рыбных и животных ресурсов) и киргизов, ориентирующихся на торговлю, более важны иные, экономические вопросы.

Случай 9. Рыболовы-индейцы Северо-западного побережья

Общества коренного населения Северо-западного побережья Северной Америки249 нескончаемо притягательны для западного наблюдателя. Их превосходное искусство, детально разработанная технология, неожиданно высокая степень развития и сложность политической жизни, но, прежде всего, их кажущаяся «капиталистической» экономика, основанная на конкуренции и предприимчивости, приводят в движение множество тончайших струн. Но то, что эти параллели с современным обществом удалось обнаружить у охотников и собирателей, применяющих технологию «каменного века», подвело многих наблюдателей к вопросу: а можно ли вообще объяснять экономическую жизнь на Северо-западном побережье при помощи эволюционной теории?

Предпринимая попытку объяснить такую экономическую систему, кажущуюся отклонением от нормы, мы рассмотрим в этой части, каким образом на Северо-западном побережье соотносятся между собой окружающая среда, технология, социальная организация производства и политическая экономика.

Окружающая среда и экономика

Большинство наблюдателей согласны с тем, что окружающая среда способна обеспечить безбедное существование популяциям охотников и собирателей Северо-западного побережья (Drucker and Heizer 1967). Побережье значительно продуктивнее, чем внутренние районы, и плотность населения здесь выше, а размеры деревень крупнее. Во всем регионе от п-ова Олимпик до южной Аляски сходна в общих чертах модель добывания пищи, несмотря на то, что наблюдаются и локальные вариации в наличии определенных пищевых продуктов. Сообщества побережья ориентируются на использование ресурсов, сосредоточенных в море и устьях рек. Морской берег им предлагает: 11 соленоводных видов рыб, включая палтуса, треску, сельдь и камбалу; морских млекопитающих, включая морских выдр, морских львов, морских свиней250, а время от времени – и китоↆ; птиц – водоплавающих и береговых; мидии, моллюсков и ракообразных; морские водоросли и иные растения.

Сопоставимое разнообразие обнаруживается и во внутренних районах. Основным источником пищи являются лосось и рыба-свеча251, нерестящиеся в определенные сезоны. Хотя плотность (биомасса) дичи и низка, но ее разнообразие представляет «рай для охотника» (Oberg 1973: 8). На белохвостого оленя, горную козу, медведя, лося, толсторога252, карибу (на севере) и прочие виды могут охотиться как из-за меха, так и из-за мяса; в некоторые сезоны имеются в изобилии утки и другие водоплавающие; и доступен широкий ассортимент ягод, кореньев и иных съедобных растений.

Благодаря необычайной продуктивности природной экосистемы, на Севе- ро-западном побережье плотность населения доходит от 1 до 2 чел. на кв. милю, а в отдельных местах и того больше, что возможно составляет показатель наивысший среди всех известных этнографам народов, ведущих образ жизни охотников

††На китов охотятся редко, исключая нутка. Выброшенный на берег кит является большой удачей

иповодом для пиршества (прим. авт.).

181

и собирателей (археологически засвидетельствованные калуса253 Флориды могли обладать плотностью населения еще в несколько раз выше [Marquardt 1992]). Хотя мы и ожидаем при такой высокой плотности давление населения на природные ресурсы, но нет уверенности, что народы Северо-западного побережья скольконибудь значительно испытывают нехватку пищи (Codere 1950; Driver 1969; Drucker and Heizer 1967).

Однако внимания заслуживают свидетельства, которые наводят на мысль, что население все же ожидает и боится нехватки пищи, прилагая серьезные усилия, чтобы ее избежать. В пользу первого свидетельствует то, что сами люди в сказках рассказывают, что в прошлом их сообщества страдали от голода (например: Boas 1910: 139; People of Ksan 1980: 13). В пользу же второго – то, что на зиму, на время, когда пищи мало, и действительно возможен голод, запасались громадными количествами еды. Нам также известно, что в разные годы в регионе запасы природных пищевых продуктов сильно варьируются. В точности как эскимосы и нганасаны, никогда не знающие, сколько карибу придет своим привычным маршрутом, население Северо-западного побережья не может быть уверено в запасах лосося, которые в один год могут оказаться чрезвычайно обильными, а на следующий совершенно оскудеть по причинам, совершенно независящим от тамошних рыбаков (Donald and Mitchell 1975, 1994). Наконец, некоторые группы, как квакиутль (Boas 1966: 17), усиленно трудятся над тем, чтобы интенсифицировать производительность ресурсов, используемых в собирательстве, например, расчищая участки, где собирают такие виды съедобных растений, как клевер и лапчатка254, либо, выжигая ягодные и пастбищные места с тем, чтобы повысить их урожайность.

