1) Теория ожиданий

Джулиан Роттер наиболее известен тем, что привлек внимание к важности ожиданий относительно послед­ствий поведения, включая подкрепление, которое будет получено за осуществленное действие. Другими сло­вами, прежде чем что-то делать, мы задаемся вопросом: «Что происходило со мной раньше в подобной ситуации и что будет на этот раз?». Согласно Роттеру, будут ли осуществляться определенные действия, за­висит от наших ожиданий и от того, каким образом мы оцениваем вероятные результаты нашего поведения. Чтобы предсказать, будет ли некто вести себя определенным образом, мы должны определить ожидания этого человека и то, какую ценность он придает воз­награждению, которое явится следствием его поведения. Часто у человека формируются «генерализован­ные ожидания», стабильные и устойчивые для целого ряда схожих ситуаций. Теория ожида­ний, таким образом, утверждает: уровень активности индивида основывается на его ожиданиях того, что он получит соответствующий результат, действуя опре­деленным образом.

Гипотеза о том, что люди включаются в ситуации с генерализованными ожиданиями относительно ре­зультатов своего поведения, имеет важное значение для исследователей криминального поведения. При­меняя теорию Роттера к проблемам криминального поведения, мы можем утверждать, что, совершая неза­конные действия, люди ожидают определенного воз­награждения в форме статуса власти, безопасности, любви, материальных благ или улучшения жизненных условий. Индивид, склонный к насильственному по­ведению, может совершать насильственные действия, рассчитывая, таким образом, получить какое-то воз­награждение; серийный убийца может верить, что Бог возложил на него миссию устранить всех «разврат­ных» женщин; женщина, отравившая жестоко обра­щавшегося с нею мужа, ожидает улучшения своего образа жизни. Если просто определить личность как индивида, склонного к насильственным действиям, импульсивного, психически больного или как челове­ка с недостаточным Эго-контролем, то неучтенным останется ряд других существенных факторов, опре­деляющих поведение. Несмотря на то что нельзя полностью исключить саморегуляцию и моральное развитие — понятия, которые мы будем изучать в по­следующих главах, - люди, совершающие противоза­конные действия, воспринимая и интерпретируя ситуацию, выбирают такой способ поведения, который кажется им наиболее эффективным в данных обстоя­тельствах. Обычно, совершая насильственные дей­ствия, люди ведут себя таким образом потому, что по­добный вариант поведения в прошлом приносил им успех (по крайней мере, они полагают, что результат был успешен). Или же, что встречается реже, они про­сто наблюдали кого- го другого, получавшего какое- то вознаграждение своего насильственного поведения, и пытаются получить то же самое таким же способом. Здесь мы подошли к рассмотрению имитационной модели социального научения А. Бандуры.

2) Имитационные аспекты социального научения

Человек иногда может усваивать способы повеле­ния, просто наблюдая за действиями других; прямое подкрепление не является необходимым. Бандура ввел понятие научения, которое он назвал обсервационным научением или моделирова­нием в процессе социального научения. Бандура ут­верждает. что по большей части наше поведение изна­чально усваивается путем наблюдения за поведением других людей, которых он называет моделями. Напри­мер, ребенок может научиться стрелять из винтовки, подражая действиям персонажа телевизионного филь­ма. Он или она затем репетируют и совершенствуют выполнение этого поведенческого паттерна, практику­ясь с игрушечным оружием. Поведение, по всей веро­ятности, будет сохраняться и закрепляться, если свер­стники также играют с оружием, и их поведение слу­жит взаимным подкреплением. Даже если дети никогда не нажимали спусковой крючок реального оружия, они довольно точно могут воспроизводить действия тех, за кем наблюдали. Вполне вероятно, что каждый взрослый или подросток в США знает, как стрелять из оружия, даже если он на самом деле ни­когда не стрелял: «Вы прицеливаетесь и нажимаете на спусковой крючок». Разумеется, правильно и метко стрелять дело много более сложное, но элементар­ное «знание как» было усвоено путем имитационного обучения (называемого также моделированием или обсервационным научением). Всевозможные паттер­ны поведения существуют в нашем репертуаре, даже если мы никогда не получали прямого подкрепления за их усвоение.

