> |
458 |
Глава ХХIX |
|
|
Примечания к главе XXIX
[1]
Греческому πρόσωπον соответствует готское ludja (Мф.6:17; ср. с Гал.4:19). Тому, что средневерхненемецкое schîn могло использоваться в том же значении, что и греческое εἶδος, есть еще два примера: des lewen schîn [образ жизни] (Bon., 67:42); sînen schîn (ее образ) (Lanz., 4926). Из персонификаций не рождаются собственные имена, так как последние не употребляются с артиклями (см. Gramm., IV, 405, 395), а первые обязательно ими сопровождаются: der Wunsch, diu Sælde, der Hunger.
[2]
К числу олицетворенных стихий можно добавить славянскую Погоду (см. II, 64); ср. с Byr. В Scherz und Ernst (1522); (1550), IV; (1555), CCCLIV и в H. Sachs, I, 255 — Ignis, Aqua, Aer, Veritas [Огонь, Вода, Воздух, Истина]. В «Саге об Инглингах» фигурируют Frosti, Logi и Skiâlf (tremor) [Мороз, Огонь и Сотрясение] (Yngl. s., XXII). О снеге говорят: «ночью прибыл новый сосед» (см. I, 862; II, 264). Hrîm and Forst, hâre hildstapan lucon leoda gesetu [Иней и Мороз, серые воины, сковали людские жилища] (Andr., 1258, [Andr. und El.], S. XXXV). Эстонцы почитают холод (külm) как некое высшее существо (Peterson, 46). В финской традиции Hyytö, или Hyytämömen — gelu [мороз]. Финский Эрьямёйнен [Ärjämöinen] — это яростный дух лютого мороза. О средневерхненемецком Rîfe см. II, 265. Олицетворялся ли у поэтов Вереск, die Heide [женского рода]? В Walther, 42:21 Вереск «краснеет от стыда». Существовала традиция благословлять Дорогу и кланяться ей (см. I, 183). Имя асиньи Хлин в древнеанглийском языке встречается как название дерева (hlîn; Cod. Exon., 437:17). Рейнбот [фон Турн] аллегорически описывает святого Георгия как дитя Солнца [der Sunne] и Розы [diu Rôse], получившего имя der Rôsenkint. О Нии и Ниди см. II, 184. С древнеанглийскими Hrede и Eástre — именами богинь и названиями месяцев (женского рода) — ср. латинские Maja, Flora, Aprilis: от имен этих богинь образованы названия Majus и Aprilis мужского рода.
[3]
Жалящий меч часто олицетворяли. Санскритское asiputrî, culter [нож], буквально означает «дочь меча»; ср. с древнескандинавским sultr (см. II, 447 и KM3, III, 223). Alr (subula [шило]) в древнескандинавском зовется братом цверга или ножа (knîfr; Sn., 133). Означает ли фраза «helm ne gemunde byrnan sîde» из Beov., 2581 «шлем забыл о доспехах»? О rhedo см. GDS, 606. Интересно, что в Beov., 903 воинское одеяние называется Hrädlan lâf, а в Beov., 4378 — (Hre)đles lâfe; ср. с hergewäte (RA, 568). К причаливающему кораблю обращались, как к живому существу (см. II, 936). В связи с ожерельем Брисингов можно отметить, что древнесаксонское Throtmanni, monile gutturis [ожерелье], превратилось в название города Дортмунда, а Holtesmeni (monile silvae [лесное ожерелье] — Trad. Corb., № 321; Holtesminne в более поздние времена — Trad. Corb., № 384) — это нынешний Хольцминден. С Хнос, вероятно, связано древневерхненемецкое женское имя Neosta (Förstemann, I, 960); древнескандинавское
Примечания |
459 |
> |
|
kvenna hnoss = mentha [мята]. В Thidr. saga, 153 упоминается Manngersimar. Что значит средненидерландская фраза «want haer met gersemen doeken»? (Rose, 11001). Верно ли делить это слово на элементы gärs и uma (см. Gramm., II, 151)? Образ девы Шпанге проясняется оборотом «auđspaung ûngri» (feminae juvenculae [молодые женщины]) из Kormakssaga, 186; ср. со словом mouwe, означающим «девушка», «рукав» и «путы» (см. Kl. Schr., V, 441 и далее); erenberga — рубашка, Eremberga — schiltvezzel, оруженосец (Oswalt, 3225). Loki и Grentil, имена богов, объясняются по тем же принципам, что и формы Hreda, Hnoss, Gersemi, Menja (см. II, 445) и римское Carna, dea cardinis [богиня дверных петель] (Ovid., Fast., VI, 101—168). Красивых женщин часто сравнивали с богинями драгоценностей: hodda Sif, hodda Freyja, hrînga Hlîn (Kormaks., 26) означает mulier annulis ornata [женщина, носящая кольца]. В тот же ряд, к какому принадлежат перечисленные в Lasicz, 48, 49 богини орехов, пчел, теста и так далее, следует поставить названных у Арнобия Путу, Пету, Пателлану, Виабилию, Орбону, Оссилагу, Меллонию [Puta, Peta, Patellana, Viabilia, Orbona, Ossilago, Mellonia] (Arnobius, IV, 7, 8), а также богиню зерна (Augustinus, De Civ. D., IV, 8; см. Rhein. Jb., VIII, 184) и многих других божеств, упомянутых у Августина; ср. с robigo, rubigo (см. I, 777).
[4] Существовала традиция приветствовать игральные кости и кланяться им
(Jüngl., 389). О латинском Decius см. Méon, IV, 486, 487. Hazart geta arriere main [бросил кости левой рукой] (Ren., 18599). Hasars (Myst. (Jubinal), II, 388, 389). Dvâpara et Kali sunt nomina tertiae et quartae mundi aetatis et daemones harum aetatum [Двапара и Кали — названия третьей и четвертой эпох, а также имена духов этих эпох] (Nalus, 213); ср. с Holtzmann, II, 23, 29 и см. Предисловие (I, 103). В индийских мифах описывается игра в кости между Юдхиштхирой и Шакуни, между Налой и Пушкарой (Holtzmann, Ind. Sag., II, 1—11; III, 23, 29). В MS, II, 148a — her [господин] Pfenninc.
[5]
Победа олицетворяется в такой древнеанглийской фразе: Sigor eft âhvearf äsctîr vera [отвернулась Победа, боевая слава войска] (Cædm., 124:25). Нечто подобное — в Detmar, II, 555: deme Orloge den hals breken [сломать шею Битве]. Hederlein Zenkleins bruder [Спор, брат Раздора] (H. Sachs, I, 5:538d); der Rewel beißt [кусается Раскаяние] (Luther, IX, 472b); der Zorn tritt [Гнев ступает] (Pantal., 86). О Фобосе и других ана-
логичных олицетворениях страха и ужаса см. I, 440. В готском: snau ana ins Hatis — ἔφθασεν ἐπ’αὐτοὺ̀ς ἡ ὀργὴ̀ [приближается на них Гнев] (1Фесс.2:16). An dem hât Haz
bî Nîde ein kint [в нем Ненависть понесла от Зависти] (MS, I, 75a); kâmen ûf des Nîdes trift [выйти из реки Зависти] (Pantal., 754). Зависть, как и Φθόνος, — это дух, демон;
в Lehrs, Vom Neide, 144 и далее приводится специальная молитва от зависти. У финнов Kati — genius invidiae [дух зависти]. Говорят: «в нем проглядывает Зависть», «его глазами глядит чистая Зависть». Зависть, вероятно, олицетворяли и в древневерхненемецком, хотя само слово Inwiz — мужского рода (Invidia у римлян — женского).
Topi oc Opi, Tiösull oc Ôþoli vaxi þer târ međ trega [безумье и муки, бред и тревога,
> |
460 |
Глава ХХIX |
|
|
отчаянье, боль пусть возрастают!18] (Sæm., 85a). Плутос, бог богатства, слеп; индуистский Кувера [бог богатства] отличается отвратительным обликом: у него три ноги и восемь зубов (Bopp, 78a); Rîcheit [Богатство] (Er., 1584). Hunger, se þeodsceađa hreov rîcsode [Голод, мор могучий, властно правил] (Andr., 1116); ср. с оборотом «Голод царит». «Голод — лучший повар» (Freid., 124:17); der Hunger was ir beider koch [Голод был им поваром] (Wigam., 1070); Honghers cameriere [слуга, податчик Голода] (Rose, 4356); der Hunger koch, der Mangel küchenmeister [Голод — кухарь, Нехватка — кухмистер] (Simplic., 25). По-немецки говорят: «hier ist Schmalhans küchenmeister» [здесь главный повар — Нищета]; «вскоре в комнате разлеглась Нищета» (Günther, 1050). Ср. с her Bigenot von Darbion, her Dünnehabe (MS, II, 179a); do lag er ûf daz hungertuoch [он возлег на страстное («голодное») покрывало = начал пост] (Fragm., 22a); am hungertuch neen [усаживаться на страстное покрывало] (H. Sachs, II, 2:80c и в других местах — см., например, Göz, I, 192; II, 52). Der Hunger spilt [Голод бушует] (Suchenw., XVIII:125); dâ vât Frost und Durst den Hunger in daz hâr und ziehent gar oft in al dur daz hûs [Мороз и Жажда схватили Голод за волосы и таскали его по всему дому] (MS, II, 189a); il est Herbot (affamé [голодный]; Trist., 3938); ther Scado fliehê in gâhe! [Убыток спешно бежал] (O., II, 24:37). Сон, как и смерть, называли словом Sandmann (см. примечание 3 к главе XXVII) — возможно, оно связано не с песком [Sand], а с образом Посланника [Sendbote]? Dô sant er in den slâf an [он послал к нему сон] (Anegenge, 15:47); однако смерть называли еще Pechmann [смоляным человеком] (Schmeller, статья «Pechmann») и Hermänn (Wend. Volksl., II, 269a). Сон, брат Смерти, является в образе птицы (см. I, 598), садящейся на ель (см. Klausen, 30), — ср. с сидящей на ели птицей-солнцем, убаюкивающей своими песнями (Kalev., III). Святой говорит Сну: com, quaet knecht, com hare dan! [приди, приди ко мне, дорогой] (Maerl., III, 197). Сон заглядывает в окно (Kanteletar, II, № 175); он медленно бродит вокруг дома, и наконец охватывает человека (Hebel, 223); оборот «не тревожить Сон» означает «не нарушать чьего-то покоя» (Höfer, [Östr. Wb.], III, 89). Deus Risus [бог Смех] (Apulejus, 105, 111); Selphart (Wackern., Lb., 902; Renner, 270); Virwitz (см. примечание 32 к главе XX).