Свидетельства эти говорят о том, что излишки по-настоящему огромные приходятся, похоже, лишь на некоторые сезоны и урожайные годы. И в течение зимних месяцев эпизодически несут угрозу нехватка и даже голодовки, имея в виду те пищевые нужды, которыми обладает регион со сравнительно большим населением.

Несмотря на размер и сложность своих обществ, на Северо-западном побережье индивиды бóльшую часть года приобретают себе пищу небольшими семейными группами. Завися от местных обстоятельств (на берегу, либо во внутренних районах, у крупной реки, либо у небольшой и т. п.), годичный цикл выглядит следующим образом:

В марте и апреле люди из отдельных локальных групп собираются вместе на нерест рыбы-свечи. Рыба-свеча жирная: говорят, что можно вставить фитиль в сушеную свечу-рыбу, поджечь его и использовать как свечку. Миллионы рыбсвечей ранней весной идут на нерест, и люди вкладывают напряженный труд, чтобы поймать их и вытопить их жир, который затем хранят для домашнего потребления и торговли. Жир является ценным консервантом и добавкой к сухим продуктам и ключевым источником калорий, в которых нуждаются, чтобы сохранять зимой тепло. Будучи непортящимся, он играет такую важную роль в политической экономике, что привлекательность его для людей «сродни тому, как манит золото» (People of Ksan 1980: 89).

Поздней весной и летом люди рассредоточиваются по семейным и стойбищным группам, как у нунамютов и шошонов, чтобы охотиться, ловить рыбу и собирать коренья и зелень. Береговые группы собирают ракообразных и морские водоросли на берегу, а также охотятся на морских млекопитающих на небольших

182

каноэ в прибрежных водах и у островов поблизости. Период этот описывают, как один из самых беззаботных и изобильных.

Вавгусте и сентябре производственный ритм ускоряется, по мере того, как входят в сезон ягоды, и начинает нереститься лосось. Ягоды собирают в больших количествах, тщательно высушивают на превосходно выполненных распорках и упаковывают в большие коробки, иногда покрывая жиром, чтобы употребить зимой. Нерест лосося, как и рыбы-свечи, требует вложить тяжелый труд, чтобы поймать, а затем и законсервировать рыбу. В обоих случаях в удачные годы награда бывает щедрее, чем та, с которой можно было управиться; и в результате, чем больше вложено было труда, тем больший – урожай, при продуктивности слегка ниже или такой же.

Как только минует этот период, люди воссоединяются в зимних деревнях, где проводят целый сезон, изготовляя и чиня лодки, орудия труда, одежду и тому подобное. Бывают какие-то охотничьи экспедиции, но в основном люди живут, запасаясь пищей. Это – период насыщенной социализации и церемониальной активности. Ранней весной люди устают от заготовки пищи, из которой много чего начинает портиться и теряет вкус. Они жаждут уйти из зимней деревни и вернуться к добыванию на семейном уровне.

Индейцы Северо-западного побережья – мастера в обработке древесины. Они сооружают большие и прочные дома, каноэ, как маленькие, так и большие, и разные ловушки для рыбы, настолько большие, что, устанавливая основные подпорки, используют деревянные «свайные копры». Из того, что поменьше, они сооружают коптильни и сараи, которые оборудуют сушильными рамами и столами. Также экономически очень важны большие короба, делаемые из тщательно обтесанных и крепко связанных кедровых досок. Они водонепроницаемы и могут использоваться либо для варки, для чего их заполняют водой и добавляют туда раскаленные камни из костра, либо для хранения жира, ягод, лепешек из морских водорослей или другой пищи.

Вкоптильнях и земляных погребах, которые закрывают дровами и дерном, можно хранить непомерное количество пищи (People of Ksan 1980; Stewart 1977:

145). Живя зимой оседло, домохозяйства запасаются множеством ягод, жира, сушеной и копченой рыбы и дичи, вкупе со шкурами, костью и рогом, которые используются в рукоделии. Таким путем некоторые домохозяйства сколачивают крепкое состояние, выражающееся и в капитале, и в потребительских товарах. Изза этой способности к накоплению богатств и растущих имущественных различий между индивидами общества Северо-западного побережья помещают в ряду самых сложных из числа известных нам у охотников и собирателей (Arnold 1996a). В таком случае, то, что для этой экономики так важно хранение, очевидно, и является предпосылкой к развитию на Северо-западном побережье социальной дифференциации (see, Suttles 1968).

