде]; ср. со сказанием о мореходе, который вместе со своим слугой плавает по воде, по воздуху и по суше (Müllenhoff, 222). Среди ведьм дьявол восседает на памятном столпе (= на ирминсуле; Mone, Anz., VIII, 130); дьявол может садиться на дерево вместе с ведьмами, может танцевать с ними на сучьях и проводить свадьбы (H. Sachs, V, 343b—c; см. выше, примечание 19). Ведьминские пиры подобны пирам фей: все блюда по вкусу напоминают гнилое дерево и могут внезапно превращаться в нечистоты; вся еда, полученная от хульдр, тоже превращается в коровий навоз (Asbiörnsen, Huldr., I, 49, 51). Дьявол во время ведьминских сборищ может играть на волынке (Thür. Mitth., VI, 3:70). С молодой ведьмой, которую оставляют следить за жабами, ср. сказку о трех

Schott, 291 — fifuntrager [дудочница]; ср. с pipolter, fifolter. Ведьма может разродиться блуждающими огоньками (Thür. Mitth., VI, 3:69). Колдовская сила ведьмы заключается в волосах, потому их следует обрезать всем, кого подозревают в чародействе (об этом упоминает уже М. Бехайм: см. M. Beham, Wien., 274) — ср. с «косой вихтеля». Ведьма может связать своего любовника-черта нитью, вытянутой в церкви (Thür. Mitth., VI, 3:70). Ведьмы не могут уйти под воду, а Гудрун говорит о себе: hôfo mik, ne drekđo hâvar bâror [высокие волны подняли меня, а не утопили] (Sæm., 267a); hon mâtti eigi söcqva [она не могла утонуть] (Sæm., 265). Уродливую немецкую ведьму можно сравнить с финской Pohjan akka harvahammas [редкозубой северной старухой] (Kalev., II:187, 205; V:135).

[21] Ведьмы поедают конину или даже человечину, боятся колокольного звона — всё

это сближает их с существами языческого происхождения. С ведьминскими знаками и знаками Смерти ср. готский перевод Гал.6:17: stakins fráujins ana leika baíran [ношу язвы господа на теле моем]. Интересно, что ведьма не в состоянии заплакать: глаза у нее могут быть на мокром месте, но слезы не текут никогда. В протоколе допроса тирольской ведьмы сказано: «пялит глаза, совсем не плачет». То же самое сказано о Тёкк: Thöck mun grâta þurrum târum Baldrs bâlfarar [Тёкк оплачет смерть Бальдра сухими слезами]. В этом великанша подобна ведьме.

[22]

От дьявола можно защититься, если лечь под бороной: см. сказания в Müllenhoff, № 290 и в Firmenich, I, 206b. Кто положит на голову кусок дерна, тот становится невидимым для ведьм (Panzer, Beitr., I, 240, 241). Надевая венок из будры, человек обретает способность опознавать ведьму по внешнему виду (Sommer, 58). Священники узнают ведьм по круглым шляпкам (Ceynowa, 14).

[23]

Польское слово iędzona означает старую ведьму-людоедку, которая в основном ест детей; ср. с iędza — фурия. О злых женах с белой печенью рассказывают и во Франции; о мужчинах с белой печенью см. в Schambach, 123a. Ведьмы набивают людям солому вместо сердца: þer î briosti liggr halmvisk, þar er hiartat skyldi vera [вкладывает солому в грудь, туда, где должно быть сердце] (Fornm. sög., II, 208); собственное имя Walther Ströwinherz [«соломенное сердце»] упоминается в Schreiber, Freiburg. Urk., II, 161. В «Сатириконе»: strigae puerum involaverant et supposuerant stramentitium vavatonem [ведьмы крадут детей и подкладывают вместо них соломенные чучела] (Petron, LXIII) и там же, чуть ранее: videt manuciolum de stramentis factum [видит пучок соломы]. На пирах ведьмы обычно убивали маленьких мальчиков, варили их или жарили, а затем съедали. Это напоминает и о языческих жертвоприношениях, и о поведении сказочных великанов. Убийство, приготовление и поедание детей — это исключительно древний и крайне важный обряд (см. KM, № 15, 51, 56 — ср. с II, 665, 668). С колдовством связывали и процесс варки в котле, и сам образ котла.

править­ деревянным конем карлика Паколе [Pacolet], нужно было просто поворачивать колышек в нем направо или налево (Val. et Orson, XXVI; Nl., XXIV). Подвязка на ноге поднимает человека в воздух (Elis. Charl. v. Orl., 505).

[27] Полеты немецких ведьм тоже прерываются из-за колокольного звона. Если кол-

дунья опаздывает домой и в этот момент в церкви начинают звонить к заутрене, то ведьма замирает в воздухе и не может сдвинуться, пока не отзвучит последний удар. Ведьма обругивает колокол (Panzer, Beitr., I, 20).

[28]

Уже у Плиния Старшего: carmine grandines avertere [отводить град заклинаниями]

(Plin., XVII, 28). Град, как зерна на поле, разбрасывают в огромных количествах: τῆς χαλάζης ὅσον μέδιμνοι χίλιοι διασκεδασθήτωσαν [пусть ветром разбросает тыся-

чу мер града] (Lucian, Icaromen., XXVI). «Градовар», то есть тот, кто варит град, — это старинное ругательство (Mone, Schausp., II, 274). Немецкие ведьмы разбрасывают колдовской порошок с криками «alles Schauer! alles Schauer!» [засыпь всё вокруг!]. Как-то один сапожник в шутку сказал своей служанке перед Вальпургиевой ночью: «Возьми меня завтра с собой на гору святого Петра!» Вечером поднялась буря, которая сотрясла все двери и все сундуки в доме сапожника, который сразу понял, что происходит. Эстонцы умеют призывать холод: если перед эстонцем поставить две кружки пива или воды, то в одной из кружек жидкость замерзнет, а во второй — нет (см. «Донесение Вульфстана о плавании в Балтийское море»). Грозу нужно как следует проварить: если котел опустошить слишком рано, то колдовство не возымеет действия (Mone, Anz., VIII, 129, 130). Точно так же, с помощью котлов, призывают грозу

икалмыки (Klemm, III, 204). Ведьмы варят яблочный цвет, чтобы испортить урожай фруктов (Mone, Anz., VIII, 129). Ведьма [Dull] стряхивает град с ели (Panzer, Beitr., I, 20). Швыркая носом, старуха говорит: «У меня на спине как будто недели две непогода сидела». Услышав это, охотник ударяет ее палкой по горбу и восклицает: «И что же ты, старая ведьма, не могла ее раньше сбросить?» (Simplic. [1713], I, 287). Ведьмы призывают снежные бури и камнепады (ein rübi gan), которые обрушиваются на поля и портят посевы (Proc. vom Ursernth., 245—248). Дождевые девы питаются посевами, полегшими от дождя (Panzer, Beitr., I, 88). У Филандера фон Зиттевальда и во Franz. Simpl., I, 53, 68 к ведьме обращаются со словами «das alte wetter»; еще колдуний зовут hagelanne, donnerhagelsaas [громовой, грозовой, градовой сытью] (7 Ehen, 78), «наседками ливней», «смазывающими вилы». Ведьмы — творительцы гроз (Wolf, Ndrl. Sag., 289). Ведьма выпадает из-под облаков (Bader, № 337, 169). Сербская вила тоже водит облака («воде облаке»), творит грозы (Vuk, статья «Врзино коло») и учит своих последователей делать то же самое. Немецкая поговорка «старуха свою юбку протряхивает» (то есть «идет снег») напоминает о ведьме из валахского сказания — она разбрасывает юбки. Суринамские индейцы верят, что их колдуны повелевают грозами, ливнями

иградом (Klemm, II, 168). Старофранцузские поэты давали языческим королям такие имена, как roi Gasteblé [Истребитель хлеба] (Guillaume, IV, 179:256), roi Tempesté [Буря] (Guillaume, IV, 257:26) — ср. с Mätzner, 257 и с именем Tampastê в Wolfram,

Wh., 27:8 (рифмуется с Faussabrê — от Faucheprê [«выкашивающий луга»] или от Faucheblê [«выкашивающий хлеба»]?); ср. с Wolfram, Wh., 46:20; 344:7; 371:3; 442:39. Фессалийская ведьма крадет луну с неба и запирает ее в ларце (Aristoph., Wolken, 749). At vos deductae quibus est fallacia lunae [якобы вы колдовством можете свести луну с неба] (Propert., I, 1:19); tunc ego crediderim vobis et sidera et amnes posse cytacaeis ducere carminibus [тогда я поверю, что вы можете направлять движение звезд и рек китейскими заклинаниями] (Propert., I, 1:23); illic et sidera primum praecipiti deducta polo, Phoebeque serena non aliter diris verborum obsessa venenis palluit [так впервые с небесного свода чарами сорвали светила: охваченная ядовитыми заклинаниями, побледнела ясная Феба] (Lucan, Phars., VI, 496); cantus et e curru lunam deducere tentat et faceret si non aera repulsa sonent [пытались заклинаниями свести луну с ее курса, и всё бы получилось, не окажись чары отражены медными трубами, что в тот момент зазвучали] (Tib., I, 8:21); hanc ego de coelo ducentem sidera vidi [я видел, как она звезды низводит с небес] (Tib., I, 2:45); te quoque, luna, traho [и тебя, луна, тащу] (Ov., Met., VII, 207); in hac civitate, in qua mulieres etiam lunam deducunt [в этом городе, где женщины могут

илуну свести с неба] (Petron, CXXIX).

ВЭстонии ведьмы связывают несколько ржаных колосков и произносят над ними заклятья. Такие узлы нужно быстро найти и сжечь, иначе урожай будет негодным (Possart, 164 — ср. с 162).

[29]

Чтобы изменить чей-нибудь облик, чародей касается этого человека жезлом: ῥάβδῳ ἐπιμάσσεσθαι (Od., XIII:429; ср. с Od., XVI:172). Венера касается уст Аскания

пером (En., 802), а Дидона выплетает чары из уст (En., 815). Из груш-падалиц можно сотворить мышей, только у них не будет хвостов (Firmenich, I, 276b); ср. с рыжей мышью (см. выше, примечание 25). «Творить маленьких щенков» (Simpl. (ed. Keller), 296, 297 — ср. с 328). По Ренвалю, bjära — это то же, что финское para: genius rei pecuariae lac subministrans [покровитель скотоводства, дарующий молоко] (ср. с Lencquist, De superst., I, 53; Castrén, 167, 168; Ganander, Myth. fenn., 67; ср. с Juslenius, статья «para»). В Онгерманланде — bjara (Almqvist, 299), в Вестерботтене — bara (Unander, статья «bara»); в словарике готландского диалекта (Almqvist, 415) bjära описывается как «småtroll med tre ben» [маленький тролль с тремя ногами]. Эстонцы делают изображение домового из старых метел (Verh., II, 89); возможно, Гёте позаимствовал рассказ об ученике чародея из Lucian, Philops., 35, 36 (Bipont., VII, 288)? Из дерева делают человека, в грудь ему вставляют сердце, он оживает, ходит и убивает других (Fornm. sög., III, 100).

[30] Восковые фигурки вешали на дверях, на перекрестках, на могилах родителей

(Plato, De legib., XI, 933); в другом месте у Платона (?) Анахарсис говорит о восковых изображениях у фессалийских колдуний; о восковой фигуре фараона Нектанеба см. в Callisth., 6. Архиепископ Герхард Бременский на синоде 1219 года объявил штедингов еретиками и выдвинул против них такое обвинение: quaerere responsa daemonum, cereas imagines facere, a phitonissis requirere consilium et alia nefandissima

tenebrarum exercere opera [ища ответа демонов, они лепят восковые фигуры, испрашивают совета у прорицательниц и творят другие темные и нечестивейшие дела] (Sudendorf, Registr., II, 158); quaerunt responsa daemonum, cerea simulacra faciunt et in suis spurcitiis erroneas consulunt phitonissas [они ищут ответа демонов, творят восковые изображения и, по гадкому заблуждению своему, советуются с прорицательницами] (из буллы Григория IX от 1233 года; Sudendorf, Registr., II, 168). О восковых изображениях см. Osnabr. Ver., III, 71. Среднелатинское слово invultuor толкуется как praestigiator, qui ad artes magicas vultus effingit [колдун, который сотворяет лики для магических целей]; invultare — то же, что и fascinare [заколдовывать], французское envoulter (Ducange, статьи «invultare» и «vultivoli»). Эти колдуны старались придать черты того человека, которого они хотят зачаровать, восковой или глиняной кукле; такую фигурку торжественно крестили и помазывали в присутствии кумовьев. Если это изображение затем проколоть иголкой, то человек почувствует острую боль; если иглу воткнуть в голову или в сердце — человек умрет. Воск для такой процедуры лучше всего получать из пасхальной свечи — ее выносили из церкви и растапливали. Втыкание иголок в восковую фигуру упоминается в Kemble, Chartae, S. LIX. LX и в сказании из Müllenhoff, 223. Ср. с imago argentea [серебряным изображением] (см. примечание 26 к главе XXXVI); ferebatur imaginem quandam ad instar digiti, ex Egipto adlatam, adorare, a qua quotiens responsa quaerebat, necesse erat homicidium aut in summo festo adulterium procurare [время от времени носят на поклонение некое изображение в форме пальца, привезенное из Египта: чтобы эта фигура дала ответ, необходимо было совершить убийство или прелюбодеяние на главном празднике] (ср. с Pertz, X, 460; см. выше,

примечание 20 о большом пальце вора). В связи с вырезанием следа из земли можно вспомнить традицию τηρεῖν τὸ ἴχνος καὶ ἀμαυροῦν, vestigiura observare et delere [на-

ходить следы и стирать их] (заметать, уничтожать следы) — правой ногой наступали

на след чужой левой ноги, а левой — на след своей правой, произнося при этом такие слова: ἐπιβέβηκά σοι καὶ ὑπεράνω εἰμί! — conscendi te et superior sum! [я наступил

на тебя и поднялся над тобой!] (Lucian, Dial. Meretric., IV; GDS, 137).

Колдовские предметы, дарующие их носителю невидимость: шлем-невидимка (см. I, 762), птичье гнездо (см. примечание 9 к главе XXXII), правое перо из петушиного хвоста (см. примечание 22 к главе XXI), семя папоротника (см. II, 894), кольцо (или, скорее, камешек в кольце; см. II, 906; Troj. (Keller), 9203, 9919), полынь [или цикорий, или гелиотроп; sonnenwendel — см. Wörterbuch, статья «sonnenwendel2»], положенная под камень (Mone, VIII, 614).

[31]

Плиний Старший говорит: homines in lupos verti rursumque restitui sibi, falsum esse existimare debemus. Unde tamen ista vulgo infixa sit fama, in tantum ut in maledictis versipelles habeat, indicabitur [веру в то, что люди превращаются в волков, а затем вновь возвращаются к людскому облику, следует признать заблуждением. Однако слухи об этом так распространены в народе, что само слово оборотень стало расхожим ругательством] (Plinius, VIII, 34). Древневерхненемецкое собственное имя Weriwolf встречается уже в текстах IX века (Haupt, Zeitschr., XII, 252); на полуострове Замланд встречается имя Warwolf; в H. Sachs, II, 4:16c — werwolf; в Ettner, Unw. dr., 671 —

meerwolf, beerwolf. В Драйайхенхайне сохраняется фамилия Werwatz (watz = хряк); вероятно, эта форма образована точно так же, как слово werwolf? Loups garous [оборотни] (Bosquet, 223 и далее). Согласно протоколам урсерентальских ведовских процессов, люди превращаются в лис, волков и кошек с помощью мазей; чтобы стать волком, нужно пристегнуть особого вида ремень к девятой найденной норе (см. статью Ройша

вPreuß. prov. Bl., XXXVI, 436; XXIII, 127; GDS, 152); ср. со старым кожаным ремнем, упомянутым в Firmenich, I, 213. Людей с волчьим поясом называют ûlfheđnar (Munch, Leseb., 112b, 113b): возможно, с этим как-то связано немецкое heiden, heidenwolf — так звались некрещеные дети; в Вальдеке — heidölleken (Papollere (1860), 8). Положив себе

врот деревянную щепку (spruoccolo), женщина может обратиться медведицей; а вынув эту щепку, она возвращается к человеческому облику (Pentam., II, 6). Если швырнуть траву о ствол дерева, то из этого дерева выскочат волки (Remigius, Daemonol. (1598), 152, 162). Sigefridus dictus wolfvel [Зигефрид, прозванный Волчьей Шкурой] (MB, I, 280) — wolvel (Wölfel [волчок]?) в MB, VIII, 458. Боги посылают Идунн волчью шкуру: vargsbelg seldo, lêt î faraz, lyndi breitti [послали ей волчью шкуру, она в нее завернулась

и сменила облик] (Sæm., 89a). Сказания об оборотнях см. в Müllenhoff, № 317—320; Firmenich, I, 363, 332, 212, 213; Lekenspiegel, II, 91, 92. В древнескандинавском: î vargskinns ôlpu [в одеянии из волчьей шкуры] (Fornm. sög., X, 201; ôlpa, ûlpa — toga, vestis [одежда, одеяние]). Волкодлака можно узнать по волчьему хвостику между лопатками (Reusch, № 75 — см. примечание там же) или по маленькому ворсистому (raugen) волчьему хвосту, растущему на спине между плечами (Preuß. prov. Bl., XXVI, 435, 117, 172).