[6] Отдельные атрибуты божеств олицетворялись как самостоятельные существа
(ср. с Lehrs, Über den Neid, 152), причем чаще всего женского пола. Статуя Копии описана как «simulacrum aeneum, cornu copiae fortunae retinens» [медное изваяние, держащее рог изобилия Фортуны] (Marcellinus Comes, Chron., 51). Забота зовется соседкой: γείτονες καρδίας μέριμναι [забота, соседка сердца] (Aesch., Septem, 271); ср. с ist zwîvel herzen nâchgebûr [когда у сердца живет сомнение]. Нужда [die Nôt] разобщает, Nauđr skildi (Kl. Schr., III, 112, 113). Si vâhten als den liuten touc, die es diu grimme Nôt bat [они сражались, как люди, подгоняемые жестокой Нуждой] (Er., 837); ср. с als in mîn wâriu sculde bat [как от него требовала моя вина] (Er., 1246). Scham [Стыдливость], Treue [Верность] и Wahrheit [Истина] — дочери Совета, der Rât (Helbl., VII:50). Множество персонификаций такого рода (Fides, Patientia, Humilitas, Superbia,
18 Die æchtesal vlouc uber al [надо всеми парило наказание], ir echte vlouc in die lant [наказание прилетело за ней в эти земли] (Kaiserchr., 6406, 6479).
Примечания |
461 |
> |
|
Luxuria, Sobrietas [Вера, Терпение, Смирение, Высокомерие, Роскошь, Воздержание] и т. д.) в эпических красках описываются уже у Пруденция в его «Психомахии» (приблизительно 400 год нашей эры); ср. с Arnobius, IV, 1: Pietas, Concordia, Salus, Honor, Virtus, Felicitas, Victoria, Pax, Aequitas [Благочестие, Согласие, Благополучие, Честь, Добродетель, Счастье, Победа, Мир, Равенство]. В «Авесте» упоминаются два духа женского пола — Хаурватат [Haurvatât] и Амеретат [Ameretât] (Полнота и Бессмертие); по отношению к этой паре гениев часто используется двойственное число (Bopp, Vrgl. Gramm., 238—240). У многих авторов встречается персонификация Вселенной [die Welt] (см. II, 306, 384), которую даже называли frau Spothilt (см. Gramm., II, 499).
У Отфрида (O., III, 9:11): sô wer sô nan biruarta, er fruma thana fuarta [кто его коснется, тот уведет выгоду] — невесту тоже «уводят»; frum und êre [выгода и честь] (Haupt, Zeitschr., VII, 343, 349). Сервантес (Cervantes, D. Quij., I, cap. XI) красиво описывает Надежду, говоря, что она «показывает подол своего платья»: la esperanza muestra la orilla de su vestido. Древневерхненемецкое Otikepa (MB, XIII, 44, 46, 51); Otegebe, Outgebe ср. с Borggabe (см. примечание 19 к главе XIII).
На персонификациях основаны и такие обороты речи, как «он — сама доброта, сама добродетель». Во французском: vous êtes la bonté même; avec la biauté fu largesce sa suer et honors sa cousine [вы — сама доброта; щедрость — сестра красоты, честь — ее кузина] (Guitecl., I, 116).
[7]
Персонификациям придавали руки и ноги; они где-то живут, они приходят и уходят. У афинян были богини Πειθώ [Убеждение] и Ἀναγκαίη [Принуждение],
а на острове Андрос жили Πενίη [Бедность] и Ἀμηχανίη [Беспомощность] (Herodot, VIII, 111). Ἀλήθεια [Истина] в басне улетает на пустоши (Babrius, 127; Aesop., 364).
Немезиду называли еще Адрастеей, «неотвратимой». Exulatum abiit Salus [Благополучие ушло в изгнание] (Plaut., Merc., III, 4:6); terras Astraea reliquit [Астрея (Справедливость) покинула эти земли] (Ov., Met., I, 150); fugēre Pudor Verumque Fidesque [Стыд, Правда и Вера сбежали] (Ov., Met., I, 129); paulatim deinde ad superos Astraea recessit hac comite atque duae pariter fugēre sorores [постепенно Астрея в сопровождении Непорочности поднималась к богам — так бежали сразу обе сестры] (Juvenal, VI:19); Добродетель уходит, уводя с собой Удачу (Procop., II, 407).
Aller Freuden füeze kêren in den hellegrunt [ноги всех радостей протягиваются в ад] (Warn., 1206); gewunnen si der Fröiden stap [пусть неистовствует посох Радости] (Dietr. Drachenk., 200b); diu mac mir wol ze Froeiden hûse geschragen (вариант: mich wol ze Froeiden hûse geladen) [ты заставляешь меня поселиться в доме Радости] (MS, I, 9a) — ср. с Froeiden tor [дверь Радости] (см. примечание 9 к главе XXVIII). Кручина, печаль, выпрыгивает из печки (Dietr., Russ. Märch., № 9). То, как Радость носили на руках, напоминает о levatio imperatoris et novae nuptae [поднятия императора и невесты] (RA, 433). Fromutloh, cum feris ibi nutritis [где выкармливают животных], — видимо, имеется в виду зверинец (Dronke, Trad. Fuld., 63). Гаупт (в комментариях к Neidh., 135) усматривает во Fromuot простое Frohsinn, «веселое настроение».
Gherechticheit, die sware was, vlo tachterst [мудрая Справедливость бежала оттуда]
> |
462 |
Глава ХХIX |
|
|
(Rose, 5143 — ср. со стихотворением Фрауэнлоба о Справедливости, Haupt, Zeitschr., VI, 29). Minne, Trouwe es ghevloen [оттуда бежали Любовь и Верность] (Rose, 5141); diu Triwe ist erslagen [Верность оказалась убита] (Tôdes gehugde, 268); Treu ein wildbret [Верность гонят, как дикого зверя] (Schweinichen, I, 13); ver Triuwe, ver Wârheit [госпожа Верность, госпожа Истина] (Helbl., VII:38); der Triuwen klûse [келья Верности] (Engelh., 6295); der Triuwen bote [посланец Верности] (Engelh., 6332); in Triuwen pflege [под защитой Верности] (Winsbekin, VIII, 8) — ср. с der Zühte sal [палаты Воспитания] (Winsbekin, VIII, 7); die h. Getruwe und Kümmernis [святые Верность и Печаль] (Mone, VII, 581—584); «никто не хочет приютить Истину» (Müllenhoff, № 210); Pax terras ingreditur habitu venusto [на эти земли является Мир в красивых одеждах] (Archipoeta, IX, 29:3).
[8]
Eren bote и Eren holde [посланцы и служители Чести] (см. II, 413); frouwen Eren amîs
[возлюбленный госпожи Чести] (Frib., Trist., 61); daz Ere sîn geverte sî [да будет Честь его спутницей] (Türl., Wh., 125b); frô Ere und ir kint [госпожа Честь и ее дитя] (MS, II, 151b); an Eren strâze gestîgen [подниматься по пути Чести] (Pass., 47:80); Ere ûz pfade gedringen [столкнуть Честь с дороги] (Ben., 450); in der Eren tor komen [войти в дверь Чести] (Ben., 551:26); sin lop was in der Eren tor [он вознес хвалы, стоя у двери Чести] (Frauend., 81:14); sitzen ûf der Eren banke [сидеть на берегу Чести] (Gr. Rud., 11:20); saz ûf der Eren steine [сидеть на камне Чести] (Lanz., 5178 — ср. с Er., 1198 и Wigal., 1475); der Eren büne hât überdaht [палаты Чести накрыты кровлей] (Engelh., 230); der Eren dach, kranz [крыша, венец Чести] (Rauch, I, 319); verzieret nû der Eren sal [украшен зал Чести] (Walther, 24:3); ûz frou Eren kamer varn [выйти из палат госпожи Чести] (MS, II, 151a); der Eren tisch [стол Чести] (Suchenw., IV:152); der Eren pflüege [плуг Чести] (Amgb., 2a); in der Eren forste [в лесу Чести] (Gold. Schm., 1874) — ср. с in der Sorgen forste
[в лесу Заботы] (Engelh., 1941); der Eren krône treit [носит корону Чести] (Roseng., 908); treit der Eren schilt [носит щит Чести] (Roseng., 914); der Eren zwî [ветвь Чести] (Haupt, Zeitschr., IV, 546); er ist der Eren wirt [он — хозяин Чести] (MS, II, 59a); mantel, da frou Ere hât ir brüste mit bedecket [плащ, которым госпожа Честь накрыла грудь] (Amgb., 18b); ver Ere [госпожа Честь] (Wapenmartîn, 4, 55).
