Источники

Азадовский – Верхнеленские сказки / сост. М. К. Азадовский. – Иркутск, 1938.

Античные гимны / под ред. А. А. Тахо-Годи. – М., 1988.

Афанасьев – Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: в 3 т. / изд. подгот. Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. Т. 1, 2. – М., 1984.

Балашов – Сказки Терского берега Белого моря / изд. Подгот. Д. М. Балашов. – Л., 1970.

Башкирия – Русское народное творчество Башкирии / под общей ред. Э. В. Померанцевой. – Уфа, 1957.

Гомеровы гимны / перевод с древнегреческого Е. Рабинович. – М., 1995.

Ковалев – Сказки И. Ф. Ковалева / зап. и коммент. Э. Гофман и С. Минц / Летописи Гос. лит. музея. Кн. 11. – М., 1941.

Лекарство – Лекарство от задумчивости. Русская сказка в изданиях 80-х годов 18 века. – СПб., 2001.

Магай – Сказки Магая (Е. И. Сороковикова) / под общ. ред. М. К. Азадовского. – Л., 1940.

Новгород – Традиционный фольклор Новгородской области. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры. По записям 1963–1999 г. / изд. подгот. М. Н. Власова и В. И. Жекулина. – СПб., 2001.

Погудка – Старая погудка на новый лад. Русская сказка в изданиях конца XVIII века. – СПб., 2003. 

Поморье – Русские народные сказки Карельского Поморья / сост.: А. П. Разумова, Т. И. Сенькина. – Петрозаводск, 1974.

Потявин – Народная поэзия Горьковской области. Вып. первый / сост. и ред. В. Потявин. – Горький, 1960.

Литература

Бернштам, Т. А., Лапин, В. А. Виноградье – песня и обряд // Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора / Т. А. Бернштам, В. А. Лапин – Л., 1981. – С. 3-109.

Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. – М., 1882. – Т. 4.

Добровольская, В. Е. Предметные реалии русской волшебной сказки / В. Е. Добровольская. – М., 2009.

Корепова, К. Е. Русская лубочная сказка / К. Е. Корепова. – Нижний Новгород, 1999.

Кузнецова, В. П. Причитания в северно-русском свадебном обряде / В. П. Кузнецова. – Петрозаводск, 1993.

Лихачев, Д. С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей / Д. С. Лихачев. – Л., 1982.

Пропп, В. Я. Русская сказка / В. Я. Пропп. – Л., 1984.

Рыбаков, Б. А. Язычество Древней Руси / Б. А. Рыбаков. – М., 1988.

Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков / СУС. – Л., 1979.

Черный, В. Д. Русские средневековые сады / В. Д. Черный. – М., 2010.

«Плохой земли не может быть: плохим бывает человек». Пространство природы и пространство культуры в алтайском героическом эпосе и. Н. Иванова

Россия, Ставрополь

ivanovairinna@mail.ru

Героический эпос – одна из первых в истории человеческой культуры попыток художественного воплощения целостной картины мира, представлений народа о верхнем и нижнем мирах, добре и зле, прекрасном и безобразном. Одна из самых интересных проблем в эпосе – соотношение природы и культуры, пространства природного мира и пространства человека. Человек «эпической» эпохи жил в иных условиях и не противопоставлял себя природе в той же мере, в которой это имеет место сейчас. Однако уже в «эпические» времена дихотомия «пространство природы / пространство культуры» существовала, только взаимоотношение этих пространств в эпосе было принципиально иным, нежели в Новое и Новейшее время.

В алтайском героическом эпосе «Маадай-Кара» люди не мыслят себя вне природы: они живут в ней, они – часть ее. Наличие реальных земных родителей у персонажей эпоса нисколько не мешает их родству со стихиями и духами природы. Так, о герое и его коне говорится: «Карыш-Кулак темно-гнедой – Его создатель дух воды. Маадай-Кара алып седой – Его создатель дух горы» [Маадай-Кара 1995: 17]. Сын Маадай-Кара – алып Когюдей-Мерген – рожден от духа гор, а его конь – от вод. Нашедшая и воспитавшая Когюдей-Мергена старушка, – видимо, одна из хранительниц Алтая, его древний дух. Унося сына-младенца в горы, чтобы сохранить его и спасти от врагов (т.е. временно выводя из пространства культуры), Маадай-кара делает это и для спасения в будущем всей природы, и поэтому вправе рассчитывать на ее помощь: «Пусть защитит тебя гора, Береза-мать благословит» [Маадай-Кара 1995: 31].

Внешность персонажей, их речь, их действия описываются исключительно через сравнения с природным миром. «И плеть роняет исполин, Как реку в зелени долин». «Насуплена, как туча, бровь». «Молчал, как черная скала» [Маадай-Кара 1995: 25-27]. Лик положительного героя (героини) – непременно луноподобный или солнцеподобный. Молоко Алтын-Тарги, матери Когюдей-Мергена, вынужденно разлученной с сыном, собирается в два больших озера (на Алтае действительно есть озера с молочно-белой водой), а ее слезы образуют черные реки.