[32]

Ведьма является в облике лисы (Schreiber, Taschenb., IV, 309), трехногого зайца (Sommer, Sagen, 62) или kolsvört ketta [угольно-черной кошки] (Fornm. sög., III, 216, 222; Sv. forns., I, 90 и далее). Люди клялись «by catten, die te dansen pleghen tswoendaghs» [кошками, что танцуют по средам] (Belg. mus., II, 116). Если невеста хорошо накормила кошку, то в день свадьбы будет светить солнце (N. preuß prov. Bl., III, 470). Интересные сказания о ведьмах собраны в Müllenhoff, 212—216 и далее; там же см. такое сказание: кошке отрубают лапу, которая сразу же превращается в красивую женскую руку, а наутро однорукой оказывается местная мельничиха (Müllenhoff, 227). Аналогично и другое сказание: ведьму в облике лошади всадник отводит к кузнецу, где ее заново подковывают; наутро женщина просыпается с копытами на руках и ногах (Müllenhoff, 226, 600; Mone, VIII, 182). У Петрония оборотня ранят в горло, а затем один miles [солдат] заболевает и лечит шею: intellexi illum versipellem esse, nec postea cum illo panem gustare potui [я понял, что он и есть оборотень, и после того не мог с ним преломить хлеба] (Petron., LXII). Однажды вечером ôfreskr [шаман] увидел, как медведь сражается с волом: наутро в постелях лежали двое раненых мужчин (Landn., V, 5). Часто люди превращаются в медведей, лис, лебедей и воронов. В Walewein, 5598: tenen vos verbreken [он принял облик лиса]; в Walewein, 785: versciep hem [он умеет менять облик]. Оборот «er entwarf sich zu» означает «он обратился, превратился» (Myst., I, 214 и во многих других источниках). Невеста обращается лебедем (Müllenhoff, 212); мужчина принимает облик ястреба или сокола и взлетает на башню (Marie, I, 280 —

ср. с 292). Женщины часто обращаются жабами: wesen ene padde en sitten onder die sille [стала жабой и сидит под порогом] (Walew., 5039); gienge ich als ein krete gât und solde bei eime zûne gân [я обратилась жабой и отправилась к изгороди] (Herb., 8364). Следует отметить, что оборот verđa at göltum [становиться вепрем] в древнескандинавских сагах означает не «превратиться в кабана», а «дико бегать вокруг, как кабан» (см. примечание Верлауфа в Vatnsd., 106, 107). Колдуны и колдуньи в немецких сказках часто превращают людей в волков, медведей, кошек, собак, свиней; в поздние времена ведь-

мы этого уже не умели. Цирцея превращала людей в свиней, ударяя их жезлом и произнося такую формулу: ἔρχεο νῦν συφεόνδε [отправляйся в свинарник] (Od., X:320).

(Лапландские колдуны посылают медведей, волков, лис, ворон, чтобы они вредили людям. Такой зверь-посланец называется tille; см. Lindahl, 474a.)

Когда люди обмениваются между собой обличиями — это совсем другое явление. Подревнескандинавски это называется skipta litum, hömum, skipta litom ok lâtom, vixla litum

[менять вид, облик, менять лицо и облик, обмениваться обликами]; эта процедура, судя по всему, не требовала никаких заклинаний или колдовских одежд — она совершалась одной силой воли; так обликами поменялись Сигурд и Гуннар (Sæm., 178a, 177b, 202, 203; Völs. sag., XXVII), Сигни и безымянная колдунья (Völs. sag., VII). Особенно часто обликами обмениваются кровные братья, которые и без того похожи друг на друга настолько, что их путают; в Nibel., 337:3; 429:3; 602:2 обмен лицами происходит с помощью шапкиневидимки [tarnhût]. Благодаря этому колдовству в постель к чужому жениху или мужу попадают посторонние женщины: например, Брангена — вместо Изоты; ср. со сказанием о Большеногой Берте [Berthe au grand pied] и французской сказкой о подстригании волос. Более грубая и более поздняя вариация: обмен одеждой, платьями.

[33]

Колдовская сила может заключаться в ногтях: des zoubers orthabe ligt an den nagelen [всё колдовство находится в ногтях] (Geo., 57b). Чары вплетают в волосы: ср. с «эльфийской косой»; ведьм полностью обривали (см. сказание об этом в Klemm, II, 168; M. Beheim, 273:26; 274:7). Из волос черпают ведовскую силу (Wolfdietr., 548); см. выше о волчьей шкуре. Колдовством (например, с помощью зачарованной шелковой нити; RA, 183) можно защититься от меча и пули, от выстрела и удара. Того, кто неуязвим благодаря магии, называют замороженным (Ettner, Unw. doct., 641, 653, 683), железным; по-древнескандинавски — harđgiörr [закаленный], тот, кому не вредят яды (Sæm., 170). Kyrtil bitu eigi iarn [через эту накидку его не мог ранить ни один меч] (Landn., II, 7; III, 4). Неуязвимым делает заговаривание ран. Действие такого заклятья можно разрушить, если тот нож, которым нужно ранить «железного», предварительно закопать на какое-то время в землю; это называется «развязать наговор» (H. Sachs, V, 347c) — ср. с оборотом «зарыть что-то для кого-то» (H. Sachs, III, 3:7d); ср. также с такими понятиями, обозначающими заклинателя, как banntuchmacher [тот, кто изготавливает тканые полотна, изгоняющие духов] и hartmacher [тот, кто укрепляет, закаляет] (Gutslaf, Wöhh., 207, 337). В Othello, III, 3 упоминается колдовской платок, вытканный сивиллой: шелк для этого платка пряли священные черви. Рубашку святого Георгия шили из ниток, спряденных в субботний день (см. раздел «Суеверия», G, строка 182); ср. с колдовской пряжей, выделанной на Рождество.

[34] Ведьм обвиняли в том, что они хватают, ударяют и ослепляют своих жертв: «она

так меня схватила, что до конца моих дней мне этого не забыть» (Bodmann, Rheingau, 425 — документ 1511 года); в текстах упоминаются «злобная хватка» и «злые удары» колдуний; ведьмы «впиваются в сердце», «пинают скот». Они «приносят горе на чью-то голову», от них узнаешь, что такое подлинное ослепление (Bodmann, 908 — 1505 год). Колдовать можно с помощью трения: трением дерева можно сотворить белку, трением стружек — куницу, трением листьев — пчелу, трением перьев — стаю глухарей, трением шерсти — отару овец (Kalev., XIII:160, 222, 280; XVII:328, 467). Ср. со сказкой о трех братьях, которые растирают перья, шерсть и чешую, — к ним

на помощь немедленно являются орел, медведь и рыба. Вера в сглаз распространена очень широко (см. Grenzboten (1860), № 26). Уже Плутарх говорит о βλέμμα, ἀναπνοή и ὀφθαλμὸς βάσκανος[колдовском глазе, дыхании, взгляде] (Plutarch, Sympos.,

V, 7); nescio quis teneros oculus mihi fascinat agnos [не знаю, каким сглазом околдованы мои нежные ягнята] (Virg., Ecl., III:108). В английском: evil eye [дурной глаз], в ирландском — the balar (Conan, 32); the blink of an illee [в мгновение дурного ока] (Hone, Daybook, II, 688). His diebus ei (Chilperico) filius natus est, quem in villa victoriacensi nutrire praecepit, dicens ne forte dum publice videtur, aliquid mali incurrat et moriatur [в те дни у него (Хильперика) родился сын, которого король отдал на воспитание в поместье Витри, сказав, что если мальчик останется на виду у народа, то с ним случится чтонибудь плохое и он умрет] (Greg. Tur., VI, 41). В средневерхненемецком: twerhe ougen [косой, дурной взгляд]. О дурном взгляде см. также N. preuß. prov. Bl., I, 391—393; der blick slangen toetet, wolve schrecket, strûz eiger bruetet, ûzsatz erwecket, und ander krefte hât gar vil [взглядом можно убивать змей, отпугивать волков, проклевывать страусиные яйца, насылать проказу — есть у взгляда и иная власть] (Renn., 18016). В Ir. Märch., II, 64 герой, опасаясь сглаза, плюет в лицо красивой девушке.

[35]

Sâ ze hant ir rôter munt einen (то есть einen rôsen) tûsent stunt sô schoenen lachet [когда она смеялась, ей в руки из алых уст тысячу раз падали розы] (MS, I, 11a). В Michelsen, Lub. Oberh., 271 и в Baur, Arnsb., 158 упоминается имя Rosenlacher; ср. с ad ruozinlachan (Notizbl., VI, 68). Оборот «смеяться розами» встречается у Афинея (Athenaeus, V, 498). Этот образ связан с представлениями о языческих светлых духах (Mannhardt, Germ. Mythen, 149, 439); camillenbluomen ströuwen swen sô lieplich lachen wil ir munt [она премило смеялась, и с ее уст рассыпались ромашки] (MSH, III, 212b).

[36]

От поцелуя (или надкусив яблоко; Norske folkeev., II, 47) человек лишается памяти

(Müllenhoff, 400; Pentam. (Liebr.), I, 231). Елена, смешивая коренья с вином, готовит такой же колдовской напиток, как Гримхильд (Od., IV:220—230); тем же занимается Цирцея (Od., X:235). Фарерцы по-прежнему называют напиток забвения словом ouminni (Qväd., 178, 180). Сербы готовят напиток забвенья, вода заборавна, из горных трав (Vuk[2], II, 612, 613); ср. с греческим φίλτρον, любовным напитком; meinblandinn miöđr [колдовской, смешанный со злом напиток] (Völs. saga, XXV), scheideltranc

Существует два типа суеверия: действительное и страдательное; первое,

втерминах древних народов, — это в большей степени augurium и sortilegium [прорицание,­ предсказательство], а второе — это omen [вера в приметы, знамения]2. Если человеку, безо всякого его участия, высшая сила являет некое знамение, то этим предвещается либо благополучие, либо несчастье. Если же аналогичное знамение является не само по себе, а специально, по воле человека, призывается, то в этом случае, соответственно, отправляется и имеет место позитивное, активное суеверие. Христианство, естественно, с наибольшим успехом боролось именно с активными суевериями, поскольку они переплетены с языческими обычаями; гораздо более скромными результатами увенчалась борьба с негативными, или пассивными, суевериями, которые по-прежнему представляются народу чем-то невинным, — эти предрассудки укоренились

вдушах людей так же глубоко, как и вера в привидения.

Обращение к действительным суевериям всегда обусловлено какими-то практическими целями: человек хочет либо освободиться от обуявшего лиха (излечиться от болезни, избавиться от врага), либо узнать о своем будущем счастье и обеспечить его. Очень важно, что в разные времена и у разных народов одни и те же обычаи могли сопровождаться разными условиями и наделяться разным смыслом3; многие обычаи просто оказывались вырваны из контекста: например, всё, что было связано с жертвоприношениями, оказывается совершенно непостижимым и бессмысленным само по себе, в качестве самостоятельного ритуала. То же самое касается и целей колдовства. Страхи и надежды наших предков были связаны главным образом с войной и победой; современный земледелец куда больше заботится о своих посевах и о своем скоте: соответственно, если языческая колдунья обрушивала градовые бури на вражеское войско, то современная ведьма поднимает грозы, чтобы побить соседское поле. Нынешний крестьянин видит предвестие хорошего урожая в тех же самых знамениях, что в древние времена обещали победу. Тем не менее земледелие и скотоводство тоже известны с древности, и потому множество связанных с ними суеверных обычаев долгие столетия просуществовали в неизменном виде. Суеверия, связанные с домом и семьей (с рождением, со сватовством, со смертью),

2Бог в своем всемогуществе творит чудеса (см. II, 633); случайные явления чудесами не называются: это простые предзнаменования, omina, portenta [знаки, знамения]; Ульфила переводит слово τέρατα [знамения] (Мк.13:22; Ин.6:26; 2Кор.12:12) как faúratanja. С корнем tani я могу сравнить только древнескандинавское teningr (talus [игральная кость]) и древневерхненемецкое zeno (provoco [вызываю]; Graff, V, 673) [2].

3Возможно, что древнеримское прорицательство всё еще было в ходу во времена лангобардов. Paul. Diac., III, 30: habebat tunc Agilulf quendam de suis aruspicem puerum, qui per artem diabolicam, quid futurum portenderent ictus fulminum intelligebat [в свите Агилульфа был некий юноша-гаруспик, который с помощью дьявольского искусства истолковал, что предвещает этот удар молнии]. Этрусские гаруспиции тоже были в первую очередь связаны

сfulgura [молниями] (O. Müller, II, 32).

дар духовидения, увидит всё призрачное и сокрытое; дар ясновидения можно передать даже собаке, если наступить ей на правую лапу и заставить ее посмотреть себе через правое плечо (см. раздел «Суеверия», 1111). Дети, рожденные «в рубашке», тоже могут видеть духов, призраков и ведьм (см. II, 418). Всё это связано с языческим жречеством, с обрядами, которые в поздние времена стали восприниматься как колдовство и ведьмовство [4].

Чаще всего ясновидение касается будущего, поскольку грядущие события окутаны наибольшей неопределенностью. Прошлое уже совершилось, оно известно людям — во всяком случае, о нем всегда можно каким-то способом разузнать. Иногда человек стремится узнать то, что происходит в настоящем, где-то в отдалении; пример можно найти в II, 701: пилигрим с помощью чар узнает, что в этот момент происходит у него дома. В настоящем тоже есть свои неопределенности: вопрос может касаться принятия решений, деления чего-то на части и так далее.

Если события и деяния прошлого оказывались окутаны неизвестностью, то в древности для выяснения истины применяли один хорошо известный, освященный традицией метод: ордалию, которая представляет собой предсказательство наоборот; божий суд гарантировал надежность и несомненность результатов, что и требовалось для разбирательства. Для немецких ордалий особенно характерно то, что судьбоносный ритуал непременно совершал сам обвиняемый — не судья. Этим ордалия отличается от обычая водить решето (или вращать решето), тоже широко распространенного в Средние века: так выявляли преступников, причем к этому способу прибегали и ведуньи, и ведьмы, и колдуны, и честный народ. Женщина зажимала решето, доставшееся ей по наследству, между средними пальцами левой и правой руки, произносила установленные правилами слова и начинала проговаривать имена всех обвиняемых: на имени виновного решето приходило в движение, начинало раскачиваться4. Так выявляли воров и разбойников, незаметно ранивших кого-то при большом скоплении народа; иногда с помощью того же способа гадали

4 В Meklenb. Jb., V, 108 обряд описан иначе: следует взять решето, унаследованное от родителей, и поставить его на бок, а затем раскрыть ножницы, тоже полученные в наследство, и воткнуть их острые концы в решето (достаточно глубоко, чтобы его можно было поднять на ножницах). После этого два человека из разных семей уносят эту конструкцию в совершенно темное место, где один из них продевает средний палец правой руки в ушко ножниц и так поднимает решето кверху. Ровно держать решето в темноте невозможно, и потому от малейшего движения ножницы могут соскользнуть с пальцев. Второй участник церемонии обращается к первому (который удерживает решето) с такими словами: «Спрашиваю тебя во имя бога-отца (и так далее): скажи мне правду и не солги, кто украл то-то и то? Это был Ганс? Это был Фриц? Это был Петер?». Когда прозвучит имя виновного, ножницы соскользнут с пальца, решето упадет на землю: личность вора выяснена. В других известных мне описаниях этого ритуала всё действие происходит при свете, а не в темноте, и решето должно не упасть, а прийти в движение.

«Суеверия», 932). Я полагаю, что кручение «верткого древка» [lotterholz], принадлежащего городскому декламатору [Spruchsprecher] (lotterbuben, freiharte; H. Sachs, IV, 3:58a), тоже было связано с гаданием и предсказательством; уже во Fragm., 15c: «louf umbe lotterholz, louf umbe gedrâte!» [крутись, верткое древко, крутись скорее!]. Подробнее об этом я скажу в другом месте.

Такие ритуалы можно счесть пережитками judicium offae или casei [суда по куску (хлеба) или сыра] (RA, 932): подозреваемым давали съесть кусок освященного сыра, который застревал в горле у виновного (описано у Гартлиба; см. раздел «Суеверия», H, 51)7.

Некоторые другие способы предсказания будущего тоже годились для обнаружения воров или злодеев в целом.