Естественно, что накапливаемые значительные богатства и редкие высокопродуктивные рыбные места становились целью для набегов; и войны действительно имели место, а временами и ожесточенные. Согласно Барнетту (Barnett 1968: 104), «квакиутль говорят, что они сражались оружием раньше, чем пришел белый человек, а сейчас сражаются собственностью. Это – последствие того, что в их войны, захваты рабов и охоту за головами вмешались белые».

По-видимому, войны присутствовали на Северо-западном побережье в конце XVIII в. – в то время, когда устанавливались первые важные контакты с белыми. Широко в ходу были защищавшие тело доспехи, в виде тяжелых кожаных

183

плащей или «кольчуг» из деревянных пластин, скрепленных сухожилиями; и хорошо развита была технология изготовления боевых топоров и дубин255 (Gunther 1972: passim). Судя по всему, «настоящие войны с целью вытеснить или истребить чужой линидж, либо семью, чтобы завладеть их землями или вещами, представляли собой практику, которая прочно утвердилась на севере» (Drucker 1955: 136). Войны могли включать набеги на большие расстояния с целью захвата добычи и рабов, но за многими из них стояла конкуренция за ресурсы. По словам Друкера (Drucker 1965: 75), «заслуживает внимания свидетельство о том, что в доисторические времена побережье вмещало максимально возможное население, особенно в северной половине ареала. То есть богатые природные пищевые ресурсы полностью вырабатывались внутри границ действия технологии, имеющейся у коренного населения. Традиции переполнены сообщениями о группах, вытесняемых из своих домов со своих земель, и о трудностях, которые те переносили прежде, чем обретали новые дома».

Группы, не способные выстоять перед могучими соседями, терпели неудачу. Друкер (Drucker 1965: 81) описывает, как члены одной из них, зажатой и «перемолотой в мелкие частицы» двумя могущественными соседями, путешествовали малыми группками, и ели свою еду сырой из боязни, что их костры могут навлечь бродившие военные отряды. «Враги из обоих сборищ пробовали истребить этих людей, что завладеть их обильными площадками для рыбной ловли и охоты». В то же время локальные популяции с их ресурсами, обладавшими специфическими возможностями, связывала вместе тщательно продуманная меновая система. Как и у эскимосов (случай 6), особенно важны были протяженные торговые связи между береговыми и внутренними группами.

Обобщая все вкратце, заметим, что популяциям индейцев Северозападного побережья противостоит комплекс необычных проблем, которые изначально связаны с их интенсивной экономикой, основанной на охоте, собирательстве и рыбной ловле. Природная окружающая среда предлагает изобилие, но подверженное непредсказуемым колебаниям. В каких-то районах ресурсы обильны, но в других сравнительно скудны. Распространение многих из них носит еще и весьма локальный характер. Следовательно, экономика индейцев Северозападного побережья заключала в себе поразительное сочетание тщательно разработанной рыбной ловли и технологии хранения, время от времени случавшихся жестоких войн и заслуживающей внимания торговли. Рассмотрим теперь и их столь же выдающуюся социальную организацию.

Социальная организация

Можно выделить пять уровней или единиц социальной организации: семью, домашнюю группу, линидж, деревню и выше деревни – «межгрупповую форму коллективности» (Newman 1957). Семья и домашняя группа фокусируются на жизнеобеспечении; домашняя группа образуется и распадается на протяжении годичного цикла, в зависимости от перспектив в развития жизнеобеспечения. Линидж, деревня и более крупная форма коллективности, напротив, сосредоточены на политической экономике, и в их фокусе находятся капиталовложения, церемонии, обмен и войны.

Семья является первичной экономической единицей, которая в период летнего добывания действует самостоятельно. Основные орудия труда, одежду, пищу и ремесленные изделия производят и используют индивидуально, при этом не задействуются никакие группы крупнее. Но бóльшую часть года семьи органи-

184

зованы в «домашние группы», насчитывающие в среднем от 7 (Rosman and Rubel 1971: 130) до 25 чел. (Donald and Mitchell 1975: 333), т. е. размером приблизитель-

но с семейные села, о которых говорилось в части I. Домашние группы используют ресурсы вскладчину и часто питаются из общего котла.