Согласно Бандуре, чем более значительны и уважае­мы для нас модели, тем сильнее их влияние на наше поведение. Релевантные модели включают родителей, учителей, братьев и сестер, друзей и сверстников, а так­же символические модели, которыми служат литератур­ные, теле- и киногерои. Рок-звезды и атлеты оказыва­ются объектами подражания для многих молодых лю­дей, в итоге мы постоянно становимся объектами воздействия множества известных фигур, используе­мых везде и всюду, от рекламирования косметики до пропаганды свободной от наркотиков жизни. Интерес­но отметить, что коммерческие рекламы и реклама об­щественных услуг часто бьют мимо цели. При обсерва­ционном наблюдении важнее не то, что говорит модель, а то, что она делает. Если футбольные звезды действи­тельно не употребляют наркотиков, их призыв к моло­дежи может быть более эффективным.

Поведение модели также скорее вызовет желание подражать, если наблюдающий видит, что модель по­лучает вознаграждение за свои действия. Наоборот, под­ражание менее вероятно, если модель подвергается на­казанию. Бандура считает - так же как и Роттер, что если индивид решает осуществить вновь усвоенные дей­ствия, то будет ли он действовать или сохранит их в ре­зерве, зависит от ситуации и ожидаемого выигрыша. Этот потенциальный выигрыш (вознаграждение) мо­жет исходить извне (чья-то похвала, финансовый вы­игрыш) или же он может иметь внутреннюю природу (самовознаграждение за хорошо выполненную работу).

Большая часть исследований Бандуры была посвя­щена формированию агрессивного и насильственного поведения. Предва­рительное заключение таково, что люди, наблюдавшие агрессивные действия, не только имитируют затем агрессивное поведение, но и в целом становятся более враждебными.

Социальное научение в интерпретации Роттера и Бандуры в определенной степени очеловечивает под­ход Скиннера, ибо дает некоторые ключи к понима­нию того, что происходит внутри человеческого мозга (или психики). Оно привлекает наше внимание к ког­нитивным, опосредующим аспектам поведения, в то время как классическое и оперантное обусловливание фокусируются исключительно на окружающей среде. Сторонники теории социального научения использу­ют термин среда в социальном смысле, включающем как внешнюю среду, так и внутреннюю. Скпннернанцы же предпочитают ограничивать релевантные сти­мулы только внешним окружением.

Б. Дифференциальная теория «ассоциация — подкрепление»

Рональд Экерс предложил применительно к девиантному по­ведению теорию социального научения, которая пы­тается интегрировать основные положения бихевиоризма, теорию социального научения Бандуры и теорию дифференциальных ассоциаций криминалиста Эдвина Сазерланда. Экерс называет свою концепцию теорией дифференциального под­крепления ассоциаций. В кратком изложении эта теория постули­рует, что люди учатся совершать девиантные действия через межличностные интеракции со своим соци­альным окружением.

Чтобы понять теорию дифференциального под­крепления ассоциаций, мы должны рассмотреть тео­рию дифференциальных ассоциаций Сазерланда, ко­торая играла в социологической криминологии до­минирующую роль на протяжении более четырех десятилетий. Сазерланд полагал, что криминальное или девиантное поведение усваивается таким же образом, как и любое другое. Решающими при этом являются следу­ющие факторы: с кем индивид связан, как долго, как часто взаимодействует, насколько значимы связи и как рано они возникли в его развитии. Согласно Сазерланду, все мы усваиваем те или иные определения или нормативные значения, благоприятные или неблагоп­риятные относительно нарушения закона, в самых зна­чимых для нас группах. Индивид становится делинквентным или криминальным «вследствие избытка опре­делений, благоприятствующих нарушению закона, сравнительно с количеством определений, неблагоприятствующих нарушению закона.

Подчеркнем, что криминальное поведение форми­руется не обязательно в результате участия либо кон­тактов с «плохими компаниями» или криминальны­ми элементами. Решающую роль играют нормативные значения, или определения, а не контакты сами по себе. Более того, девиантные определения должны преоб­ладать над конвенциональными. Таким образом, Са­зерланд полагал, что криминальное поведение может сформироваться, даже если взаимодействие с крими­нальными группами будет минимальным. Например, члены законопослушной группы - допустим, родите­ли — могут высказывать, завуалировано или откры­то и прямо, суждения о том, что обманывать это нор­мально или что, в общем-то, честных людей не бывает. Это - чрезвычайно важный момент, к которому мы еще вернемся, когда будем рассматривать моральное развитие.