Метание жребия (древневерхненемецкое hlôz, готское hláuts, древнеанглийское hleát, древнескандинавское hlutr) считалось наиболее почтенным и справедливым из всех видов гадания. Любое сложное и рискованное решение с помощью жребия возносилось над произволом людских страстей и освящалось высшей волей: это касается, например, разделения наследства, выбора жертвы для богов (см. I, 471) и так далее. Соответственно, бросанием жребия разрешали проблемы настоящего, хотя принятые таким образом решения касались и будущего. Изначально жребий находился в руках жрецов или судей, а в поздние времена его стали считать колдовским инструментом (см. II, 639 ): такие слова, как sortilegus [прорицатель] и sorcier [чародей] напрямую происходят от корня sors [жребий]. Значение древневерхненемецкого глагола hliozan тоже, судя по всему, сдвинулось от sortiri [бросать жребий] к augurari, incantare [гадать, заклинать] — ср. со средневерхненемецким liezen (Hoffm., Fundgr., II, 67; Er., 8123).

неподвижной­. Самопроизвольное­ верчение решета и ключа напоминает поведение волшебной лозы (см. II, 557).

7 В Observationes ad Ivonis epistolas, 157 сказано следующее: formulae in codicibus monasteriorum, quibus ad detegenda furta jubebatur oratio dominica scribi in pane et caseo, postea fieri cruces de tremulo, quarum una sub dextero pede, alia super caput suspecti viri poneretur, deinde post varias numinis invocationes imprecari, ut lingua et guttur rei alligaretur, ne transglutire posset, sed eorum omnibus tremeret. Nec haberet quo requiesceret. Cf. formulam Dunstani cantuarienis editam a Pitthoeo in glossario capitulariorum [монастырскими книгами предписывается такой способ расследования краж: на хлебе или сыре пишут молитву «Отче наш», а затем подозреваемому кладут два креста, приводящих в трепет, — один под правую ногу, а второй на голову. После этого возносят различные молитвы о том, чтобы этот кусок хлеба или сыра присох у вора к языку и к горлу, чтобы вор не мог сглотнуть, чтобы его перед всеми охватил трепет. С тем, кто спокоен, такого случиться не должно. Ср. с церемонией по Дунстану Кентерберийскому — текст издан Питу в «Глоссарии капитуляриев»]. В XV веке было выпущено несколько церковных предписаний, запрещающих помечать сыры крестами (de caseis cruce non signandis; см. документы от 1430, 1448, 1470 и 1477 годов в Monum. Boic., XVI, 50, 55, 58, 61).

являющимся невинному ребенку, неподвижно глядящему в кристалл, — это то же самое, что gastromantia ex vase aqua pleno, cujus meditullium vocabatur γάστηρ [гастромантия — гадание по сосуду, полному воды, внутренняя часть которого называется γάστηρ]10.

Для нашего исследования более важны исконные обычаи европейских народов, не восходящие ко греко-римскому влиянию: они либо отличаются иной обрядностью, либо подразумевают гадание по природным объектам, которые гадатели выслушивают, подслушивают, рассматривают.

По словам Тацита (Tac., Germ., III), наши предки предсказывали исход битвы по звучанию боевого напева, по тому, робость или уверенность звучит в голосах воинов.

В старину поляки, если им удавалось пронести перед воинством воду в решете, не пролив ее, считали это победным предзнаменованием. Приведу цитату из «Chronicon Montis Sereni» (Menken, II, 227; Hoffmann, Script. rer. Lus., IV, 62): anno 1209 Conradus, orientalis marchio, Lubus castrum soceri sui Wlodislai ducis Poloniae propter multas, quas ab eo patiebatur, injurias obsedit. Wlodislaus vero obsidionem vi solvere volens collecto exercitu copioso marchioni mandavit, se ei altera die congressurum. Vespere autem diei praecedentis Oderam fluvium cum suis omnibus transgressus improvisus supervenire hostibus moliebatur. Unus vero eorum, qui supani dicuntur, vehementer ei coepit obsistere, monens ne tempus pugnae statutum praeveniret, quia hoc factum nullius rectius quam infidelitatis posset nomine appellari. Quem dum dux timiditatis argueret et fidelitatis, quae ei teneretur, commoneret, respondit: ego quidem ad pugnam pergo, sed scio me patriam meam de cetero non visurum. Habebat autem (sc. Wlodislaus) ducem belli pythonissam quandam, quae de flumine cribro haustam, nec defluentem, ut ferebatur, ducens aquam exercitum praecedebat, et hoc signo eis victoriam promittebat. Nec latuit marchionem adventus eorum, sed mature suis armatis et ordinatis occurrens, forti congressu omnes in fugam vertit, pythonissa primitus interfecta. Ille etiam supanus viriliter pugnans cum multis aliis interfectus est [в 1209 году Конрад, маркграф Лужицкий, беззаконно осадил Лебус, замок своего шурина, польского князя Владислава, в отместку за всё то, что претерпел от него. Владислав же, желая силой снять осаду, собрал многочисленную армию и сообщил маркграфу, что назавтра они сойдутся. Однако уже вечером предшествующего дня Владислав вместе со всеми своими людьми перешел реку Одер, намереваясь неожиданно напасть на врага. Один же из тех,

10 В Melber de Geroltzhofen, Vocabularius predicantium (лист R4): nigromantia — schwartz kunst die do ist mit vffsehung der dotten, mit den der nigromanticus zaubert, oder mit den dryen ersten schollen, die der pfaff wirfft ynsz grab, oder mit den wydhopffen, die do lauffen by den grebern [нигромантия — черное искусство: нигромант творит свое колдовство, призывая мертвых, зачаровывая три первые горсти, которые священник бросает в могилу, или завораживая удодов, которые бегают среди могил]. Эта же цитата приводится в Jodocus Eychman, Vocab. predicantium (Nürnberg, 1483).

кого называют жупанами, резко осудил князя и увещевал его не менять времени битвы, поскольку такое коварное нападение есть прямое бесчестие. Князь же обвинил его в трусости, и этот дворянин из верности своей всё же согласился на план Владислава, сказав при этом: я отправлюсь сегодня на битву, но знаю, что родины мне больше не увидеть. Тогда он (Владислав) провел перед войском

прорицательницу, которая, набрав в реке воды в решето, пронесла это решето перед рядами воинов, не пролив ни капли: это знамение предвещало победу. Маркграф, впрочем, не бежал: оказалось, что он уже перестроил воинов и был готов к битве, по итогам которой он обратил Владислава в бегство. Из пленников первой он убил прорицательницу; храбро сражавшийся жупан тоже был казнен вместе со многими другими поляками]. Здесь это знамение толкуется как предвестие удачи и благополучного исхода предприятия; в других случаях вода, не проливающаяся из решета, называется знаком чистоты и непорочности: так, в немецкой сказке благочестивый юноша проносит в решете воду, не пролив ни капли (KM[3], III, 254); индийцы верят, что невинный человек может слепить из воды шар. Exstat Tucciae vestalis incestae precatio, qua usa aquam in cribro tulit [весталку Туккию обвинили в распутстве, и (чтобы доказать свою невиновность) она пронесла воду в решете] (Plin., XXVIII, 3); ведьма приказывает девочке набрать воды в решето (Norske ev., I, 88); весталка должна была пронести огонь в медном решете (см. II, 38); в датской сказке (Molbech, Ev., 22) речь идет о ношении солнца в решете. Во всех этих случаях решето предстает неким священным древним орудием, с помощью которого можно творить чудеса. То, что случается в мифах, в пословицах описывается как нечто невозможное: er schepfet wazzer mit dem sibe swer âne vrîe milte mit sper und mit schilte ervehten wil êre und lant [скорее воду пронесешь в решете, чем завоюешь честь и земли без насилия, копьем и щитом] (Troj., 18536); lympham infundere cribro [лить воду в решето] (Reinard., III, 1637) [8].

В древнеанглийских источниках говорится, что у норманнов было некое чудесное знамя, которое показывало своим владельцам, что их ждет: победа или поражение. У Ассера в «Жизнеописании короля Альфреда»: …vexillum quod reafan (чит. raefan, hräfen — древнескандинавское hrafn) vocant. Dicunt enim quod tres sorores Hungari et Habbae, filiae videlicet Lodebrochi illud vexillum texuerunt, et totum paraverunt illud uno meridiano tempore11. Dicunt etiam, quod in omni bello, ubi praecederet idem signum, si victoriam adepturi essent, appareret in medio signi quasi corvus vivus volitans; sin vero vincendi in futuro fuissent, penderet directe nihil movens: et hoc saepe probatum est […знамя, которое называли reafan (вороновым). Говорят, что его соткали три сестры Гунгара и Габбы (Ивара и Уббы), то есть дочери Лодеброха (Рагнара Лодброка), и что всю работу они закончили за один полуденный час. Еще говорят, что это знамя указывало на исход каждой

11Ср. с нитью, которую вытягивали между 11 и 12 часами дня (см. раздел «Суеверия»,

848)— совпадение удивительное.

битвы, в которую его брали с собой: если (норманнам) предстояла победа, то

вцентре флага являлся ворон, словно бы живо парящий; если же (владельцев знамени) ждало поражение, то флаг просто висел без движения; всё это многократно подтверждалось] (Asserius, Vita Alfredi, 33; события 878 года). В «Encomium Emmae» (см. Duchesne, Script. Norm., 169) сказано, что это знамя было сделано из белого шелка и что на нем не было никаких изображений — однако

ввоенное время на ткани проступала фигура ворона: или летящего с разинутым клювом (если предстояла победа), или сидящего со сложенными крыльями (если в этот раз победа ускользнет от норманнов). Элред из Риво (Ailredus Rievallens., 353) доказывает, что этим вороном был сам дьявол (нередко принимавший облик этой птицы — см. II, 583); однако скорее здесь стоит вспомнить о вороне языческого бога победы (см. II, 125): возможно, это Один отправлял своего посланца к войску победителей в знак своего расположения? Ни в одной из скандинавских саг, впрочем, такое знамя не упоминается.

Огадании по ржанию священных лошадей уже говорилось в I, 111, 112.

УТомаса Демпстера: equos hinnitu alacriore et ferociore fremitu victoriam ominari etiamnunc militibus persuasum est [радостное или дикое конское ржание предвещает победу — по крайней мере солдаты до сих пор в это верят] (Dempster, Antiq. Rom., III, 9). В рождественскую полночь суеверные люди прислушиваются на перекрестках и у межевых камней: не слышны ли лязг мечей и лошадиное ржание; если удается разобрать похожие звуки — значит, будущей весной начнется война (ржание коней Дикого воинства тоже предвещает войну — см. II, 511, 512). Девушки в то же время прислушиваются, стоя на пороге конюшен — если заржут жеребцы, то до 24 июня к этой девушке обязательно посватаются (Liebusch, Skythika, 143). Некоторые укладываются на Рождество в кормушку для лошадей, полагая, что таким образом можно узнать будущее (Denis, Lesefrüchte, I, 128). Если конь спотыкается — жди беды; ср. с сербским сказанием о Шараце (Vuk, I, 240).

Spatulamancia у Гартлиба (см. раздел «Суеверия», H, 115) — это искажение от scapulimantia [гадание по лопаточной кости]; вряд ли это искусство было просто заимствовано германцами у римлян или византийцев. В Lambeck, VIII, 224 сообщается, что в Венской библиотеке хранится некое исследование

Михаила Пселла (не знаю, какого именно, — авторов с таким именем было несколько) περὶ ὠμοπλατοσκοπίας [об омоплатоскопии, гадании по лопаточной

кости]. Винтлер тоже упоминает «разглядывание лопаток» (см. раздел «Суеверия», G, строка 128). Divinationes sculterrenblat [плечевая лопатка для гаданий] (Altd. Bl., I, 365). У Иорнанда: Attila diffidens suis copiis, metuens inire conflictum, statuit per aruspices futura inquirere. Qui more solito nunc pecorum fibras, nunc quasdam venas in abrasis ossibus intuentes Hunnis infausta denuntiant [Аттила, не доверявший собственным солдатам, побоялся сразу вступить в сражение и решил сначала узнать будущее у гадателей. Те, по своему обычаю, исследовали

внутренности скота, какие-то жилы на очищенных костях и заключили, что

гуннов ждет беда] (Jornandes, XXXVII)12. У калмыков есть колдуны, которых называют далачи, поскольку они предсказывают будущее по дала — овечьим,

лебединым и оленьим лопаточным костям. Какое-то время они жгут эти кости в огне, а затем истолковывают все образовавшиеся на них пятна и трещины. Если от огня на лопатке осталось много черных пятен, то далачи предсказывает мягкую зиму; множество белых пятен, с другой стороны, предвещает обилие снега13. У черкесов тоже распространено гадание по лопаточной кости — см. Erman, Archiv (1842), I, 123 [9].

Здесь же стоит упомянуть и о гадании по гусиным костям (ex anserino sterno у Гартлиба — см. раздел «Суеверия», H, 121), сохранившемся в народе до поздних времен, — не исключено, что и до наших дней (ср. с разделом «Суеверия», 341; см. также раздел «Датские суеверия», 163 и Meklenb. Jahrb., IX, 219, № 46). Приведу несколько цитат на эту тему. Ettner, Ungew. Apoth., 1144: «разве не делают прогнозов по грудинам каплунов, гусей и уток? Если эта кость оказывается красной, то предсказывают стойкие холода, а если она белая, чистая и прозрачная, то, значит, зимой погода будет терпимая». Joh. Olorinus Variscus, Martinsgans (Magdeb., 1609; 8), 145: «добрые старые матушки, я преподношу вам грудину, чтобы вы научились гадать, как по календарю, и стали провидицами погоды. Передняя часть, что под шеей, означает предзимье, а нижняя — весенние заморозки; белый цвет означает снег и мягкую погоду, а любой другой — великие холода». У Вольф[гарта] Шпангенберга (Lycosthenes Psellionoros, Ganskönig (Straßb., 1607), CIII) упоминается «грудина, которую еще называют скакуном» (из нее делают прыгучую лошадку для детей), «und auch den alten mütterlein, die daraus prognosticieren fein, und an der farb wissen, on gfärden, ob werd ein kalter winter werden» [по ней старушки прогнозируют погоду, безошибочно определяя по цвету кости, насколько холодной будет зима]. Rhythmi de ansere (в Dornau, I, 403): wie dann das bein in meiner brust, das trag ich auch nit gar umbsust, denn man darin kan sehen wol, wie es den winter wintern soll, und mancher sich danach fast helt, und mich für ein propheten zelt [в моей груди есть кость, что дана мне не без причины: по ней можно определить, насколько холодной будет зима; многие в это верят и считают меня пророком].

Того, кто предсказывает погоду, называли wetersorgære (Er., 8127; weterwîser man в Er., 7510) или weterkiesære, отсюда — Kiesewetter, имя собственное (Gramm., IV, 848); в Rauch, Script., I, 430 упоминается некое место «bei der weterchiesen»: существовали, судя по всему, специальные места для предсказания погоды.

12Такие экстиспиции обычно проводили над останками жертвенного животного, но иногда скот закалывали специально для гадания: recluso pectore (anseris) extraxit fortissimum jecur et inde mihi futura praedixit [вскрыв (гусю) живот, она вытащила оттуда огромную печень и по ней предсказала мне будущее] (Petronius, CXXXVII); quis invenit fissam jecoris? [кто выдумал гадание по печени?] (Cic., De Nat. D., III, 6).

13Benj. Bergmann, Nomad. Streifereien, III, 184.

Эстонцы предсказывают погоду и урожайность по рыболовным сетям. Иоганн Гутслаф рассказывает об этом в своей книге о реке Выханду: «недавно мне рассказали, что в былые времена крестьяне проводили у этого ручья свои авгурии, касающиеся погоды. Церемония выглядела так: в ручей погружали три рыболовные корзины, одну за другой, а затем всё внимание уделяли одной из них — той, что в центре: какая рыба туда попадется. Если в ней оказывалась рыба без чешуи, например, рак или налим, то это предвещало дурную погоду и неурожайный год: чтобы избежать этой напасти и призвать хорошую погоду, крестьяне приносили тогда в жертву быка. После жертвоприношения корзины снова погружали в речку и повторяли всё действо: если в центральной ловушке снова оказывалась рыба без чешуи, то в жертву приносили еще одного быка, а затем в третий раз устанавливали корзины в воду. Если опять попадалась рыба без чешуи, то на этот раз, чтобы добиться хорошей погоды и плодородия полей, в жертву приносили ребенка, после чего корзины снова погружали в воду. В этот раз, если в центральной ловушке снова оказывалась рыба без чешуи, бедствие признавали неотвратимым и терпеливо ждали его. Если же в корзине наконец находили рыбу с чешуей, то это обещало хорошую погоду и урожайный год —

знамение встречали с большой радостью» (Gutslaff, Wöhhanda, 209—211) [10]. Греческое гадание по рыбьим внутренностям, ἰχθυομαντεία, — это нечто со-

всем иное (см. Potter, Archäol., I, 703).