Vrô Minne [госпожа Любовь] (MS, I, 16a); nu sage mir, ob diu Minne lebe und hie bî uns ûf erde si, od ob uns in den lüften swebe? [скажи мне: Любовь живет вместе с нами на земле или же она парит над нами по воздуху?] (Winsbekin, 34:8); der Minnen bode [посланец Любви] (Partenop., 80, 84, 86, 101); der Minnen kraft [сила Любви] (Ulr. v. Lichtenst., 35:15); diu Minne stiez ûf in ir krefte rîs [Любовь поразила его своим жезлом власти] (Parz., 290:30); der Minnen stricke [узы Любви] (MS, I, 61a); Minne und Wîsheit [Любовь и Мудрость] (Flore, 3740 и далее); frau Minne является двум девушкам в образе наставницы с розгой (einem tosten) в руке — этой розгой она ударяет одну из девушек (Hätzl., 165); одна женщина описывается как гувернантка Любви (Hätzl., 159a). Связан ли поезд фон Лихтенштейна в образе королевы Венеры с неким мифологическим обрядом (см. I, 152)? Vrou Mate is ên edel vorstinne [госпожа Умеренность — благородная принцесса] (Potter, I, 1870); Mâz aller tugende vrouwe [Умеренность, госпожа всех добродетелей] (Pantal., 120); Maezicheit bint ûf die spen (Умеренность отнимает
Примечания |
463 |
> |
|
от груди = не дает ребенку вдоволь сосать молока? Suchenw., XL:144); Zuht, Mâze, Bescheidenheit [Воспитание, Умеренность, Скромность] (Mai, 176:13); Zucht und Schame stânt an der porte und huotent [Воспитание и Стыд стоят у ворот и сторожат] (Haupt, Zeitschr., II, 229); ze hant begreif sie diu Scham [Стыд схватил ее за руку] (Anegenge, 17:31; 18:22); diu Riuwe was sîn frouwe [его женой было Раскаяние] (Parz., 80:8); der Riwe tor [дверь Раскаяния] (Parz., 649:28); о diu Vuoge, Füegel [Изяществе] см. I, 565. В Geo., 5716 и далее описан принадлежащий Добродетели волшебный замок с восемью аллегорическими залами, разрисованными Удачей.
[9] На аллегориях построен весь «Роман о Розе»; в основе такого рода персонифика-
ций тоже нередко лежат мифологические представления. На Пасху, ранним утром, у ручья, поросшего цветами, является девушка (Hätzl., 160a), подойти к ней можно лишь раз в десять лет (Hätzl., 143:376); в ручье под липой в бору прекрасная дева омывает руки (Hätzl., 143b); цверг в лесу указывает дорогу к трем паркам (H. Sachs, V, 333b); дикая женщина водит с собой цверга (H. Sachs, I, 272c—d). У трубадуров нередко описывается, как птица своим пением завлекает поэта в лес и там он встречает троих девушек, тянущих грустную песню (Diez, Leben d. Troub., 145). Frau Wildecheit [госпожа Дикость] за узду выводит поэта на равнину у ручья, где на суде восседают госпожа Справедливость, госпожа Сострадание и т. д. (см. «Klage der Kunst» Конрада); в поэме «Der Schwanritter» Конрад фон Вюрцбург упоминает о wilde aventiure [дикой авентюре]. Поэт берет свою дорожную палку и приходит на прекрасный цветочный луг, где ему является королева Любви (Hagen, Grundriß, 438); в другом варианте королева приходит к красивому ребенку в лесу у ручья (Hagen, Grundriß, 442). Схожая картина обрисована и у Гельблинга (Helbling, VII:28 и далее): поутру поэт попадает на скалистую пустошь, где ему встречаются две дамы в белых вуалях, Радость и Рыцарство; они погружены в скорбь и заламывают руки: недавно умерла герцогиня Каринтии, и оттого Радость и Рыцарство удалились в пустоши и не желают больше являться людям; поэт помогает дамам подняться, когда они теряют сознание. В Ls, II, 269 рассказывается, как на зеленой равнине поэту встретились Мужество, Любовь
игоспожа Честь: все они оплакивают графа Вернера фон Хонберга, а госпожа Честь даже падает без сил на землю. Аналогичен и описанный в MSH, III, 171—173 сон о семи плачущих дамах: Верности, Стыде, Воспитании, Скромности, Милосердии, Чести
иБлагопристойности, горюющих по Тюрингу и Геннебергцу; ср. с «die siben übelen wîbe Vrâzheit, Unkiusche, Grîtekeit, Zorn, Nît, Trâcheit, Hoffart» [семь злых женщин: Прожорливость, Нескромность, Жадность, Ярость, Зависть, Лень, Спесь] (Diut., I, 294—296). Женщины, оплакивающие смерть героев и королей, напоминают о сказочных плакальщицах (Klagefrauen и Klagemütter — см. I, 719) и о жалующихся на весь мир лесных девах (см. I, 784). В финале Еврипидова «Реса» муза оплакивает смерть царя, а в Od., XXIV:60—62 все девять муз обступают тело Ахилла и сокрушаются о кончине этого героя. Жилище таких существ-персонификаций часто описывается как одинокая башня: ср. с turris Alethiae [башней Истины] у Архипииты; ср. также с Mens bona, si qua dea es, tua me in sacraria dono [добрая Рассудительность, если ты богиня, то я
приношу себя в дар твоему святилищу] (Prop., IV, 24:19).
> |
464 |
Глава ХХIX |
|
|
[10]
Diu Schande vert al über daz lant [Позор прошелся по всей этой земле] (MSH, III, 448b); sô hât diu Schande von ir vluht [от тебя улетела Совесть] (Kolocz., 129); swa vrô Ere wol gevert, daz ist vrô Schanden leit [что хорошо для госпожи Чести, то мучительно для госпожи Срамоты] (MS, II, 172); ver Schande [госпожа Стыд / Позор] (Renn., 12231); in Schanden hol verklûset [укрылся в норе Стыда] (MS, II, 147b). Unêre laden in daz hûs [приглашать Бесчестие в дом] (Übel wîp, 815); Untriuwen bant [узы Неверности] (Wigal., 10043); Unminne [Нелюбовь] (MS, I, 102a); Ungenâde hât mich enpfangen ze ingesinde [я стал служителем Злодейства] (MS, II, 51b). У Фишарта: «Несправедливость (Unbill) стучит в дверь» (см. Vilmar, 4); diu Werre (см. I, 525); Wendelmuot (см. I, 552) — ср. с frowe Armuot muose entwîchen, von ir hûse si flôch [госпоже Бедности пришлось удалиться, сбежать из этого дома] (Er., 1578); frau Armut [госпожа Бедность] (Fleming, 75); ez het diu grôze Armuot zuo im gehûset in den glet, diu Armuot mit jâmer lît [вместе с ним в его хижине жила великая Бедность, а Бедность всегда сопровождается горестями] (Wigal., 5691); sît mich diu Armuot alsô jaget [за мной тоже охотится Бедность] (Pass., 352:89); das uns schon reit frau Armut [что на нас уже ездит госпожа Бедность] (H. Sachs, I, 5:523d) — ср. с reit mich groß Ungedult [на мне ездит великое Нетерпение] (H. Sachs, I, 5:524c); frau Elend [госпожа Беда / Нищета] (Hätzl., 157, 158); в одном из собраний французских народных песен упоминается bonhomme Misère [добрый малый Нищета]. Missewende von ir sprach, daz ir teil dâ niht enwaere [сама Неудача говорит о ней, что не хотела бы такой участи] (MS, I, 84a); Missevende, diu im niht genâhen mac [Неудача не могла приблизиться к нему] (MS, I, 85a); we wer wil nu Sorgen walten? diu was mîn sinde nu vil manegen tac [куда же ушла Печаль? она была моей подругой столько дней] (MS, I, 163b).