Теория Сазерланда пользуется популярностью сре­ди социологов, вероятно, потому, что, как выразился один автор, «в ней делается попытка логической, сис­тематической формулировки цепи взаимозависимос­тей, которые делают преступление доступным пони­манию в качестве нормально усвоенного поведения, без необходимости прибегать к допущениям биологичес­кого или психологического отклонения». Однако эта теория страдает и существенной неопределенностью, чем объясняется то, что на ее ос­нове не было проведено большого числа эмпиричес­ких исследований. Ка­ким образом могут быть измерены и взвешены контак­ты индивида? Кроме того, как признает Кресси, теория не уточняет, ка­кие виды научения играют наиболее важную роль (например, оперантное или классическое моделирование). И наконец, в ней не учитываются должным образом индивидуальные различия, влияющие на процесс на­учения.

Экерс пытается преодолеть некоторые из этих затруднений теории дифференциальных ассо­циаций, переформулируя ее таким образом, чтобы со­гласовать с принципами оперантного обусловливания и социального научения. Он полагает, что большая часть поведения усваивается в соответствии с прин­ципами оперантного обусловливания, а классическое обусловливание играет при этом второстепенную роль. Далее, выражен­ность девиантного поведения прямо зависит от коли­чества, частоты и вероятности подкрепления, получа­емого индивидом за подобное поведение в прошлом. Подкрепление может быть, по терминологии Скинне­ра, позитивным или негативным.

Решающую роль, по мнению Экерса, играют соци­альное и несоциальное подкрепление, причем первое более важно. «Большая часть научения, релевантного девиантному поведению, является результатом соци­альных взаимовоздействий и обменов, при которых слова, реакции, присутствие и поведение других лю­дей обеспечивают доступные подкрепления и создают обстановку и условия для их получения». Важно также отметить, что большая часть этих подкреплений представляет собой символические и вербальные вознаграждения за участие или за приня­тие групповых норм и ожиданий. Например, соверше­ние действий, соответствующих групповым или суб­культурным нормам, вознаграждается восклицаниями вроде «так держать», «отлично сработано», «молодчи­на», похлопыванием но спине или дружеской ухмыл­кой. К асоциальным подкреплениям относятся преж­де всего физиологические факторы или материальные приобретения, которые могут быть релевантными и для некоторых преступлений, таких, например, как право­нарушения, связанные с наркотиками, или кражи со взломом.

Девиантное поведение, таким образом, чаще всего формируется благодаря социальным подкреплениям полученным от значимых других, обычно в группе сверстников. Сначала в группе создаются свои соб­ственные нормативные определения относительно того, какое поведение хорошее или плохое, правиль­ное или неправильное, справедливое или несправед­ливое. Эти нормативные определения становятся внут­ренними, когнитивными указателями - определите­лями того, какие действия будут подходящими и с наибольшей вероятностью принесут вознаграждение. В таком смысле нормативные определения действуют социальные сигналы, передаваемые субкультур­ными группами или группами сверстников и показы­вающие, будут ли те или иные способы поведения вознаграждены или же их следствием будет получение наказания в конкретном социальном контексте.

Согласно Экерсу, формированию девиантного по­ведения способствуют два класса некриминативных стимулов. Во-первых, позитивные дискриминативные стимулы сигналы (вербальные и невербальные), которые несут сообщения о том, что Определенные виды поведения поощряются субфупной. Неудиви­тельно, что подобные действия обусловливаются по принципу позитивного подкрепления: совершая их, индивид получает от группы социальные вознаграж­дения. Второй тип социальных ключевых сигналов, нейтрализнрующие или оправдывающие стимулы, нейтрализуют исходящие от общества в целом преду преждения о том, что определенные виды поведения являются неадекватными или противозаконными. Согласно Экерсу, они обусловливаю т, что поведение, которое осуждается другими и которое сам индивид мог вначале считать плохим, начинает казаться ему правильным, справедливым, оправданным, необходи­мым, меньшим из двух зол или, наконец, «фактичес­ки» недевиантным (Акегз, 1977, р. 521). Утверждения вроде « все имеет свою цену», «я ничего не мог сделать», «все так поступают» или «она это заслужила» отража­ют влияние нейтрализующих стимулов

Преступность, порождаемая фрустрацией Чем увереннее.ноди определяют свое поведение как позитивное или, по крайней мере, как справедливое, тем больше вероятность совершения ими соответству­ющих действий. Если девиантное поведение (опреде­ляемое в качестве такового обществом в целом) под­креплялось больше, нежели конформное поведение (также определяемое обществом), и если оно получи­ло оправдание, то, но всей вероятности, такое поведе­ние будет закрепляться и сохраняться. По существу, наше поведение управляется нормами, которые стали интернализоваппыми, а их выполнение, как мы ожи­даем, будет обеспечивать нам постоянное социальное подкрепление со стороны значимых других.