Пространство человека не изолировано от природного, а задано и структурировано им. Так, в центре стойбища Маадай-Кара, эпического Алтая, а заодно и всей человеческой Вселенной – великое мировое древо, Бай терек, стоствольный тополь-исполин. Он связывает верхний небесный мир, обиталище Ульгеня (Уч-Курбустана), творца Алтая, серединный мир дикой и «очеловеченной» природы и мир подземный, царство Эрлика (Айбыстана). На верхней золотой ветви великого тополя – кукушки-вещуньи, выполняющие пророческие функции, в середине – волшебные беркуты, сторожа, знающие, подобно пушкинскому золотому петушку, откуда придет угроза для Алтая. У основания – два пса, Азар и Казар, преграждающие путь в человеческий мир шулмусам (злым духам) и самому Эрлику.

Интересно, что фактически параллельно «природному» Бай тереку из земли у жилища Маадай-Кара «вырастает» коновязь, принадлежащая, естественно, культурному миру. Один ее конец, как и ветви Бай терека, упирается в подземный мир, другой – в небеса. «А промежуточная часть, Где вязь узоров растеклась… – принадлежит Маадай-Кара» [Маадай-Кара 1995: 12].

Порядок в культурном, человеческом космосе напрямую связан с порядком в природе, причем эта связь двусторонняя. Так, Маадай-Кара убеждается, что, если оставить народ и скот без присмотра – будет беда, причем не только для людей. Алып внезапно засыпает на много дней, и за это время трава съедается до корней, скот начинает глодать камни, а светлый Алтай оказывается «подернут пепельною мглой». Несчастья начинаются с 90-дневного пира алтайцев без повода, что не радует (казалось бы, доказательство изобилия), а, напротив, огорчает героя, поскольку он знает: и жизнь природы, и жизнь человека должна быть подчинена циклическому времени, что для человека может быть выражено русской пословицей «делу время – потехе час». Нарушается этот принцип в пространстве культуры – нарушается и нормальное течение природных циклов.

Появление на Алтае злого властелина Кара-Кула сопровождается стоном и возмущением самой природы (присутствие людей Маадай-Кара и бережное использование ими природных богатств у алтайской природы протеста не вызывает). Естественная для Алтая суровая зима, пришедшая внезапно и прервавшая цветущее лето, описывается сказителем как вселенская катастрофа. «Вой ветра с четырех сторон! На мир обрушился мороз, Крошащий толстые стволы Таежных кедров и берез. В логах кипенье серой мглы… Дождь, каменея на лету, Ударил в бубен ледяной» [Маадай-Кара 1995: 33]. Картина массовых убийств мирных людей гиперболизируется и также приобретает черты природного катаклизма: «Кровь наполняет русла рек, На шапках гор – кровавый снег» [Маадай-Кара 1995: 23]. Характерно, что реакция людей, животных и природы на появление Кара-Кула совпадает: «Заколебался небосвод, На реках искрошился лед, Скот заметался, заревел, Народ, страшась, остолбенел» [Маадай-Кара 1995: 35].

У Кара-Кула есть собственное «антикультурное» пространство, которое он желает распространить на весь Алтай, а следовательно, весь мир. Страна Кара-Кула – тоже в серединном мире, но это мир перевернутый, где все не так, чуждо и враждебно нормальному человеку, точно злая пародия на золото-серебряный Алтай. Здесь есть даже свой «анти – Бай терек». «У серо-пепельной горы железный тополь без коры. Где голая, как кость, земля, Как череп, голые поля. Где слышится смертельный стон, Где кровяной течет туман» [Маадай-Кара 1995: 22]. Местонахождение страны Кара-Кула, конечно, условно (через двести гор от Маадай-Кара), как и вообще пространство героического эпоса, где нет реально существующих на Алтае топонимов: их замещают специальные мифологические топонимы, маркирующие иное пространство Алтая, внегеографическое. То же касается и страны Кара-Кула, выступающей скорее как некое условное пространство зла, находящееся, с одной стороны, в серединном мире, как и страна Маадай-Кара, с другой – как бы «где-то за пределами Алтая», в чужом, враждебном мире, обладая при этом способностью распространяться, если его не остановят совместные силы человека и природы.

Пространство культуры в алтайском эпосе выступает как вторичное и более уязвимое по сравнению с природным пространством, которое, в свою очередь, также подразделяется на природу очеловеченную, «серединную», подверженную порче и разрушению, и природу изначальную, предвечную, мифическую, созданную богами или духами и поэтому недоступную человеческому злу. Кара-Кула в своем стремлении к тотальному разрушению смог почти полностью уничтожить лишь «пространство культуры» и ту часть природы, которая наиболее связана с повседневной жизнью человека. Однако он не смог спалить тайгу, убить кукушек-вещуний, свалить великий тополь. Интересно, что эта магическая защита распространяется и на некоторые артефакты. Так, установленную Маадай-Кара коновязь Кара-Кула разрушить не может – его останавливают верхние и нижние кезеры (воины Ульгеня и Эрлика), поскольку она уходит глубоко в нижний и верхний мир, и ее разрушение может нанести ущерб этим мирам и всему мирозданию. Раздосадованный Кара-Кула вынужден признать поражение и отказаться от своего намерения. «Не в силах вечного попрать, Каан домой направил рать» [Маадай-Кара 1995: 37].