Домашняя группа не основывается на линейном счете родства; вдобавок родство прослеживают билатерально, хоть часто и с акцентом на патрилинейности, либо матрилинейности256 – главном факторе, который определяет членство. В качестве главы или вождя домашней группы обычно рассматривают старейшего в ней мужчину; тем не менее, социальный ранг его необязательно выше, чем у других взрослых мужчин внутри более крупной единицы, сфокусированной на политической экономике. Он и его ближайшие родственники составляют ядро, сохраняющееся более или менее постоянно, вкупе с индивидами, родственными не настолько близко, которые то приезжают, то уезжают, в зависимости от колебаний в доступности местных ресурсов и потребностей в труде. Такая модель на уровне домохозяйства в обществах Северо-западного побережья заметно отличается у элит, которые через отношения собственности, политически усиленные, теснее привязаны к производительным ресурсам, и у общинников, которые более или менее свободно скитаются по территориям региона, «признавая» наследственное право разных бигменов и проживая у них в течение короткого времени

(Newman 1957: 9-12).

Домашние группы обладают множеством черт общины. Ясно, что сам дом, стационарный, безопасный, обеспечивающий запасами пищи, каждую зиму влечет обратно своих членов. Сообща производят и сохраняют под контролем домохозяйства много чего из производительного капитала группы, включая рыбные запруды, плотины, приспособления для топления жира, сушильные рамы и сараи, а также каноэ. Члены дома равно вкладывают труд в рыбную ловлю, получение жира, сбор ягод, охоту сухопутную и на тюленей и торговлю. Совместным усилием отдельных домашних групп является и труд на бигмена по возведению для него запруд и плотин или по поддержанию деревенских улиц.

Труд женщин играл центральную роль в экономике домохозяйства. Представление об этом дает следующее описание тлинкитов (Emmons 1991: 165)257:

«Мужчина трудился над камнем, костью, металлом и посудой, и всякой утварью и орудиями труда, используемыми при работе обоими полами. Он был резчиком и художником. Он изготавливал всякое из своего оружия, станки для выделывания кож и плетения накидок, и рамы для снегоступов, как и украшения из слоновой кости, кости и раковин. Он делал музыкальные инструменты [барабан, трещотки, барабанные палочки], игровые приспособления и деревянные шляпы, шлемы и головные уборы, используемые в церемониях. Он запасал дрова и большие панели из кедровой коры для различных целей.

Женщина нянчила маленьких детей и обучала девочек. Она дубила и выделывала кожи, изготовляла одежду, сучила козью шерсть для накидок, подготавливала корни, траву и стебли растений, применяемые при шитье, плетении и изготовлении накидок, корзин и сетей. Она принимала, обрабатывала, коптила и консервировала рыбу [может быть самый важный вклад, который она совершала], но часто помогала развешивать ее на сушильных рамах и упаковывать ее для транспортировки. Она собирала ягоды, съедобные коренья и растения, моллюски и ракообразных, а также морские водоросли, консервировала или готовила их к употреблению. Она готовила еду и распределяла то, что накрывалось на стол. Она расщепляла иглы дикобраза258 и вышивала бисером. Лекарственные растения тоже относились к сфере ее деятельности, поскольку она являлась и лекарем и повитухой. Переработка рыбьего и тюленьего жира была в основном ее работой, но мужчина оказывал ей помощь. …Женщина пользовалась крепким положением в домохозяйстве. Она была хранительницей, носившей ключи от сундуков, в которых содержались накидки, одежда, а в последние годы и деньги. …[Роль ее в торговле была велика;] она не только могла нало-

185

жить вето на любую сделку своего мужа, но также изготавливала товары, которыми сама торговала или раздавала их на потлачах».

Производство женщинами сушеного лосося служило экономической основой, как для жизнеобеспечения, так и для накопления предметов, являющихся доказательством богатства. Также богатая женщина высокого ранга могла построить себе свой дом и устроить потлач для своей собственной репутации. И было отмечено, что женщины-шаманы обладали такой же могучей силой, как и мужчины (De Laguna 1983: 81).

За пределами домашних групп находятся единицы, которые называют поразному: нумайма, линидж и клан259. Эти группы различаются, обладая особыми символами, гербами и прочими знаками, а их члены признают у себя наличие родства. Если все члены линиджа живут в одной деревне, то они совместно владеют правом на такие специфические ресурсы, как речные потоки, ягодные участки и прибрежные острова. Но членство отличается текучестью: многие на основании родства подходят, чтобы их приняли в две или более группы, но присоединяются к одной, которая на данный момент наиболее выгодна. Также возможно, когда в долю с группой входит неродственник.

Упомянутый линидж может распространиться и за пределы деревни. В этом случае он не является корпоративной и территориальной группой, но способен предложить связи, ценимые во всем этом регионе из-за важности торговых и церемониальных обменов. Также узы, которыми обладает линидж, гарантируют определенную безопасность в области, где присутствуют разрушительные войны.