Экере признает валидность моделирования как не­обходимого фактора на ранней ступени усвоения девииантного поведения. Но его закрепление и сохране­ние будет зависеть главным образом от частоты и лич­ностной значимости социального подкрепления, обеспечиваемого ассоциированием с другими.

Теория социального научения Эксрса также не из­бежала критики. Некоторые ученые считают ее тавто­логичной и циркулярной: действия осуществляются, иогому что они подкрепляются, а подкрепляются по­тому, что осуществляются. Корнхаузер (КотпЬаихег, 1978) полагает, что у этой теории нет эмпирического основания. И все же теория Эксрса остается весьма популярной в социологической криминологии.

Некоторые исследователи научения отмечали: когда животные — а также и люди — наталкиваются па пре­пятствия, не позволяющие осуществлять действия, за которые прежде они получали вознаграждения, их поведение часто становится более агрессивным и чрезвычайно активизируется. Животные кусаются, цара­паются, рычат и становятся раздражительными: люди также мо) ут становиться раздражительными и гнев­ливыми (и гоже могут «рычать», кусаться и царапать­ся). Исследователи полагают, что подобные аффектив­ные реакции порождаются аверсивным внутренним состоянием возбуждения, которое они называют фру­страцией.

Таким образом, когда поведение, направленное на достижение конкретной цели, блокируется, возбужде­ние возрастает, а индивид испытывает стремление ре­дуцировать эго возбуждение. Поведение активизиру­ется, но более важно то, что действия, ведущие к ос­лаблению возбуждения, могут усиливаться пли закрепляться. Отсюда следует то, что люди, использующие насилие для редуцирования фрустрации, в случаях крайней ее выраженности могут становиться бо­лте агрессивными, чем обычно, и даже совершить убий­ство Этим же объясняется и го, что насильственное поведение, направленное на редуцирование фрустра­ции, будет подкрепляться, так как оно ослабляет не приятное состояние возбуждения, изменяя вызвавшее ею событие или стимул.

Леопард Берковин (ВеткойИг, 1962) провел мно­гочисленные исследования для выявления связи меж­ду фрустрацией и криминальностью. Он выделил два типа криминальной личности: социализованный и индивидуальный. С социализованным типом мы уже встречались. Мы рассматривали его в этой главе как продукт научения, обусловливания и моделирования. Люди, относящиеся к этому тину, совершают агрессив­ные действия, потому что они научились такому пове­дению в результате интеракцпй с социальным окру­жением. И иди видуальный же тип является продуктом длительной цепи повторяющихся, возможно, интсн- сивных фрустраций, обусловленных нереализованны­ми потребностями. Согласно Берковпцу, как модели­рование, так и фрус трация детерминируют формиро­вание криминального поведения, но определенная совокупность жизненных обстоятельств и впечатлений способствует формированию одного либо другого из описанных типов криминальной личности. Большин­ство правонарушителей могли подвергаться воздей­ствию как фрустрацией, так и агрессивных антисоци­альных моделей, и при том фрустрации играли осо­бенно важную роль вффрмировании «индивидуальных» агрессоров, а ант исоциальные модели в большей сте­пени повлияли па становление социализированных. Берковиц делает важное уточнение, говоря о том. что фрустра­ция бывает особенно интенсивной, когда индивид свя­зывает с достижением цели большие. Люди, предвосхищающие достиже­ние цели и обладающие чувством определенного печ­ного контроля по отношению к своей жизни, по всей вероятности, будут сильнее реагировать на препят­ствия, чем те, кому свойственно ощущение безнадеж­ности. В первом случае задержка или блокирование могут порождать сильнейший гнев и даже насиль­ственные действия, если фрустрпрованный субъект считает, что подобные действия могут уст ранить пре­пятствия. Сила фрус грации В1 юлне могла быть ответ­ственной зато, что имел в виду Маслоу (Мач1о\\^г, 1954), утверждая, что преступления и делннквентность пред­ставляют собой законный бунт против эксплуатации и несправедливости. Гипотеза о фрустрации также хо­рошо согласуется с теориями, предлагаемыми ради­кальными или конфликт-криминологами. Субъекты, чувствующие себя угнетенными властной элитой и считающие, что они имеют право пользоваться блага­ми общества, вполне мо1 ут переживать интенсивную фрустрацию.