Парадоксы пространства в алтайском героическом эпосе в целом соответствуют эпическому хронотопу как таковому, воплощение которого имеет много общих черт у народов Европы и Азии. Это пространство, как уже было сказано выше, имеет мало общего с реальной географией Алтая и стремится к отождествлению Алтая с мирозданием вообще или как минимум с его сакральным центром, воплощением добра. Преследуя волшебную кобылу, Кара-Кула семь раз объезжает вокруг земли (притом, что кобыла возвращалась на Алтай). Подземная река Тойбодым неожиданно сливается с морем (Алтай – в центре континента!), а Когюдей-Мерген общается со стерегущими море китами! Загадочное море (у подножья Алтайских гор!) не обойти за тридцать месяцев (возможно, это гиперболизированное Телецкое озеро, но, скорее всего, пытаться установить какие-то реальные параллели с географией Алтая нет смысла). Все преграды, преодолеваемые волшебной кобылой или Когюдей-Мергеном, – все же на Алтае, хотя герои преодолевают «хребты восьмидесяти гор и устья девяноста рек», а на пути Когюдея неоднократно сменяют друг друга лето и зима. Алтай расширяется до Вселенной и в определении главной цели Когюдея: «Батыр освободит подлунный мир» [Маадай-Кара 1995: 74].

Поразительно отношение героев к природе. Вообще алтайскому мышлению, в особенности шаманизму, в высшей степени свойственна высокая экологическая культура. Ни один из положительных героев никогда не убьет зверя без нужды, не сломает ветку, не принесет вреда ничему живому «просто так». Чтобы добраться до Кара-Кула, спрятавшего, подобно Кощею, свою смерть в ларец, помещенный в живое существо (маралуху), герой должен причинить боль мараленку, чтобы его крик услышала мать и прибежала. Когюдею не хочется этого делать, и он просит прощения у мараленка, а затем у его матери, в которую стреляет, объясняя ей свои действия. «Не из корысти или зла Была в вас пущена стрела» [Маадай-Кара 1995: 120]. К счастью, маралуху он не убивает, а лишь освобождает от ящика, вызывая ее глубокую благодарность. Даже по отношению к злым животным, посланным Кара-Кула, чтобы убить героя, Когюдей старается быть справедливым, подчеркивая отсутствие злой воли с его стороны: «Сразит вас не рука моя, А камышовая стрела». «Я не хочу вам, птицы, зла. Обломок камня сам взлетит» [Маадай-Кара 1995: 58, 59] .

Природа в алтайском эпосе не противостоит человеку, а помогает добрым людям, воспринимая их как свое порожденье, против злых людей и духов. Так, в нужное время младенца Когюдея находит загадочная старуха, исчезнувшая, когда герой подрос и вошел в полную силу. В нужное время (сватовство героя) сам дух Алтая снаряжает шестерых двойников Когюдея, умеющих повелевать стихиями и помогающих в борьбе против коварной дочери Эрлика. Кит и медведь, которых Когюдей должен одолеть, добровольно отдают ему свои ребра (т.е. силу и магические возможности) и желают победы. Вполне предсказуемо, что свое земное бытие герои эпоса завершают не смертью как таковой, а окончательным уходом в природу, причем природу изначальную, вечную, полностью снимая проблему противопоставления пространства природы и культуры: становятся звездами. Когюдей и его шесть двойников превращаются в созвездие Семь Каанов (Большая Медведица), жена Когюдея – в Алтын Казык (Полярную звезду).

Характерно, что герои не ждут зла от природы, вообще не воспринимая ее как источник враждебности, угрозы или опасности. Плохой, злой природы в алтайском эпосе нет вообще: она может стать таковой, лишь будучи заколдованной силами зла или обращенной злым человеком в свое орудие (как чаще всего и происходит). Победив злого властелина, Когюдей-Мерген убеждает свой народ: «Плохой земли не может быть. Плохим бывает человек. Вы можете спокойно жить У этих гор, у этих рек. Коль зло пропало навсегда, В реках очистится вода. И в благодарность за труды Земля дарует вам плоды» [Маадай-Кара 1995: 135]. Принимая решение о судьбе черного скота Кара-Кула (алтайский угнанный скот, конечно, белый), Когюдей не хочет забрать его себе и запрещает это своему народу, отправляя скот в подземную страну Эрлику с его злобной дочерью Кара-Таади. «Гони немедленно туда, Где их поганые поля, Где их нечистая земля» [Маадай-Кара 1995: 136]. Сама же земля, оскверненная Кара-Кула, не виновата и обязательно очистится и вернет плодородие в союзе с человеком.

Таким образом, в алтайском героическом эпосе пространство природы и пространство культуры не совпадают, но и не противопоставлены друг другу, а их симбиотическое взаимодействие свидетельствует о высоком уровне экологического мышления и нравственной культуры алтайского народа – создателя «Маадай-Кара».