бенно поразительно, и это показывают наши случаи, как прагматически домохозяйства делят мир работы на мужскую и женскую сферы. Мужчины почти всегда охотятся, строят и переносят тяжести. Женщины собирают дикорастущие годные в пищу, готовят пищу для еды и хранения, изготавливают одежду и растят детей. Это разделение задач способствует сильной взаимозависимости между мужьями и женами: каждый в одиночку неполноценен, и нужда в другом так сильна и неумолима, что гендерные отношения75 тяготеют к равноправию, основанному на уважении того, что каждый привносит в партнерские отношения.

Первым и главнейшим предметом обсуждения на уровне семьи является необходимость минимизировать риск, что находит свои результаты в эклектичной диете, расширенной сети родственных и дружеских уз и соединении и рассредоточении стоянок и сел тогда, когда это возможно и необходимо. Описанное составляет основную модель экономики и социальной организации добытчиков с наиболее низкой плотностью населения, которые полагаются на собирательство и часто охоту. Но оно действенно и для групп, использующих одомашненные растения и животных. Объединение практикующих одомашнивание, само по себе не является результатом оседания и доместикации людей: садоводы могут жить самостоятельно малыми семейными группами; ухаживание за стадами одомашненных животных требует мобильности в нужное время и в нужном месте, и даже в более сложных обществах, которые в этой книге будут рассмотрены дальше, пастухи яростно сопротивляются контролю и, когда это возможно, возвращаются к малым семейным группам.

В поисках неодомашненных людей

На протяжении долгого времени заботой антропологов является поиск первобытного человека. Мы ищем, чтобы познать глубину нашей истории и документировать во времени и пространстве наши выдающиеся достижения. Случившись более 40 тыс. лет назад, культурная революция стала первым основополагающим изменением в человеческой истории. В результате естественного отбора эволюция человека привела к появлению способности к культуре, создавая технологии, языки, понимание и упорядоченные межличностные отношения. В то время как многие животные способны изготавливать орудия труда (от паутин у пауков и птичьих гнезд до палочки для добывания термитов у шимпанзе), человеческая способность приспосабливать новые технологии поразительно гибка, так же как и способности к восприятию, принятию решений и общению.

Но у нас мало прямых археологических свидетельств о появлении этих первых человеческих обществ, и мы не можем прояснить прошлое у обществ, которые сейчас изучаются этнографами. Эти живущие ныне общества существуют в современных мирах, и культурная история у каждого из них так же глубока, как и наша собственная. Все же, хотя и невозможно открыть в каком-нибудь сумрачном лесу, на отдаленном острове или в бесплодной пустыне первобытные общества нашего прошлого, живущие в изоляции, мы можем принять в отношении людей универсалистское предположение, которое позволит понять прошлое в его связи с доступными археологическими свидетельствами, а именно, что процессы, идущие в настоящем, применимы также и к прошлому в той мере, в какой условия тогда и сейчас остаются теми же.

44

К примеру, геологи знают, что плейстоцен – это доисторический момент в далеком прошлом, но похожие условия образования и движения ледников существуют и поныне, что может быть использовано при моделировании отдельных черт ледникового периода. Многие аспекты современного мира, такие как индустриальная технология и международная торговля, определенно являются новыми, но там где эти черты ограниченно присутствуют, а условия окружающей среды, технология и экономика сходны с теми, которые имели место в прошлом, можно ожидать появления подобных вызовов и подобных же решений.

Физиология современных людей эволюционировала из соответствующих форм ранних гоминид, по меньшей мере, сто тысяч лет назад; и разумно предположить, что и характеристики человеческого поведения в основном тогда уже заняли свое место. Археологические свидетельства определенно наводят на мысль, что 40 тысяч лет назад физиологически люди были во всех отношениях как современные. Познавательные возможности человека к языку, символизму и абстрактному мышлению разделяют все популяции людей, даже те, которые отделены друг от друга десятками тысяч лет. Эти возможности, сами по себе являющиеся продуктом длительных эволюционных историй, составляют человеческую природу, которой обладают люди и современные и древние. У людей могут быть весьма различные культуры, но основы их мыслей и эмоций равнозначны нашим собственным. Поиск первобытного человека это – путешествие вглубь нас, это – поиск человеческой природы.

Чтобы понять результаты человеческой деятельности, мы можем проследить за контекстом, в котором мы эволюционировали – сотню тысяч лет или около того, когда люди существовали как добытчики, до доместикации растений, животных и самих себя. У добытчиков имеется сложное знание о своем мире и эффективные, достаточно непростые технологии. В недавнем обзоре по этнографии добывающих обществ Келли (Kelly 1995) делает акцент на их изменчивости. Не существует единого добывающего способа производства, механизмов организовать добытчиков, добывающей технологии. И все же вариация, может быть какой угодно, но не случайной или меняющейся безгранично. Будучи прагматичными, люди наделены определенной рациональностью, которая позволяет им выживать и процветать в чрезвычайно различающихся ситуациях. Именно этот прагматизм, сознание и творчество позволили людям в крайне различающихся формах окружающей среды распознавать возможности для развития средствами культуры, чтобы жить в них и колонизировать мир.

«Одомашненные» люди, дискуссия о которых начнется позже – привязанные к узкоочерченным местам, окруженные ограничениями на доступ к партнерам и ресурсам, подчиняющиеся доминированию, поддерживаемому с помощью силы, – контрастируют с простейшими организационно добытчиками, находящимися на уровне семьи. Последние отличаются не отсутствием способностей к развитию, но тем, что предпочитают жить без бремени институционального усложнения: нет больших деревень, нет иерархии власти. Наиболее вероятно, что именно в таких условиях люди просуществовали бóльшую часть доистории и, что именно на этих условиях основывалось все, что пришло позже – возможности, надежды и проблемы человеческой цивилизации. Мы ищем первобытного, или лучше сказать, настоящего человека на уровне семьи, и видим, что динамика того мира, теперь большей частью утерянного, является первоосновой для всех более поздних человеческих достижений.

45