Сцелью гадания прислушивались не только к конскому ржанию (см. II,

744)— еще по ночам люди выходили слушать засеянные поля: в ночь перед Рождеством будущее предсказывали по озимым, а в Вальпургиеву ночь — по зазеленевшей пшенице (см. раздел «Суеверия», 420, 854). Посевы считались чем-то священным: der heilego ezesg [священное пшеничное поле] (N., Ps., 140:7; atisks по-готски), das liebe korn [милая, милосердная пшеница] (Gramm., III, 665). Считалось, что, сидя среди колосьев, можно расслышать голоса духов, беседующих между собой, узнать грядущие события. Еще духов выходили слушать на перекрестки (см. раздел «Суеверия», 854, 962), где соприкасаются границы: развилка дорог14 — типичное место для собрания духов и ведьм (см. II, 684 и раздел «Суеверия», 647); ср. с древнескандинавским «þar sem götur mœtast» [где встречаются дороги] (Fornm. sög., III, 22). Возможно, на дорожных развилках стояли изображения языческих богов? В одном из источников упоминается, что люди молились, приносили жертвы и зажигали свечи ad bivia [на распутьях] (см. раздел «Суеверия», С, 193d). Там же речь заходит о сидении на перекрестках15 (аналогичное­

14Персидское суеверие: sitting down at the junction of four crossroads on a wednesday night, and applying every sentence spoken by the passers to yourself and considering it as a good or bad omen [усаживаться в среду вечером на пересечении четырех дорог, расценивая всё услышанное от прохожих как благой или дурной знак для себя] (Atkinson, 11, 12).

15Если после ужина в канун Рождества девушка вытряхнет скатерть на перекрестке, то навстречу ей выйдет человек, который пожелает доброго вечера. Будущий

сидение­ на полях не упомянуто): in bivio sedisti supra taurinam cutem, ut ibi futura tibi intelligeres [садишься ли на перекрестке на воловью шкуру, чтобы узнать свое будущее?] (см. раздел «Суеверия», С, 193c). На мой взгляд, упомянутая здесь воловья шкура (как и медвежья шкура — см. II, 600; ср. с Reinh., S. LVI) позволяет связать весь этот обычай с языческими жертвоприношениями. Важные сведения можно почерпнуть у Р.-А. Армстронга, описавшего такой гаэльский обычай: гадателя заворачивали в еще теплую шкуру свежезабитого животного, а затем укладывали у водопада в лесу и оставляли в одиночестве; считалось, что из рева водяных потоков этому человеку откроется будущее. Такой вид прорицания назывался taghairn. Водоворот тоже считался священным местом — как и перекресток; в «Эдде» сказано: opt bölvîsar konor sitja brauto nær þœr er deyfa sverđ ok sefa [ведьмы часто сидят у дорог, притупляя мечи и чувства (прохожих)] (Sæm., 197b). На Новый год некоторые люди, препоясавшись мечами, садились на крыши домов и пытались предсказать будущее (см. раздел «Суеверия», С, 193c). Вероятно, крыша дома тоже считалась священным местом: туда же поднимали больных детей, веря, что на крыше они вскоре исцелятся (см. раздел «Суеверия», С, 10, 14, 195c). Возможно, с этим как-то связано и другое поверье: если кто-то никак не мог умереть, то на крыше переворачивали или вынимали дранку (см. раздел «Суеверия», 439, 731). Чтобы вылечить припадочного ребенка, на крыше тоже переворачивали кусок кровли (Jul. Schmidt, 121). Еще в народе есть такой своеобразный обычай: слушать духов, через окно сматывая клубок на ключ, полученный в наследство

(см. раздел «Суеверия», 954).

В чихании (πταίρειν, sternuere) с древнейших времен усматривали нечто вещее. Некоторые полагали, что чихание — это небольшой припадок, кратковременный паралич, поскольку чихающий человек теряет контроль над своими

членами (см. раздел «Суеверия», H, 73). Греки говорили чихнувшему: ζῆθι, Ζεῦ σῶσον! [живи, сохрани тебя Зевс!] (ср. с Anthol. gr., II, 13:11). Cur sternumen-

tis salutamus? Quod etiam Tiberium caesarem, tristissimum (ut constat) hominum, in vehiculo exegisse tradunt [почему мы желаем здоровья тем, кто чихнул? Говорят, что император Тиберий, — человек, как известно, исключительно мрачный, — отправлял этот обычай, даже сидя в повозке] (Plin., XXVIII, 2). Giton ter continuo ita sternutavit, ut grabatum concuteret, ad quem motum Eumolpus salvere Gitona jubet [Гитон чихнул трижды подряд так, что затряслась кровать; Эвмолп, оглянувшись, пожелал Гитону здоровья] (Petron., Sat., XCVIII)16. Арабы тоже

жених этой девушки­ будет точно такого же роста и телосложения, как этот человек. Скатерть здесь занимает место шкуры животного: вероятно, в былые времена ее не выбивали, а расстилали на перекрестке. Гадание по посевам базилика упоминается в Vuk, I, 22, № 36 (см. Wesely, 58).

16 Sternutantibus salvere dictum antiquior mos quam putatur [желать здоровья чихнувшим — это обычай более древний, чем кажется] (примечание де Валуа в Valesiana, 68); pourquoi on fait des souhaits en faveur de ceux qui éternuent [почему мы желаем здоровья тем,

же следует упомянуть о кровотечении из носа: если кровоточит левая ноздря, то это нехорошее знамение (см. раздел «Суеверия», 825). Если, выходя из дверей, человек цепляется одеждой за замок или спотыкается о порог, то ему нужно снова войти в дом (см. раздел «Суеверия», 248, 895). У кого чешется правая рука, тот расстанется с деньгами, а у кого левая — тот, наоборот, их приобретет. Если чешется правый глаз — это к слезам, а если левый — к смеху. У кого чешутся стопы, тот будет танцевать, у кого чешется нос — того ждут новости. У кого пожелтеет палец, тот вскоре потеряет родственника [12].

Существует множество способов узнать своего суженого — все эти поверья, на мой взгляд, нисколько не связаны с римскими или греческими традициями. Девушка должна прислушаться к петушиному квохтанью (см. раздел «Суеверия», 101 [чит. 105]), бросить венок (см. раздел «Суеверия», 848, 1093; ср. с 867),

вытянуть в определенную ночь полено из дровницы или колышек из изгороди (см. раздел «Суеверия», 109, 958; F, 7, 49), подойдя к месту задом наперед; иногда девушки темной ночью хватали баранов, пытаясь вытянуть их из стада (см. раздел «Суеверия», 952). Обычно при таких процедурах, как и в некоторых других случаях, требуется либо ходить задом наперед, либо стоять обнаженной (см. раздел «Суеверия», 506, 507, 928; G, строка 207). Еще девушки, раздевшись, бросают рубашки через порог (см. раздел «Суеверия», 955), выходят из дверей задом наперед, чтобы заполучить волос возлюбленного (см. раздел «Суеверия», 102), накрывают для своего будущего жениха стол (то же самое делали для норн) — ночью он обязан будет явиться и отужинать. В Harrys, Volkss., II, 28 описывается так называемый nappelpfang: в сосуд, наполненный прозрачной водой, опускают легкие чашечки из тонкого листового серебра, надписанные именами тех, о чьем будущем гадают; если две чашечки с именами парня и девушки подплывают друг к другу, то этим людям суждено стать парой. В других местах точно такое же гадание проводят с ореховыми скорлупками17.

Важным считалось гадание не только о суженом, но и о поле ребенка, которого матери еще только предстоит родить. Об этом судили по тому, кого девушка встретит по дороге в церковь (см. раздел «Суеверия», 483), по старшим детям (см. раздел «Суеверия», 677, 747), по чиханию (см. раздел «Эстонские суеверия», 23). Некоторые другие знаки указывали на то, что женщине суждено рожать только дочерей (см. раздел «Суеверия», 678; см. раздел «Эстонские

17 Гадание по лесному ореху — это нечто иное; описание можно найти у Петрония: infra manus meas camellam vini posuit et cum digitos pariter extensos porris apioque lustrasset, avellanas unces cum precatione mersit in vinum: et sive in summum redierant sive subsederant ex hac conjectura dicebat [она поставила под руки мне чашу с вином, заставила меня растопырить пальцы и для очищения потерла их пореем и сельдереем, а потом опустила в вино, читая какую-то молитву, несколько лесных орехов. Судя по тому, всплывали они на поверхность или же падали на дно, она и делала свои предсказания. — Перевод М. Кузмина] (Petronius, CXXXVII).

суеверия»,­ 22). В одной старофранцузской поэме (см. Méon, III, 34) встречаются такие строки:

voire est que je sui de vous grosse, si m’enseigna l’on à aler

entor le mostier sans parler trois tors, dire trois patenostres en l’onor dieu et ses apostres; une fosse au talon féisse,

et par trois jors i revenisse: s’au tiers jorz overt le trovoie c’etoit un fils qu’avoir devoie, et s’il etoit clos, c’etoit fille.

[меня научили, как узнать, кем я беременна от вас:

нужно молча пройти вокруг церкви три раза, трижды прочитать «Отче наш» в честь бога и его апостолов, каблуком вырыть ямку и через три дня вернуться:

если я найду ямку раскрытой, то, значит, я ношу сына,

а если закрытой — будет дочь]

Через голову перебрасывали башмак и смотрели, в какую сторону он оказывался повернут носом: считалось, что так он указывает на то место, где гадателю предстоит прожить дольше всего (см. раздел «Суеверия», 101; G, строка 220). В XI проповеди из «Sermones Discipuli de tempore» среди других рождественских суеверий упоминается и обычай calceos per caput jactare [бросать башмаки через голову].

Там же упоминается о тех, «qui cumulos salis ponunt et per hoc futura pronosticant» [кто укладывает соль горками и так предсказывает будущее] (см. раздел «Суеверия», 1081). В доме, где лежит мертвец [Sterbhaus], тоже делали три горки из соли (см. раздел «Суеверия», 846). Очевидно, что это, опять же, как-то связано со священным статусом соли (см. I, 651 и далее, 685). Широко распространенный обычай проливать в воду расплавленный свинец заимствован, судя по всему, у греков (см. раздел «Суеверия», 97, 579; H, 96); об этом суеверии упоминается и в Ihre, De superstit., 55 — ср. с molybdomantia ex plumbi liquefacti diversis motibus [молибдомантия — гадание по различным движениям расплавленного свинца] (Potter, Archäol., I, 339) [13].

Из всех видов суеверий ни одно не укоренилось так же глубоко, ни одно не было так же широко распространено на протяжении всех Средних веков, как тот обычай, что известен в народе под названиями aneganc, widerganc, widerlouf.

Суть его в следующем: когда поутру, на рассвете, человек впервые за день выходит из дома, то всё, что попадается ему на глаза (зверь, человек, предмет), расценивается как знамение, предвещающее благополучный исход или неудачу; на этом основании решали, продолжать ли задуманное на сегодня или же сразу отказаться от этого предприятия. Саксон Грамматик пользуется оборотом congressionum initia [первая встреча] (Saxo Gramm., 84) — интересно, какой скандинавский термин он при этом имел в виду: возможно, viđrgângr или, еще лучше, — môt? Начало любого дела всегда имеет символическое значение (omina principiis inesse solent [знамения обычно связаны с началом]; Ovid, Fast., I:178) — то же самое касается, например, первого вхождения в новый дом; на новый мост следует ступать с осторожностью (см. II, 611) — первого встречного забирает себе бог или демон (см. ниже); в том, что касается предстоящего выезда, путешествия, люди старались обращать внимание на все возможные знамения. Среднелатинский термин для обозначения этих знамений — superventa (то есть res superventa): то, что supervenit, застает врасплох, настигает (survient по-французски); может быть, это слово стоит понимать буквально — то, что летает в воздухе, сверху, над нами: правда, в этом случае всё сводилось бы к гаданию по птичьему полету. У Гинкмара в «De divortio Lotharii» (см. также II, 709) сказано: ad haec… pertinent, quas superventas feminae in suis lanificiis vel textilibus operibus nominant [к этому разряду чар принадлежат гадательные формулы,

которые женщины произносят, приступая к прядению или шитью]. У греков такие встречные предвестия назывались ἐνόδια σύμβολα [уличными знаме-

ниями] — большинство этих знамений совпадают у греков, римлян, германцев и даже у народов Востока. Учитывая широчайшее распространение этих поверий, вряд ли можно предполагать, что они привнесены на германские земли вместе с латинской литературой: скорее это сходство объясняется доисторическим единством европейских народов; уже Тацит, древнейший из исследователей, обратившихся к жизни наших предков, указывает на наличие схожих поверий у тогдашних германцев: auspicia sortesque, ut qui maxime observant… et illud quidem etiam hic notum, avium voces volatusque interrogare [они чрезвычайно склонны к гаданиям и бросанию жребия… им известно и предсказательство по крику и полету птиц]. О конях см. II, 110 и далее. Во многих наших древних мифах речь идет о primitiae [первинах]; достаточно вспомнить миф о Водане, который пообещал даровать победу тому народу, войско которого он первым увидит на заре [14].

Здесь я сначала приведу несколько цитат, в которых многое обобщено, а затем выделю из них частности.

В первую очередь внимание стоит обратить на слова из Ксенофонтовых «Воспоминаний о Сократе»: ἀλλ᾽οἱμὲ̀νπλεῖστοίφασινὑπότετῶνὀρνίθωνκαὶ̀τῶν ἀπαντώντων ἀποτρέπεσθαί τε καὶ̀ προτρέπεσθαι [большинство людей счита-

ют, что птицы или другие попавшиеся навстречу существа побуждают на какоето дело или отклоняют от него] (Xenophons, Memorab., I, 1:4); и далее:­ τοὺ̀ς δὲ̀

καὶ̀ λίθους καὶ̀ ξύλα τὰ̀ τυχόντα καὶ̀ θηρία σέβεσθαι [(некоторые безумцы) почитают камни, чурбаны, встречных животных] (Xenophons, Memorab., I, 1:14). Последний оборот здесь следует понимать как obvia animalia [встречных животных], а не как у некоторых — vulgaria ubivis obvia [простых встречных повсюду]­.

Наиболее раннее средневековое свидетельство о бытовании у германцев аналогичных суеверий (в самом общем виде) можно найти у Элигия (см. раздел «Суеверия», А): nullus observet egrediens aut ingrediens domum, quid sibi occurrat, vel si aliqua vox reclamantis fiat, aut qualis avis cantus garriat, vel quid etiam portantem videat [выходя из дома или входя в дом, никто не должен наблюдать за приметами: какой отзывается голос, какая птица заводит песню, кто что несет в руках]. У Григория Турского: et cum iter ageret, ut consuetudo est barbarorum, auspicia intendere coepit ac dicere, sibi esse contraria [в пути, по варварскому обычаю, он следил за знамениями, которые, по его словам, оказались не в его пользу] (Gregor. Turon., VII, 29). Более подробное описание можно найти у Иоанна Солсберийского (†1182); здесь я приведу этот отрывок лишь частично: si egrediens limen calcaveris aut in via offenderis, pedem contine… cum processeris, abscondita futurorum aves quas ominales vocant, tibi praenunciabunt. Quid cornix loquatur, diligenter ausculta, situmque ejus sedentis aut volantis nullo modo contemnas. Refert etenim plurimum, a dextris sit an a sinistris, qua positione respiciat cubitum gradientis, loquax sit an clamosa, an silens omnino, praecedat an sequatur, transeuntis exspectet adventum, an fugiat, quove discedat. Corvus vero, quem non minori diligentia observabis, rebus majoribus auspicatur et usquequaque cornici praejudicat. Porro cygnus in auguriis ales gratissima nautis, utpote quae aquarum domestica quadam gratia familiaritatis eorundem secreta praenoverit. Si avis quae vulgo dicitur albanellus (albanel — см. ниже) praetervolans viam a sinistris feratur ad dextram, de hospitii hilaritate ne dubites, si contra, contrarium exspectabis. Leporis timebis oсcursum, lupo obvio congratulaberis; ovibus gratanter obviam gradieris, dum capram vites. Bobus triturantibus, libentius tamen arantibus obviabis. Nec displiceat si viam ruperint, quia mora itineris hospitii gratia compensabitur. Mulus infaustus est, asinus inutilis, equus quandoque bonus est. Habet vero jurgiorum et pugnae significationem, interdum tamen ex colore et visu mitigatur. Locusta itinerantium praepedit vota, econtra cicada viatoris promovet gressum. Aranea dum a superioribus filum ducit spem venturae pecuniae videtur afferre. Sacerdotem obvium aliumve religiosum dicunt esse infaustum; feminam quoque, quae capite discooperto incedit, infelicem crede, nisi publica sit [если, выходя из дома, ты наступаешь на порог или, споткнувшись, падаешь на землю, то лучше никуда не идти… Когда ты идешь куда-нибудь, то птицы, которых называют вещими, могут открыть тебе тайны будущего. Внимательно слушай ворону, причем не пренебрегай и ее положением: сидит она или летит. Очень важно то, по какую сторону ворона покажется, справа или слева; как она оглянется на твой локоть, когда ты пройдешь; щебечет она, кричит или хранит молчание; пролетает она вперед или следует­ за собой;­ ждет ли она, пока ты подойдешь, или сразу улетает прочь. Ворон, впрочем, за которым­