Крупные деревни вмещают более одного линиджа и могут даже насчитывать от 500 до 800 членов. Обладающие собственностью составляют в населении деревни более или менее стабильное ядро, из-за значимости их вкладов в виде домов и производительного капитала. Дом считают священным, и идеально, если проживают в нем постоянно, рождаясь, женившись и умирая. И поскольку зимняя деревня – это место, состоящее из таких домов, в которых происходят важнейшие церемонии и пиршества, то квакиутль говорят: «мирское лето, но священная зи-

ма» (Boas 1966: 172).

Тем не менее, поскольку мы переходим к рассмотрению того, как деревни интегрируются в единую региональную экономику, необходимо помнить, что они объединены не жестко. Их члены лояльны, прежде всего, по отношению к своим собственным домашним группам, и ничем не сдерживаясь, подозревают других, особенно в воровстве (see, Boas 1910: 70, 138, 148, 153). Многие вожди, как мы увидим, борются за поддержку населения деревни, а своих даже лояльных сторонников им необходимо постоянно запугивать, чтобы те отказывались от драгоценных продуктов жизнеобеспечения в пользу политического процесса.

Бигмен или вождь – ключ к политической экономике Северо-западного побережья. Публичная жизнь предоставляет множество возможностей того, как выразить разницу в рангах, испытать ее на прочность и снова восстановить. В конце концов, ранг бигмена – это выражение его богатства, являющегося суммой богатств, которые он смог собрать у группы, признательной ему как лидеру. Его функции, несомненно, сложны и распространяются на такие сферы, лишь отчасти связанные с экономической жизнью, как брак, регулярно случающиеся праздники жизненного цикла и структура родства. Однако, рассматривая только те функции бигмена, которые ближе всего к экономике, можно понять многое из того, как на

186

Северо-западном побережье действует политическая экономика, и что она дает людям. Не вызывают сомнения несколько пунктов:

1.Бигмен представляет группу, и во многих случаях воплощает ее. Его богатство – это богатство группы, а его ранг выражает совокупный ранг его сторонников. Так, участники церемонии часто подчеркивают, что бигмен действует не для своей, но для «нашей репутации».

Бигмен окружен титулами и эмблемами, которые символизируют разные территории группы и предметы, являющиеся доказательством богатства. Для домашней или локальной группы эти титулы соотносятся с особыми рыболовными площадками, ягодными участками, скалами для тюленьей охоты и тому подобным (океан и внутренние охотничьи районы не контролируются настолько). Когда бигмен объединяет со своей собственной локальной группой другие, то, как правило, он покупает себе эмблемы или захватывает их силой, становясь, таким образом, пусть и в ограниченном смысле, собственником ресурсов этих групп. Хоть бигмен и способен силой добиться контроля над группой, быть может, даже убив ее первоначального предводителя, но в длительной перспективе ему необходимо опираться на ее лояльность, которую он должен подтверждать своей храбростью, управленческими навыками и щедростью.

2.Бигмен организует сложную экономику, характеризующуюся крупномасштабными капиталовложениями и тщательно разработанным разделением труда. Его дом содержит таких специалистов, как мастера по изготовлению каноэ, гарпунеры и плотники, снабжение которых осуществляется из запасов его имущества. И хоть он и владеет всем, что эти специалисты производят, но его сторонники, добывая, готовя и храня пищу, каждый день пользуются этим.

Проведение широкомасштабных работ, таких как сооружение плотин, запруд и оборонительных построек, трудно организовать в обществах семейного уровня. Предводителю необходимо убеждать людей, чтобы они выполняли работу, которая прямо не несет выгод их семьям, и с целью влияния бигмен использует свое богатство.

3.Рыбные места, пусть и богатые лососем, могут быть полностью истощены, исключая разве что те, которые расположены на самых крупных реках. Речные потоки помельче можно буквально перекрыть при помощи запруд. Как мастеру по церемониям, бигмену необходимо решать, открывать ли сезон: рыбу можно пропустить через ловушки, как для икрометания, так и на потребность группам, живущим вверх по течению. Ритуальный цикл, который регулируют групповые лидеры, в какой-то степени обеспечивает функцией кризисного управления, способной предотвратить «трагедию общественного достояния» (Morrell 1965; Pinkerton 1985).

4.У бигмена на Северо-западном побережье должно храниться запасов больше, чем у остальных, с целью чего он направляет инвестиции в складские постройки. Такие и еще более крупные строения нуждаются в домашних специалистах, составляя то, что Неттинг (Netting 1977: 36) описывает, как «крепкие дома полные обременительного имущества». Действительно, как и повсюду у бигменов, бóльшая часть богатства, которое приходит в его дом, сразу же уходит снова

–к его сторонникам на покрытие расходов, оплату долгов, предоставление ссуд и т. д. Основной принцип заключается в том, что бесполезно то богатство, которое не инвестируют.

