1.3.5. Инверсия и оборачивание

Явление инверсии показывает, каково направление эволюции сказки по мере утраты архаичного смысла. Сказка отходит от сюжета борьбы между возрастами как жизненного цикла, как проявления единого ритуального смысла перехода от возраста к возрасту и двигается к мотиву индивидуального и моментального выигрыша в конкретной жизненной ситуации.

Отсюда два вывода: во-первых, инверсия отражает более глубокий и близкий к ритуалу смысл, предполагает иную, сокровенную структуру сказки; во-вторых, потеря этого единого смысла приводит к распаду сложного символа на ряд символов упрощенных, которые отражают единое частично, каждый со своей стороны.

Новая волшебная сказка утратила единое поле ритуального смысла, распалась на частичные. Инверсия выражается в оборачивании героев разных сюжетов. Инверсия превращается в оборачивание как способ порождения сказки, но не единой, а частичной.

Теперь смысл единой сказки, а следовательно, восстановление ритуального смысла, сокрытого в инверсии, необходимо искать в системе сюжетов, связанных с оборачиванием.

Итак, инверсия – такое качество сюжета архаичной сказки, которое позволяет увидеть одно действие с противоположных позиций. Силы, действующие в такой сказке, не оцениваются как хорошие или добрые. Инверсия отражает мнения и противостояние жизненно оправданные с обеих сторон.

В системе архаичной сказки оба, и герой, и антагонист героя, являются равноправными силами. Один приходит на место другого, другой проверяет – готов ли новый его заменить. Поединок двух героев рассматривается в системе инверсии позиций то с одной стороны, то с другой.

Оборачивание героев происходит в новой волшебной сказке. Это упрощение инверсии, разнесение положительных качеств одного героя в одну сказку, а другого героя в другую. Получается две сказки, в которых герои оборачиваются, меняются местами как герой и антагонист.

Такое разнесение усиливается дополнительными мотивами: похищением жены, обманом, что делает инверсию в рамках одной сказки невозможной. Инверсия разрывается, ее след остается в оборачивании.

Существенным в переходе от инверсии к оборачиванию является неравенство двух антагонистов. Колдун чаще становится отрицательным персонажем, чем богатырь. Это обусловлено двумя факторами: с одной стороны, внутренняя коллизия архаичной сказки предполагает, что в ходе поединка молодость (богатырь) в конечном счете должна взять верх над мудростью (колдун).

С другой стороны, позиция колдуна неприемлема для религиозного мировоззрения эпохи мировых религий. Колдовство становится отрицательным социально, выступает как сила зла, и только волшебный символизм сохраняет для потомков их сложную структуру.

В сказке, где волшебство положительно, оно прячется. Герой выступает как парень.

Следовательно, в итоге превращения инверсии в оборачивание один из антагонистов получает преимущества, и сказки описывают его как положительного героя чаще, другой же антагонист чаще становится отрицательным персонажем.

Оборачивание отражает общий процесс редукции персонажной структуры сказки, которая состоит в том, что сказка утрачивает мотивацию антагониста героя, и антагонист становится из силы испытывающей и карающей (в целом силы необходимой) – силой злой и отрицательной, вплоть до нарицательной.

В этой позиции можно видеть, что сказка таким образом утрачивает видение событий мира ритуала со стороны мужика и старика. Сказка сохраняет восприятие дитя и парня в большей степени, чем мужика и старика. Ибо если парень – это богатырь, то колдун – это мужик или старик.

Аналогично сказки о дитя. Восприятие персонажей дается с позиции дитя, а противостоящие ему карающие, испытывающие, преследующие силы, то есть те, которые проверяют на зрелость, в результате оборачивания утрачивают роль.

В сказках о Бабе-яге отрицательный персонаж – Баба-яга, она хочет сжечь дитя, которое сваривает ее детей.

В сказке «Гуси-лебеди» позиция Бабы-яги отрицательная.

В «Падчерице» позиция более сложная, есть избалованная дочка мачехи, но и тут функция и обязанность падчерицы по воспитанию младшей снижены. Бытовая ситуация упрощается в пользу старшей сестры, в других сказках, наоборот, в пользу младшей.

Итак, оборачиванием позиции дитя и парня в сказках усиливаются, а мужика и старика – ослабляются. Оборачивание проявляет утрату сказкой сложности мудрого видения мира и жизни как ритуала. Оборачивание героев в сюжетах отражается в неравноправии персонажей в частичных сказках. Даже при реконструкции позиции возраста через аккумуляцию нескольких обернутых сюжетов позиции мужика и старика окажутся ущербными. Оборачивание ведет к утрате сказкой нескольких возрастных смыслов. Прежде всего потусторонних смыслов, но главное – мужика и старика. Сказка превращается в жанр для детей.

