Заключение

1. Теория правореализации включает такой элемент как выводы-знания о социально-правовой практике. Среди них выделяются 1) фундаментальные общетеоретические, применимые для анализа правореализационной практики любой страны романо-германской правовой системы, и 2) практически-прикладные конкретнотеоретические выводы-знания.

Первые – фиксируют, раскрывают и на предельном уровне абстракции, где теория характеризует сущность и содержание исследуемой практики и еще остается ее специфическим инвариантом, а не превращается- деградирует в набор «гениальных» рассуждений о точках зрения, терминах, их интерпретациях и т.п., моделируют:

- универсальные свойства и параметры-закономерности функционирования правореализации как потенциально, а при определенных условиях и реально, всеохватывающей и всепроникающей системы инициирования, поддержки, охраны и защиты социально-целесообразной деятельности, в том числе инновационной деятельности, человека, социальной группы, общества, государства;

- систему факторов позитивного и негативного влияния на реализацию норм права, рекомендации по усилению позитивного и минимизации негативного действия факторов;

- проект-прогноз каким может и должна быть в сложившихся условиях правореализация, как она будет или может вариативно развиваться в ближайшей перспективе, каково ее место и роль в модернизации.

Эти и другие общетеоретические знания формируют современное профессиональное мировоззрение юриста, ту необходимую теоретико-методологическую компоненту высокоразвитого правосознания, на которой зиждется востребованное практикой системное социально-психологическое и нормативно-правовое понимание-конструирование юристом как особенно сложной правореализационной ситуации, так и всей системы реализации норм права.

Вторая группа – знания менее абстрактные, непосредственно связанные с практикой, например, знание механизма реализации материально-правовых норм. Данные конкретнотеоретические структуры вместе с общетеоретическими и нормативными знаниями выступают в качестве своеобразных интеллектуальных инструментов ситуационного правового мышления, в процессе которого (на основе системного «видения» ситуации) разрабатываются возможные и ситуационно допустимые правореализационные тактики, в конечном итоге осуществляется выбор наиболее эффективной стратегии правореализующей деятельности.

Теория правореализации, прежде всего, общетеоретические и конкретнотеоретические выводы-знания, если субъект применяет эти теоретические структуры-инструменты в исследовательских практиках и активно занимается исследовательской деятельностью, способна трансформироваться в профессиональное мировоззрение и даже в профессиональную методологию практикующего юриста и ученого. При этом профессионально-правовое мировоззрение и профессионально-правовая методология как элементы правосознания личности взаимообусловлены и субстанционально неотделимы друг от друга. Но с точки зрения гносеологии между ними есть некоторые функциональные различия.

Если профессиональное правовое мировоззрение присуще в той или иной мере любому юристу, если оно обеспечивает теоретическое понимание, обоснование и мотивацию необходимости тех или иных действий в конкретной и особенно в сложной правореализационной ситуации (нетипичной правореализационной ситуации), то профессиональной методологией владеет не каждый; между тем ее потенциал, ее функциональная роль в правосознании, следовательно, в эффективной правореализационной деятельности и научно-исследовательской деятельности, высококлассного юриста чрезвычайно значима: она не только усиливает как некий интеллектуальный микроскоп теоретическое «видение» практики, но и способна обновлять существующее знание в духе времени, вырабатывать новое знание о правореализационной практике, творчески преобразовывать ее и позволяет быть лидером-инноватором, как в теоретической науке, так и в практике, что особенно важно в современном динамично развивающемся обществе и государстве.

Профессиональная правовая методология потенциально, а в случае ее творческого применения в процессе мышления, реально делает юриста не просто потребителем знания, пусть даже и созданного авторитетным специалистом; она помогает практикующему юристу и ученому-юристу выступать в качестве эксперта нового общетеоретического и конкретнотеоретического знания. Она сохраняет (позволяет сохранить) самостоятельность и индивидуальность мышления и мировосприятия, следовательно, исключает или минимизирует зависимость от тех или иных информационных источников и создает возможность субъекту быть более объективным в исследовании правореализационной практики.

2. Исходным нормативным основанием правореализации является объективное право. Поэтому необходимо уточнить, чья воля и вообще – что выражается в праве?