187

5.Чтобы поддерживать такую деятельность, бигмен требует от своих сторонников делиться произведенным. Успешному охотнику или рыболову надо отдавать своему бигмену от 1/5 до половины собственной добычи (Boas 1921: 133340). Если же тот не отдаст, то в будущем не получит и расположения, а может даже будет вынужден выслушивать оскорбления (ibid: 1334).

Бигмен в свою очередь тратит или перераспределяет свои доходы, возвращая часть из них своим сторонникам через пиры и другие проявления щедроты, а часть, употребляя на то, чтобы заплатить своим специалистам за то, что те произвели. Из этой продукции кое-что употребляется напрямую (напр. каноэ и помещения для хранения); остальное же увеличивает престиж бигмена и его группы (напр. тотемные столбы и украшение дома). Наконец, часть из доходов бигмена идет на пополнение у него запасов таких престижных предметов, как чеканные медные пластины и накидки, которые используются при церемониальных обменах.

6.Также бигмен содержит свиту воинов, поскольку войны стали обычным делом. Храбрый и хорошо вооруженный бигмен служит для своих сторонников источником либо безопасности, либо беспокойства, если те перестают отвечать его требованиям.

7.Бигмены – инициаторы больших, межрегиональных церемоний, таких как потлач. Большинство церемоний происходит ранним летом или в ноябре и декабре, вслед за основным периодом хранения запасов пищи. Церемонии могут оправдываться бесконечным числом случаев, среди которых – многочисленные события жизненного цикла семьи бигмена – рождения, церемонии имянаречения

идр. Однако, в действительности, начнется ли церемония или нет, определяется той суммой богатств, которые скопил бигмен. Бигмен будет принимать гостей на церемонию только, если у него обилие богатств, поскольку другие бигмены сразу же попытаются осмеять его, если устраиваемый им пир не такой уж пышный. Наипервейшая цель заключается в том, чтобы разрекламировать успехи группы и, таким образом, привлечь труд, необходимый бигмену для эксплуатации ресурсов

иприращения богатства, находящегося в его распоряжении.

Церемониальные события экономически имеют сложный характер. Политически же они служат бигменам для того, чтобы конкурировать за престиж, раздавая и даже уничтожая богатство. Зависть и унижение – неотъемлемые части пиршества. Согласно Боасу (Boas 1921: 1341-42), бигмены способны убеждать своих сторонников следующим образом:

«Я завишу от тебя потому, что если я стану бороться с вождями племен (деревень), ты все время будешь за моей спиной. …Я хочу устроить племенам потлач. У меня в моем доме есть пятьсот накидок. Сейчас ты увидишь, хватит ли их, чтобы пригласить племена. Пятьсот накидок не достаточно, подумаешь ты, и станешь договариваться со мной, как со своим вождем, и отдашь мне для потлача свою собственность, …потому, что он – не для моей репутации. Он – для твоей репутации, и ты прославишься среди племен, если будут говорить, что ты отдал свою собственность для потлача, чтобы я смог пригласить племена».

Бигмен и его сторонники жаждут «сровнять» имя другой группы, «похоронив» его под грудой даров. Но и между ними возникает похожее чувство соперничества, поскольку его сторонники стремятся стать таковыми, возможно, чтобы конкурировать с ним. Когда бигмен предлагает устроить потлач, каждый из них должен ответить на его предложение, в порядке ранга став и произнеся речь. Ктото может сказать следующее (Boas 1921: 1343): «Меня раздражает наш вождь тем,

188

что слишком часто просит у нас имущество для своего потлача. Я попробую пристыдить его. Поэтому, я дам ему сто накидок, чтобы можно было похоронить его имя под нашим имуществом. Я хотел бы, чтобы Вы дали для потлача пятьдесят или сорок, или десять пар накидок, и по пять пар накидок пришло бы от тех, кто беден».

Все это происходит открыто, чтобы все слышали и видели. В самом деле, на потлаче хозяева предлагают публике дары, в качестве формы платы за «освидетельствование» обменов между бигменами (Barnett 1968: 93). Свидетельствовать нужно для того, чтобы сделать публичной экономическую производительность группы, которую представляет бигмен, и, как указывает Ньюмэн (Newman 1957: 86), чтобы «легализовать» или признать имеющей силу передачу контроля над собственностью от одного главаря к другому.