Принцип оборачивания позволяет реконструировать взгляд и позицию мужика и старика на ритуалы сказки. Сюжет и объединение его с инверсированным позволяют восстановить архаичную структуру персонажей.

Дальнейшее усиление редуцированного персонажа, восстановление смысла действия проигравшего возраста меняет смыслы сказочных символов.

Принцип оборачивания отражает переход от возрастного сюжета к обоснованию поступков героя через мотив. Усиление мотивации – двигатель превращения инверсии в обращение.

Такие мотивы, как убийство младшего брата, похищение ребенка, явно усиливают позицию одного из персонажей. Мотивация действия антагониста в сказках в результате оборачивания выводит антагониста за рамки гуманности. Антагонист после кощунств и убийств должен быть убит.

Реальные же мотивы антагониста не производят такого мощного воздействия. Сказка из мудрого цветного понимания жизни становится черно-белым кадром.

Требуется переосмысление убийства младшего брата старшими, мачехой детей мужа... и месть младшего брата и сироты. Необходима реконструкция действительного поведения старших и потусторонних возрастов.

В современной классификации сказок за основу взяты мотивы, то есть как раз новейший пласт смыслов волшебного мира сказки. Действительно, волшебная сказка имеет существеннейшим моментом мотивацию действия волшебства. Волшебство – главный атрибут волшебной сказки, однако мотивация современной обернутой сказки редуцирует сюжет.

Следовательно, необходима промежуточная система типологии сказки по возрастным сюжетам, по возрастам. Такая типология дает реставрацию смыслов сказки.

Таким образом, философское исследование ставит задачу выявления существенного метода реставрации архаической сказки, прояснения механизмов генерации и редукции сказки по мере ее становления. Феномен инверсии-оборачивания на этом пути ключевой.

Итак, метод реставрации архаической сказки предполагает в первую очередь выявление оборачивания персонажей в однородных сюжетах; реконструкцию схемы противостояния антагонистов в схему инверсии; переосмысление редуцированной мотивации новой сказки. Но прежде необходимо выявление персонажной структуры. Возрасты становятся ключом к поиску метода реконструкции структуры и смысла волшебной сказки.

Таким образом, восхождение от оборачивания к инверсии наталкивает на мысль, что на самом деле «Волшебное кольцо» и «Колдун» не две сказки, а два взгляда на событие, и они могли объединяться в архаичной сказке. И самом деле, можно представить себе, как чувствует себя колдун, когда его предает жена. Герой «Волшебного кольца» чувствует себя так же. Только в первом случае слушатель не сочувствует колдуну, он сочувствует герою, и поступок жены колдуна оправдывается помощью герою, но втором же сочувствие направлено против жены, за волшебные качества.

Вполне возможно, что такая инверсия смысла сказки – результат непонимания свойств волшебного мира. Аналогично как в «Гусях-лебедях» Бабу-ягу дети считают плохим персонажем, потому что она похитила братика. Карающее действие волшебной силы не воспринимается современным человеком как справедливое. Волшебная сила в глазах современного человека утрачивает качество естественной справедливости. Современный человек ищет справедливости не у волшебных сил, не у магии, а у социума или Бога.

Существует сказка «Емеля» или «По щучьему велению», которая доказывает феномен оборачивания-инверсии, а также раскрывает его как способ порождения сказок. Анализ этого пример в части 3.

Оборачивание как принцип новой сказки становится существенным механизмом порождения новых сюжетов. Это оборачивание может и не иметь инверсивных аналогов.

К такому случаю, по-видимому, следует отнести инверсию пола (помещение антипода на место героя) в иранских сказках относительно европейских. Если в европейских сказках сюжет «Забытой невесты» рассказывает о дочери великана, колдуна, чудовища, но в иранских это дочь страшной старухи, ведьмы, чудовища женского рода. В европейских сказках медведь похищает девочку («Машенька и медведь») и женщину («Медвежье ушко»), отчего рождается герой. В иранских медведица похищает охотника, не отпускает его. Сын вырастает и убивает мать, освобождая отца.

«Любовь дочери». Интересный вариант оборачивания открывается, если сравнить сюжеты «Любовь дочери» и «Заколдованный жених». «Любовь дочери» строится на том, что отец спрашивает, какая дочь как его любит. Младшая говорит: как соль, это обижает отца, и он выгоняет дочь. В «Заколдованном женихе» зверь просит дочь в жены, старшие сестры боятся, младшая соглашается. Отец отдает младшую.

