Литература

Сказки Дмитрия Асламова / сост. Е. И. Шастина. – Иркутск, 1991.

Образ сада в русских волшебных сказках м. С. Хроменко

Россия, Владивосток

liasic@list.ru

Архаические народные представления о мироустройстве, о языческих божествах, о свойствах отдельных территорий и т.д. обладают поразительной устойчивостью. Их элементы четко прослеживаются и в современных записях традиционного фольклора, хранящихся в архиве кафедры истории русской литературы Института русского языка и литературы Дальневосточного государственного университета.

При исследовании материалов архива обращаем внимание на тесную связь в народном сознании образа сада и архаических представлений времен язычества.

Изначально славянам, как и другим народам мира, было свойственно дуалистическое мировоззрение [Кузнецова 1998: 20], по которому мир состоял из космоса и хаоса. Подобные представления стали основой для выделения в народном сознании двух миров, из которых состоит Вселенная: «белого света» и «иного мира».

Здесь «белый свет», наш мир – место, где живут люди, мир вещественный, тварный, но недолговечный. В «ином» же мире обитали всевозможные фантастические сущности: умершие предки, языческие боги, персонифицированные явления (природные: зима, дождь, земля, солнце и т.д.; отвлеченные: болезнь, смерть), впоследствии христианские святые и Бог. «Иной» мир, в отличие от мира нашего, по народным представлениям, существовал постоянно [Левкиевская 2000: 186].

Образ сада в русском народном сознании издавна был тесно связан с фантастической блаженной землей изобилия и всеобщего благополучия, расположенной в потустороннем мире.

В первую очередь, это Вырий – восточная страна вечного лета и тепла. Несомненно, представление о ней как о «красивом зеленом саде» сложилось у славян задолго до христианства. Там на тенистых деревьях зреют золотые яблоки, дающие вечную молодость, здоровье и красоту и называемые часто «молодильными» [Рыбаков 1988]. В этот сад, спасаясь от холодов, прилетают птицы и живут до наступления весны, а потом возвращаются в наш мир, как говорят, например, полесские легенды о ласточках [Агапкина 2002: 119].

После принятия христианства теперь уже рай, в соответствии с древнейшими представлениями, стал восприниматься народом как цветущий изобильный сад. Такое описание обнаруживается в апокрифе «Хождение Агапия в рай», в котором Агапий совершает путешествие в рай, пребывает там некоторый срок и возвращается обратно в наш мир. «Пришел в некоторые места, где цвели различные цветы, было обилие различных плодов. Их же не видел никто и никогда. И сидели птицы на вершине деревьев там, одетые в различные оперения…» [Хождение Агапия в рай]. Обращаем внимание, что при рассказе о необыкновенной райской земле делается акцент именно на ее необычности и изобилии, причем изобилии не духовной пищи, а вполне материальной.

Современные записи традиционных русских волшебных сказок, сделанные в середине – конце XX века в Приморском крае, также свидетельствуют о тесной связи образа сада и потустороннего мира в народном сознании.

Во-первых, сад располагается в «ином» мире, куда героя приносит противник: «…Появился сам шут-страшилище. Засмеялся он диким смехом, и не успел Иван дубинку свою вытащить, схватил его шут, поднял в воздух, закружил, а когда отпустил, видит Иван, что сидит он посередь двора большущего, за забором высоким» [Рукописный фонд 1979, п. 4, т. 26] (Ср.: СУС 314 Чудесное бегство с помощью коня, 511 А Золотой конь). В таком саду растут золотые и серебряные яблоки, расположен колодец с «сильной» водой: «Нарви, Иван, в саду мешок золотых яблок, мешок серебряных… А теперь, говорит ему конь, в колодце, что в саду стоит за яблонями, испей глоток воды, но не больше, а то я тебя не смогу поднять. Побежал Иван, выпил глоток воды и почувствовал, как сила прибавилась» [Рукописный фонд 1979, п. 4, т. 26].

Возможно, на формирование образа сада в волшебной сказке из архива повлияли и христианские представления о райском саде, в котором произрастают необычные плоды (библейское сказание о древе познания добра и зла), а вода, набранная на его территории, способна наделить героя необыкновенной силой (до изгнания из рая человек не знал ни старости, ни болезней). Однако сам сад расположен в царстве злого шута [Рукописный фонд 1979, п. 4, т. 26] (Ср.: СУС 314 Чудесное бегство с помощью коня), явно хаотического, а не христианского персонажа. Таким образом, в исследуемом тексте нельзя выделить только христианское или только языческое влияние на народные представления.