Теория индуцированной фрустрацией преступнос­ти помогает объясни и, поведение грабителей во вре­мя неожиданных событий, таких как наводнения, по­жары, уличные беспорядки или во время выхода из строя электрического освещения. Например, между 30 апреля и 3 мая 1993 года в Лос-Анджелесе были со­жжены и разграблены, в основном афроамерпканца- ми, многие магазины и предпрнягпя. Эти люди были фрустрироваиы оправдательным решением суда, вы­несенным четырем белым сотрудникам департамента полиции, жестоко избившим чернокожего мотоцикли­ста Родни Кинга. За четыре дня беспорядков было уби­то пятьдесят восемь человек, а причиненный ущерб оценивался, как минимум, в миллиард долларов. Люди всех возрастов, рас и этнических групп тащили все,от продуктов п спиртного до отсстре н.ного оружия и стереоаппаратуры. Э ги беспорядки дали толчок подоб­ным, хотя и меньших масштабов, уличным беспоряд­кам в ряде других городов, таких как Сан-Франциско, Агланга, Сиэтл, Лас-Вегас и Майами. Власти пришли к заключению, что мя гежи были вызваны фрустраци­ями, обусловленными экономическим, социальным и политическим неравенством, существующим во мно­гих сферах американского общества, включая и судеб­ную систему. Описанные здесь мятежи подобны тем, которые происходили водном из районов Лос-Андже- леса, когда были убиты тридцать четыре человека и около тысячи человек было ранено. Уличные беспоряд­ки были вызваны сильнейшими фрустрациями, обус­ловленными очевидными несправедливостями амери­канскою общества. С 1965 года можно насчитать по меньшей мере восемь случаев бунтов и уличных бес­порядков в ряде крупных городов, вызванных фруст­рациями, которые явились следствием все более ибо­лее нарастающего неравенства в американском обще­стве.

Теория индуцированной фрустрацией пресгупности предполагает, ч то лица, совершающие кражи в по­добных обстоятельствах, преследуют материальные цели (например, справедливую, по их мнению, долю благ, полагающихся среднему классу), которых они до сих нор не дс>ст!Iгли. Общество блокировало достиже- ние этих целей, и люди теряют терпение и становятся фрустрнрованнымн; как только появляется возмож­ность хищения, они тут же пользуются этой возмож­ностью. Демографические профили 2706 человек, аре­стованных н осужденных за кражи во время выхода из строя электрического освещения в 1977 году в Нью- Йорке, подтверждают эту теорию. У этих людей были более сильные связи в своих общинах и более высокие доходы но сравнению со среднестатистическим подсу­димым.. Только око­ло 10% были материально вполне обеспеченными; при­близительно у половины из них была высокоопла­чиваемая работа. 65% арестованных были афроамериканцами и 30% — испанцы. Таким образом, приведенные данные показывают, что эти подсудимые были, в общем, движимы жаждой ускорить реализа­цию своих ожиданий лучшей жизни.

С другой стороны, такое поведение можно истол­ковать моделированием пли социальным научением. Приведенные данные можно интерпретировать как наивную реакцию правонарушителей из низов сред­него класса, которые, подражая поведению других, их действиям, казалось бы, сулившим вознаграждение, оказались недостаточно опытными, чтобы избежать задержания и разоблачения. Более опытные и ловкие могли начать воровать раньше и вовремя скрыться. Другие, имитирующие поведение этих первых, запаз­дывали с совершением кражи и были застигнуты по­лицией.

Таким образом, индивид, который часто сталкивается с об­ществом. совершая незаконные или левнантные по­ступки, подвергается многочисленным и тяжелым фрустрациям особенно в раннем периоде развития, и все же не отказывается от надежд. В поддержку своего аргумента Берковиц приводит данные исследований преступности, которые говорят о том. что делипквентные дети по сравнению с неделинквептпыми испытывали значительно больше деприваций и фрустраций на про­тяжении своей жизни. Берковиц также считает, что пренебрежение или игнорирование родителями по­требности ребенка в любви и нежной привязанности создают у него внутреннее состояние фрустрации, ко­торая порождает недоверие ко всем людям в социаль­ном окружении. Генерализованное недоверие, перено­сится на улицу и в школу, и ребенок может среди одноклассников чувствовать себя «обделенным судьбой». Такого рода фрустрации могут затруднять ребенку установление эмоциональных связей с окру­жающими его людьми, и впоследствии человек может стать обидчивым, злым и враждебным по отношению ко всем людям.