Несмотря на акцент на накидках и медных пластинах, как на мериле стоимости, большинство из того, что раздается или ломается в ходе потлача, составляют пищевые продукты, орудия труда, коробы, иные полезные вещи и услуги (Barnett 1968: 76, 85-88). Вещи эти представляют собой излишки, которыми в данном обществе, сориентированном на хранение, располагают в годы изобилия как раз для такого употребления. В годы, когда пищи не хватает, наоборот, бигмена могут унизить, если он устраивает потлач, и, конечно же, если хозяин не готов, у него не будут ничего выпрашивать. В целом, группы с наилучшими ресурсными базами и являются самыми крупными и богатыми и имеют самых богатых бигменов (Donald and Mitchell 1975: 334-35).

Гости, которым достались вещи, пригодные для хранения, сохраняют их для своих собственных церемониальных потребностей, либо используют их, чтобы в промежутке между церемониями выплатить долги или сделать заем. Пищу потребляют на пиру или несут домой. Но потлач не гарантирует, что пища от богатого перепадет к бедному (J. Adams 1973): в плохие годы богатый из ограниченных запасов сперва удовлетворяет свои собственные потребности, тогда как в годы изобилия еды вдоволь даже у бедного. А в особо изобильные годы устраивают «жирные пиры», на которых соперничающие предводители коробками льют рыбий жир в огонь и сжигают его, конкурируя в ходе неуемной демонстрации богатств.

8. Также бигмены способны раздобыть в плохие годы пищу для тех, кто их поддерживает, в обмен на предметы богатства, накопленные за удачные годы (Vayda 1961: 621), но, конечно же, при условии, что какая-нибудь другая группа располагает подобной пищей для обмена. Таким образом, ценности дают возможность, по меньшей мере, как-то распределить пищу между районами голодными и с хорошим снабжением, а запасы предметов богатства служат чем-то вроде сберегательного счета или задатка в системе социального страхования, дабы не допустить голода на местах. Боас (Boas 1898: 682, цит. по: Barnett 1968: 4) увязывал это же с полисом страхования жизни, поскольку такое богатство можно унаследовать, и оно способно защитить маленьких детей, в случае если те останутся сиротами. Безопасность, обеспечиваемая богатством, сохраняющимся таким путем, является главным, что готовит людей подчиняться требованиям бигмена, поскольку только у элит есть доступ к такому богатству.

Владеющий ценностями не только обладает доступом к запасам другой группы, но также может пожаловать ей право участвовать на вверенной ему территории в распределении пищевых излишков, сезонных или случайных. Так некий главарь, который «владел» берегом, выдавал специальные знаки, предостав-

189

ляющие их держателям право на долю от ворвани очередного кита, выброшенного на его территорию (Newman 1957: 82). Точно также и чужаки могли получать права на ловлю лосося или рыбы-свечи у стремнин, находящихся в частном владении, если у владеющей группы имелась рыба, оставшаяся после удачного нереста. С помощью такого владения и распоряжения правами доступа, можно по необходимости перераспределять и рабочую силу, но не хаотично, прилагая ее к доходам, которые никто не ожидал, а от одного кратковременного периода излишков к другому, при этом снижая пищевые потери, обычные, если небольшое стойбище добытчиков временно сталкивается с излишками, бóльшими чем те, которые способно употребить.

9. В дополнении к обменам пищи на эквиваленты стоимости, также устанавливаются торговые сношения на расстоянии, в особенности между побережьем и внутренними районами. Такая торговля не ведется членами отдельных домохозяйств, но обычно организуется бигменами, у которых, благодаря их политической активности, уже наметились связи с бигменами из других экологических зон.

Но важно и не преувеличивать степень соперничества между бигменами. Язык во время проведения потлача агрессивен, а речи в виде самовосхвалений предназначены, чтобы устыдить других. Однако бигмены действуют последовательно, их нелегко сокрушить всего лишь какой-то полемикой, и они признают долги, в которые влезают в ходе церемониального обмена, пытаясь с ними расплатиться. По истечению времени они выстраивают узы уважения и доверия

(Barnett 1968: 112; Rosman and Rubel 1971: 170), к которым по необходимости можно будет прибегнуть.

Как и у яномамо (раздел 6), эти узы служат также установлению неких мирных районов, внутри которых можно регулировать агрессивную конкуренцию между популяциями и развернуть ее в конструктивное русло. Действительно определенные свидетельства говорят о том, что соперничество, которое должно было однажды перерасти в открытый конфликт, стало выражаться в язвительной конкуренции во время церемоний, после того, как мир нарушили белые вслед за установлением контактов. Таким образом, в очередной раз видно, что войны надо объяснять неспособностью политической экономики интегрировать сообщества, между которыми отсутствуют сильные связи родства и обмена. И время от времени, враги, притворявшиеся в миролюбии, чтобы завлечь свои подозрительные жертвы и уничтожить их, даже церемонии потлачей превращали в вероломные пиры в стиле яномамо (Drucker 1965: 80).