Во-вторых, сад может располагаться в нашем мире, но все равно в нем вырастают необыкновенные плоды, чаще всего золотые [Рукописный фонд 1990, п. 1, т. 1 (Б)].

В. Я. Пропп утверждает, что все, «сколько-нибудь связанное с тридесятым государством, может принимать золотую окраску…» [Пропп 1986: 284]. Развивая дальше это утверждение, ученый приходит к выводу: «… все, что окрашено в золотой цвет, этим самым выдает свою принадлежность к иному царству» [Пропп 1986: 285]. Где иное царство – это «тридесятое», или «иное», или «небывалое» государство» [Пропп 1986: 281]. Следовательно, в народном сознании золотой цвет ассоциируется с «иным» миром. Тогда сад, в котором растут золотые яблоки, несомненно, связан с «иным» миром, хотя сам в нем не располагается.

Еще одно архаическое представление, тесно связанное с образом сада, – образ языческого бога растительности и плодородия, покровителя цветущей земли.

Изучая знак в виде ромба, который «происходит от условного изображения земельного участка и является символом земли...», А. Голан приходит к выводу, что «...в эпоху неолита ромб проставлялся на женских статуэтках, символизируя оплодотворение богини богом земли, а в верованиях, распространившихся в эпоху бронзы, земля, обозначаемая ромбом, олицетворялась женским божеством. Знак земли в виде четырехугольника – один из немногих неолитических символов, сохранивших свою семантику и в последующие эпохи. Но изменились некоторые связанные с ним представления, а именно, изменился его “пол”...» [Голан 1994: 86-87].

В исследовании А. Голана прослеживается ассоциативная связь земли и медведя, возникшая в эпоху неолита в результате наблюдений за повадками зверя, живущего в земле и соблюдающего природный цикл (спит зимой, просыпается весной, как и вся растительность) [Голан 1994: 93]. Также говорится, что «с богом преисподней связывался и лес: в мифологии многих народов “хозяин леса” имеет черты этого божества; во многих языках слова, обозначающие лес и гору, этимологически родственны…» [Голан 1994: 159].

Связь образа древнего божества земли и преисподней с лесом неслучайна. Лес, по древнейшим народным представлениям, был границей либо приграничной территорией между нашим и «иным» мирами. Вспомним, что именно в лесу, по свидетельству волшебных сказок, располагается избушка Бабы Яги, которая ест людей (т.е. забирает на тот свет навсегда).

Наблюдения А. Голана приводят к следующим выводам: изначально (в эпоху неолита) божество земли имело мужской облик и было тесно связано с плодородием и иным миром, кроме того, его образ соотносился в народном сознании либо с камнем, либо с медведем. Разумеется, исследователь говорит о том, что почитание бога земли осталось в глубокой древности, однако его отголоски можно проследить и в последующие эпохи.

Образ сказочного персонажа, воплотившего в себе элементы древних представлений о мужской сущности и плодоносных свойствах божества земли, встречается в волшебных сказках из сборника А. Афанасьева. В сказке «Незнайка» (СУС 532) изображен герой-богатырь, умеющий за два дня выкорчевать сад и посадить все деревья и цветы «правильно» [Народные русские сказки 2008: 689]. В этом примере на первый план выдвигается связь богатыря с плодородием (за несколько дней он способен вырастить огромные деревья и цветы), также в тексте всячески подчеркивается его физическая сила.

Особый интерес представляет сказка «Про Ивана охотника» (элементы сюжета СУС 532), в которой герой тоже выращивает сад: «А Иван взял – весь сад вырвал… А Ваня крикнул богатырским голосом, свистнул соловьиным посвистом – коня вызывает… Конь прибегает. Поставил праву ногу, Иван наточил крови, побрызгал – и сад лучше того сделался. А конь опять убежал». Снова герой сначала выкорчевывает сад, а потом заново его выращивает. После этого Ивана-охотника начинают называть Зеленым: «Я не пойду за того, пойду за Зеленого» [Народные сказки 1992: 226–227]. Подобное прозвище явно указывает на связь героя с растительностью и, соответственно, с плодородием земли.