Ситуационные факторы, стимулирующие и управляющие криминальным поведением

Большая часть современных теорий и исследований поддерживает точку зрения, согласно которой челове­ческое поведение определяется взаимодейст вием лич­ности и социальных переменных. Однако некоторые пспхологи-бихевиористы и социологи жалу­ются на то, что многие исследования и теории прене­брегают ситуационными переменными в пользу дне позиционных факторов. Они утверждают, что во мно­гих случаях преступление оказывается всего лишь следствием того, что субъект попадает в неподходящее место в неудачный момент и сталкивается с неподхо­дящими людьми. Например Гиббоне заявляет: «Во многих случаях криминальность определяется не чем иным, как провокациями и аттракциями. исходящи­ми из непосредственных обстоятельств, в которых совершаются девиангные действия. Скиннер, разумеется, может служить образцо­вым примером позиции, согласно которой поведение управляется случайными совпадениями и событиями, происходящими в окружающей среде.

Хэней (Напеу, 1983), говоря о фундаментальной ошибке атрибуции, имеетв виду термин, означающий общечеловеческую тенденцию пренебрегать влияни­ем ситуации и объяснять поведение действующего субъекта особенностями его личности. Фундаменталь­ная ошибка атрибуции совершается нами, когда мы пытаемся объяснить поведение других людей, но не наше собственное. Например, когда у консультантов по исправительным заведениям спрашивали, почему заключенные совершили преступления, которые при­вели их в тюрьму, консультанты почти исключитель­но приписывали причины преступлений скорее дис позиционным или личностным фактором (например, лени или жадности), а не средовым, таким как воспи­тание, бедность, или социальным факторам. С другой стороны, сами заключен­ные думали, что оказались в тюрьме из-за внешних обстоятельств, таких как бед! гость, 1 швозмож I кхть пай- ги хорошую работу, а также физическое и сексуальное насилие. Когда дело касается пас самих, начинает дей­ствовать предрасположенность в пользу себя, тенден­ция объяснять наши добрые дела и правильные поступ­ки диспозиционными факторами, а плохие считать следствием внешних сил и обстоятельств. Например, хорошие оценки на экзаменах мы склонны относить на счсг своего интеллекта и хороших учебных навы­ков. С другой стороны, получив низкую оценку, мы объясняем свой неуспех неудачным стечением обсто­ятельств или несправедливостью экзаменатора.

Хэней считает, что личность и внутренние обстоя­тельства лишь в малой степени объясняют наши по­ступки. Он утверждает, что главным определяющим фактором является ситуация, в которой мы находим­ся. По существу, с его точки зрения, в соответствую­щей ситуации любой из нас может совершить крими­нальное действие каждого из нас можно купить.

Ситуации редко бывают статическими. Наше пове­дение в той или иной степени влияет на них, а они, в свою очередь, влияют на наше поведение. Это взаим­ное влияние является одной из причин того, что ис­следователи преступности начинают уделять все боль­шее внимание виктимологии. Жертвы часто оказыва­ют влияние на поведение преступника, особенно в случаях совершения насильственных преступлений. Виктимоло! ия наука, изучающая причины, обстоя­тельства, индивидуальные характеристики и соци­альный контекст, обусловливающие то, что человек становится жертвой. Здесь мы рассмотрим два ситуа­ционных фактора, которые, как представляется, игра­ют особенно важную роль в детерминации антисоци­ального поведения: авторитет и деиндивидуализацию.

