Регуляция читательской деятельности в 20 – 50-е годы хх века п артийно-государственный аппарат

издательства

книжная торговля

библиотеки

образовательно-воспитательные учреждения

цензурные органы

СМИ

Условные обозначения:

влияние

взаимовлияние

Пресекая инакомыслие, партийное руководство на долгие годы запретило издавать М. Булгакова, М. Цветаеву, А. Платонова и многих других российских писателей (254). Эта деятельность по отсечению «другой» культуры обозначалась как «ликвидация пережитков прошлого», «выкорчевывание корней паразитических классов», «уничтожение врагов нашего народа, большевистского государства» (122).

Социальная чистка под лозунгом «Сорную траву – с поля вон!» создала агрессивную, стремящуюся к собственной гомогенизации и гомеостазу общественную систему, устанавливавшую тотальный контроль за всеми составляющими ее элементами.

В книжной культуре тоталитаризм проявился в цензурных ужесточениях, постоянных «чистках» библиотечных фондов, усилении регламентации читательской деятельности.

Это было крайнее проявление социокультурного «сжатия», демонстрация сверхактивности центростремительных сил с главной регулятивной фигурой генсека во главе; напряжение в обществе поддерживалось активным участием представителей верховной власти в селекции и фильтрации книжного потока. Тотальный контроль за духовной жизнью людей, жесткая регуляция их деятельности порождали страх, а он, в свою очередь, конформизм. Конформизм усиливал интериоризацию идеологических «табу», что создавало механизм бессознательной самоцензуры и плодило армию добровольных цензоров и бдительных доносчиков (86). «Внешние» требования и «внутренние» побуждения срослись, диффундировали друг в друга; в этих социокультурных условиях принципиально не могли сформироваться различные системы представлений о читателях и их деятельности.

Единение читателей и государства достигло апогея в годы Великой Отечественной войны. Великая цель победы над врагом породила ситуацию, когда функции, реализуемые печатью и институтами книгораспространения, совпали с личными установками людей. В годы войны каждое издание было подчинено мобилизации населения на оборону, а библиотечная деятельность всецело направлялась на патриотическое воспитание, организацию отпора врагу, объединение людей во имя победы (390).

К 50-м годам ХХ столетия в советской России действительно было создано гомогенизированное общество нового типа людей – советских. Как отметил А.В. Блюм, к этому времени «верх» и «низ» были отсечены: высокообразованные читатели с индивидуальной стратегией читательской деятельности оторвались от культурной жизни страны (выехали за рубеж, были интернированы, дискриминированы или не имели доступа к значимым для них ценностям книжной культуры), а «низовые» категории читателей переместились в средние благодаря успешной работе по ликвидации безграмотности (91). Прежней интеллигенции, вызывавшей неприязнь и раздражение властей, уже почти не было. Как заявил на ХVIII съезде генсек И.В. Сталин, в стране сформировалась «наша», социалистическая интеллигенция – «большой отряд строителей коммунистического общества, вышедший из народа и служащий ему» (121, с. 580). Были созданы все условия для формирования усредненного, массового читателя.

Диктат партийно-государственной власти, взявший на вооружение систему бинарных ценностей, настойчиво внедрял ее в общественное сознание. В книжной культуре все было разделено на взаимоисключающие полярности: коммунистическая – антикоммунистическая пропаганда; советская – антисоветская литература; советская – буржуазная книга; социалистическое – буржуазное библиотековедение и т.д.

Таким образом, под воздействием флуктуаций послеоктябрьского периода в России сложилась искусственно созданная общественная система, родственная средневековой, типичные особенности которой – фанатичная вера в коммунистическую идеологию и ее харизматических носителей (В.И. Ленина, И.В. Сталина). Для нее были характерны ценности коллективизма, ограничение индивидуальной свободы, «охота на ведьм» (в качестве последних – разнообразные «враги народа»), высокая семиотичность и ритуализация общественной жизни. Господствующие позиции заняла идеациональная культура, отрицающая «дух капитализма» и утверждающая главенство идеологических ценностей («Не деньги главное!»). Устойчивость общественной системы поддерживалась ее закрытостью, изолированностью от внешних влияний, что перекрывало пути проникновения «иного». С точки зрения синергетики, советское общество того времени – это типичная замкнутая, предохраняющая себя от внешних воздействий система, в которой установилась однородная, симметрическая структура, создающая усредненность и социальное однообразие.

Концепция рабоче-крестьянского читателя функционировала в закрытой общественной системе, которая изолировала себя от остального мира; дефицит свежих идей, всего «иного», множественного, того, что могло естественно поддерживать ее стабильное функционирование, обусловил сильнейшие энтропийные процессы. Вместе с тем важно учесть, что в реальной жизни абсолютно закрытых общественных систем не бывает; они всегда испытывают на себе влияние процессов, происходящих вне их, а также в их собственных недрах, не вполне контролируемых сегментах общественной жизни.

Чудом уцелевшие островки «иной» культуры – не сразу уничтоженная либеральная печать, частные издательства (особенно во времена НЭПа), литераторы и книги, не укладывавшиеся в прокрустово ложе большевистской идеологии, не вносили существенных изменений в общую картину; малейшие отклонения от заданного партией курса пресекались, подавлялись, уничтожались. В то же время наличие этого «иного» содержало в себе потенциальные возможности разрушения единообразного, целостного, авторитарного.

Типические черты охарактеризованной ситуации сохранились в советской стране до волны либерализации общественной жизни в 50-х годах ХХ века. В недрах тоталитарной культуры постепенно вызревали ростки «теневой» культуры, обусловившие постепенное разрушение идеологически заданной концепции читателя в последующие десятилетия. Тоталитаризм и его неизбежный спутник – зарождающийся антитоталитаризм (в книжном деле представленный именами Н.А. Рубакина, М.Н. Куфаева, А.М. Топорова, свободомыслящих литераторов) наметили две линии культуры, в границах которых развивались представления о читателях в последующие десятилетия.