следует наблюдать с не меньшим вниманием, предсказывает более важные вещи и вообще во всем превосходит ворону. Есть еще лебедь — любимая вещая птица мореходов: лебедю лучше других известны все тайны воды, потому что он по природе своей тесно с этими тайнами связан. Если птица, которую

внароде называют чеглок, перелетает дорогу слева направо, то не сомневайся

вуспехе своего предприятия; если она летит в обратном направлении — жди дурного исхода. Опасайся столкнуться с зайцем, а встреча с волком — это к удаче. С благодарностью воспринимай встречу с овцами, но избегай коз. Встретить молотящего быка — счастливый знак, но еще лучше увидеть быка пашущего. Не сердись, если быки перегородили дорогу: удовольствие от удавшегося предприятия возместит тебе задержку. Встретить мула — несчастливый знак, встретить осла — знак неблагоприятный; встреча с конем иногда предвещает удачу, но еще конь — символ разногласия и борьбы. В некоторых случаях значение встречи зависит от цвета и внешнего вида животного. Саранча препятствует

впутешествии, а цикада, напротив, ускоряет путнику шаг. Паук, если он плетет свою сеть кверху, дарует надежду на будущее богатство. Встретить на пути священника или еще какого-то религиозного человека считается неблагоприятным знамением; встретить женщину с непокрытой головой — это тоже дурной знак, если только это не публичная женщина] (Johannes Sarisberiensis, Polycraticus sive de nugis curial., I, 13). У Петра из Блуа († около 1200 года): somnia igitur ne cures, nec te illorum errore involvas, qui occursum leporis timent, qui mulierem sparsis crinibus, qui hominem orbatum oculis, aut mutilatum pede, aut cuculatum habere obvium detestantur; qui de jucundo gloriantur hospitio, si eis lupus occursaverit aut columba, si a sinistra in dexteram avis s. Martini volaverit, si in egressu suo remotum audiant tonitrum; si hominem gibbosum obvium habuerint aut leprosum [не заботься о снах, не впадай в заблуждение, как те, кто страшится встретить зайца, кто ужасается, увидев по дороге женщину с распущенными волосами, слепого,

колченогого или одетого в клобук человека; как те, кто почитает за радостное предзнаменование, если им встретится волк или голубь, если птица святого Мартина взлетает на их глазах слева направо, если в пути им доведется услышать отдаленный гром, если навстречу им выйдет горбун или прокаженный] (Petrus Blesensis, Epist., LXV)18. У Гартмана неустрашимый Эрек не заботится суеверными предостережениями (Er., 8122 и далее):

18 Ср. со словами Иоанна Златоуста (род. 354 — †407) из его XXI беседы к антиохийскому народу: πολλάκις ἐξελθών τις τὴν οἰκίαν τὴν ἑαυτοῦ εῖδεν ἄνθρωπον ἑτερόφθαλμον ἢ χωλεύοντα, καὶ̀ οἰωνίσατο… ἐὰ̀ν ἀπαντήσῃ παρθένος, φησίν, ἄπρακτος ἡ ἡμέρᾳ γίνεται. Ἐὰ̀ν δὲ̀ ἀπαντήσῃ πόρνη, δεξιὰ̀ καὶ̀ χρηστὴ̀ καὶ̀ πολλῆς ἐμπορίας γέμουσα [кто, выходя из дома, часто видит одноглазых или хромых, тот видит в этом благое предзнаменование… если человек встречает деву, то считается, что день у него будет неудачным. Если же навстречу ему выйдет блудница, то это хороший знак, это принесет всяческую удачу в торговле] (Chrysostomus, Opp. (Etonae, 1612), VI, 610).

die liute an stinket, daz nieman bî im genesen mac, und daz ein gewîhter priester bœsen aneganc habe, an dem aller gloube lît… sô gloubent etelîche an den miusearn, sô ist dem der hase übern wec geloufen. Als ist ir unglouben als vil, daz sîn nieman ze ende komen mag [некоторые верят в дурные встречи: встреча с волком, дескать, предвещает удачу — с волком, который только вредит всему миру, который настолько нечист, что его мясо никогда не едят, чтобы не заразиться! — а вот дорожная встреча со священнослужителем, на которого возложена святая вера, — это плохо… Кто-то верит в то, что если сокол или заяц пересекает путь, то в этом есть тайное значение. Таких суеверий — очень много, нет им конца] (Berthold, 58). См. раздел «Суеверия», 128. Слово aneganc встречается и в «Weltchronik» Рудольфа фон Эмса (см. Cod. Zeisb., 114b); речь идет о Моисее:

er verbôt allen aneganc, vogelvluc, stimme oder sanc, daz dâ geloupte nieman an.

[он запретил все суеверия, связанные с первой встречей, с полетом птиц, с голосами и песнями:

никто не должен был в это верить]

Вальтер фон дер Фогельвейде о несчастном человеке говорит так: wizzet, swem der anegenget an dem morgen fruo, deme gêt ungelücke zuo [знайте, что любого, кому он встретится ранним утром, тоже постигнет несчастье]. В Reinaert, 1055 упоминаются «tekîn ende ghemoet» (знамение и встреча)19; в Reineke (Hakemanns Ausg.), 52 — gemöte: в значении «встретиться» до сих пор говорят «to möte komen». Более общее значение — у древнескандинавского heill (omen). В одной из эддических песней (Sæm., 184b) перечисляются три знака, приносящие удачу воителю (при размахивании мечом — at sverđa svipon): первый — если за воином следует темный ворон (fylgja ens deyqva hrafns)20, что напоминает о вороновом знамени (см. II, 743 и далее); последние два знака явно связаны с первой встречей, поскольку в тексте сказано: ef þû ert ût umkominn, ok ert â braut bûinn (когда ты вышел из дома и отправился своей дорогой). Второй знак: tvâ þû lîtr â tâi

два ворона, сопутствует удача (hrafnar tveir flugo međ þeim alla leiđ; Nialssaga, VIII). Вероятно, эти вороны считались посланцами Одина? Или же в данном случае они предчувствовали скорое появление мертвых тел? Схожие места: hrafn at meiđi hâtt kallađi [ворон закричал с высокого дерева] (Sæm., 208b); hrafn flŷgr austan af hâmeiđi ok eptir honum örn î sinni [ворон летит с востока, с высокого дерева, а за ним летит и орел] (Fornald. sög., I, 428).

standa hrôđrfûsa hali (если ты увидишь двух жадных до славы мужей, то есть двух воинов, стоящих на дороге21). Третий знак: ef þû þiota heyrir ûlf und asklimom, heilla auđit verđr ef þû ser þâ fyrri fara (если ты услышишь, как волк воет под ветвями ясеня, то тебя ждет удача, особенно если затем22 ты еще увидишь, как этот волк убегает вперед). Об этих трех знамениях в «Речах Регина» Сигурду сообщает Хникар (Один). Трем счастливым знакам противостоят два несчастливых: первый — если герой вынужден будет сражаться лицом к заходящему солнцу (sîđskînanđi systor mâna); второй — если он, выходя на бой, споткнется (ef þû fœti drepr). Интересные приметы, связанные с первой встречей, обнаруживаются в «Gesellensprüche»: речь там идет о встрече с лягушками в пруду,

своронами, с тремя старухами, с девушкой и козой (A. W., I, 91, 107, 111). Ihre,

De superstit., 82: ejusdem indolis est, quod tradunt nostrates de occursu hominum et animalium, e. gr. si cui domo sua mane egredienti occurrat mendicus, vetula, claudus, aut felis, canis, vulpes, lepus, sciurus, is dies inauspicatus habetur. Observant haec prae aliis sagittarii et piscatores, qui ejusmodi ominibus oblatis haud raro domum revertuntur et a proposito abstinent [то же самое у нас рассказывают о встрече

слюдьми и животными: например, если выходя из дома поутру, встретишь попрошайку, старуху, хромого или кошку, собаку, лису, зайца, белку, то всё это предвещает неудачный день. Особенно за такими знаками следят стрелки и рыбаки, которые, столкнувшись с неблагоприятным знамением, нередко возвращаются домой и отказываются от планов на сегодняшний день]. Lasicz, 48: quin ipse quoque rex Wladislaus gente Lituanus has a matre superstitiones didicerat, ut eum diem infaustum sibi futurum crederet, quo primum calceum sinistrum fortuito accepisset. Ad hoc movebat se interdum in gyrum stans pede uno, foras e cubili proditurus. Quorum similia multa observantur a Samagitis; quidam infeliciter se venaturos sibi persuadent si domo egressis mulier occurrat, seu quis certum numerum capiendorum leporum, vulpium, luporum nominet [даже сам литовский король Владислав научился суеверности от своей матери и считал, что если он случайно возьмет левый сапог раньше правого, то это сулит ему неудачу на весь день. Иногда из-за этого, только поднявшись с кровати, он прыгал по кругу на одной ноге. У самогитов распространено множество таких суеверий; некоторые уверены, что охота будет неудачной, если, выйдя из дома, встретишь женщину или если кто-то скажет, сколько именно зайцев, лис, волков нужно поймать]. Лукас Давид говорит, что у древних пруссов встреча с больным человеком считалась несчастливым знамением, встреча со всадником, напротив, сулила удачу, а если

21Как следует понимать выражения «â tâi standa», «â tâi sitja» (Sæm., 266b), «â tâi spretta» (Sæm., 269a)? Вряд ли tâi — это форма дательного падежа единственного числа или винительного падежа множественного числа от существительного tâ (digitus pedis [палец ноги]) женского рода; скорее всего, это форма косвенного падежа от какого-то существительного мужского рода, и здесь имеется в виду местоположение объекта.

22Þâ я понимаю как наречие: tum, eo momento [затем, тогда, в тот момент].

на дороге попадались лисы или зайцы, то это не предвещало ничего хорошего (Lucas David, Chron., I, 140, 147) [15].

Понять смысл каждого из этих предзнаменований довольно непросто.

В первую очередь рассмотрим поверья, касающиеся встреч с людьми [menschlicher Angang]. Считалось, что неудачу приносят старухи, женщины с распущенными волосами или, что то же самое, с развязанной лентой для волос23. Если поутру человеку встретится старуха или если ему придется пройти между двух старух, то день для него будет неудачным (см. раздел «Суеверия», 58, 380, 791, 976). Если ранним утром охотник набредает на старуху, то он должен лечь на землю, а она должна переступить через него — так можно отвести неудачу (гессенское поверье). В Швейцарии несчастливой приметой (по крайней мере на Новый год) считается случайная утренняя встреча с женщиной (Tobler, 447b). По шведскому поверью, любая встреча с женщиной — это сквер-

ный знак, если только женщина эта — не проститутка (см. раздел «Шведские суеверия», 53); у Златоуста (см. выше) тоже сказано, что встретить παρθένος

[деву] — это плохая примета, а встретить πόρνη [блудницу] — хорошая. См. раздел «Суеверия», 177: встреча с девушкой или священником приносит неудачу, а встреча с проституткой, напротив, сулит хороший день24. Упоминание о vetula [старухе] у Ире ср. с Arndt, Reise nach Schweden, I, 44; в финской песне (Schröter, Runen, 67): «выходи ранним утром и следи, чтобы не косились на тебя старухи с кривыми подбородками». Последняя деталь прямо связывает эту примету с поверьями о ведьмах; развевающиеся, распущенные волосы (см. II, 699) тоже характеризуют ночную странницу (см. раздел «Суеверия», 878), вещунью, языческую жрицу — ср. с кимврской πολιόθριξ [седовласой (прорицательницей)] (см. I, 209). Сивилла у фон Фельдеке (Veldek, 21b) — andfas (horrida crinibus [с ужасными волосами]), daz mies lockehte hienc ir ûz den ôren [мох свисал у нее из ушей] (у Вергилия — non comptae mansere comae [волосы у нее растрепались]; Virg., Aen., VI:48). Те же воззрения выражаются и в поверьях относительно встречи с пряхой — это тоже считалось дурным знаком (см. раздел «Суеверия», 135): ведьм называли полевыми прядильщицами, отождествляя их с норнами, парками (см. II, 698). Уже у Плиния Старшего: pagana lege in plerisque Italiae praediis cavetur, ne mulieres per itinera ambulantes torqueant fusos, aut omnino detectos ferant, quoniam adversetur id omnium spei praecipueque frugum [по местным законам во многих регионах Италии женщинам запрещается крутить веретена в дороге и даже носить их на виду, поскольку это

23Cooperire — покрывать, discooperire — раскрывать, снимать; в итальянском — scoprire.

24Однако это не касается Феодоры [императрицы, которую Прокопий Кесарийский описывает как женщину крайне распутную]. Византийцы верили, что встретить ее по­ утру — дурной знак: ἧν γὰρ τοῖς ὁρῶσιν ἄλλως τε καὶ̀ ἀρχομένης ἡμέρας βλάσφημος οἰωνός (Procop, Hist. Arc., IX (ed. Bonn. — 63)).

считается дурным знаком, разрушающим всякие надежды, особенно в том, что касается урожая] (Plinius, XXVIII, 2). Всё это, опять же, напоминает о германских богинях, которые уделяли особое внимание прялкам и веретенам: всё ли спрядено к празднику (см. I, 521, 526).

Аналогичные поверья ходили и о священниках, чем еще раз подтверждается связь этих примет с языческими жрецами и жрицами: встретить рукоположенного клирика считалось дурным знамением. Об этом уже в IX веке говорил Гинкмар: sunt etiam qui dicant, quando in venationem pergunt, quod obvium sibi non debeant habere clericum [есть те, кто, отправляясь на охоту, говорит: «Хоть бы не встретить священника»] (Hincmar, I, 656); есть и более новые свидетельства: например, в Reginald Scott, Witchcraft (Lond., 1665; in folio), 114: if any hunters, as they were a hunting, chanced to meet a frier or a priest, they thought it so ill luck, as they would couple up their hounds and go hom, being in dispair of any further sport that day [если охотникам по дороге на охоту встречается монах или священник, то это, как считается, к неудаче: они собирают своих псов и едут домой, теряя всякую надежду поймать в этот день какую-то добычу]; Pauli, Schimpf und Ernst (1555), CCCLVIII: zu der kirchen gieng ein altes weib am morgen frů, da begegnet ir ein pfaff, da thet sie wol sechs creuz für sich. Der priester sprach, warumb segnet ir euch also vor mir? ich bin doch nit der teufel. Die frau sprach, es hat mir nicht gefehlet, wenn mir ein pfaff bekam an einem morgen frů, das mir den selbigen tag nit etwas widerwertiges ist zu handen gangen [ранним утром одна старуха отправилась в церковь, ей встретился священник, и старуха шестикратно перекрестилась. Священник спросил: «Почему, увидев меня, ты осеняешь себя крестом? Я же не демон». Женщина ответила: «Уже сколько раз проверено — как утром встречу священника, так днем обязательно случится что-нибудь скверное»]­.

Если в группе людей внезапно воцаряется тишина, то говорят: «где-то рядом идет священник»; по-нидерландски — er gaat een predikant voorby: все

будто оказываются озадачены этим знамением. В хорошем смысле о том же говорят: «Это ангел пролетел через комнату», Ἑρμῆς ἐπεισῆλθε [Гермес при-

шел]. В Швейцарии говорят, что, когда священник выходит на улицу, начинается скверная погода (Tobler, 436b).

Неожиданное появление святого человека перебивает и расстраивает мирские дела. Встречные должны были оказывать священнику почести; вероятно, в языческие времена встречного жреца следовало приветствовать каким-то ритуальным способом? У христиан знамения, связанные со жрецами, перешли на священников, а всё, что касалось жриц и вещих жен, увязалось с ночными странницами и ведьмами: женщин в клир не принимают.

Почему встреча со слепцом (или с одноглазым), с хромым, с нищим считалась дурным знаком, а встреча с горбуном или прокаженным приносила удачу? Почему пеший прохожий хуже, чем конник (см. раздел «Датские суеверия», 129)? Почему считалось, что человек, несущий воду, знаменует неудачу (см. раздел «Суеверия», 257)? Образы слепца и всадника в плаще заставляют вспомнить

о Вотане. Более понятно нежелание рыцарей брать меч от женщины, равно как и то, почему в «Эдде» приметой победы служит встреча с двумя воинами.

Для влюбленного наилучшим знамением служила случайная утренняя встреча с возлюбленной: swer si des morgens angesiht, den tac im niemer leit geschiht [кто увидит ее поутру, тому этот день точно не принесет горя] (Ms, II, 23b) [16].