Во-первых, не абстрактная «воля государства», «воля политического класса» или еще более неопределенная «государственная воля общества». Эти часто используемые в научном и публицистическом лексиконе терминологические конструкции по степени информативности не более чем образ-метафора, они не существуют в реальной действительности и «не работают» в практике, их трудно причислить к современным научным категориям. Они не отражают, точнее, искажают – обезличивают реальную правореализационную практику создания нормативных правовых актов (нормотворчество как разновидность правореализации процедурных норм), создают иллюзию личной безответственности государственных чиновников власть предержащих за ее результаты.

Потому что воля – системное проявление сознания и психики конкретного человека, она функционирует как элемент саморегуляции только на уровне личности. С помощью воли и посредством волевого усилия, в основании которого лежит знание и сложный процесс целеполагания-мотивации, решается какую редакцию будущего Закона избрать. Это решение всегда персонифицировано, у него есть конкретные «отцы-основатели», которые несут персональную ответственность за содержание Закона. Например, из нескольких вариантов-альтернатив (как правило, их может быть три: 1) с низкой ставкой налога; 2) средней ставкой; 3) максимально высокой ставкой) Закона о налоге на физическое лицо с высоким доходом выбирается один. Кто осуществляет выбор? Чья воля обеспечивает выбор? Если вещи называть своими именами, следовательно, глубоко и адекватно понимать их сущность, не воля государства или политического класса и тем более не воля общества, а воля тех, кто имеет реальную политическую власть в государстве. Это узкий круг лиц: лидеры фракции правящей партии или коалиции парламентских партий, а также – для президентско-парламентской системы правления – президент и его представители.

Во-вторых, в объективном праве – и это важно учитывать в процессе исследования правореализации и непосредственного участия в ней – выражается не столько воля (все-таки это сугубо психическая субстанция) доминирующего субъекта-нормотворца и тех, кто осознанно или неосознанно, вольно или невольно голосовал «за», сколько объективированный результат интеллектуально-эмоционально-волевой деятельности в виде многостороннего знания о регулируемой практике, ее ценностях и корреспондирующих им интересах ее участников, процедурах их удовлетворения и т.д.

Действительно, в основе выбора той или иной вариации Закона лежит знание-понимание конкретного доминирующего нормотворца как с его точки зрения необходимо регулировать конкретную социальную практику, например, практику единого государственного экзамена, практику суррогатного материнства. Это знание через волевое усилие переводится в плоскость нормативно правовых предписаний и установлений, становится содержанием права, а для практикующего юриста данные нормативные конструкции (понятийно-смысловые структуры) являются инструментами профессиональной деятельности. При этом воля нормотворца, в отличие от нормативированного знания (абстрактно-общих норм), не имеет четких (и пригодных для эффективной правореализационной деятельности) проявлений ни в первичной форме права, ни в его содержании.

Интерпретация природы объективного права как нормативированного знания о регулируемой практике позволяет рассматривать его не только в качестве социально значимого регулятора, но и в качестве элемента культуры общества и государства, а в исторической ретроспективе – в качестве информационного источника-артефакта той или иной исторической эпохи.

3. Непосредственным нормативным основанием правореализации выступает ситуационное право. Что это такое? Реализация норм объективного права в сложной жизненной ситуации начинается с индивидуального нормативного правового регулирования и с неизбежностью предполагает составление формально и содержательно безупречного юридического документа, например, договора суррогатного материнства, договора кредитования, трудового договора, решения суда и т.п. Такие вторичные формы права – индивидуально-определенные правореализационные акты необходимы и обязательны для правореализаторов под угрозой правовой ничтожности деяния или гарантированной позитивной результативности его оспаривания.

Он, ситуационно необходимый и обязательный юридический документ, по содержанию и сущности не что иное, как нормативная модель ситуационной социально-правовой свободы и ответственности личности, как закономерное продолжение интегрированного в практику объективного права, его функционально неотъемлемая часть, имеющая ситуационно-объективно-субъективную природу. Это и есть ситуационное право, объективное право в динамике, «живое» право – конкретное в виде индивидуально-определенных норм и непосредственное нормативное основание сложной реализации норм права. Еще древние римляне подметили: договор – закон для двоих; можно продолжить по аналогии и с учетом современной правореализационной практики: ситуационное право – закон для правореализаторов и для тех публичных и частных субъектов, кто призван обеспечивать, охранять и защищать его реализацию в рамках конкретного правового отношения.