Накануне замирения наряду с прочими плодами войны сохранялись еще пленники, которых, как правило, относили к рабам. Но применение к ним термина «раб» проблематично, так как обычно военных пленников выкупали (ibid.: 5152; Suttles 1968), и в принимающих сообществах существовала тенденция рассматривать их, как полнейших чужаков (Kan 1989: 95). Тем не менее, зачастую пленников удерживали неограниченно долго, а в ряде случаев они превратились в основной источник труда для элит, которые сами работали мало, либо занимались непроизводительными видами деятельности. Таких рабов ценили: в некоторых войнах они являлись основной целью, и их могли покупать, продавать и раздавать как драгоценные дары260 на потлачах (Mitchell 1984). В некоторых случаях рабы составляли аж от 20 до 30% всей рабочей силы сообщества, и их статус был фиксируемым и переходил на их детей (Donald 1984), которых принимающая сторона

190

рассматривала в качестве результата неравных браков. В такие моменты уже не кажется, что рабство – это просто неподходящий ярлык.

О том, имеются или нет в обществах Северо-западного побережья экономические классы, существуют ожесточенные дебаты (Ruyle 1973). Помимо разногласий по вопросу, составляют ли рабы эксплуатируемый трудовой класс, разгорелся также спор и о том, формируют ли элиты высший класс, использующий контроль над собственностью, чтобы руководить трудовой деятельностью других

(Arnold 1996a: 63; Hayden 1995: 64-65). Некоторые элиты Северо-западного побе-

режья, титулованные, контролирующие ресурсы, удерживающие за собой высокие ранги, которые признаются обществом, и передающие своему потомству и ранги, и собственность, можно рассматривать скорее в качестве вождей261, чем бигменов. При таком взгляде в стратифицированных обществах Северо-западного побережья могло бы быть три класса: вожди, общинники и рабы.

Райл (Ruyle 1973) называет это «начавшимся расслоением». Однако мы продолжаем использовать термин «бигмен», поскольку очевидно, что он подходит подавляющему большинству сообществ Северо-западного побережья, в которых лидерство (обычно относящееся к крупному домохозяйству и лишь время от времени к деревне) носит локальный характер, почти всегда оспаривают «наследственные» права, и охотно покупают и продают эмблемы ранга. И даже вождя тлинкиты называют lingit tlein ‘большой человек’ (Kan 1989: 83). Но расслоение, вероятно, начавшееся в некоторых обществах Северо-западного побережья, согласуется с многолинейным подходом в социокультурной эволюции. Из-за глубоко укоренившейся посылки типологического характера, согласно которой охотники и собиратели неизбежно должны быть эгалитарны, слишком часто игнорировалась возможность у них политического усложнения и появления расслоения

(Arnold 1996b).

Бигмен на Северо-западном побережье воплощает экономические интересы своих сторонников, лежащие за пределами семьи. Он владеет и защищает право на их ресурсную базу, организует кооперативный труд в виде проектов, выгодных группе, осуществляет крупные капиталовложения, создает и поддерживает запасы пищи и богатства на случай тяжелого времени, содержит экономически важных специалистов и обменивает произведенное ими на долю от продукции неспециализированных домохозяйств, проводит воинскую повинность, посылая воинов, а также управляет церемониями и обменами между деревнями и регионами, что интегрирует экономику далеко за пределами семейного уровня.

Межрегиональная группа, а у Ньюмэна «межгрупповая форма коллективности» (Newman 1957), фактически является ассоциацией бигменов, в которой не доминирует никакой единый верховный предводитель, хотя некоторые из них и сильнее, чем другие, благодаря преимуществам своей ресурсной базы и своим политическим, военным и управленческим навыкам. Через общественные церемонии они договариваются о постоянном обмене власти на престиж и престижа на власть, что равнозначно обмену богатства (накидок, медных пластин) на экономические товары (пищу, технологию, труд) и наоборот.

Такая разработанная и экстенсивная политическая экономика стала возможной благодаря изобилию природных пищевых продуктов, концентрирующихся в определенных местах и в определенное время года. Но также ее вызвали к необходимости и высокая плотность населения (при постоянно растущих пищевых запросах), и непредсказуемые колебания в снабжении пищей в зависимости от регионов и сезонов, и войны и набеги с целью установления контроля над вос-

191