Авторитет как фактор, стимулирующий криминальное поведение

Иногда люди ведут себя определенным образом, потому что некто, обладающий авторитетом, велит им так поступить, даже если они сами считают эти дей­ствия«несправедливыми». Кельман и Гамильтон называют этот феномен «пре­ступлением из послушания». Преступление из послушания - это действие, выполняемое потрсбованию авторитетного лица, которое считается незаконным либо аморальным большинством членов общества (Кейпап апс] Напнкоп, 1989, р. 46). Классическим при­мером такого преступления является приказ военно­го начальства убивать без разбора или совершать ка- кие-то другие жестокие действия, подобно массовому зверскому уничтожению во время войны во Вьетнаме жителей деревни Май Лэй лейтенантом У. Келли и его подчиненными. Примером преступления из послуша­ния в политико-бюрократическом контексте может служить Уотергейтский скандал, когда в июне 1972 го­да группа людей под покровительством Белого Дома проникла в отель «Уотергейт» с целью установить скрытые микрофоны в офис национального комитета оппозиционной демократической партии. Преступле­ния из послушания — широко распространенное яв­ление в корпоративном мире; оно будет предметом более детального обсуждения в главе 11.

Пытаясь определить некоторые из переменных, влияниях на послушание властям, Стенли Милграм провел серию экспериментов, в кото­рых испытуемыми были оплачиваемые добровольцы, откликнувшиеся на помещенную в газете рекламу. Целью этих экспериментов, получивших в дальней­шем широкий общественный резонанс и описываемых теперь почти в любом учебнике психологии, было установнть, до какой мощности электрических разрядов могу т дойти испытуемые, подвергая ударам ни в чем неповинных люден по требованию олицетворяющей авторитет фигуры.

Испытуемые были взрослые лица мужского пола в возрасте от двадцати до пя гидесяти лет, из разных со­циально-экономических слоев. Им было сказано, что целью эксперимента является изучение влияния на­казания на запоминание. В эксперименте участвуют «учитель» и «ученик». Испытуемые незналп, что роль ученика всегда достается помощнику экснсриментато ра, который действует по заранее разработанному сце­нарию. Подбрасывается специально изготовленная поддельная монета, и получается всегда так, что «наи­вному» испытуемому выпадает роль учителя. После этого «жертву-ученика» уводя г в соседнюю комнату и привязывают ремнями к «электрическому стулу» в присутствии «учителя».

Затем «учителя» приглашают в другую комнату, где он видит «электрогенератор», внушительного вида аппарат, на передней панели которого имеется 30 пе­реключателей, якобы позволяющих наносить «учени­ку» удар электрическим током в диапазоне 15- 450 вольт с пошаговым переключением в 15 вольт. Кроме того, шкала была разделена на несколько ин­тервалов, помеченных ярлычками: «легкий шок», «оченьсильный шок», «опасно для жизни», «сильней­ший шок» и так далее, до последней отметки «XXX». Каждый раз, когда ученик дает неверный ответ, учи­тель (согласно инструкции) должен переключать элек­трогенератор на одну ступень выше, повышая, таким образом, мощность разряда на 15 вольт. «Ученик» на самом деле, разумеется, никаким ударам электротока не подвергался, но специально давал неправильные ответы: он только симул провал страдания, кричал, сто­нал, вопил якобы от все более и более сильной боли, умолял испытуемого Перестать наносить удары, сту­чал в стену и требовал прекратит!, эксперимент.

Милграм хотел определи ть, как далеко могут зайти люди, подчиняясь требованиям лица, обладающего авторитетом (экспериментатора). Полученные резуль­таты оказались неожиданными для него самого. Более 2/3 участников эксперимента подчинились до самого конца и дошли до последней ступени 450 вольт. В последующих экспериментах Мнлграма с участием разных категорий испытуемых (вклилаЯ как мужчин, так и женщин) были получены схожие результаты.

Многие из испытуемых Мнлграма, хотя и подчиня­лись требованиям экспериментатора, проявляли при этом большое эмоциональное напряжение и диском­форт. Некоторые заикались, кусали губы, заламывали руки, издавали нервные смешки, сильно потели и т. д., особенно после того, как жертва начинала стучать в стеиу, требуя остановит ь эксперимент (МПдгат, 1963). По окончании эксперимента некоторые из испытуе­мых говорили, что они хотели перестать наказывать жертву, по продолжали это делать, потому чтоэкспе- риментатор не позволил бы им прекратить экспери­мент. Мнлграм заключает: «Оказываясь в лаборато­рии, индивид оказывается во власти ситуации, кото­рая начинает все больше и больше определять его по-, ведение».

В дальнейших исследованиях Милграм модифици­ровал экспериментальную процедуру, с тем чтобы бо­лее точно определить, какие условия могут ослаблять подчиняемость, а какие наоборот, способствуют ее крайней степени проявления. Например, он варьиро­вал физическую и психологическую дистанцию меж­ду испытуемым и жертвой. Чтобы увеличить психо­логическую дистанцию между ними, Милграм исклю­чил из сценария крики жертвы, которые были запланированы в оригинальном эксперименте. В дру­гом эксперименте, с целью минимизировать физичес­кую и психологическую дистанцию между ними, ис­пытуемого усаживали рядом с жертвой.