Ситуационное право – сравнительно новая теоретическая конструкция (категория) для юридической науки. Эта категория методологически и логически обусловлена существующим теоретико-правовым знанием и, самое главное, отражает реальные явления правореализационной практики. Поскольку 1) в ситуационном праве фиксируются, получают социально-правовую предметно-практическую конкретизацию взаимные субъективные права и обязанности персонально поименованных сторон, ситуационные запреты и ограничения, объекты-ценности, средства-инструменты деятельности, необходимые для ее эффективного осуществления ресурсы, условия, сроки и порядок (процедура) деятельности, 2) ситуационное право служит конкретным нормативно-правовым критерием определения правореализаторами, третьими лицами, представителями государства и социума правомерности и законности тех или иных действий-бездействий в ходе правореализации и даже после ее завершения, а в случае деформации конкретного правового отношения, возникшего на основе ситуационного права, оно (ситуационное право) выступает в качестве вторичного формального источника права для назначения наказания со стороны специально уполномоченных субъектов, в конечном счете для установления той или иной юридической ответственности участника (участников) деформированного конкретного правового отношения.

Ситуационное право является формализованным результатом публичного или частного индивидуального нормативного правового регулирования сложной конкретной правореализационной ситуации и отношения, которое возникает в ее пределе. В ходе этой правоустанавливающей интеллектуально-эмоционально-волевой деятельности субъектов нормотворчества индивидуально-определенных норм, по степени значимости, а иногда сложности в чем-то сопоставимой с правотворчеством (или это особенно в сложной правореализационной ситуации разновидность, а может быть продолжение правотворчества?), с учетом интересов сторон, их возможностей, ситуационных социально-психологических условий и требований норм объективного права сложная жизненная ситуация и отношение доурегулируется (в частной практике при пробелах в праве вообще могут создаваться в формате частного нормативного договора новые ситуационные нормы) и в ней появляется такой организующе-стабилизирующий ситуацию нормативный комплекс как ситуационное право.

Его (ситуационного права) роль и значение в функционировании права, особенно в части правореализации трудно переоценить. Если ситуационное право качественное и реализуется в полном объеме (что бывает далеко не всегда), то оно способно обеспечить с эффектом высокой степени гарантированности социально-психологически-правовое взаимодействие участников сложной жизненной ситуации, т.е. на формально-правовом уровне структурировать, легализовать и поддержать, а при необходимости охранять и защищать с помощью представителей правоохранительных и судебных институтов государства и общества ситуационную социальную коммуникацию, и создаваемые в ее пределе ценности, в том числе инновационную социальную коммуникацию.

И наоборот: если ситуационное право имеет дефекты, например, скрытые кабальные условия для стороны или третьих лиц, либо оно ненадлежащим образом оформлено, то это может спровоцировать конфликт, вызвать ситуационное социальное напряжение, возможно даже разрушить социально целесообразную коммуникацию и, как следствие, дискредитировать право.

Именно через качественное ситуационное право регулятивный потенциал и юридическая сила норм объективного права материализуются, приобретают законченную ситуационно-объективно-субъективную структуру реально действующего регулятора, переводятся в стадию предреализации и становятся индивидуальной формально-определенной нормативной конструкцией – предпосылкой – условием и мерилом правомерности последующего поведения правореализаторов. От того насколько оно (ситуационное право) соответствует духу и букве объективного права, прежде всего, соответствующему общерегулятивному правовому отношению, консолидированному интересу сторон, социальным условиям, зависит законность конкретного правового отношения и ситуационное социально-психологически-правовое качество жизни человека.