[11]
Φήμη θεός [бог молвы] (Hesiod, Opera, 761, 762); Φάμα приносит все слухи к трону Зевса (Theocr., VII:93); есть латинское выражение: scit Fama, scit cura deûm [что знает Молва, то знают боги] (Forcellini, статья «scio»). Famaque nigrantes succincta pavoribus alas [и Молва в ужасе расправила свои черные крылья] (Claudian, B. get., 201); volat fama caesaris velut velox equus [молва о Цезаре летает, как резвый скакун] (Archipoeta, IX, 30:1); индийцы уподобляют молву песне пролетающей мимо птицы (Klemm, II, 132); молва, как птица, может пересечь дорогу — см. II, 763. Говорили: fama emanavit [молва поднялась, испустилась, произошла] (Cic., Verr., II, 1:1); manat tota urbe rumor [по всему городу потекли слухи] (Liv., II, 49); в средневерхненемецком: daz maere wît erbrach [молва прорвалась] (Pass., 285:20; 71:41); daz maere was erschollen [молва раздалась] (Mai, 228:22); daz maere ist ûz erschollen [молва отозвалась эхом] (Lanz., 9195); von dem uns disiu maere erschellent [о нас раздаются эти слухи] (Ecke, 18); daz maere erschal in diu lant überal, ez enwart niht alsô begraben [эта молва раздавалась
по всей стране и никак не собиралась улегаться] (Kolocz., 85); daz maere ûz schal, ûz quam [молва прозвучала, вышла] (Herb., 14372, 14374); dese mare ute schôt [эти слухи прозвучали громко] (Maerl., II, 203; III, 340); alse die máre dus ût sprang [когда эти
слухи широко распространились] (Haupt, Zeitschr., I, 108); daz maere breitte sich [слухи распространялись] (Herb., 502, 1320, 17037); daz maere wart breit [молва широко разошлась] (Herb., 2460, 13708); daz maere nû wîten began [молва начала расходиться]
Примечания |
465 |
> |
|
(Türl., Wh., 28a); die mare ghinc harentare [слух разошелся повсюду] (Maerl., III, 190; Kästn., II, 1768); daz maere wîten kreis [молва ходила по кругу] (Servat., 1856); die niemare liep [слухи разбегались] (Walewein, 9513, 11067; Lanc., 35489); nymare lôpt (Lanc., 26165); doe liep die niemare dor al dit lant [слухи разбежались в этих землях] (Lanc., 25380); die niemare liep int lant [слухи прибежали в эту страну] (Lanc., 47053); die mare liep verre ende sere [молва разбегалась туда и сюда] (Maerl., III, 193); es komen neue maer gerant [прибежал новый слух] (Wolkenst., 63); daz maere wîten umme trat [молва широко разошлась] (Pass., 221:93); daz maere sich umme truoc [молва разнеслась] (Pass., 169:32). Аналогичные выражения: word is gone [слово изошло] (Minstrelsy, III, 92); dat word lep [слово выбежало] (Detm., II, 348, 358, 392); sprang þät vord [слово выпрыгнуло] (Homil., [I], 384); dat ruchte lep [сказанное убежало] (Detm., II, 378, 391). Говорят: молва расползается, раздается. Viel schiere vlouc daz maere [молва разлетается
очень быстро] (Ksrchr., 957, 8415); sîn maere vlouc wîten in diu lant [его слава широко разлетелась по стране] (Pass., 204:42); von ir flouc sîn maere [ее слава летела впереди нее] (Trist., 7292); daz maere vlouc dahin [сюда долетел этот слух] (Troj., 13389); schiere vlouc ein maer erschollen [быстро летела звенящая молва] (Türl., Krone, 68); dô flouc daz maere über mer [молва летела через море] (Herb., 13704); harte snel und balt flouc daz maere ze Rôme [слухи быстро прилетели в Рим] (Pilat., 398); diu starken maere wîten vlugen [укоренившаяся молва далеко разлетается] (Servat., 459); diu maere vor in heim flugen [от него молва полетела домой] (Servat., 2393); dô flugen diu maere von hûse ze hûse [там этот слух летал от дома к дому] (Wigal., 34:3) — ср. с der scal flouc in diu lant [этот звук летал над страной] (Rol., 215:7); des vlouc sîn lop über velt [его похвала взлетела над миром] (Haupt, Zeitschr., VI, 497); daz wort von uns fliuget über lant [слово о нас летало по всей стране] (Herzmaere, 169); в древнескандинавском: sû fregn flŷgr [летали новости]. Своеобразный оборот встречается в «Песни о Нибелунгах»: diu maere man dô vuorte in ander künege lant [слухи завели в страну другого короля] (Nib., 28:3). Иногда вместо maere фигурирует форма Melde: frou Melde [госпожа Молва] (Frauend., 47:29; Ksrchr., 17524); Melde kumt, diu selten ie gelac [Молва ходит, почти не отдыхая] (MS, II, 167a); Melde, diu nie gelac [Молва, которая не отдыхает] (MSH, I, 166a); Melde, de noch nie enlac (Karlm., 159:43); drî jâr sô lac diu Melde [три года, как улеглась Молва] (Tit., 824); vermârt in Melde [мучимый Молвой] (Lanz., 3346); Melde brach aus [Молва вырвалась на волю] (Schweinichen, II, 262); der wilde liumet was vür geflogen [улетел дикий слух] (Troj. (Keller), 24664); nu flouc dirre liumt gelîche über al daz künecrîche [этот слух летал почти по всему королевству] (Walth. v. Rh., 136:43); rumor [слух] = maere (Rudl., I:128; II:80, 121, 173). У Шекспира в прологе ко второй части «Генриха IV» слух (rumour) выступает в качестве персонажа. Наконец, фраза из Hel., 175, 8: quidi managa bigunnun wahsan [начали нарастать многие толки], — тоже напоминает о росте, нарастании молвы-maere.
=
>
Глава XXX
Поэзия
>
[Веселая наука. — Напиток поэзии. — Вдохновение. — Герои-певцы. — Сага]
Слово maere, впрочем, означает не только fama [молва], но и fabula [история, рассказ], и в связи с этим встречается целая группа еще более интересных персонификаций.
Мы знаем, что поэзия (ее существо и ее организация во всей полноте), подобно самому языку, восходит ко глубокой древности; знаем, что исконный инструментарий языка и поэзии со временем иссякает и народам приходится изыскивать пути его замещения. В древности поэзия была чем-то священным, ее непосредственно соотносили с богами, связывали с искусствами колдовства
ипророчества.
Впоздние времена германцы позаимствовали у чужеземцев слова Dichter (см. Ducange, статья «dictator») и poet, однако в старину им хватало собственных, куда более красивых терминов. Первоначально, судя по всему, поэзия и декламация не отделялись друг от друга, и потому слово Sänger (певец; древневерхненемецкое sangari, средневерхненемецкие senger и singer) одновременно
означало и поэта; вопрос о том, кто сочинил ту или иную песню, просто не стоял. Ульфила передает греческое понятие ᾄδων [певец] через готское liuþareis
(древневерхненемецкое liodari?), отличное, вероятно, от saggvareis (praecentor [певчий]). Греческое ἀοιδόςпроисходит от ἀείδω(как οἶδα— от εἴδω), — из этой
формы выпала дигамма, о чем свидетельствуют латинское video и готское
váit: следовательно, можно реконструировать более древние формы ἀϜωείδω и ἀϜοιδός, — певец и боговидец (μάντις, латинское vates) суть одно; сюда же
я отношу и готское inveita (adoro [почитаю] — см. I, 180): понятие о почтении, поклонении могло произойти из представлений о прославлении и торжественном пении. У славян есть формы слава (gloria), славить (venerari), slavik, соловей — ликующая птица, поющая прославляющие песни: ср. с ἀηδάν [соловей] (от ἀείδω [петь]) и нашим nahtigala [соловей] (от galan — canere [петь]). Греческое ἀοιδός означало видящего, знающего песнопевца, поэта, пророка — то же самое должно было обозначать и готское inváits (если, конечно, такое слово действительно существовало).
Когда нужно было особенно подчеркнуть силу поэта как творца и изобретателя (ср. со словом ποιητής, то есть faber [кузнец] — германское smid тоже
означало кователя песен: древнескандинавское liođasmiđr), то это делали
Поэзия |
467 |
> |
|
с использованием слов scuof (в древневерхненемецком), scôp (в древнесаксонском и древнеанглийском; см. I, 693), что напоминает о высшем творце всех вещей и о норне-создательнице. В древнескандинавском языке, насколько я знаю, не было слова skôpr1 — его заменяла форма skâld среднего рода: я пытался обнаружить ее аналоги в древневерхненемецком (см. I, 276; II, 102), однако всё это остается предположением, а происхождение слова skâld для нас всё так же темно2; слово skâldskapr означает poesis, как и древнеанглийское scôpcräft. В романской средневековой поэзии техническое обозначение певцаслагателя связывается с прованским глаголом trobar (итальянское trovare, французское trouver3) — находить, придумывать, изобретать: слова trobaire, trovatore, trouvere, соответственно, буквально обозначают изобретателя (как scuof — творца). В древнеанглийском встречается специфический термин gid, gidd (cantus, oratio [песня, речь] — Beov., 2124, 3446, 4205, 4212, 4304, 4888); giedd
вCod. Exon., 380:25; giddian (canere, fari [петь, делать]) у Кэдмона (Cædm., 127:6; Cod. Exon., 236:8; Beov., 1253); gidda (poeta, orator) — ср. с gidda snotor [мудрый поэт] (El., 419), giedda snotor (Cod. Exon., 45:2; 293:20). Г. Лео прослеживает тот же корень в ирландском hat cit, git (carmen dictum [поэтическое изречение])4.
1Бьёрн приводит слова skop (ironia, jocus [ирония, шутка]) и skoplegr (ridiculus [насмешливый], фонетически сходно со σκωπτικός) среднего рода, что заставляет усомниться
вдолготе звука ô из древнеанглийского scôp: в Beov., 179, 987, 2126 это слово означает чест-
ного, благородного поэта, но иногда оно же использовалось в значении comicus, scenicus. Подревневерхненемецки слово salmscôf означало «псалмопевец», причем написание scof, scoffes (а также scaffan, scuofi) у Исидора не свидетельствует против долготы гласного, поскольку в том же тексте встречаются формы blomo, blostar — вместо bluomo, bluostar. Всякие сомнения развеяло бы древневерхненемецкое scuof, однако такой формы мне не удалось обнаружить. В глоссе «scof — nubilar vel poesis [сарай или поэтическое произведение]», судя по всему, объединены два не связанных друг с другом слова, разнящихся в том числе и по долготе гласного: scop — tugurium [хижина, сарай] (нововерхненемецкое Schoppen) и scôph — poesis.
2Древнескандинавское skâlda, шведское skålla, датское skolde, новонидерландское schouden = glabrare [опалять]; ср. с французским eschauder, échauder и со средневековым латинским excaldare (см. Ducange, статья «excaldare») — «опалять волосы». В таком случае слово skâld должно означать depilis, glaber [безволосый] (ср. с английским scald), лысый; имеется в виду пожилой возраст певцов или же они обривали головы? Словом scaldeih могли называть облетевший дуб.
3Этим формам не соответствует никакой латинский корень, потому можно предположить их связь с немецким treffen, древнескандинавским drepa: буквально эти слова означают «ударять, задевать», но в переносном значении (ср. с antreffen) могут принимать смысл «находить, приходить к озарению». Готская форма, предположительно, — drupan (ср. с trudan — treten), из чего понятно происхождение звука o в романских словах.