Приметы, касающиеся встреч с животными, происходят из пастушьего

иохотничьего быта, они связаны с созерцанием природы и с легендарными преданиями о звериных повадках. Очевидно, что у славян, эстонцев, финнов

илитовцев тоже должно существовать множество примет такого рода: впрочем, их еще только предстоит собрать, и в данный момент на эту тему мне сказать нечего. Даже скандинавские поверья в этом отношении нам известны не вполне. Саксон Грамматик рассказывает (о славянах, не о норманнах): ad varia quoque negotia profecturi ex primo animalis occursu votorum auspicia capiebant: quae si laeta fuissent coeptum alacres iter carpebant, sin tristia, reflexo cursu propria repetebant [отправляясь на какое-либо дело, они обращают внимание на первое встречное животное: если приметы оказываются благоприятными, то люди весело отправляются в путь, а если показываются дурные приметы, то они разворачиваются и возвращаются домой] (Saxo Gramm., 321). О каких животных идет речь, Саксон не уточняет. В этом смысле особенно важна для нас скандинавская примета, упомянутая в «Эдде» и касающаяся волка, воющего и убегающего, — здесь явно имеется в виду священный зверь Одина, приносящий победу (см. II, 121). Все другие свидетельства (в том числе и современные суеверия) тоже указывают на это. Отважному, неустрашимому волку, встреча с которым вселяет надежду и смелость, обычно противопоставляют трусливого зайца, символ малодушия и неудач. У Сигеберта из Жамблу (запись от 1143 года): obiit etiam Fulco rex Hierosolymorum. Qui dum venationi insistens leporem insequitur ex improviso sibi apparentem, equus cui insidebat se super ipsum praecipitem dedit, ipsumque vita et regno privavit [тогда умер Фульк, король Иерусалима. На охоте он погнал невесть откуда взявшегося зайца, и конь, на котором король сидел, перебросил его через себя: так Фульк лишился и царства, и жизни]; ср. со словами Винтлера — см. раздел «Суеверия», G, строка 55. «По пути им случайно попался заяц, который перебежал дорогу; кучер опечалился и сказал: ничего хорошего теперь не выйдет. Если бы дорогу перебежал волк, то это считалось бы хорошим знаком» (Ettner, Unw. Doct., 575, 576 — ср. с Simplic. [1713], II, 74). Pauli, Schimpf und Ernst, CXXXVIII (CXXXV по изданию 1550 года): «они выехали утром и уже подъезжали к лесу, когда слуга вдруг сказал: господин, перед нами пробежал волк. Господин ответил, что тоже отлично его видел — это знак чистой удачи». Albertinus, Narrenhatz (München, 1617), 96: «суеверные дуралеи боятся, как бы заяц не побежал поперек той дороги, по которой им предстоит пройти или проехать; считается, что в такой день приключится какое-нибудь несчастье». Göz von Berlichingen, Leben, 179: «продвигаясь, мы встретили пастуха, и в этот момент явилось знамение: пять волков напали

У греков и римлян встреча с зайцем в определенных обстоятельствах могла считаться и благим знамением (αἴσιος)27. Дурной славой у них пользовалась ласка (γαλῆ): если она перебегала дорогу, то народное собрание откладывали на другой день (Potter, I, 746). Теофраст говорит, что если дорогу перебежала ласка, то сразу идти дальше не следует: нужно пропустить вперед трех человек или собрать с дороги три камня (Theophrast, Charact., XVI). В Centonovelle, XXXI: quando l’uomo trova la donnola28 nella via [когда человеку на дороге попадается ласка]. Встречу с лисой толковали по-разному: иногда это считалось скверным знаком (см. выше цитату из Ире), а иногда — добрым (см., например, раздел «Литовские суеверия», 9). Встречу с домашними животными, которые живут во дворе, вряд ли можно считать случайной и, соответственно, знаковой: скот — это нечто слишком привычное, слишком домашнее и слишком подвластное человеку, потому в домашних животных обычно не усматривали ничего вещего. Иногда, впрочем, говорят: кто поутру встретит свинью, тот будет нежеланным гостем там, куда направляется; кто встретит овцу — того примут с радостью. По другой примете, путник будет желанным гостем, если овца покажется у него по правую руку и нежеланным — если по левую. Когда в провинцию приезжал новый магистрат, этруски следили за тем, какие животные (кони, быки) попадаются ему по дороге (O. Müller, II, 118). Ср. с предсказательством по лошадям (см. II, 114—116): оно, правда, связано не со встречами, а с тем, какой ногой конь ступит — правой или левой. Дополнительный пример можно найти в «Войне с персами» Прокопия: см. Procop, De b. pers., II, 5 (S. 172) [17].

27 Cassius Dio, LXII, 6 (Reim., 1006, 1007): ταῦτα εἰποῦσα, λαγὼν μὲν ἐκ τοῦ κόλπου προἡκατο (ἡ Βουνδουΐκα — британка Будика) μαντεία τινὶ χρωμένη, καὶ ἐπειδὴ ἐν αἰσίῳ σφίσιν ἔδραμε͵ τό τε πλῆθος πᾶν ἡσθὲ̀ν ανεβόησε [с такими словами она (Будика) отпустила зайца от груди для какого-то гадания: в беге этого животного увидели благое знамение, и толпа закричала от радости]. У Свиды [т. е. в «Лексиконе Суды»], однако же: φανεὸς ὁ λαγὼς δυστυχεῖς ποιεῖ τρίβους [если заяц перебежит дорогу — то это к несчастью]. Когда франки под предводительством короля Арнульфа осадили Рим, мимо войска пробежал испуганный заяц — однако в тот день германцы взяли город (Liutpr., [Hist.], I, 8); с другой стороны, датчане, бросившиеся за зайцем, в итоге были обращены в бегство (Neocorus, I, 353; у Детмара (см. Detmar, I, 164) вместо зайца упоминается кошка). Человек, которого облизал заяц, считался исключительно удачливым: «он вел себя так, как будто его заяц облизал» (Trödelfrau (1682), 71).

28 [Donnola — уменьшительное от donna, госпожа.] У нас этого зверька называют Fräulein [барышней]; в Баварии — müemelein [тетушка] (Schm., II, 576), schönthierle [звереккрасавец] (Schm., III, 369); по-испански — comadreja [матушка, от commater] (Reinh., CCXXIV); по-датски — den kjönne (pulchra [красавица]); все эти названия связаны с миловидностью, изяществом [Heimlichkeit = Heimeligkeit?] этого зверя. Сербы называют ласку ласица; часто используется и уменьшительная форма ласа: ласо ласичице!

Система примет, связанных с птицами, разработана еще лучше, чем поверья об утренней встрече с четвероногими животными: в свободном и непри-

нужденном птичьем полете видели нечто чудесное и мистическое. У греков существовало тщательно разработанное искусство οἰωνιστική [птицегадания] (см. Suidas, статья «οἰωνιστική»), а у римлян — комплексная система ауспи-

ций и авгурий29. В богемском ptakoprawiti означает augurari [гадать по птицам], ptakoweštec — augur [птицегадатель] (ptaszowiezsczek по-польски). Германские язычники тоже считали птиц посланницами богов, способными сообщить людям важные известия (см. II, 125, 456). Фраза «какая птица тебе напела?» означает «откуда ты это взял, кто вложил эту мысль тебе в голову?»30; ср. c «птица на хвосте принесла», «jag hörde en fogel så sjunga, en fogel var här, och sade för mig det eller det» [я слышал, как об этом пела птица; прилетала птица, которая и напела мне обо всем этом] (Ihre, De superst., 51). Многие новогреческие

исербские песни начинаются с разговоров птиц, побывавших в разных краях (Wh. Müller, Saml., I, 66, 102; II, 164, 178, 200; Vuk, [Lieder], III, 326). Два черных ворона («два врана гаврана») каркают с белой башни (Vuk, [Lieder], II, 151). О вещем крике кукушки уже говорилось в II, 129 и далее; кукование тоже относится ко встречным знамениям: путник нежданно встречается с кукушкой в лесу,

иесли она закукует с правой стороны, то это считается доброй приметой, если же с левой — то это предвещает беду. У Плиния: aliud est cuculo miraculum, quo quis loco primo audiat alitem illam, si dexter pes circumscribatur ac vestigium id effodiatur, non gigni pulices, ubicunque spargatur [с кукушкой связано еще одно чудо: если на том месте, где человек услышал кукушку, отпечатался след правой ноги, то след этот можно обвести кругом и вырезать — где ни разбросаешь потом такой земли, там никогда не заведутся блохи] (Plin., XXX, 10); ср. с тем, что в II, 703 сказано о вырезании следов. В «Малом указателе суеверий» тоже упоминаются auguria avium [гадания по птицам] (Indic. superst., XIII). У Элигия: nec in itinere positi aliquas aviculas cantantes attendatis [в пути не внимайте пению птичек] (см. раздел «Суеверия», А). Птиц, способных предсказывать будущее, называли wegvögel [путевыми птицами] (см. раздел «Суеверия», 600); считалось, что лучше всего для гадания подходят krimmende raubvögel (rapaces aves [(когтистые) хищные птицы]), которые сами побеждают других птиц и потому способны предсказывать победу героям31; в толковании сновидений образ хищной птицы тоже играет существенную роль. Судя по одному фрагменту из Прокопиевой «Войны с готами» (Procop, De bello goth., IV, 20 (ed. Bonn. — II, 560, 561)), суеверия такого рода бытовали у германцев с самых древних времен. Проезжая по полю, Гермигизель [Hermigisel], вождь племени варнов,

29Jul. Caes. Bulenger, De auguriis (см. Graevius, Thes., V).

30В Вестфалии говорят: wecker vaugel heft dik dat inner auren ehangen? [какая птица навесила это тебе на уши?] (Slennerhinke, 8).

31Frid. Guil. Schwartz, De antquiss. Apollinis natura (Berol., 1843), 8.

увидел на дереве некую птицу (какую именно — не сказано) и услышал, как она закаркала (соответственно, скорее всего, речь идет о вóроне или ворóне). Вождь выслушал эту птицу, понял ее пророческую речь и сообщил своей свите, что он умрет через сорок дней32. Птицы-igđor с дерева предсказывают судьбу Сигурду (см. II, 126): считается, вроде бы, что это ласточки, но, возможно, всё же имеются в виду орлицы? У Дага был говорящий воробей (Ingl. saga, XXI). О наблюдении за птицами несколько раз упоминается в староиспанском «Сиде»: al exir de Salon mucho ovo buenas aves [когда он уезжал из Халона, птицы явили множество добрых знамений] (Cid, 867); con dios e con la vuestra auce [с богом и с тем, что вам посулили птицы; auce — от auspicia?] (Cid, 2376); con la buen auce [с благими знамениями (от птиц)] (Cid, 2379) [18].

У древних народов самым главным в птицегадании считалось то, в какую сторону птицы летят: направо или налево; точно так же и у Гартлиба: если птицы летят к правой руке, то это к счастью, а если к левой — к несчастью (см. раздел «Суеверия», H, 67). Хорошо, если орел (ar) летит над путником «со стороны сумки», то есть с той стороны, где у человека висит дорожная сумка. Упоминание об ar мне более нигде не встречалось, зато mûsar [сокол, пустельга] неоднократно упоминается у Гартмана, Вирнта, Бертольда; в словаре Бенеке слово mûsar толкуется как «маленькая хищная птица» — Бурхард называет ее muriceps [мышеловом] (см. раздел «Суеверия», C, 198c). В поэме «Übel wîp» сказано (Übel wîp, 297—301):

swenne ich nâch gewinne var, sô ist durft daz mir der mûsar über die strâze vliege

und mich des niht entriege, ob ich ir niht enbringe

[когда я ехал за заработком, в тот самый момент сокол пересек мне дорогу,

но и это не поможет мне выкрутиться, если я ничего не принесу жене]

32 Οὗτος ἀνὴ̀ρ (Ἑρμεγίσκλος) ξὺν Οὐάρνων τοῖς λογιμωτάτοις ἐν χωρίῳ τῳ ἱππευόμενος ὄρνιν τινὰ̀ ἐπὶ̀ δένδρου τε καθήμενον εἶδε καὶ̀ πολλὰ κρώζονταν. Εἴτε δὲ̀ τοῦ ὄρνιθος τῆς φωνῆς ξυνεὶ̀ς εἴτε ἄλλο μέν τι ἐξεπιστάμενος, ξυνεῖναι δὲ̀ τοῦ ὄρνιθος μαντευομένου τερατευσάμενος, τοῖς παροῦσιν εὐθὺ̀ς ἔφασκεν ὡς τεθνήξεται τεσσαράκοντα ἡμέραις ὕστερον… τῇ τεσσαρακοστῇ ἀπὸ̀ τῆς προρρήσεως ἡμέρᾳ νοσήσας τὴ̀ν πεπρωμένην ἀνέπλησεν [этот человек (Гермегискл) вместе со знатью ехал по полю и увидел птицу, которая сидела на дереве и непрестанно каркала. То ли поняв речь птицы, то ли просто зная это откуда-то еще, он якобы истолковал знамение и сказал подле стоящим, что ему суждено умереть через сорок дней… На сороковой день после этого он действительно умер от болезни].

То есть: когда нечего принести домой, оправдаться можно лишь какими-то при-

метами. Полет сокола над дорогой считался счастливым знамением. В «Илиаде» (Il., X:274) в качестве благого знамения упоминается цапля (ἐρωδιός), ле-

тящая в правую сторону. В скандинавских источниках, как ни странно, ничего не упоминается о встрече с вороном, языческой птицей победы (в примерах, приведенных в II, 756, речь идет только о тех случаях, когда ворон сопровождает путников в дороге), зато встречи с ворóнами затрагиваются в текстах неоднократно. Человека ждет удача, si cornicula ex sinistra in dexteram cantaverit [если вороний крик пронесется слева направо] (см. раздел «Суеверия», C, 198c); у Петра из Блуа встречается та же фраза, только вместо слова cantaverit стоит volaverit [= если ворона пролетит слева направо]; в Kolocz., 146 о детях, привыкших к роскоши и никогда не знавших превратностей судьбы, сказано: si enwizzen wannen die krân sint gevlogen [их не заботит, с какой стороны пролетит ворона]; Walth., 94:39: ein unsæligiu krâ begonde schrien [закричала нечестивая ворона]; в MS, II, 80a: ez hab ein swerziu krâ gelogen [соврала черная ворона]. С другой стороны: alba solet cornix affectum scire tacentis [белая ворона должна знать, что такое молчание] (Reinard., II, 657). Иногда с вороной отождествляют птицу святого Мартина, полет которой наделяется особым смыслом и в животном эпосе (Renaert, 10472; Reinaert, 1047; Reineke, 942), и в текстах Петра из Блуа. «Sant Martins vogel, wol über her! daz ist nû gar der niuwen hant» [«прилетай, птица святого Мартина!» — это манера нового времени] (Hätzlerin, Liedrb., 241b): имеется в виду, что современные люди слишком легкомысленны и по любому поводу взывают к священной птице; ср. с оборотами «diu niuwe hant» и «diu alte hant» в Renner, 2087—2111 [19]. В «Рейнарте» Тиберт взывает к птице святого Мартина с такими словами: «al heil, edel voghel, kêre herwaert dînen vloghel» [о святая, благородная птица, направь сюда свой полет]. По Немниху, птица святого Мартина (по-новонидерландски — Martens vogel, по-французски — l'oiseau s. Martin, по-испански — pajaro s. Martin) — это falco cyaneus [синий сокол, чеглок], маленький хищник: здесь явно прослеживается связь с птицей под названием albanellus (французское haubereau), упомянутой у Иоанна Солсберийского, — появление чеглока тоже считалось добрым знаком [hospitium]. Эту птицу повсеместно связывают со святым Мартином, однако объяснения этому мне не удалось найти ни в одной из легенд. У Винтлера в качестве символа благополучия упоминается sant Martisvogel (см. раздел «Суеверия», G, строка 158); можно ли на этом основании предположить, что форма Martini avis [птица Мартина] происходит от Martis avis [птица Марса], Märzafülli (см. II, 127) — названия дятла? В Ls, III, 543: sant Martins vögalîn diu machent mangen umbecreiz [птичка святого Мартина, которая кружит над нами]; в другом фрагменте (заимствованном уже в Reinh., CXXVII) из одной пфальцской рукописи (Altswert, 77:19) встречается форма Mertiss vogelin — там же сказано, что эта птица указывает дорогу к Венериной горе, что еще раз подтверждает ее связь с мифологией. В немецких детских припевках поется о sunte Martens vögelken: иногда эта

птичка носит красный сюртучок, иногда крылья у нее золотые; песни эти, впрочем, поют в канун Мартынова дня, и, соответственно, они вновь возвращают нас к образу святого. Каких-то окончательных выводов относительно этой птицы я сделать не могу. Что касается вороны, то можно привести еще несколько свидетельств (и древних, и новых) о ее связи с суевериями; Virg., Ecl., IX:15: ante sinistra cava monuisset ab ilice cornix [ворона прокаркала из левого дупла дуба];

вPoema del Cid, 11, 12: ovieron la corneia diestra и siniestra [увидели, как ворона летит справа (и слева)]. В Renart, 10473 об oiseau s. Martin [птице святого Мартина] сказано: assez si le hucha à destre, et li oisiax vint à senestre [он хотел приманить ее направо, но птица полетела налево]. У древних были и приметы, связанные с вороном; у Плавта: non temere est, quod corvus cantat mihi nunc ab laeva manu, semel radebat pedibus terram et voce crocibat sua [не зря ворон прокричал с левой стороны; он царапал землю когтями и громко каркал] (Plautus, Aulul., IV, 3:1). Олав Трюгвассон, даже будучи христианином, следил за тем, на какой ноге (левой или правой) стояла ворона (krâka), — в этом он видел доброе или худое знамение для себя; враги Олава прозвали его krâkubein [вороньей костью]. Hûngrkrâka предвещала древним скандинавам голод, а illviđriskrâka — плохую погоду. Cento nov. ant., XXXII: segnor, je vit una cornacchia in uno cieppo di salice. — Or mi di, donna, verso qual parte teneva volta la coda? — Segnor, ella avea volta verso il cul [Господин, я вижу ворону на ивовом пне. — Скажите мне, госпожа, в какую сторону у нее повернут хвост? — Господин, хвост у нее повернут

всторону зада]33 (ср. со сказанием о птице зуйке; см. II, 554).