Ситуационное право возникает и в простых правореализационных ситуациях, например, розничная купля-продажа, проезд в общественном транспорте, осознанное соблюдение в одностороннем порядке (вне конкретного правового отношения) запрета или ограничения и т.п. Здесь его формализация минимальная, поскольку оно существует главным образом как элемент правосознания конкретного субъекта – непосредственного участника ситуации, как когнитивное ситуационное право в виде интеллектуально-эмоционально программируемой и пригодной для воления модели поведения. Причем только в том случае, если правореализатор в процессе саморегуляции адекватно осознает свои и чужие субъективные права и обязанности, ситуационные запреты и ограничения, допустимые для использования в данной ситуации средства, правильно интерпретирует требования объективного права применительно к простой ситуации и готов ими руководствоваться.

Когнитивное ситуационное право, вне всякого сомнения, появляется (в идеале должно появиться) и в сложной как публично правовой, так и частно правовой жизненной ситуации, но тут оно обязательно закрепляется в той или иной структурированной документарной форме. Причем с функционально-психологической точки зрения создание в той или иной правовой форме конкретного ситуационного права не просто акт саморегуляции субъекта, а более сложная совместная интеллектуально-эмоционально-волевая и вместе с тем социально-правовая деятельность субъектов-участников публичного или частного индивидуального нормативного правового регулирования.

4. Правореализация как целостная система инициирования, поддержки, охраны и защиты социально-целесообразной, в том числе инновационной деятельности человека, социальной группы, общества, государства возможна только при наличии необходимых и достаточных международных и национальных факторов. Есть неправовые фундаментальные факторы, которые на макроуровне многосторонне и разнопланово влияют на реализацию норм права. Причем их позитивное действие усиливается, если они дополняют друг друга и взаимодействуют как система. К их числу относятся: материальные факторы, организационно-структурные факторы, фактор социальной стабильности, культурологический фактор.

Правореализация требует материальных затрат со стороны человека, социальной группы, общества, государства. Более того, в случае недостаточного финансирования наступает катастрофически негативное воздействие на реализацию норм права. Она гарантированно разрушается, а в государстве и обществе усиливается социальное напряжение и возрастает уровень конфликтности. Особенно отрицательно такая недальновидная и абсолютно неприемлемая в современных условиях модернизации политика воспринимается субъектами-участниками недофинансированной правореализации. У них возникает сильное протестное настроение против государственных чиновников власть предержащих, чувство неудовлетворенности и разочарования в действующем объективном праве.

В процессе осуществления права важную роль играют различные организационные институты – государственные структуры, в том числе международные организации, и структуры гражданского общества, составляющие своеобразную организационную правовую инфраструктуру. Эта структура принизывает реализацию норм права, является ее несущей конструкцией. От того, насколько она адекватна уровню развития социума, насколько эффективно эти структуры взаимодействуют друг с другом, во многом зависит качество правореализации.

Политико-правовая и социально-экономическая стабильность в обществе и государстве также один из необходимых факторов. Государство и общество развиваются циклично. Это одна из глобальных закономерностей их функционирования. Исследование содержательной предметно-практической специфики правореализации подтверждают это. В нестабильной ситуации (яркий пример – война или революция) правореализация отходит на второй план и начинает доминировать криминал, произвол и диктат силы.

В стабильной ситуации складывается позитивная правовая аура и в целом – высокий уровень социально-правовой культуры социальной группы, общества и государства. Нравственно обоснованное, осознанное субъектами правомерное поведение преобладает в структуре правореализации, а социально-правовая активность большинства граждан препятствует и минимизирует правонарушения. Подавляющая часть граждан и государственных чиновников позитивно оценивает право, доверяет правоохранительным, следственным и судебным органам. В результате уровень конфликтности и социального напряжения в социуме снижается до минимально допустимого. Только в такой благоприятной социально-психологической атмосфере возникает реализация норм права как целостная система и она начинает в полном объеме выполнять свойственные ей функции.

5. Правореализация в статическом подходе на макроуровне состоит из различных относительно самостоятельных правореализационных практик и соответствующих им видов социально-правовой деятельности, например, практики аренды автотранспорта, практики купли-продажи жилья, той или иной судебной практики и т.д. Именно социально-предметное содержание этих практик наполняет правореализацию реальным социальным содержанием. Вообще реализация норм права есть неотъемлемая составляющая часть любой общественно значимой практики. Поэтому структура реализации норм права, как и структура общественно значимых практик, в современном обществе постоянно усложняется и развивается. Можно даже выявить некую закономерность. Появление новой общественно значимой практики означает появление новой правореализационной практики.