4Leo, Malb. Gl., 49; ср. с ирландским ceat — canere, carmine celebrare [петь, славить в песне]; вопрос в том, не встречается ли это слово, несмотря на его кельтское происхождение,
вдругих германских языках. В этом смысле можно обратить внимание на древнескандинав-
ское geđ (mens, animus [разум]) и древневерхненемецкие ket, keti, keti, ketti (Graff, IV, 144) —
> |
468 |
Глава ХХX |
|
|
Хорошо известно кельтское слово бард: ирландское bard (baird во множественном числе), валлийское bardh. Уже у Феста: bardus gallice cantor, qui virorum fortium laudes canit [бард по-галльски — певец, тот, кто прославляет храбрых мужей]; у Лукана: plurima securi fudistis carmina bardi [вы вознесли множество песен, беззаботные барды] (Lucan, Phars., I, 447). Жаворонка называли bardaea или bardala (см. Ducange, статья «bardaea») — «певицей»: ср. с ἀηδών, nahtigala и соловей. Насколько можно судить по имеющимся у нас сведениям, в Германии обычаи кельтских бардов не были известны и само это название также не было в ходу [1].
Песни, игра на музыкальных инструментах и танцы возвеселяют (τέρποὺσιν) сердца людей, служат украшением пира (ἀναθήματα δαιτός — Od., I:152, XXI:430), убаюкивают печали и околдовывают (βροτῶνθελκτήρια— Od., I:337).
Сам бог, заболев, спускается с небес и исцеляется, слушая певцов (см. I, 599). Поэзию называли веселым искусством, а песню — радостью и блаженством. Известно, что искусство трубадуров называлось gai saber [веселой наукой] и что понятие joculator (joglar, jongleur) происходит от jocus (joc, jeu) — «игра, шутка». У англосаксов песня и игра на музыкальных инструментах тоже назывались gleo (gaudium [радостью], английское glee), vynn (блаженством) или dreám (jubilum [криком радости]): scôp hvîlum sang hâdor on Heorote, þa vas häleđa dreám [тем временем, чистым голосом запевал в Хеороте поэт, радость героев] (Beov., 987); в Beov., 4205 вместе упоминаются gidd and gleo [песня и радость]; песню по-древнеанглийски называли healgamen (aulae gaudium [радостью двора]), арфу — gamenvudu, gleobeám (деревом радости); об игре на арфе и пении говорили gomenvudu grêtan (приветствовать дерево радости; Beov., 2123, 4210); gleobeám grêtan (Cod. Exon., 42:9); hearpan grêtan [приветствовать арфу] (Cod. Exon., 296:11); hearpan vynne grêtan [приветствовать прекрасную арфу] (Cod. Exon., 296:11; Beov., 4209). Помимо grêtan, использовали еще глагол vrecan (ciere, excitare [призывать]): gid vrecan (cantum excitare [призывать песню]; Beov., 2123, 4304, 4888); gid âvrecan (пробуждать песню; Beov., 3445, 4212); vordgid vrecan [начинать речь] (Beov., 6338); geomorgidd vrecan [заводить песню об умерших] (Andr., 1548). Gleoman, gligman — это менестрель, а gleocräft — это его веселое искусство, пение и музыка. В Wigal., 312 шестеро скрипачей своей игрой прогоняют из сердец слушателей все печали; всегда иметь бы таких музыкантов под рукой! В Fornald. sög., I, 315: leika hörpu ok segja sögur svâ at gaman þaetti at [с удовольствием слушали, как он играл на арфе и рассказывал истории]. Здесь можно
здесь наблюдается такое же удвоение язычного звука, как в древнеанглийском bed — bedd и древневерхненемецком petti (готское badi) или как в древнеанглийском biddan, древневерхненемецком pittan (готское bidjan). Само слово должно в таком случае означать «память, воспоминание»; древнескандинавское geđspeki (Sæm., 33b) — это неотделимая от поэзии мудрость поколений. Написание gyd, gyddian в древнеанглийском представляется ошибочным — имеет место пропуск гласного, ср. с giedda.
Поэзия |
469 |
> |
|
упомянуть об удивительно полной аналогии из финской народной поэзии: конечно, чаще всего эпическая песнь по-фински называется словом runo, поэт — словом runolainen, а глагол runoan означать «сочинять стихи» и «петь», бытовая песня зовется laulu, певец — laulaja, глагол laulan означает «я пою»; однако же в финском народном эпосе слова ilo (gaudium [радость]) и teen iloa (gaudium cieo [пробуждаю радость]) встречаются в значении «песня» и «пение» [2]5.
Поэзия как высочайшее из искусств не могла зародиться среди смертных — в ней видели подарок небес. Умением петь и слагать стихи одаривают боги, они
же вдохновляют певцов: θέσπις ἀοιδή [боговдохновенная песнь] (Od., I:328; VIII:498); ἀοιδή θεσπεσίη [божественная песнь] (Il., II:600); θέσπις ἀοιδός (Od., XVII:385), ὅ κεν τέρπησιν ἀείδων [боговдохновенный певец, который радует
нас своей песней]. Хранителями и защитниками небесного искусства поэзии считались высшие божества: у греков — Зевс и Аполлон, у германцев — Вотан и Браг [Bragr], у финнов — Вяйнямёйнен. Сага — дочь Вотана (см. I, 565), а Музы — дочери Зевса; Фрейя особо ценила искусство любовной песни: henni lîkađi vel mansöngr [ей очень нравится мансёнг] (Sn., 29).
В «Младшей Эдде» приводится подробно разработанный миф о происхождении искусства поэзии (Sn., 82—87); намеки на этот же сюжет можно обнаружить и в более древних «Речах Высокого» (Sæm., 12, 23, 24). Однажды асы и ваны заключили мирный договор — чтобы закрепить его, представители каждой стороны подходили к специальному сосуду и сплевывали в него6; процедуры искупления и скрепления союзов часто освящались смешением крови (RA, 193, 194) — священная слюна здесь выступает как замена крови и даже, как известно из продолжения этого мифа, превращается в кровь. Этот символ мира (griđamark) был слишком драгоценен, чтобы от него просто избавиться, и потому из собранной слюны боги сотворили мудрейшего человека по имени Квасир [Kvâsir]7. Этот Квасир странствовал по всему миру и учил людей мудрости (frœđi, древневерхненемецкое fruotî). Однажды он пришел в дом к двум двергам, Фьялару и Галару (Filheri, Kalheri в древневерхненемецком?) — они убили Квасира и собрали его кровь в сосуды, называемые Сон [Sôn] и Бодн [Bođn], а также в котел Одрёрир. Дверги смешали кровь Квасира с медом и таким образом
5Tehessä isän iloa (Kalew., XXII:236; XXIX:227) — «отец (то есть бог Вяйнямёйнен) творил, пробуждал радость» = пел; io käwi ilo ilolle (Kalew., XXII:215) — «радость встречалась
срадостью» = звуки песни отзывались эхом.
6Hrâki (более правильная форма, вероятно, — hraki) — это, буквально, нечто, извлеченное из горла (древневерхненемецкое hracho); в древнеанглийском слово hraca тоже означает и guttur [горло], и tussis, sputum [кашель, слюна]; ср. с древневерхненемецким hrachisôn — screare [откашливаться, отхаркивать], французским cracher, сербским ракати.
7Сотворение человека из слюны и крови напоминает о крови и снеге из той сказки, в которой женщина пожелала детей, о «снежном ребенке» из «Modus Liebinc», о великанах, произошедших из инея и льда (см. I, 862, 902). Аналогичен и миф об Афродите, вышедшей
из морской пены.
> |
470 |
Глава ХХX |
|
|
приготовили драгоценную медовуху8, наделявшую любого, кто ее попробует, поэтическим даром и мудростью: отведавший крови Квасира становился скальдом или мудрецом (frœđamađr). В I, 767 приведено немецкое сказание, в котором явно прослеживаются следы этого сюжета о цвергах, владеющих кровавой медовухой.
Фьялар и Галар пытались скрыть свое преступление и рассказывали, что Квасир захлебнулся в своей мудрости; вскоре, однако, всем становится известно, что у двергов хранится его кровь. В итоге дверги были вынуждены отдать чудесный мед великану Суттунгу, который потребовал виры за убийство отца. Суттунг старательно укрыл драгоценный напиток в скале Хнитбьёрг [Hnitbiörg], а его хранительницей сделал свою прекрасную дочь Гуннлёд.
Богам, чтобы вновь овладеть священной кровью, пришлось пустить в ход все средства. Сам Один сошел с небес на землю и, увидев девятерых батраков, заготавливающих сено, спросил их, не нужно ли им подточить косы, — а им это действительно требовалось. Один вытащил из-за пояса оселок9 и наточил им косы; после этого косари стали работать гораздо быстрее и решили поторговаться с Одином за его волшебный оселок; Один же просто подбросил точило в воздух, и когда косари начали беспорядочно ловить его, своими острыми косами они перерезали горла друг другу10. После этого Один заночевал у великана Бауги [Baugi], брата Суттунга. Бауги пожаловался гостю, что сегодня одновременно погибли все девять его работников и теперь некому трудиться на поле. Один, назвавшись Бёльверком [Bölverkr], ответил, что за один глоток меда Суттунга он готов поработать за девятерых11. Бауги сказал, что мед принадлежит не ему, а его брату, но он очень постарается добыть у Суттунга чудесный напиток. За лето Бёльверк выполнил работу за девятерых и зимой потребовал своей платы; вместе с Бауги они пошли к Суттунгу, но тот наотрез отказался расстаться даже с одной каплей божественного меда. Тогда Бёльверк предложил Бауги добыть мед хитростью, и тот согласился. Бёльверк достал сверло, называемое Рати [Rati]12, и отдал его великану, чтобы тот рассверлил гору; Бауги, однако же, только делал вид, что сверлит. Когда Бёльверк подул в пробуравленное отверстие и пыль оттуда полетела в его сторону, он понял, что Бауги пытается его обмануть — тогда он потребовал, чтобы великан сверлил всё заново. Когда Бёльверк подул в отверстие во второй раз, пыль
8«Inn dŷri miöđr» — технический термин, несколько раз встречающийся и в «Старшей Эдде» (Sæm., 23b, 28a).