В «Аленьком цветочке» отец спрашивает, что дочерям привезти; и достать аленький цветочек для младшей – самое трудное. В сказке «Сестры губят младшую» тоже мотив непонятного подарка младшей.

Мотив выдачи дочери за зверя, мотив непонятного подарка, который просит младшая, мотив непонятой отцом похвалы по поводу любви к нему выдают общее в том, что отец как бы разочарован, дочь утрачена в некоем смысле. Старшие дочери найдут, добьются, а младшая не от мира сего.

Разница тут состоит в том, что в «Заколдованном женихе» отец вынужден отдать дочь чудесному жениху, как бы пожертвовал ее сам. В «Любви дочери» мотив расставания отца с дочерью связан с обидой отца.

В обоих случаях отец расстается с дочкой. В «Женихе» понимая, в «Любви» – не понимая ответа. По-видимому, отец не может понять и выбор чудовища в мужья, да там у него нет выбора.

В «Сестрах» старшие сестры убили младшую; в «Аленьком цветочке» они младшей вредили; в «Любви дочери» враждебная функция старших сестер проявляется в лести и лжи отцу, младшая говорит правду, но отцу это не нравится.

Таким образом, функция дочерей сохраняется: только в сказке «Любовь дочери» она действует через отца и далее вред их похвал в совершенном поступке отца, сами сестры уже свою роль сыграли.

Собственно и в «Аленьком цветочке» отец после подарка цветка (который по сути является свадебным) почти бездействует.

Соотношение «Золушка» – «Месть мачехи» аналогично соотношению «Любовь дочери» – «Заколдованный жених». В обоих случаях добавляется месть сестер или мачехи.

Важным является том момент, что в «Любви дочери», как в «Чудище», «Заколдованном женихе», нет мотива ошибки дочери-невесты, как она присутствует в «Чудесном женихе». Из-за ошибки невесте приходится искать жениха. Тут есть беда, с которой невесте приходится бороться и помимо своих ошибок. Будь то происки сестер, мачехи или непонимание отца.

Однако «Любовь дочери» но поводу испытания обернута к «Чудесному жениху» тем, что разрыв с отцом теперь восстановлен, отец понял. В «Женихе» тоже невеста искупает свою вину.

Итак, «Любовь дочери» обернута к «Заколдованному жениху» в отношении отца. В обоих случаях отец не понимает выбора дочери, но затем чудесным образом понимает и радуется, что все благополучно.

Разница тут состоит в том, что акцент ущерба в «Любви дочери» переносится на отца, ему дочь доказывает.

Сравним «Любовь дочери» с «Гордой невестой». В «Любви» отец занимает роль «Гордой невесты», дочь учит его жизни.

В «Любви дочери» – безупречная героиня, что ставит ее в ряд с «Гордой невестой» (безупречен жених «Дроздобород», принцесса только внешне ведет себя как безупречная), «Падчерицей», «Золушкой» и «Местью мачехи» (безупречна падчерица), «Заколдованным женихом» (безупречная дочь). Иной тип героини в «Чудесном женихе», в котором невеста ошибается (хотя есть намек, что по наущению родни), но потом путем и испытаниями искупает вину; а также в «Царевне-лягушке»...

Таким образом, мы видим, что тип персонажа, тип конфликта объединяет сказку «Любовь дочери» с поздними сюжетами, где упрощены смыслы конфликтов в семье, повышена назидательность сказки.

Отец понимает ошибку, как и гордая принцесса в «Гордой невесте».

Оборачивание «Конька-горбунка» и «Жены-помощницы». В первой сказке: во-первых, герой с помощью конька или сам совершает подвиги на службе царя, во-вторых, добывает невесту, в-третьих, невеста меняет героя и царя местами, требуя, чтобы царь искупался в кипяченом молоке.

Во второй сказке: во-первых, герой хитростью добывает жену себе, во-вторых, совершает подвиги уже с помощью жены, в-третьих, жена меняет героя и царя местами через путешествие на тот свет.

То есть меняются местами первый и второй элемент сказки. В «Коньке» герой вначале совершает подвиги, а потом добывает невесту царю, в «Жене-помощнице» он сначала добывает жену, а потом совершает подвиги, ее помощь во второй сказке олицетворяет ее выбор: героя вместо царя.

Общее в сюжетах то, что герою приходится отстаивать жену, что сват может превратиться в мужа.

Тут главное – выбор женщины. Притязания старика-царя отвергаются. Сюжет напоминает мотив борьбы за невесту между отцом и сыном.

Система инверсий жены:

Жена героя:

1. Помогает герою. «Жена-помощница». Часто есть смысл, что герой с ней живет как с женой, но она ему не жена.