В этой связи весьма актуальной представляется создание классификации правореализационных практик. Это важно не только для понимания предметно-практической специфики и структуры правореализации. Это важно для нормотворца абстрактно-общих норм. Поскольку данное знание играет роль методологической предпосылки для более качественного планирования правового нормотворчества и мониторинга правореализации с целью последующего воздействия на ее проблемные участки. Такая классификация, своеобразная таблица правореализационных практик, позволит более эффективно отслеживать и корректировать правореализационные процессы, а также своевременно вносить изменения в объективное право с целью устранения его дефектов.

Заметим: макроуровневый функциональный анализ реализации права может осуществляться в статике и динамике, дополняя друг друга. С той лишь весьма существенной разницей: если в статическом подходе та или иная общественно значимая практика анализируется в относительно изолированном от других практик состоянии (это позволяет на внесистемном уровне глубоко и точно понять ее форму, содержание, сущность) то в динамике – и об этом речь пойдет ниже – акцент делается на выявление того, как практики взаимодействуют между собой, какие изменения в них происходят, возникают при этом (и при каких условиях) или не возникают системные связи, в конечном счете формируется правореализация как система или нет.

6. В идеале осуществление права должно проходить без нарушений и сбоев. Однако такая нормальная (полноценная) правореализация – лишь одна из подсистем в системе реализации норм права. Стоит заметить: в социально-правовом государстве и гражданском правовом обществе преобладает полноценная правореализация, ее объем по всем видам общественно значимых практик превышает 50%, и чем больше этот процент, тем более де-факто реально правовое государство и общество. Поэтому полноценная правореализация является важным индикатором правового качества государства и общества. Однако даже здесь в процессе реализации норм права возникают сбои в виде правонарушения, спора о субъективном праве и субъективной обязанности, правоприменительной ошибки и т.п. Во всех этих случаях возрастает уровень конфликтности и социального напряжения, а правореализация деформируется, она развивается не по тому сценарию, который желателен для социально ответственного человека, социальной группы, общества и государства.

Но право такой социальный регулятор, который имеет (должен иметь) эффект «гарантированного результата». Это проявляется в том, что в государстве и обществе формируются правоохранительные, следственные и судебные структуры, призванные довести правореализацию до законного и обоснованного результата, а если это невозможно, то привлечь правонарушителя к юридической ответственности. Эти государственные, в том числе международные, и общественные структуры, процедурные и процессуальные нормы, регулирующие их деятельность, процедурно-процессуальные, контрольно-надзорные, правоохранительные отношения и соответствующие правоприменительные акты образуют в правореализации «обеспечительный блок» или юрисдикционное правоприменение (юрисдикционный юридический процесс). От того, насколько эффективно функционирует «обеспечительный блок», зависит полноценная правореализация. Поскольку правореализаторам и участникам становится ясно – действовать неправомерно процессуально бессмысленно, материально невыгодно, нравственно ущербно и просто (с точки зрения неотвратимости юридической ответственности) опасно.

7. Если анализ правореализации в статике дает представление о ее элементном составе, а также о фундаментальных факторах и условиях, без которых она невозможна, то динамический подход или динамический прием – элемент методики системного метода – позволяет понять, как взаимодействуют между собой те или иные элементы и как на это влияет внешняя среда. Поскольку динамический подход основан на идее взаимосвязи и взаимозависимости (системности) явлений, факторов, отношений, процессов и внешней среды, с этой точки зрения правореализация представляет из себя сложноструктурированную систему многообразных конкретных правовых отношений, а также, как проявление саморегуляции, систему действий-бездействий вне правоотношений.