9Hein: древнеанглийское hân, английское hone, шведское hen, санскритское s’âna.
10Ср. с доктором Фаустом, хитростью заставившим семерых пьяниц отрезать друг другу носы.
11Один здесь выступает в той же роли, что и Сильный Ганс (KM, № 90) или Зигфрид, нанимающийся к кузнецу.
12Это сверло упоминается и в Sæm., 236 — его название происходит, очевидно, от глагола rata (permeare, terebrare [проникать, просверливать]): готское vratôn; по-готски бурав должен был называться Vrata.
Поэзия |
471 |
> |
|
полетела внутрь: значит, теперь гора и вправду была пробуравлена. Бёльверк обратился червем и проскользнул через отверстие (Бауги при этом пытался уколоть его сверлом, но промахнулся). Проникнув внутрь горы, Бёльверк проводит три ночи с Гуннлёд, и та разрешает ему сделать три глотка драгоценного меда; первым глотком он опрокидывает Одрёрир, вторым — Бодн, третьим — Сон, выпивая таким образом весь мед до капли. Немедленно обратившись орлом, Бёльверк-Один стрелой ринулся прочь, но Суттунг, тоже приняв облик орла, устроил погоню. Асы, увидев, что Один летит домой, установили сосуды во дворе Асгарда, и Один, преследуемый Суттунгом, выплюнул мед в эти сосуды — так напиток снова стал слюной, каковой он и был изначально13. С тех пор Один одаривает медом Суттунга асов и людей, склонных к поэзии. Этим мифом объясняются многие иносказательные названия поэзии: Kvâsis blôđ (Kv. sanguis [кровь Квасира]), dverga drecka, fylli (nanorum potus, satietas [напиток, сытость двергов]), Ođhrœris, Bođnar, Sônar laug (O. B. S. aqua [вода Одрёрира, Бодна, Сона]), Hnitbiarga laug (Hn. aqua [вода Хнитбьёрга]), Suttûngs miöđr (S. mulsum [мед Суттунга]), Ođins fengr, fundr, dryckr (Odini praeda, inventio, potus [добыча, находка, напиток Одина]), Ođins giöf (Odini donum [дар Одина]), dryckr Asanna (Asarum potus [напиток асов]).
13 К этому добавлено: en honum var þa svâ nær komit at Suttûngr mundi nâ honum, at hann sendi aptr suman miöđinn, ok var þess ecki gætt: hafđi þat hverr er vildi, ok köllum ver þat skâldfîfla lut (malorum poetarum partem [долей плохих поэтов]) [но так как Суттунг уже настигал его, Один выпустил часть меда через задний проход. Этот мед не был собран, его брал всякий, кто хотел, и мы называем его «долей рифмоплетов». — Перевод О. Смирницкой]; или, по другой рукописи: en sumum rœpti hann aptr, hafa þat skâldfîfl, ok heitir arnar leir (habent id mali poetae et dicitur aquilae lutum [(он выпустил через зад часть меда,) которую заполучили плохие поэты и которую называют орлиным пометом]) — потому что Один летел в облике орла. У Марциана Капеллы Бессмертие [Athanasia] вручает Филологии свой кубок, immortalitatis poculum, а до этого: leniter dextera cordis ejus pulsum pectusque pertractat, ac nescio qua intima plenitudine distentum magno cum turgore respiciens, «nisi haec, — inquit, — quibus plenum pectus geris, coactissima egestione vomueris forasque diffuderis, immortalitatis sedem nullatenus obtinebis». At illa omni nisu magnaque vi quicquid intra pectus senserat, evomebat. Tunc vero illa nausea ac vomitio laborata in omnigenum copias convertitur litterarum… sed cum talia virgo undanter evomeret, puellae quam plures, quarum artes aliae, aliae dictae sunt disciplinae, subinde quae virgo ex ore diffuderat, colligebant, in suum unaquseque illarum necessarium usum facultatemque corripiens [(Бессмертие) легко коснулось ее (Филологии) правой рукой, проверив ее грудь и удары сердца; оказалось, что Филология сильно раздута какой-то внутренней полнотой. «Если ты, — сказало Бессмертие, — не исторгнешь из своей груди того, что заполняет ее, если ты изо всех сил не прочистишься, если тебя насильно не вырвет наружу, то трон бессмертия тебе не занять никогда». Тогда Филология натужилась и со рвотой яростно
извергла всё то, что сковывало ее грудь. И вот, ее рвотные массы обратились в разного рода письменные сочинения… Пока девушку периодами рвало, множество других дев, из которых одни были искусствами, а другие — областями знания, собирали всё то, что выходило изо рта Филологии, и каждая приспосабливала собранное для себя, для своих нужд и умений].
> |
472 |
Глава ХХX |
|
|
Некоторые из упомянутых названий стоит рассмотреть подробнее. Слово Bođn означает oblatio [дар], а слово Sôn — reconciliatio [искупление, примирение]; вряд ли эти сосуды назывались так до того, как дверги налили в них кровь Квасира. Древнескандинавское bođn вполне можно связать с древнеанглийским byden и древневерхненемецким putin (Graff, III, 87); sôn связано с древневерхненемецким suona (emendatio [исправление, улучшение]), но не с готским sáun (lytrum [выкуп]). В Sæm., 118b, 234a встречается оборот Sônar dreyri в значении «кровь искупления», sônar dreyri (ср. с sônar göltr — см. I, 204). Более значительно для нас название котла [Ođhrœrir], встречающееся в Sæm., 23b, 28a, 88a (в последнем случае — с верным написанием). Чтобы истолковать значение этого слова, необходимо для начала отметить, что готское прилагательное vôþs (dulcis [сладкий]) соответствует древневерхненемецкому wuodi, древнесаксонскому wôthi, древнеанглийскому vêde — те же слова использовались по отношению к сладости запаха и звука; в древнеанглийском — svêg þäs vêđan sanges (sonus dulcis cantilenae [звук сладкого напева]). Кроме того, древнеанглийское существительное vôđ (мужского рода) означает carmen, facundia [песнь, красноречие]: vôđa vynsumast, carmen jucundissimum [наисчастливейшая песнь] (Cod. Exon., 358:9); vôđa vlitegast, carmen pulcherrimum [красивейшая песнь] (El., 748); vôđ vera, prophetia virorum [пророчество мужей] (Cædm., 254:23); vôđbora (carmen ferens [носящий песню]) — это и poeta (Cod. Exon., 295:19; 489:17), и orator, propheta (Cod. Exon., 19:18; 346:21); vitgena vôđsong, cantus prophetarum [речь пророков] (Cod. Exon., 4:1); vôđcräft — poesis (Сod. Exon., 234:30; 360:7), синоним понятий scôpcräft и gleocräft; vynlicu vôđgiefu, jocundum poeseos donum [веселый дар песен] (Cod. Exon., 414:10): все эти понятия связаны с веселым искусством и даром Одина. С одной стороны, существительное vôđ могло изначально связываться со сладостью и нежностью; с другой же, эти значения могли со временем перенестись на него с производного прилагательного — последний вариант представляется более вероятным, так как в некоторых строках из «Codex Exoniensis» соответствующее существительное употребляется в значении «громкий звук, крик» безо всякой связи с пением (см., например, Cod. Exon., 118:4; 125:31; 156:8); ясно, что древнеанглийскому vôđ соответствует древнескандинавское ôđr (мужского рода), означающее и poema, и ingenium,
facundia. В последнем смысле это слово согласуется с латинским oda, греческим ᾠδή (сокращение от ἀοιδή), однако это чистое совпадение, что ясно уже
из разницы в грамматическом роде. Интересно, что в Sæm., 3b в связи с сотворением Аска и Эмблы говорится, что Хёнир даровал людям ôđ — в I, 902 я перевел этот термин как «разум»; возможно, правильнее толковать его как «речь, дар речи»14? Таким образом, название Ođhrœrir означает, судя по всему,
14 В этом случае (как и в других аналогичных) древнескандинавский язык представляет собой ненадежную опору для сопоставления корней, так как конечная d в нем смешивается с đ.
Поэзия |
473 |
> |
|
poesin ciens, dulcem artem excitans [пробуждающий поэзию, вдохновляющий сладкое искусство], что удивительным образом совпадает с древнеанглийским gid vrecan и финским teen iloa; hrœra, древневерхненемецкое hruoran, средневерхненемецкое rüeren означают tangere, ciere [волновать, приводить в движение]; по-древневерхненемецки котел должен был называться Wuodhruori, а подревнеанглийски — Vôđhrêre. Од, супруг Фрейи (Sæm., 5b; Sn., 37), которого она искала по всему миру и оплакивала золотыми слезами, мог быть персонификацией поэтического искусства15; возможно, Од тождественен Квасиру, странствовавшему по миру и убитому двергами?
В Одрёрире хранился божественно сладкий напиток поэзии, одаривающий бессмертием; боги (а именно — Один) охотились за этим напитком, когда тот попал в руки двергов и великанов, из чего следует его тождество с амритой, амброзией и нектаром (см. I, 577, 578); прозрачная слюна асов и ванов напоминает о легком ихоре в жилах греческих богов.
Святые пчелы, сошедшие к людям из райских садов16, помазывают медом поэзии губы спящих творцов (см. II, 149, 150) [3].
Есть множество сказаний, в которых вдохновение нисходит на великих поэтов ночью, во сне: миф о Пиндаре позднее пресуществился в аналогичные сказания о Гомере и Эсхиле.