В общем, Мил1 рам нашел, что испытуемые меньше подчинялись экспериментатору, когда физический, визуальный и слуховой контакт с жертвой увеличи­вался. Однако чем ближе экспериментатор находился к «учителю», тем более вероятным было подчинение. Милграм не обнаружил существенных личностных и тендерных различий в том, что касалось поведения испытуемых, но оказалось, что женщины при этом пе­реживали состояние более сильного дистресса, неже­ли мужчины.

Влияние таких факторов, как физическая и психо­логическая дистанция, даст основания сделать неко­торые интересные выводы. Если проводить аналогию между исследованиями Милграма и насильственны­ми действиями, то можно ожидать, что чем более им- персональны оружие или ситуация (нс.ихоло1 ическая или физическая дистанция), тем больше вероятность деструктивного поведения и серьезных насильствен­ных действий. Определенно, убить, например, кого-то из огнестрельного оружия с большого расстояния или же выстрелом в упор - далеко не одно и то же. В то же время оба эти варианта совсем не то же самое, что и убить кого-то, задушив голыми руками. По всей види­мости, убийство с помощью огнестрельного оружия — более им персона! ьн ьн I и, возможг го, более летний спо­соб устранения кого-либо, и, таким образом, огне­стрельное оружие с большей вероятностью ведет к со­вершению насильственных действий. Конечно, это предположение означает некоторый отрыв от психо­логического эксперимента в искусственной обстанов­ке, но к этому вопросу стоит вернуться, когда мы бу­дем обсуждать связь между оружием и насилием в главе 8.

При оценке столь сильного влияния требований ав­торитетной фигуры необходимо уделить пристальное внимание реакциям испытуемых в экспериментах Милграма. Индивидуальные различия были выявле­ны в том, как они реагировали па ситуацию, но не в их согласии наносить удары электротоком. Хотя некото­рые из испытуемых отказывались продолжать экспе­римент, когда считали, что причиняют жертве боль, большинство (около 65%) подчинялись требованиям экспериментатора полностью п доходили до последней ступеньки - удара мощностью в 450 вольт. Большин­ство также проявляли тревогу и состояние конфликта. Милграм отметил любопытную рассогласованность между словом и действием. Многие испытуемые гово­рили, что не могут продолжить эксперимент и, однако же, продолжали. Некоторые оправдывали свое пове­дение, ссылаясь на то, что экспериментатор не допус­тит, чтобы жертве был причинен серьезный ущерб: «Он должен знать, что делает». Другие испытуемые выска­зывали различные интерпретации и ожидания, такие как, например, вера в то. что научные знания, получен­ные в эксперименте, оправдывают применяемый ток. Интересно отметить, что люди, не участвовавшие в эксперименте, были убеждены, что они отказались бы наносить удары разрядами высокого напряжения. Однако дальнейшие исследования, проведенные как в США, так и в других странах, подтвердили данные Мил I рама. Милграм полагает, что наша культура не в состоя­нии предложить адекватных моделей неподчинения авторитетам. Он выражает обеспокоенность тем, что, как вытекает из его исследований, че­ловеческая природа или. более конкретно, тип харак­тера, порождаемый американским демократическим обществом, не сможет успешно иротивостоять требо­ваниям насилия и бесчеловечности, если руководящие функции будут осуществляться недобросовестными политиками. Значительная часть общества делает то, что велено делать, независимо от контекста совершае­мых действий и от велений совести, до тех пор пока они воспринимают требования как исходящие от ле- ги гимного авторитета.

Теория Милграма позволяет в определенной степе­ни объяснить иррациональные акты, совершаемые под влиянием авторитета. Милграм, по всей вероятности, объяснял бы отказ министра юстиции США отстра­нить обвинителя по делу Уотергейта как нежелание воспринимать президента в качестве лсгитимной"ав- торитетной фигуры. С другой стороны, можно пред­положить его психологическую близость с обвините­лем. В любом случае Милграм, вероятно, расценивал бы личностные факторы как иррелевантные. Другие теоретики, наоборот, могли бы доказать, что именно эти факторы и объясняют сопротивление авторитету.