Правореализация как система конкретных правовых отношений имеет сложную структуру. Здесь можно выделить следующие элементы или подсистемы:

• системообразующие элементы. Это 1) конкретные правовые отношения, которые возникают в процессе создания, изменения и дополнения правовых норм например, конкретные правовые отношения, характерные для деятельности парламента. Данные отношения имеют политико-правовую природу;

2) конкретные материальные правоотношения, например, поступление в университет, купля-продажа недвижимости, в их единстве с процедурными конкретными правовыми отношениями, а также контрольно-надзорными конкретными правовыми отношениями (конкретные материальные правоотношения на макроуровне можно классифицировать по отдельным общественно значимым практикам и сферам общества, на микроуровне – по видам правоотношений в структуре той или иной общественно значимой практике);

• системодополняющие элементы в виде охранительных конкретных правовых отношений и соответствующих процессуально-правовых отношений;

• системосопутствующие элементы. Особо следует отметить деформированные правовые отношения и правонарушения как элементы, которые разрушают систему правореализации. Этот вид деформированных правоотношений играет деструктивную роль, в частности, если правонарушений более 50%, то система правореализации перестает существовать, она распадается на отдельные локальные подсистемы.

8. На уровне отдельной общественно значимой практики, например, практики единого государственного экзамена, практики материнского капитала, практики купли-продажи недвижимости, выделяются следующие функциональные признаки (функции) реализации норм права:

- та или иная практика через, преобладающие над правонарушениями, частные и публичные правореализационные моноструктуры-полиструктуры получает необходимую для комфортной жизнедеятельности социально ответственного человека упорядоченность и организованность; при этом социально целесообразные внеправовые социальные структуры данной практики вытесняют негативные (девиантные) ее разновидности. В результате в практике формируется устойчивый правопорядок и общественный порядок. В этом случае правореализация органично «встраивается» в социальную систему и выполняет организующее-стабилизирующую функцию не только в конкретном социально-правовом отношении, но и в конкретной практике в целом;

- государство, общество, социальная группа, человек, устанавливая в процессе общего нормативного правового регулирования инновационные абстрактно-общие нормы, конкретизируя эти нормы в ходе индивидуального нормативного правового регулирования в той или иной правореализационной ситуации и, самое главное, реализуя их, проводит модернизацию стагнирующей практики и даже инициирует-создает новую общественно значимую практику. Здесь правореализация выполняет функцию обеспечения модернизации и инициирования социально целесообразной деятельности;

- через правореализацию, прежде всего, ее «обеспечительный блок» осуществляется легальная охрана и защита правопорядка и общественного порядка в практике. Поэтому ей присуща функция легальной охраны и защиты тех элементов практики, которые нуждаются в этом;

- дополнительно можно выделить индикативно-показательную функцию реализации норм права. Поскольку на основе ее (реализации норм права) состояния с помощью статистических данных о соотношении правомерности и противоправности в конкретной практике, если данные объективны, можно с высокой вероятностью судить о качестве жизни человека, об эффективности деятельности и взаимодействии в ходе этой деятельности представителей муниципальных, государственных и общественных институтов.

С точки зрения характеристики состояния наиболее важных явлений, отношений, процессов той или иной общественно значимой практики, конкретной практики в целом, всех практик и социально-государственной системы – правореализация весьма информативна. Причем она как территориально и функционально всепроникающая субстанция, может быть показателем-индикатором качества жизни на муниципальном, региональном, федеральном уровне и на уровне того или иного юридического лица, а также публично-правового образования. Например, так называемый «инвестиционный климат» вполне поддается тестированию с помощью правореализации.

В этом плане представляется актуальной, конечно в рамках самостоятельного исследования, разработка методологии и методики использования ресурса правореализации, как одного из инструментов-показателей, не только качества жизни человека и социума, но и эффективности деятельности государственных и муниципальных институтов.

9. Какие типичные модели поведения присущи правореализации и соответственно какие модели воспроизводятся в правосознании субъекта? Исходя из специфики интересов правореализаторов и без учета правовой регламентации, можно выделить следующие модели:

- недальновидная и стратегически ущербная индивидуалистическая (эгоистическая) модель связана с приоритетом частного интереса и личной выгоды. Это те случаи, когда одна формально-юридически равная, но более сильная с точки зрения функционального ресурса сторона навязывает другой стороне, как правило, с неразвитым правосознанием, благоприятную для себя правореализационную тактику в форме, например, кредитного договора, трудового договора, бюрократизма государственных чиновников;

- наиболее предпочтительная компромиссная (консенсуальная) модель на основе согласования интересов сторон и третьих лиц;