2. Предает героя. «Волшебное кольцо». Наказана.

3. Ущерб герою. Через нее старуха узнает тайну героя. Жена (пленница) противника героя, украденная жена героя, не жена героя, дочь противника героя:

– предупреждает;

– советует;

– узнает (колдун);

– помогают ее родственники (небесные помощники – дракон);

– Баба-яга кормит;

– мать дива гонит, пугает.

Часть сюжетов явно неравномерна, вызывает ощущение начала или конца сказки. Так, сюжет «Окаменевший» производит впечатление относительного усиления окончания сказки, ибо варьируются многие моменты, только возвращение и разгадка ловушек жен змеев остается. За это жена приговаривает помощника к казни, потому он рассказывает и окаменевает.

Подвига как такового тут нет, они крадут дочь колдуна, и причем основной герой – помощник героя. Именно он совершает основную часть работы. Это вызывает аналогию с «Забытой невестой»; там обещанное дитя спасается благодаря дочери колдуна, или великана.

С другой стороны, обещанное дитя имеет обернутую завязку к службе, оборачивается через подмену жены с чудесным женихом...

«Волшебный жених» похож в первом круге на волшебную (заколдованную) невесту («Царевна-лягушка») и на «Волшебное кольцо», только тут жених просит отца идти к месту, где нашел яйцо, и просить, что требует исполнить царь. Второй круг напоминает первый круг «Забытой невесты», где дочь помогает обещанному дитя, но там отец заколдовывает дочь, а тут сын убивает отца. Похож второй круг и на второй круг «Заколдованной невесты», только тут невесте надо найти жениха, а он сам помогает.

Таким образом «Волшебный жених» имеет части: 1. Чудесное рождение и быстрый рост. 2. Сватовство и исполнение чудесных требований. 3. Исчезновение и поиск жениха невестой. 4. Испытание невесты родителями жениха и его помощь ей. 5. Погоня отца за женихом и его превращения.

Инверсия: «Мост» – «Дракон». В первом случае богатырь прячется под мостом, пугает коня и сражается, два раза проверяя одновременно помощников, которые не приходят на помощь. Во втором случае конь дракона справляется с героем два раза, и он узнает, что ему надо добыть такого же коня.

На третий раз в обоих случаях возникает ситуация равенства сил. Богатырь не может побить змея. Он или змей просит перерыва и бросает рукавицу, сапог в дом, где спят помощники или же просит пролетевшего ворона дать воды, див обращается к солнцу, чтобы узнать, на чьей оно стороне, а дракон не может на коне догнать богатыря, и его конь просит брата спасти его. В обоих случаях решающим в битве оказывается постороннее вмешательство, в первом случае – помощников, птицы, во втором – коня.

Аналогия напрашивается такая, что тройное столкновение змея с богатырем аналогично тройному столкновению дракона с богатырем. Только в первом случае богатырь побеждает и в третий раз, а во втором побеждает герой.

«Волшебное кольцо» – «Колдун». В первом случае жена становится предательницей, узнает у героя, что его сила в волшебном кольце, это помогает королевичу ее выкрасть. Только помощь животных возвращает ситуацию к исходному положению. Но втором случае аналогично делает пленница колдуна, которая узнает его секрет и передает герою, после чего герой убивает колдуна.

«Жена-помощница» – «Колдун», «Волшебное кольцо». В первом случае жена помогает герою, во втором пленница или жена предают своего повелителя.

Оборачивание может ставить много новых вопросов. «Мертвая царевна» – это женский вариант «Калек», аналог «Безручки»? Оборачиваемость «Калек» и «Безручки»? «Сон» связан с «Прятками»? «Нерассказанный сон» с «Проданным сном»?

Метод оборачивания ставит перед исследователем проблему логики осмысления сказкой жизни. Сказка в этом механизме раскрывает свои возможности неосознанной рефлексии бытия общины.

Оборачивание может «вертеть» сюжеты только вокруг существенных ритуальных феноменов.

Итак, новая волшебная сказка содержит архаичную в форме оборачивания. Архаичная же имеет атрибутом равноправие возрастов в форме инверсии. Две фазы в схеме сюжета усиливают мотив. Тройственность отражает инверсию восприятия сюжета. По мере эволюции к новой сказке сюжеты распадаются на частичные и мотивационные. ·

Оборачивание увеличивает варианты сказок о детях и парнях, редуцируя сказки о мужике и старике и тем более о потусторонних возрастах.

Отсюда следует, что характер пути и испытания в архаичной сказке должен быть иным, нежели в новой, героической.