Возможно, в образах богатыря из «Незнайки» и Ивана-охотника отражена одна из составляющих образа древнего бога земли – связь с плодородием, впоследствии повлиявшая на формирование самостоятельного образа божества растительности.

Т. А. Агапкина утверждает, что образу Зеленого посвящался особый праздник, и дает следующее его описание: «”Зеленый Юрий” – человек, с головы до ног покрытый зеленью и водимый во главе процессии, обходящей село в Юрьев день… хозяева в ответ награждали их (членов процессии)… и обливали водой из подойника» [Агапкина 2002: 622]. Исследователь видит связь персонажа с обрядом вызывания дождя [Агапкина 2002: 624], кроме того, можно отметить теснейшую связь образа Зеленого Юрия с зеленью (необходимая атрибутика создания персонажа) и водой.

В другой сказке (элементы сюжета СУС 532) говорится: «Царское величество, в саду спит богатырь: по одну сторону конь, по другую медведь… Не мой ли это Зеленый?» [Народные сказки 1992; 232]. Кроме эпитета «зеленый» (о котором говорилось выше) обращаем внимание на особых спутников богатыря: коня и медведя. Конь, по славянским верованиям, является символом солнца, путешествующего между «нашим» и «иным» мирами, тогда как медведь (согласно интерпретации А. Голана) – символ бога земли. Соответственно, три основные характеристики бога земли: связь с плодородием, с иным миром, огромная сила предстают здесь в образах трех разных персонажей, спящих вместе в саду. Возможно, такая система образов свидетельствует о том, что со временем единый образ неолитического бога земли «распался» на несколько самостоятельных персонажей, самым устойчивым из которых оказался Зеленый.

В текстах волшебных сказок из архива кафедры истории русской литературы ИРЯЛ ДВГУ мы также встречаем двух героев, тесно связанных с плодородием, необычно быстрым ростом растений.

В первую очередь, это персонаж, способный за три дня вырастить сад из золотых и серебряных яблок, украденных у персонажа «иного» мира (314 Чудесное бегство с помощью коня, 511 А Золотой конь): «Тут же Иван за работу взялся – ямки выкопал, в каждую по яблоку положил, водой полил. А к вечеру уже из земли веточки показались. На другой день уже яблони зацвели» [Рукописный фонд 1979, п. 4, т. 26].

В другом сказочном тексте герой постоянно описывается как зеленый («Они ж его не видели ни лица, зеленый – зелененький и все») [Рукописный фонд 1990, п. 1, т. 1 (Б)] (элементы сюжета 532 Незнайка), а на его свадьбе зацветает сад, где все золотое: «Пожинилися они, пожинилися, и к его ж свадьбе зацвел сад. И к свадьбе были фрукты готовые, тока золотая оградка была, золотые дверки, золотое, все было золотое».

Суммируя наблюдения, отмечаем, что в двух текстах волшебных сказок из архива кафедры истории русской литературы ИРЯЛ ДВГУ фигурирует мужской образ, тесно связанный с буйным ростом зелени (=плодородием) и одновременно – с «иным» миром. Материалы архива сохраняют отдельные составляющие образа бога земли, в частности, представления о связи его и плодородия. Тем не менее, если изначально, по теории А. Голана, неолитический образ был связан с диким дремучим лесом, то впоследствии божество плодородия обитает (чаще всего спит) уже в саду – территории, возделанной человеком: «Нет, папа. Не они нас спасли, а спас, говорит, тот, кто спит в саду крепким сном. – Кто? – А я, – говорит, – не знаю кто. Какой-то спит богатырь [Рукописный фонд 1990, п. 1, т. 1 (Б)].

Таким образом, современные записи традиционных волшебных сказок, сделанные в Приморском крае, свидетельствуют о сохранности и в конце XX века архаических народных представлений, связанных с образом сада. Это соотнесение сада и «иного» мира, при котором сад как благодатное цветущее место может олицетворять «иной» мир, либо так или иначе быть с ним связанным. При этом наблюдается переплетение языческих и христианских элементов, практически не влияющих на основную и, видимо, древнейшую характеристику сада – изобилие. С этой характеристикой связан еще один архаический образ, неотделимый в народном сознании от сада, – божество растительности и плодородия. Сохраняя в себе одну из черт неолитического бога земли, образ зеленого встречается и в современных записях традиционных волшебных сказок.