- социально и правопоощряемая альтруистическая модель деятельности в интересах другой стороны, третьих лиц, социальной группы, государства и общества в форме, например, дарения, благотворительности, отказа от права требования и т.п.;

- этатистская (государственная) модель, в которой преобладают до известных пределов интересы государства и общества, например, уплата налогов, выполнение административных предписаний и требований, некоторые виды предпринимательской деятельности, добросовестное выполнение должностных полномочий госслужащими;

- социально осуждаемая и запрещенная правом девиантная модель поведения, ущемляющая и нарушающая интересы другой стороны, третьих лиц, социальной группы, государства и общества, например, рейдерство, коррупция и т.п. Такую модель полезно и даже необходимо проанализировать особенно в сложной правореализационной ситуации. Это помогает, во-первых, выявить слабые, уязвимые позиции правомерной правореализационной тактики и попытаться усилить ее, найти эффективные правовые средства и формы защиты; во-вторых, психологически и организационно подготовиться к возможным противоправным действиям другой стороны; в-третьих, зная о потенциально существующих в данной ситуации противоправных вариантах (схемах) поведения, можно более конкретно представить возможную негативную юридическую ответственность, понять насколько она соответствует тяжести конкретного правонарушения. Это понимание – когнитивная ситуационная ответственность – важный элемент правосознания человека, стимулирующий и одновременно сдерживающе-ограничивающий свободу воли.

Внутри каждой из вышеозначенных моделей в зависимости от общего нормативного правового и индивидуального нормативного правового регулирования могут быть различные комбинации правореализационных тактик и соответственно конкретных моделей правомерного поведения. Но в любом случае высококлассный юрист выберет или порекомендует ту модель, которая никак не связана с неисполнением обязанности, злоупотреблением субъективным правом или должностными полномочиями, нарушением запрета или ограничения, отступления от утвержденной процедуры или промедления по срокам. Как бы ни было трудным конструирование многовариантной системы моделей поведения, оно позволяет не только открыть «окно возможностей» и найти наиболее рациональный вариант в сложной частноправореализационной ситуации, но и развивает правосознание, тренирует его и поддерживает в высоком функциональном состоянии.

10. В сложной частной, а иногда и публичной правореализационной ситуации – и с этим вряд ли можно спорить – есть несколько моделей правомерного поведения. Среди них выделяется модель добропорядочного (добросовестного) поведения. Она связана с тем, что большинство таких ситуаций имеют нравственное измерение и в этом смысле обусловлены нравственными принципами, правилами, ценностями, идеалами. Практикующий юрист использует (вместе с юридическими) эти нравственные инструменты, определяет содержание и форму возможного в данной правореализационной ситуации добропорядочного поведения, проводит анализ перспектив его реализации и возможных социально-правовых последствий.

Каждый высокопрофессиональный юрист обязан, как бы пафосно это не звучало, несмотря на динамику развития конкретной ситуации (а она порой вынуждает действовать быстро и торопит правореализаторов), наряду с теми или иными допустимыми вариантами правомерного и противоправного поведения, предложить модель добропорядочного поведения. При этом выбор всегда остается за интересантом. Практикующий юрист не должен навязывать и тем более, злоупотребляя доверием, самому определять правореализационную тактику. Но чтобы эти рекомендации были актуальными и акцентированно-предметными, а не абстрактно-отвлеченными в стиле нравственного поучения, он должен обладать развитым нравственно-правовым сознанием.

Почему практикующий юрист должен проводить анализ нравственной обусловленности сложной правореализационной ситуации и предлагать альтернативу в виде добропорядочного поведения? Какие есть для этого основания и причины? Можно выделить по крайней мере две причины-основания.

Во-первых, социально и профессионально ответственный юрист – это не просто высокие слова, это объективно существующее требование-реальность – является проводником добра и справедливости в конкретной правореализационной ситуации. Именно в этом заключается его социально-правовая функция (миссия) и профессионально-нравственный смысл деятельности. По аналогии с клятвой Гиппократа клятва практикующего юриста в качестве основного положения должна бы включать обязательство служения добру и справедливости или стремление, как мечтал И.Кант, к торжеству категорического нравственного императива. Только тогда право становится действительно правом, а человек, социальная группа, общество, государство, не подавляя друг друга, гармонично взаимодействуют и сосуществуют на основе права и нравственности, только тогда правореализация выстраивается в целостную систему, если правореализующая деятельность подавляющего большинства юристов, других социально ответственных частных и публичных субъектов нацелена там, где возможно на добро и справедливость.