Дятел тоже считался священной птицей (см. II, 127 и далее); в Lindenblatt,

Chron., 31: ir speht hatte nicht recht geflogen (ты, дятел, взлетел не с той стороны). Римляне полагали, что птица parra с ее резким криком (вероятно, имеется в виду зеленый дятел? или чибис?) предвещает неудачу: impios parrae recinentis omen ducat [пусть злодеев направляют вещие крики зеленого дятла] (Hor., Carm., III, 27:1); Plaut., As., II, 1:12: picus et cornix est ab laeva, corvus, parra ab dextera [дятел и ворона — слева, ворон и зеленый дятел — справа]. В Швеции особое значение придают полету птицы lom (по словам Ире, это некий вид цапли; см. раздел «Суеверия», 94). Увидеть сороку спереди — это хороший знак, а увидеть ее сзади — плохой (см. раздел «Суеверия», 158). Кто увидит первую ласточку по весне, тому следует остановиться и вырыть у себя из-под ноги кусочек угля (см. раздел «Суеверия», 217; G, строка 98); на том месте, где человек услышал кукушку, вырезали след от ноги (см. II, 763)34. Ms, II, 118b, 208b: nu jârlanc stêt vil hôch mîn muot, ich hôrte den süezen sanc von einer swalwen dâ si

33Me l’ha vaticinato la cornacchia, che la mia bella donna m’infinocchia [ворона возвестила мне, что моя прекрасная госпожа водит меня за нос] (Tommaseo, I, 224).

34Quum primo hirundinem videris, hoc dic ter: rogo te, hirundo, ut hoc anno oculi mei non lippeant! [как увидишь первую ласточку, скажи трижды: прошу тебя, ласточка, чтобы

вэтом году у меня глаза не воспалялись!] (Fundgr., I, 325).

flouc [если услышу сладкий напев пролетающей ласточки, то весь год у меня хорошее настроение]. В Дании служилые люди придают символическое значение тому, как первый раз в году встретишь аиста — стоит он или летит (см. раздел «Суеверия», 130). Завидев прыгающую лягушку, стоит обратить внимание на то, где именно она запрыгала: в воде или на земле (см. раздел «Суеверия», 237). Встретить лысую или ощипанную курицу считалось скверным знаком:

enmi sa voie a encontrée une geline pielée,

qui pasturoit en la charriere; a poi ne sen retorne arriere, por ce quil i entendoit sort;

àses piez trueve un baston tort,

àla geline lest aler,

et ele sen prist à voler, en son gelinois le maudist

«honte li viegne!», et il si fist.

[по пути он (священник) встретил

лысую курицу, которая паслась на полевой дороге;

он чуть не повернул назад

из-за того, что он слышал (о таких птицах); он поднял с земли кривую палку

иподошел с ней к курице; та взлетела

ипрокляла его по-куриному:

«Да постигнет тебя позор!», — так потом и случилось]

Примеры из прованской поэзии, касающиеся встречных примет, собраны у Дица (см. Diez, Leben der Troub., 22, 23); эти суеверия касаются воронов, ворон, нескольких видов соколов (albanel, gavanh) — знамение тоже истолковывается по-разному в зависимости от того, летит птица направо или налево, улетает она или прилетает, кричит она или сохраняет молчание (Poes. der troub., 221):

los destres e’ls senestres, los anans e’ls venens, d’albanel, de gavanh, d’autras auzels ferens, del corp e de la gralha, los crîdans, los tacens.

[справа или слева, прилетает или улетает, чеглок, чайка, другая хищная птица, ворон или ворона, кричит или молчит]

Хотелось бы иметь в распоряжении более полные сведения о средневековых птицегаданиях [20]35.

В нашем средневековье особое значение придавали и пролету некоторых птиц. В Ms, II, 1b о повелителе тюрингов сказано: ob ime ein adelar zallen zîten ist mit hôhen flügen gewesen [над ним всё время летел орел с распростертыми крыльями]. Орлы простирают крылья над головами прославленных героев, защищая их от палящего солнца; когда языческие посланцы явились во дворец Карла Великого36, они увидели там, «daz die adelaren dar zu gewenit wâren, daz sie scate bâren» [что орлы там были обучены приносить тень] (Rol., 21:20). Очевидно, что этот образ связан с изображением орла, стоявшим у Карла на крыше дворца (см. II, 61); возможно, здесь есть связь и с орлом из зала Одина (Sæm., 41b). О пролете голубя говорилось в I, 349; термины supervenire и obumbrare [осенять, накрывать тенью] встречаются уже в Вульгате. С оборотом «drûpir iörn yfir» [над ним летает орел] можно сравнить такой исключительно важный отрывок из «Речей Высокого» (Sæm., 12b):

ôminnis hegri, sâ er yfir ölđrom þrumir, hann stelr geđi guma;

þess fugls fiöđrom ec fiötrađr varc î garđi Gunnlađar,

то есть: oblivionis ardea, qui super symposiis stridet mentemque hominum furatur; ejus avis pennis captus sum in domo Gunnladae [цапля забвения, что кричит над пирующими и крадет у людей разум; крыльями этой птицы я был пойман в доме Гуннлёд]. Эти слова произносит Один, который впоследствии упивается нектаром и улетает от Гуннлёд в облике орла (см. II, 471); ôminnis hegri [цапля забвения] здесь — это иносказательное название той же божественной птицы. Hegri — от hêgri, hrêgri (в древнеанглийском — hrâgra, в древневерхненемецком — heigiro

35Арабы в языческие времена тоже наблюдали за полетом птиц. Существует два практически равнозначных арабских понятия: zeger и ijavet; zeger — это гадание, в ходе которого в птицу с криками запускали камнем: если она улетала в правую сторону, то это добрый знак, а если в левую — дурной; ijavet — это общее название гаданий по видам птиц, по их крикам, по тому, как они приземляются. Мастера этой тайной науки в конце концов овладевали языком птиц: на Востоке об этой мудрости помнят со времен Соломона. Ворон

уарабов считается птицей-горевестником (см. Rückert, Hariri, I, 591, 592). В Индии тоже практиковались авгурии — этому есть множество примеров; в «Рамаяне» читаем: hae aves tibi declarant horrendum periculum imminere [эти птицы сообщают, что тебе грозит страшная опасность] (Schlegel, Ind. Bibl., II, 225). Одного пастуха целый день преследовали злоключения из-за того, как он полагал, что поутру дорогу ему переползла змея.

36Роскошные палаты Карла, производившие, должно быть, неизгладимое впечатление на гостей императора, весьма, судя по описанию, напоминали Асгард, каким его увидел Гюльви (Sn., 2); ср. со схожим ломбардским сказанием об Арихисе, приведенным в «Салернской хронике» (Pertz, V, 479).

Кто впервые по весне увидит, как летит аист, тот обязательно в этом году отправится­ в путешествие. Латыши верили, что появление синицы предвещает благополучие: эту птицу называют sihle, а глагол sihleht означает «пророчествовать, предсказывать» (см. II, 138). Если на крыше поселится ласка или змея, то это неблагоприятный знак (см. Suidas, статья «Ξενοκράτης»); anguis per impluvium decidit de tegulis [змея упала с крыши через имплювий] (Terent., Phorm., IV, 4:29). Если мышь прогрызла одежду — это тоже дурной знак (см. раздел «Суеверия», 184). Если на доме больного поселится ворон, ворона, сорока, то это считалось неблагоприятной или двусмысленной приметой (см. раздел «Суеверия», 120, 158, 496) [22].

Появление падальщиков и птиц-горевестниц считалось предзнаменованием смерти и гибели. Я полагаю, что у готов вестницей несчастья считалась горлица (из-за ее рыдающего голоса), потому ее и называли hráivadubô (трупным голубем); такого значения нет ни в греческом τρὺγών, ни в латинском turtur — считалось, что эта птица оплакивает смерть своего супруга39; сказания о горлицах собраны в Aw., III, 34. Из вещих птиц необходимо еще упомянуть сову (см. раздел «Суеверия, 798; см. также раздел «Французские суеверия», 8). Гартман противопоставляет пролет совы встрече с соколом: последнее считалось приметой удачи, а первое, судя по всему, знаменовало несчастье. В Ms, II, 174 сказано, что «der iuweln fluc» [пролет совы] не приносит в мир ничего хорошего. У Овидия (Ovid, Met., V:550):

foedaque fit volucris, venturi nuntia luctus ignavus bubo, dirum mortalibus omen.

[и он сделался гадкой птицей, вестницей грядущих скорбей, ленивой совой, страшным знаком для смертных]

Здесь имеет место метаморфоза: сова — это заколдованный человек; такие термины, как strix, strinx (e tectis strix violenta canat [с крыши резко закричала­

39Лангобарды возводили на кладбищах, рядом с могилами, ритуальные шесты (perticas)

вчесть тех родичей, что погибли в бою или на чужбине. На вершине такого шеста устанавливали деревянное изображение голубя, который указывал (головой или клювом) в ту сторону, где человек похоронен (Paul. Diac., V, 34). Это напоминает о том, как поворачивали орла на крыше (см. II, 61). Фигура голубя символизировала скорбящего родственника, который установил этот шест. Схожий обычай есть у сербов, только вместо голубя у них — кукушка- плакальщица (см. II, 136). На деревянном могильном кресте высотой в сажень вырезали изображения кукушек, причем их должно быть столько, сколько у умершего осталось родственников (главным образом — сестер). Девушка, потерявшая брата, разражается слезами всякий раз, когда слышит кукушку; «кукумене!» — междометие, выражающее горе и печаль (Vuk, Montenegro (Stuttg., 1837) 99, 100). Обычай воздвигать изображения голубей и кукушек заставляет вспомнить о лошадиных головах, которые тоже поднимали на кольях и устанавливали на крышах (см. II, 112, 113); ср. также с орлами на крышах (см. II, 61).

всамом дурном смысле (Dempster, III, 9). Если вода в источнике иссякает или, наоборот, поднимается, то это — предвестие смерти или голода (см. I, 17—19). Если потрескивает огонь, если кто-то просыпает соль, то это — знаки будущих раздоров (см. раздел «Суеверия», 64, 322, 534, 535). Ср. с этим мифологическую интерпретацию потрескивания пламени (см. I, 487): в огне, как и в вещем громе, является сам бог. Ямы, возникшие от проседания земли (gropar), — предвестие смерти (см. раздел «Шведские суеверия», 95); по звуку, с которым в могилу падают первые три гости земли, можно определить, умрет ли кто-нибудь еще

вближайшее время. Если с пола откалываются щепки, то скоро придут гости (см. раздел «Суеверия», 71, 1032); если с бочки срывается обруч, то вскоре ктото умрет (см. раздел «Суеверия», 149) [26]43.

Обычай класть ячменные зерна на раскаленный очаг и делать предсказания в зависимости от того, подпрыгивают эти зерна или лежат без движения, упоминается, насколько я знаю, только у Бурхарда (см. раздел «Суеверия», C,

195d) — у более поздних авторов ничего подобного не обнаруживается; греческая κριθομαντεία [критомантия, гадание по ячменю] — это нечто иное.

Если во время войны два колоска пшеницы вырастают на одном стебле, то это считается предвестием установления мира44; и наоборот: если вишня цветет дважды в году, то будет война (см. раздел «Суеверия», 1116) [27].

Некоторые другие предметы считались благотворными или вредоносными сами по себе, без специального гадания или колдовства: в первую очередь, это касается вещей найденных, украденных и полученных в качестве милостыни. Если, например, найти клевер с четырьмя листиками, три целых зернышка в готовом хлебе (см. раздел «Суеверия», 685), обод колеса (см. раздел «Суеверия», 351), подкову (см. раздел «Суеверия», 129, 220; см. также Hone, Yearbook, 1600), гвоздь или зубец с бороны (см. раздел «Суеверия», 539, 636; обладание этим предметом позволяет опознавать ведьм — см. II, 688), — всё это наделялось особым смыслом, равно как и inventio acus vel oboli reservati [нахождение спрятанной иголки или монеты] (см. раздел «Суеверия», E, 11.r-b); следует

43У Светония в жизнеописании Октавиана: auspicia quaedam et omina pro certissimis observabat; si mane sibi calceus perperam ac sinister pro dextero induceretur, ut dirum (как князь Владислав — см. II, 742, 743); si terra marive ingrediente se longinquam profectionem forte rorasset, ut laetum, maturique et prosperi reditus [некоторые приметы и знамения он считал не подлежащими сомнению; если поутру он надевал не тот башмак — правый вместо левого, — то считал это дурным знаком; если перед тем, как ему отправиться в долгое путешествие (по морю или по суше), выпадала роса, то в этом он видел благую примету, предзнаменование скорого и счастливого возвращения] (Suetonius, In Octavio, 92).

44В письме Елизаветы Шарлотты Орлеанской от 17 июля 1695 года: «Я так устала от войны! Прошу Вас, дорогая Луиза, узнайте: правда ли, что где-то в Гисене нашли росток пшеницы с II колосками (говорят, что его сохранил ландграф Дармштадский), и действительно ли точно такой же находили под конец Тридцатилетней войны?». Верили также, что

втот дом, где хранится стебель с двумя колосками, никогда не ударит молния.

обращать­ внимание на то, в какую строну повернуто острие найденной иголки (см. разделы «Суеверия», 235 и «Шведские суеверия», 46); суеверный смысл придавали и предметам подаяния — хлебу (см. раздел «Суеверия», 13), кольцу, сделанному из выпрошенных пфеннигов (см. раздел «Суеверия», 352); приметы связывались и с украденными вещами: перьевой метелкой (см. раздел «Суеверия», 431), веревкой с мешка муки (см. раздел «Суеверия», 216), хлебом (см. раздел «Суеверия», 183, 188), деревянными брусьями (см. раздел «Суеверия», 1000; см. также Firmenich, II, 33), рыболовными снастями (см. раздел «Шведские суеверия», 48), ткацкими узлами. Нашедшему что-то ценное благоприятствует случай; милостыня есть воздаяние за труды; кража всегда связана с риском и опасностью — всё это придавало особую ценность соответствующим предметам, — найденным, вымоленным, украденным. Считалось, например, что три глотка вина, отданного в подаяние, немедленно прогоняют икоту. Особыми качествами обладает не только собственно украденное добро, но и некоторые сопутствующие артефакты: рука вора (см. II, 619), шпора, сделанная из кандалов (см. раздел «Суеверия», 386), петля с виселицы, сама веревка оттуда же (см. раздел «Суеверия», 386, 921; G, строка 217); ср. со сказанием о «висельном человечке» (Deutsche Sag., № 83) [28].

Колесо над въездными воротами приносит удачу (см. раздел «Суеверия», 307); вероятно, это связано с представлением либо о колесе Фортуны (см. I, 409), либо о солнечном колесе (см. II, 46 и далее, 176)? В качестве оберегов годятся щепки от деревьев, ударенных молнией, щепки от гробов (см. раздел «Суеверия», 171, 208). Супружескую кровать следует делать из сухой древесины, снятой с живых деревьев45; существовали и другие суеверия, касающиеся супружеских постелей (см. раздел «Суеверия», 486, 487). Постели не следует набивать выщипанными перьями­ и куриными перьями в целом (см. раздел «Суеверия», 281, 346, 593).

Вера в счастливые и несчастливые дни [Tagwählerei] была глубоко укоренена у древних евреев (Лев.19:26; Втор.18:10), у греков и, видимо, вообще у всех

язычников. По словам Гесиода, один день может быть для человека, как мать, а другой — как мачеха; в поэме «Ἔργα καὶ̀ Ἡμέραι» (строки 765—829) пере-

числяются все добрые и все дурные Зевсовы дни. С днями недели, даже если их немецкие названия заимствованы из романской традиции (см. I, 317, 318), с древности могли увязаться подлинно народные суеверия. В проповеди Элигия: nullus observet, qua die domum exeat, vel qua die revertatur, nullus ad inchoandum opus diem vel lunam attendat [никто не должен придавать значения тому, в какой день он выходит из дома, в какой день возвращается, никто не должен следить за тем, в какой день недели или при какой луне он принимается за некое дело].