Так, у Исократа (в «Энкомии Елене») сказано, что Гомеру являлась сама Елена: λέγουσι δέ τινες καὶ τῶν Ὁμηριδῶν ὡς ἐπιστᾶσα (Ἑλένη) τῆς νυκτὸς Ὁμήρω προσέταξε ποιεῖν περὶ τῶν στρατευσαμένων ἐπὶ Τροίαν, βουλομένη τὸν ἐκείνων θάνατον ζηλωτότερον ἢ τὸν βίον τῶν ἄλλων καταστῆσαι. Καὶ μέρος μέν τι διὰ τὴν Ὁμήρου τέχνην, μάλιστα δὲ διά ταύτην οὕτως ἐπαφρόδιτον καὶ παρὰ πᾶσιν ὀνομαστὴν αὐτοῦ γενέσθαι τὴν ποίησιν [не-
которые гомериды утверждают, что однажды ночью она (Елена) явилась Гомеру и приказала ему воспеть тех, кто воевал у стен Трои, чтобы смерть этих героев вызывала больше восхищения, чем жизнь всех других людей. Так и родилось это прекрасное и знаменитое произведение — отчасти через искусство самого Гомера, но главным образом благодаря Елене] (Isocrates, Oratt. att. (ed. Bekker),
II, 245).
Эсхилу же являлся Дионис: ἔφη δὲ Αἰσχύλος μειράκιον ὢν καθεύδειν ἐν ἀγρῷ φυλάσσων σταφυλὰς καὶ οἱ Διόνυσον ἐπιστᾶντα κελεῦσαι τραγῳδίαν ποιεῖν.Ὡςδὲἦνἡμέρα(πείθεσθαιγάρἐθέλειν)ῥᾷσταἤδηπειρώμενοςποιεῖν. Οὗτος μὲν ταῦτα ἔλεγεν [Эсхил говорил, что еще в детстве он однажды уснул
15По причине, изложенной в предыдущей сноске, я не решаюсь сравнивать имена Ođr
иOđinn; в древнеанглийском языке слова Vôden и vôd (rabies [ярость]) не связаны с vôđ (poesis) — см. I, 330.
16Ancient laws of Wales, I, 739: пчелы появились в раю, из которого они вышли вслед за согрешившим человеком; на пчелах — божье благословение, и потому мессу невозмож-
но отслужить без воска (Leoprechting, Lechrain, 80).
> |
474 |
Глава ХХX |
|
|
на поле, сторожа виноград; во сне ему явился Дионис и приказал написать трагедию. Поутру, повинуясь воле божества, Эсхил начал сочинять, и давалось ему
это с большой легкостью] (Pausanias, I, 21:2); ῥᾷστα — о богах тоже говорится, что им всё дается легко (ῥεῖα) (см. I, 589).
Эсхил сторожил виноградник, а германские крестьяне, когда к ним нисходил дар Вотана, пасли овец или быков.
Халльбьёрн, герой одного из скандинавских сказаний, мечтал воспеть погибшего скальда Торлейва, но долгое время не мог ничего сочинить — до тех пор, пока однажды ночью к нему не пришел некий дух и не развязал спящему Халльбьёрну язык; только когда дух исчезал, Халльбьёрн смог увидеть его плечо, по которому и узнал самого Торлейва (см. I, 594; Fornm. sög., III, 102).
Языческие мифы о вдохновении стихотворцев нашли свое отражение
ив христианской поэзии. Один бедный крестьянин во сне услышал голос, приказавший ему немедленно начать переложение Священного писания саксонскими стихами; ничего до тех пор не знавший о поэзии, крестьянин вдруг понял ее в совершенстве и выполнил свое предназначение (Hincmarus Remensis, Opusc. (Par., 1615), 643). Схожее, только более подробное сказание ходило
ио древнеанглийском поэте Кэдмоне (см. Beda, Hist. eccl., IV, 24)17. Всем бого вдохновенным поэтам по пробуждении вдруг удавалось дело, которым раньше они никогда в жизни не занимались [4].
Но от богов происходит не только само искусство поэзии — бессмертным приписывали еще изобретение музыкальных инструментов, звучанием которых сопровождалось исполнение песен.
УГомера Аполлон играет на форминге, а по Каллимаху этот бог первым заиграл на лире с семью струнами; изобретение лиры при этом приписывалось Гермесу — он и подарил ее Аполлону. Этот миф важен для нашего исследования, так как в образе германского Вотана сочетаются черты Гермеса и Аполлона (с перевесом в сторону первого). Изобретательство — характерная черта Меркурия, и я полагаю, что германцы в древности тоже рассматривали Вотана не только как создателя письменности и системы мер, но и как изобретателя определенных музыкальных инструментов.
В пользу этого свидетельствует и финский миф о пятиструнной арфе (kantelo), которую, как считалось, впервые сработал верховный бог Вяйнямёйнен, во всем схожий с германским Вотаном. Сначала Вяйнямёйнен сделал кантело из костей щуки, а затем, когда первый инструмент упал в море, бог сделал
ивторой — на этот раз корпус арфы был из березы, колки на ней — из дубовых веток, а струнами стали волосы из хвоста могучего скакуна. Гермес же сотворил хелис, натянув струны на черепаший панцирь (Hymn. in Merc., 24 и далее). В шведских и шотландских народных песнях рассказывается, как один музыкант сделал арфу из грудной кости утонувшей девушки, колки — из ее пальцев,
17 Frau Aventiure, 28, 29.
Поэзия |
475 |
> |
|
а струны — из ее золотистых волос; злодейка, которая убила ту девушку, упала замертво от первого же удара по струнам нового инструмента (Sv. folkvisor, I, 81; Scott, Minstr., III, 81). В немецкой сказке (KM, [№]28) из кости убитого делают пастушью свирель, которая, стоит только в нее подуть, рассказывает о совершенном преступлении; существует полностью аналогичное швейцарское сказание о флейте (Haupt, Zeitschr., III, 3). Особую власть музыки и пения народ производил от сверхъестественного происхождения инструментов — в древности, скорее всего, их напрямую связывали с богами.
Когда Вяйнямёйнен ударял по струнам своей арфы, вся природа прислушивалась к нему, все лесные звери сбегались на чарующие звуки, слетались все птицы, все рыбы подплывали как можно ближе; от собственной песни Вяйнямёйнен проливал слезы, которые капали из глаз ему на грудь, с груди — на колени, с колен — на стопы; слезами этими он промочил пять плащей и восемь накидок. Слезы Вяйнямёйнена превращались в жемчужины (Kalewala, XXII, XXIX). Драгоценные слезы лила и скандинавская Фрейя (grâtfögr, см. I, 593), супруга Ода, тоже любившая музыку; в сказках счастливые девы смеются розами и плачут жемчугом.
Водяной (strömkarl), когда он поет песню под звуки арфы, тоже не может удержаться от слез (см. I, 793). В II, 73 уже упоминалось, что в некоторых мифах вся природа, всё одушевленное и неодушевленное, сочувствует жалобам человека; нечто подобное говорится и о чарующих звуках эльфийского напева (albleich — см. I, 770): река задерживается в своем течении, рыбы в воде пощелкивают языками, а птицы в лесу начинают свой щебет. После богов в тайны музыки глубже всего посвящены эльфы и водяные; учитель пения Хникар — это сам Один (см. I, 789).
От богов поэтический дар снизошел и к некоторым героям, напевы которых тоже описываются как нечто волшебное. В немецких сказаниях два героя прямо называются певцами. Первых из них — Хорант [Horant]18, о котором в Gudr., 388, 389 говорится, что своими песнями он очаровывал всех людей, здоровых и больных, и что когда он заиграл, то
diu tier in dem walde ir weide liezen stên, die würme die dâ solten in dem grase gên, die vische die dâ solten in dem wâge vliezen, die liezen ir geverte.
[звери, рыскающие в лесу, гады, ползающие в траве, рыбы, плавающие в воде, —
все замерли и оставили свои занятия]
18 Herrant, древнеанглийское Heorrenda, древнескандинавское Hiarrandi; ср. с Gramm., I, 352; Z. f. d. A., II, 4.
> |
476 |
Глава ХХX |
|
|
В«Саге о Херрауде и Боси» (Fornald. sög., III, 323) певец исполняет «Песню
оХьярранде» [Hiarrandahliođ] и чарующую «Gŷgjarslagr» — песню о том, как великанша ударила по струнам арфы. Второй из германских героев-певцов — Фолькер (Volkêr, Folhheri) из «Песни о Нибелунгах»:
under die türe des hûses saz er ûf den stein küener videlære wart noch nie dehein:
dô klungen sîne seiten, daz al daz hûs erdôz, sîn ellen zuo der fuoge diu wârn beidiu grôz, süezer unde senfter gîgen er began:
do entswebete er an den betten vil manegen sorgenden man.
[он сидел на камне у двери дома, и не было скрипача храбрее;
его струны звенели так, что отзывался весь дом. Этот скрипач был столь же искусен, сколь и силен: вот он начал наигрывать сладкую и нежную мелодию, и в своих кроватях уснули все, кто терзался заботами]
Nib., 1772.
В греческой мифологии власть над песней принадлежит Орфею и Амфиону. Песне Амфиона повиновались даже камни, которые могли сами сложиться
встену. За Орфеем следовали скалы и деревья, перед ним склонялись дикие звери; с помощью песни он перенес Арго с суши на море и усыпил (entswebete) дракона. Скандинавский Хермод, подобно Орфею, спускался в подземный мир, а о Бальдре в том же сказании плачет всё живое, — вполне возможно, что именно Хермод своей песней обратил природу в слезы, хотя в первоисточнике об этом и не упоминается [5].