Во-вторых, в некоторых как частных, так и публичных сложных правореализационных ситуациях добросовестное поведение вообще наиболее целесообразно и оптимально. Поскольку такая модель строится не только исключительно на нравственности, но и на тех ее принципах, ценностях, правилах, которые закреплены в объективном праве, например, в гражданском, семейном, налоговом праве.

Добропорядочное поведение в правореализационной ситуации имеет неоспоримое преимущество перед той или иной моделью допустимого поведения, прежде всего, с точки зрения духовно-психологического и правового результата. Для многих здравомыслящих людей, особенно для тех, кто ценит и понимает жизнеутверждающую силу добра и справедливости в конкретной правореализационной ситуации это порой важнее, чем социально-правовые, например, материальные результаты. Особенно если юрист способен детально и предметно объяснить интересанту-правореализатору, что он может потерять и приобрести, действуя добропорядочно.

11. На основании изложенного вполне уместно отметить: 1) нельзя действующее право обозначать с помощью прилагательного «позитивное». Это вносит двусмысленность и неопределенность в правореализационную практику, поскольку получается, что есть еще и негативное право. Ведь для большинства правореализаторов, не обладающих профессиональным правосознанием, позитивное и негативное сосуществуют в диалектическом единстве, на понятийном уровне – это парные, взаимодополняющие друг друга категории, это универсальный принцип бытия социальной материи. Если быть точным в соответствии с теорией юридического позитивизма (именно на ее основе и отчасти естественно-правовой теории возникло это определение), то надо говорить о позитивистском понимании права. Но данная терминология относится не к современной практике, а к теории, скорее даже к истории теории права.

Кроме того, объективное право помимо позитивного содержания имеет дефекты и в этой части оно не позитивно, а негативно действует, прежде всего, на правосознание человека и реализацию норм права. И с данной точки зрения терминологическая конструкция «позитивное право» вряд ли корректна.

Но самое главное заключается в следующем. Если право понимать как единство абстрактно-общих норм (общерегулятивное правоотношение, право как потенция – идеал) и их конкретизации в сложной правореализационной жизненной ситуации (ситуационное право, право как реальный факт), ведь только в этом случае право приобретает свойство реально действующего регулятора, то особенно применительно к ситуационному праву прилагательное «позитивное» не выдерживает никакой критики. В самом деле, приговор суда о лишении свободы на тот или иной срок для преступника, зачастую и для его близких является отнюдь и далеко не позитивным. Можно привести и другие примеры, не связанные с административными и уголовными наказаниями. В частности, договор кредитования, когда человек вынужден брать в долг на невыгодных для себя условиях. Назвать такое несправедливое с точки зрения человека ситуационное право позитивным можно с большой оговоркой.

2) Право двойственно по своей природе. С одной стороны, оно существует в виде формально-определенной потенциальной возможности (статутное право, статутная обязанность и т.п.) объективно, независимо от воли, сознания человека и даже реалий регулируемой практики. Здесь право представляет из себя относительно самостоятельную статичную нормативную конструкцию, право в «чистом» виде. И эта его ипостась достаточно детально описана в нормативной теории, но в ней нет такого же подробного анализа функционирования – реализации права.

Вместе с тем, право становится реально-действующим регулятором только там и тогда, где и когда оно востребовано-реализовано в конкретной ситуации, то есть через сознание и психику, а затем деятельность персонифицированного частного и публичного праводееспособного субъекта в виде когнитивного или формализованного ситуационного права интегрировано в ту или иную общественно значимую практику и является неотъемлемым организующее-стабилизирующим элементом многообразных социальных отношений, урегулированных нормами объективного права.

В свете всего вышеизложенного кажется вполне логичным и обоснованным предположение о том, что в ближайшей перспективе сформируется единая теория права, структурными подразделениями которой будут выступать а) теория объективного права, б) теория ситуационного права и в) теория правореализации.