45 У Одофреда: mulieres quando nubunt volunt lectum de lignis siccis, sed de arbore vivente. Sed in omnibus opinionibus suis fatuae sunt [женщины, выходя замуж, требуют кроватей из сухой древесины, содранной с живого дерева. Но многие женские поверья свидетельствуют лишь о слабоумии] (Odofredus, Digest., De suppellect[ili] leg[ata]).

Hincmar, I, 656: sunt et qui observant dies in motione itineris et in inchoatione aedificandae domus [есть те, кто наблюдает дни перед тем, как отправиться в путешествие или приняться за строительство дома]. Suetonius, Octav., XCII: observabat et dies quosdam, ne aut postridie nundinas quoquam proficisceretur aut nonis quidquam rei seriae inchoaret [еще он придавал значение дням месяца: после нундин он не отправлялся в дорогу, а в ноны не начинал никаких важных дел]. Plin., XXVIII, 3: ungues resecari46 nundinis romanis tacenti atque a digito indice multorum pecuniae religiosum est [в римские нундины многие молча подрезают себе ногти, начиная с указательного пальца, видя в этом нечто суеверное]. Суеверия о том, что ногти следует стричь в определенный день (а именно — в пятницу), живы и до сих пор. Незадавшийся день называют злополучным [verworfner] (см. раздел «Суеверия», G, строка 51)47. У древних германцев, судя по всему, священными днями недели считались среда и четверг, посвященные верховным богам: Водану и Тунару. В «Малом указателе суеверий» есть раздел «de feriis, quas faciunt Jovi vel Mercurio» [о праздничных днях, посвященных Юпитеру или Меркурию]. В более поздние времена, по моим наблюдениям, наибольшее количество суеверий связывали с четвергом (см. I, 413), в том числе — у эстонцев (см. раздел «Эстонские суеверия», 59). В четверг птицы ничего не носят в гнезда, и потому в этот день не следует переезжать в новый дом. Среда и пятница, с другой стороны, считаются злополучными, ведьминскими днями (см. раздел «Суеверия», 613, 658, 745); поверья о среде см. в разделе «Суеверия», 567; о пятнице см. раздел «Суеверия», 241, 800, а также раздел «Эстонские суеверия», 59, 60. В протоколах ведовских процессов отмечается, что дьявол является ведьмам главным образом по четвергам и вторникам (см. кведлинбургские протоколы). Считалось, что понедельник не подходит для новых начинаний (см. раздел «Суеверия», 771, 821). Во вторник следует выезжать в путешествия и заключать брак48. В жирный четверг (fettisdag по-шведски, mardi gras по-французски) хорошо начинать новое дело (см. раздел «Шведские

46Ногтям вообще придавали особое значение: у кого они «цветут» (то есть у кого под ногтями есть белые лунки), у того расцветает и счастье. По словам Ройша, важно то, на какой руке и на каком пальце есть лунка. У Плиния Старшего resegmina unguium [обрезки ногтей] упоминаются несколько раз: e pedibus manibusque cera permixta ante solis ortum alienae januae affigi jubent… digitorum resegmina unguium ad cavernas formicarum abjici jubent, eamque quae prima coeperit trahere, correptam subnecti collo [обрезки ногтей с рук

иног, смешанные с воском, перед восходом солнца приклеивают к чужой двери… еще их бросают у муравьиных нор: того (муравья), который первым попытается унести этот катышек, ловят, повязывают и носят на шее] (Plinius, XXVIII, 7). В германской мифологии срезанные ногти играют еще более существенную роль: от них зависит то, когда начнется светопреставление (см. II, 329).

47Цитаты из проповеди VIII века, касающиеся этих суеверий, см. в Pertz, Archiv, VI, 500, 501.

48То же самое — в Богемии и Моравии (Löwe, Denkw. und Reisen, 72).

В «Житии святого Северина» дорогу указывает медведь (Vita Severini, XXVIII). Иногда в качестве животных-проводников выступают олени и лани: так, у Прокопия лань указывает дорогу киммерийским охотникам (Procop., IV, 5). У Иорнанда о гуннских охотниках сказано: dum in ulteriori Maeotidis ripa venationes inquirunt, animadvertunt quomodo ex improviso cerva se illis obtulit, ingressaque palude nunc progrediens nunc subsistens indicem se viae tribuit… mox quoque ut scythica terra ignotis apparuit, cerva disparuit [тогда на дальнем берегу Меотийского озера перед охотниками неожиданно появился олень: войдя в воду, он то шел вперед, то останавливался, как бы указывая дорогу… когда им наконец открылись неизвестные скифские земли, олень исчез]. Созомен рассказывает аналогичную историю о пастухах (хотя этот автор знал и вариант с охотниками): forte fortuna bos oestro percitus lacum transmittit, sequitur bubulcus: qui cum terram trans lacum vidisset tribulibus suis nuntiat. Sunt alii qui dicunt cervum quibusdam Hunnis venantibus, cum per lacum ab illis fugeret, monstrasse viam [так случилось, что один вол, мучимый оводами, вошел в озеро и стал переплывать его; за ним бросился пастух: увидев земли по ту сторону озера, пастух возвестил о них своим соплеменникам. Другие же рассказывают, что олень, преследуемый гуннами, бежал от них через озеро, указав таким образом путь] (Sozomenus, Hist. eccl., VI, 37). Охотников ведет олень, пастухов — бык, героев — волк. Впрочем, христианским героям олень куда милее языческого волка; так, олениха спасла франков, указав им брод через Майн (Ditmar Merseb. (ed. Wagn.), 245) — ср. с Otto Fris., De gest. Frid., I, 43). Ворона христиане превратили в посланца дьявола. Флодоард в «Церковной истории Реймса» рассказывает об орле: conscenso silvosi montis vertice, dum circumferentes oculorum aciem de monasterii corde volutant positione, subito sublimi coelorum mittitur aliger index a culmine, per quem coelos scansuro locus in terris beato depromeretur Theoderico. Nam mysticus ales aquila spatiando gyrans et gyrando circumvolans locum monasterii capacem secans aëra designavit. Et ut expressius ostenderet quid dominus vellet unius fere horae spatio supra ubi ecclesia construi debuit lentis volatibus stetit, et ne hoc ab incredulis casu contigisse putaretur, ipso natalis domini die quadriennio continuo supervolando monasterium circumire, mirantibus plurimis, eadem aquila cernebatur [поднявшись

над воронами, а Вольфганг — над волками. В Сербии первородного сына часто называют Вуком (волком): считается, что человека с таким именем не могут сожрать ведьмы. Греки и римляне тоже считали имя Λυκίσκος, Lyciscus счастливым; в древневерхненемецких глоссах lyciscus (как название животного) переводится словом wolfbizo: вероятно, существовало и собственное имя Wolfbizo — «укушенный волком» (и защищенный этим зверем на всю оставшуюся жизнь). Караджич (см. Vuk, статья «Вукоjедина») рассказывает о таком сербском поверье: если беременная женщина съест кусок мяса от туши того ягненка (или той козы), которого задрал волк, то у ее будущего ребенка на теле появится рана, которую называют вукоединой — а это то же самое, что и wolfbizo. В Сербии раны, нанесенные волком, вырезают с туши ягненка или козы; затем эти куски мяса окуривают дымом и хранят в качестве целебного средства [30].

на лесистую горную вершину, он (Теодерик) стал осматривать всю округу, чтобы выбрать место для монастыря; вдруг с небесных высей опустился орел и указал на то место, которое должно было стать земным жилищем блаженного Теодерика — а ему суждено было затем вознестись на небеса. Таинственный крылатый орел кружил на одном месте, облетая тот район, в котором поместился бы монастырь. Чтобы еще очевиднее выразить то, чего желал господь, орел более часа медленно парил над той долиной, где следовало построить церковь; дабы неверующие не приписали всё это чистой случайности, следует добавить, что, к удивлению многих, на протяжении четырех лет подряд этот же самый орел появлялся в день Рождества Христова и кругом облетал монастырь] (Flodoardus, Hist. Remens., I, 24 (ed. Duac. — p. 145). В немецком сказании курица взлетает и указывает то место, где следует построить крепость (Deutsche Sag., № 570). Границы между владениями освящали, выпуская у межевого камня краба или слепого коня (RA, 86). Братьев Филенов заживо похоронили (hic se vivos obrui pertulerunt) на том месте, где они установили границу Карфагена (Pomp. Mela, I, 7); мы еще вернемся к истинным причинам утверждения новых границ через захоронение. При основании города Рем увидел шестерку, а Ромул — дюжину коршунов: это считалось доброй приметой (Niebuhr, I, 248) [31].

Хорошо известно, что древние скандинавы вверяли переселение и заселение в руки богов. Они сбрасывали с корабля так называемые öndvegissûlur, или setstokkar, взятые со старого места жительства, и высаживались там, куда приплывут эти деревянные столпы. На столпах этих обычно вырезали изображение того божества, которому доверяли более всех других: именно бог и приводил племя на новое место (главнейшие цитаты на эту тему см. в Isl. sög., I, 76, 77, 234).

Животные не только указывали на то место, где следует возвести некое новое строение: живых зверей (или даже людей) часто вмуровывали в основание будущей постройки. Это похоже на жертвоприношение земле, которой предстояло нести на себе новый груз: с помощью столь жестокого обычая строители стремились добиться непоколебимой стойкости или еще каких-то преимуществ для своего строения. В Дании под церковным алтарем замуровывали ягненка — считалось, что благодаря этому церковь будет стоять незыблемо; на всех новых церковных кладбищах перед тем, как хоронить там людей, обязательно зарывали в землю живого коня (см. II, 378). Считалось, что увидеть ягненка или коня в церкви или на церковном кладбище — это предвестие скорой смерти (Thiele, I, 136, 137). Под обычными домами тоже заживо хоронили свиней и кур (Thiele, I, 198). Если закопать в землю живого петуха, то надолго установится хорошая погода (см. раздел «Суеверия», 472); если перед входом в коровник заживо замуровать слепую собаку, то коровы никогда не разбегутся (см. раздел «Суеверия», 755). Эстонцы, если начинается падеж скота, зарывают под входом в хлев одну особь из больного стада: это считается жертвоприношением смерти­ (см. раздел

«Эстонские суеверия», 69)51. Когда в Галле строили новый мост (строительство было завершено в 1843 году), в народе говорили, что в основание обязательно нужно замуровать ребенка. Чтобы крепость Либенштейн стояла твердо и непоколебимо, в одну из стен там замуровали ребенка, которого купили у матери за горсть золота; по легенде, когда стену заделывали, этот ребенок, жуя булочку, выкрикивал: «Я тебя еще вижу, мама!» Потом: «Я тебя уже плохо вижу, мама!» И наконец: «Я тебя больше не вижу, мама!» (Bechstein, Thür. Sag., IV, 157 — ср. с 206). В окружную стену крепости Райхенфельс тоже заживо замуровали ребенка: место отмечено каменным выступом; говорят, что если вытащить этот камень, то вся стена рухнет (Jul. Schmidt, 153). Аналогичные истории см. в Spiel, Archiv, I, 160; в более поздние времена строители совершали уже чисто символические жертвоприношения — в стены вмуровывали пустые гробы. Вокруг Копенгагена несколько раз хотели возвести насыпь, но она проседала каждый раз в самом начале работы; тогда строители нашли маленькую невинную девочку, подарили ей еду и игрушку, а затем усадили ее у стола. Пока она ела и играла, двенадцать мастеров возвели над ней каменный свод; после этого под музыку и громкое пение стали набрасывать вал, который стоит по сей день (Thiele, I, 3). В I, 199 уже говорилось о том, почему жертвенных детей всячески развлекали и удерживали от слез. Греки до сих пор верят в то, что человек, первым ступивший на основание нового дома, умрет в течение года; сами каменщики, чтобы отвести эту опасность, закалывают на краеугольном камне ягненка или черного петуха; во Франкфурте петухов выпускают на новые мосты (DS, № 185). Как-то каменщики, целой тысячей, пытались построить мост в Арте; всё, что они возводили за день, падало за ночь. Наконец, с небес послышался голос архангела: «Пока человека не закопаете в землю, постройка стоять не будет; но закапывать дóлжно не сироту и не чужака, а родную жену главного архитектора». Когда эта женщина пришла к строителям, архитектор сделал вид, что он потерял кольцо где-то у основания моста; жена предложила найти это кольцо, и, как только она опустилась к фундаменту, каменщики немедленно начали ее замуровывать; умирая, женщина прокляла этот мост и пожелала, чтобы от любого дуновения он сотрясался, как цветок (Tommaseo, Canti pop., III, 178). Еще более трогательное сказание есть у сербов, посвящено оно строительству города Шкодер: три сотни каменщиков на протяжении трех лет тщетно пытались заложить фундамент крепости; всё, что удавалось

51 Und hadden de delver sich mit groten unkosten an holt, balken, struk daran versocht, den ort to dempen, konden nicht, de olden seden: animam quaeri, men scholde ein kat edder hunt darin drenken. Als diser gebleven, wert it mit der lichte togeslagen [землекопы с большим трудом пытались засыпать ров древесиной, палками, хворостом, но ничего не получалось; по старому обычаю следовало принести жертву: утопить там кошку или собаку. Если бы это сделали, то ров с легкостью бы заполнился] (Neocorus, II, 340); о том, как землероек бросали в угли, см. в главе XXXVI.

всмысле somnium. Готское слово, которое означало бы ὄνειρος [сон, сновидение], нам неизвестно. У современной пословицы «Träume sind Schäume» [сны — это пена] существует более складный старинный вариант: träume sind gäume (Ettner, Chemiker, 469; Apoth., 132), то есть «сны суть наблюдения» (средневерхненемецкое goume рифмуется с troume, но не рифмуется с schûme [пена])54. Даже в глубокой древности люди не верили во все сны подряд: вещими считались лишь особенно сложные сновидения, что явились в определенное время и в определенном месте. «Толковать сны» по-древневерхненемецки — antfristôn (N., Bth., 51) или просто sceidan; в средневерхненемецком — scheiden (Diut., III, 97), bescheiden (Walth., 95:8; Nib., 14:2; 19:2); словом traumscheider [толкователь сновидений] могли называть любого прорицателя. По-древнеанглийски «толковать сны» — svefen reccan, по-древнескандинавски — draum râđa [33].

Сновидения — это знамения будущего, рожденные образами и впечатлениями из прошлого; сны и сновидческие фигуры можно назвать тайнописью, рунами судьбы (ср. с I, 692). Красиво говорит Вольфрам в «Парфицале»: sus wart gesteppet (acu pictus) im sin troum mit swertslegen umbe den soum [это было вышито мечом на кайме его снов] (Parz., 245:8). Сны, как и птицы, считались посланниками богов, вестниками божественной воли; иногда сны могут насылатся и демонами: ir boten künftigiu leit sanden im slâfe dar [их посланники показали ему во сне его будущие страдания] (Parz., 245:4). О том, как на спящего человека может снизойти поэтический дар, говорилось в II, 473, 474. Птицы играли существенную роль в поверьях об утренней встрече, а сны олицетворялись в образах порхающих птиц: вполне понятно, почему внутреннее содержание сновидений тоже часто строится на образах птиц; в некоторых снах можно даже усмотреть отголоски древних мифов. Так, Кримхильде снилось, будто два орла

унее на глазах схватили (erkrummen) дикого сокола, которого она вырастила;

вскандинавских мифах богиню Идунн (ласточку?) уносит орел Тьяцци, а Одина, божественную цаплю, преследует орел Суттунг. Фантазия древних была богата на образы такого рода; в «Рудлибе» прекрасно сказано о танцующей паре: ille velut falco se girat et haec ut hirundo [он кружил, как сокол, а она — как ласточка] (Rudlieb, VIII:49). В Roth., 3845: mir troumite nâhte von dir, wie ein valke quâme gevlogin und vuorte dich widir over mere [мне ночью приснилось, как будто за тобой прилетел сокол и унес тебя за море]. В Sv. forns., II, 64: jag drömte att min herres falkar, de spände mig med sina klor, de togo mitt hjerta utur mitt bröst och gjorde sig deraf ett bo [мне снилось, что соколы моего господина вцепились в меня когтями, вырвали сердце у меня из груди и свили там гнездо]. Из сказаний известны тяжелые сны о медведях, волках, вепрях (см. II, 493, 494) [34].

54 Интересен оборот в Diut., III, 96: waz iuwe wâre gescûmet, то есть: «то, что вам приснилось [от корня scûm — пена]». Вариант со словом Schaum подтверждается другой формой этой пословицы, с еще более негодной рифмой: träume sind fäume (Kirchhofer, Sprichw., 342)

— искаженное feime [множественное число от средневерхненемецкого feim, veim — пена].