Итак, раз поэзия считалась общим достоянием людей и богов, изобретением и даром бессмертных, то в древности ее несомненно должны были связывать со жреческим служением, а сами понятия о жреце, пророке и поэте неизбежно перетекали друг в друга. Особое значение в этом смысле приобретает древнеанглийское слово bregovine (см. I, 275, 481), означающее служителя
идруга Брего, бога поэзии: стихотворцев до сих пор называют любимцами
ислужителями муз. Можно предположить, что в тех странах, где (и в те времена, когда) поэзия особенно ценилась, певцы (в особенности — придворные), подобно жрецам, должны были носить специальный наряд; ценны и познавательны в этом отношении валлийские законы, касающиеся положения королевских бардов и их привилегий при дворе; скандинавские саги тоже
водин голос свидетельствуют о том, что скальды среди германцев находились
вособом почете. Средневековые поэты (и германские, и романские) также занимали видное положение при дворе. Многие поздние традиции, касающиеся поэтов и их социального статуса, можно, я полагаю, возвести к глубокой
Поэзия |
477 |
> |
|
древности; этот занятнейший предмет нуждается в специальном исследо вании [6]19.
Средневерхненемецкие поэты описывали свое искусство как нечто врожденное, дарованное богом (уже в Od., XXII:347: αὐτοδίδακτος δ'εἰμἴ, θεὸς δέ μοι ἐν φρεσὶν οἴμας παντοίας ἐνέφυσε [я самоучка, но это бог внушает мне
песни]). У Генриха фон Морунгена: wan ich durch sanc bin ze der werlte geborn [я родился в этом мире, чтобы петь], — то есть «поэзия есть мое предназначение, мое призвание» ([MS], I, 53a); у Вальтера фон дер Фогельвейде (речь идет о боге): ît ich von dir beide wort hân unde wîse [от тебя ко мне приходят и слова,
инапевы] (Walth., 26:4); в Wartb. kr. jen., 102: gab iu got sinne und sanges site [бог даровал вам разум и умение сочинять песни]. Аналогичные обороты можно найти даже у поздних мейстерзингеров: es trieb der heilig geist also zwölf männer froh, die fiengen an zu dichten [святой дух одарил этих двенадцатерых, ставших поэтами]. Точно так же языческие певцы могли возводить свой дар к Вотану
ибожественному меду поэзии.
Поэтические поединки тесно связаны с самой природой поэзии. Древние мудрецы состязались, задавая друг другу вопросы, герои сражались друг с другом, проверяя силу своего оружия, а народные певцы, равно как и профессиональные поэты, устраивали песенные поединки. Когда Один хотел познать мудрость (orđspeki) великана, Вингтор [Vingþôrr] — мудрость цверга, а слепой гость20 — мудрость конунга Хейдрека, для этого также устраивались поединки с песнями и загадками; Вафтруднир категорично заявляет: höfdi veđja viđ scolom höllo î, gestr, um geđspeki [в этих палатах мы с тобой, гость, заложим головы как ставку за мудрость] (Sæm., 33b). В таких поединках закладывали головы, как и при состязаниях между кузнецами и шахматистами. Во время поединка певцов в Вартбурге ставкой тоже считались жизни соревнующихся: nu wirt gesungen âne vride… stempfel muoz ob uns nu beiden stân alhie mit sînem swerte breit, er rihte ab unser eime in roubes site dem man valles jehe! [мы будем петь без пощады… пусть над нами встанет судья с широким мечом, и пусть он поразит им того из нас, кто проиграет, как преступника!]: побежденный певец должен быть убит, как преступник. Разумеется, это деталь легендарная, не имеющая отношения
19Нибур в своем предисловии к собранию стихотворений Флавия Меробавда пишет: quem morem coronandorum poetarum cum poesi ipsa, cui semper aliquis honos mansit, etiam rudibus, quae secuta sunt, saeculis perdurasse arbitror [я полагаю, что этот обычай короновать поэтов сопутствовал самой поэзии и сохранялся, хотя и в более грубом виде, в течение последующих веков]. Зачем, однако же, возводить к римлянам то, что, вероятнее всего, было присуще и самим германцам: короли, судьи, религиозные служители, герои и поэты носили венцы и торжественные ленты; даже народные певцы выбирали своего короля. Au pui où on corone les biaus dis [в поэтическом обществе, где коронуют лучших мастеров слова] (Cour. Renars, 1677).
20То есть сам Один; одноглазость Одина напоминает о слепоте легендарных древних
поэтов. Потеря зрения укрепляет память, что дает силы петь и понуждает делать это.
> |
478 |
Глава ХХX |
|
|
к истории, однако она ярко демонстрирует, насколько серьезно раньше относились к искусству поэзии.
Здесь можно затронуть и широко распространенный миф о том, как поэт, видя, что его произведения начинают приписывать другому автору, который всего лишь выучил стихи, восстанавливает справедливость. Одну и ту же историю с небольшими различиями рассказывают о Вергилии и Батилле, об Арнольдо Даниэлло и жонглере (Diez, Leben der Tr., 352), а также, что особенно интересно, об индийском Калидасе (его поэму выучили четыре брахмана). Калидасу и Вальмики считали инкарнациями самого Брахмы; поэтов называли аватарами бессмертного божества — что может быть лучшим подтверждением их особого авторитета?
С богами их власть и влияние делят богини, а с героями и жрецами — вещие жены. Сага называется в числе асиний сразу после Фригг (Sn., 36) или вместе с Соль (Sn., 212); жилище Саги — Сёквабек [Sökqvabeckr], «падающий ручей», это большое и просторное место. Название Sagones (мыс Саги; Sæm., 154b) тоже, очевидно, связано с этой богиней. В Sæm., 41a Сёквабек описывается как место, где текут холодные родники; Один и Сага ежедневно выпивают тамошней воды (служащей одновременно напитком бессмертия и поэзии) из золотых кубков. Сагу описывали то как жену, то как дочь Одина; в обоих вариантах эта богиня тождественна самому Одину как богу поэзии. В греческой мифологии Муза считалась дочерью Зевса; чаще, впрочем, упоминаются три музы или девять муз, сходных с германскими вещими девами, норнами и пряхами судеб (в частности, музы тоже живут у ключей и родников)21. Холодные воды Сёквабека хорошо подходят для дев-лебедей, дочерей Совершенства. Скандинавская Сага есть не что иное, как сказание, рассказ, персонифицированная и обожествленная mære (см. II, 455 и далее).
Немецкие поэты XIII века олицетворяли авентюру: подобно норне, frau Aventiure через всю страну идет к хижине певца, стучит в дверь и просится внутрь22. О сбивчиво рассказанной истории, в которой рассказчик перескакивает с одной темы на другую, до сих пор говорят: «das Märlein von Haus zu Hause wandert» [Сказ от дома к дому бродит]. В Suchenwirt, XXV описано появление госпожи Авентюры в лесу, посреди цветущей речной долины: долгое время Авентюра странствовала по стране, посещая князей и королей в качестве посланницы Чести, и теперь она готова дать своей госпоже полный отчет; надев на палец золотое кольцо, она исчезает. Интересно, что у средненидерландских поэтов олицетворенная Авентюра сходна с немецкой госпожой Удачей: die Aventure
21В старобогемских глоссах (Hanka, 55b) слово wodna переводится как musa (ср. с Jungm., V, 147); имеется ли в виду водяная, родниковая дева?
22Примеры собраны в моей статье, уже цитировавшейся в I, 565. К этому можно добавить диалог поэта и Авентюры из «Виллехальма» Ульриха фон Тюргейма (Ulrich von Türheim, Wh., 192c).
Поэзия |
479 |
> |
|
wacht [Авентюра бдит] (Maerl., II, 14); dat rat van Aventuren [колесо Авентюры] (Rein., 6183): ср. с diu Sælde wachet, Saelden rat (см. II, 407, 408). Насколько мне известно, в романской поэзии не встречается ничего подобного [7].
Обычай поочередного пересказывания различных преданий и легенд был известен уже грекам и римлянам; так, у Овидия в IV книге «Метаморфоз» Миниэиды, занятые тканьем и прядением, рассказывают друг другу истории, чтобы скоротать время23:
«Utile opus manuum vario sermone levemus, perque vices aliquid, quod tempora longa videri non sinat, in medium vacuas referamus ad aures». dicta probant, primamque jubent narrare sorores.
[«Дело полезное рук облегчим, развлекаясь беседой, поочередно, чтоб нам не казалось длительным время, будем незанятый слух каким-нибудь тешить рассказом». Все одобряют и ей предлагают рассказывать первой]
Ovid, Met., IV:39,
desierat, mediumque fuit breve tempus, et orsa est dicere Leuconoe, vocem tenuere sorores.
[Смолкла. Краткий затем наступил перерыв. Левконоя стала потом говорить; и, безмолвствуя, слушали сестры]
Ovid, Met., IV:167,
poscitur Alcithoe, postquam siluere sorores.
[все к Алкитое тогда обратились, лишь сестры замолкли] Ovid, Met., IV:274.
Всё это происходило в священный день, на праздник Бахуса, когда жрец предписал сестрам воздерживаться от работы, «immunes operum dominas famulasque suorum» [отойти от работы и самим госпожам, и их служанкам]; бог гневается на Миниэид, поправших его святой день, и превращает всю их пряжу в клубок из виноградных лоз и плюща, а их самих — в сов и летучих мышей. У Агафия также приводится песня ткачих (Agathias, 29). Хольда и Берта тоже нередко сердятся на прядильщиц, работой оскверняющих святой день (см. I, 521, 526), хотя в обычное время эти богини наоборот вознаграждают за усердие. Норн тоже изображали в образе женщин с прялками; они тоже пели во время работы. В старину германцы могли считать своих богинь и полубогинь наставницами в искусствах пения, сложения сказаний и владения веретеном.
23 [Нижеследующие цитаты из «Метаморфоз» приводятся с переводом С. Шервинского. — Прим. пер.]