6)Знак как основное понятие семиотики. Три основные

характеристики знака. Классификация знаков Ч. Пирса

Ч. Пирс считается одним из основателей современной семиотики.

Важнейшая его заслуга состоит в том, что во главу угла он ставил человека как

создателя и интерпретатора знака.

По Пирсу, любой знак имеет три основные характеристики:

1) материальная оболочка,

2) обозначаемый объект,

3) правила интерпретации, устанавливаемые человеком.

Пирс разработал самую органичную для семиотики классификацию

знаков, в которой три основных класса знаков – знаки-индексы, знаки-копии

(или знаки-иконы) и знаки-символы – отражают три ступени семиозиса

(становления знака).

Для символов между означаемым и означающим нет никакой «полезной»

внутренней связи. Символам противопоставлены знаки-иконы, в которых

материальная внешняя сторона (означающее) предопределяется их идеальной

внутренней стороной (означаемым), «подобна» означаемому.

Индексы занимают промежуточное положение между иконами и

символами: их означаемое строится на принципе ассоциации по смежности с

означающим. Можно сказать, что знаки-иконы образованы по модели

метафоры, а знаки-индексы – по модели метонимии.

Примером иконического знака может быть изображение, картинка

животного, создающаяся по образцу самого животного и являющаяся знаком

животного. Пример индексного знака – дым, являющийся знаком огня, а

символическими знаками являются, например, цвета светофора, в которых

связь между цветом (красный, желтый, зеленый) и его значением определяется

соглашением.

Три названных типа элементарных знаков соответствуют трем ступеням

семиозиса. Три ступени образуют градацию в направлении увеличения

условности (конвенциональности знака), т. е. увеличения его знаковости.

Наименьшая степень условности характерна для знаков-икон, наибольшая – для

знаков-символов. 16

2.3. Семиология Ф. де Соссюра. Два подхода к изучению языка

Родоначальник структурной концепции языка Ф. де Соссюр (1857 –1913)

не знал о семиотических идеях своего американского современника Ч. Пирса и

шел к семиотике не от логики и истории схоластики, как Пирс, но от

лингвистики, размышляя над природой языка. Соссюр считал семиологию (так

он предлагал называть науку о знаках) частью социальной психологии, а

лингвистику – частью семиологии.

Соссюр указал три свойства языкового знака «первостепенной важности»:

1) его произвольность;

2) линейность означающего языкового знака;

3) «неизменчивость и изменчивость» знака.

Несмотря на общую идею необходимости создания науки о знаках,

представления о ее сущности (в частности у Пирса и Соссюра) значительно

различались. Пирс представлял ее как «универсальную алгебру отношений»,

т. е. скорее как раздел математики. Соссюр же говорил о семиологии как науке

психологической, некоторой надстройке, прежде всего над гуманитарными

науками.

В конце XIX и начале XX в. сформировался семиотический подход к

изучению языка, во многом основанный на идеях Соссюра. Фундаментальный

характер в этом подходе имели два основных момента. Во-первых,

противопоставление языка и речи; во-вторых, различие между двумя методами

изучения языка: синхронном (изучение среза языка, взятого в определенный

исторический момент) и диахронном (изучение изменений в языке в процессе

его развития).

Противопоставляя язык речи Соссюр прежде всего имел в виду то, что

язык – явление социальное, а речь сугубо индивидуальное: «...язык – это

грамматическая система, виртуально существующая у каждого в мозгу, точнее

сказать, у целой совокупности индивидов, ибо язык не существует полностью

ни в одном из них, он существует в полной мере лишь в коллективе». И далее:

«Язык представляет собою социальный аспект речевой деятельности, внешний

по отношению к индивиду, который сам по себе не может ни создавать его, ни

изменять. Язык существует только в силу своего рода договора, заключенного

членами коллектива».

Язык, таким образом, предстает перед нами как некая абстрактная знаковая

система, в то время как любой текст, являясь результатом творчества

отдельного человека, имеет характер конкретной знаковой системы. Соссюра,

как ученого-лингвиста, интересовали исследования именно языка

1. 7) Мифологическая коммуникация. Современная мифология. Типы современных мифов

2. Модели мифологической коммуникации. Коротко. Один из аспектов изучения мифа рассмотрен основоположником аналитической психологии К.Г.Юнгом. Он развивает идею З.Фрейда о постоянном продуцировании в сфере бессознательного мифологических конструкций. К.Юнг утверждает: «миф - это порождение архетипа, то есть бессознательный символ, требующий психологической интерпретации».  Процесс трансформации архетипов в мифическую форму происходит благодаря «проекции», под которой К.Юнг понимает перенос содержимого сферы бессознательного на некий объект. Логика К.Юнга приводит к выводу, что мифотворчество присуще не только первобытным обществам, а свойственно человеку во все времена. Анализ мифологического сознания также лёг в основу феноменологического подхода А.Ф.Лосева. Наиболее важными представляются замечания, касающиеся коммуникативной природы мифа. Миф - это, прежде всего, слово. Этим самым обнаруживается коммуникативная природа данного явления, категория «миф» выводится из области исключительно сознания и интерпретируется как явление коммуникативное.  А.Ф. Лосев утверждает, что миф есть выражение, при котором индивид воспринимает символы одновременно в их прямом и переносном значении. А.Ф. Лосев обозначил специфическую внутреннюю организацию мифа как знака и установил его связь с особым мифологическим сознанием. Миф у А.Ф. Лосева представлен как мифологическая коммуникация символического типа, с определёнными коммуникативными особенностями, рассчитанная на мифологическую форму сознания. Понятие «миф» стало одним из основных в «мифологической школе» литературоведения. Представители данной школы исходят из того, что мифологическая коммуникация, благодаря мифологическому сознанию, способна проникать и осваивать другие формы коммуникации, например, художественную. М.Н.Эпштейн отмечает надындивидуальный характер мифа и способность управлять поведением индивида, разрушать способность к рефлексии.  Я.Э.Голосовкер характеризует миф как инструмент структурирования  повествования, который выполняет «функцию некоей решётки» и является «орудием семантической и композиционной организации текста».  А.А.Потебня указывает на то, что миф - это результат особой формы мышления,  закреплённой в слове. Наиболее глубокий анализ свойств мифа как языкового явления провел Р.Барт, который опирается на структуралистскую парадигму анализа коммуникативных явлений, разработанную Ф.Соссюром, К.Леви-Строссом, В.Проппом. Р.Барт полагает, что миф представляет собой один из способов означивания. Рассматривая структуру мифического выражения, он отмечает, что мифическое означающее представляет собой определенную систему знаков, которая становится основой для всего мифа в целом. Миф сам по себе оказывается вторичной семиологической системой. По Р.Барту, такая структура мифа является механизмом, порождающим особый способ воздействия на индивида. Для Барта миф — это особая коммуникативная система, сообщение: философ определяет миф как совокупность означаемых, образующих скрытый идеологический уровень дискурса. Смысл и направление деятельности мифа оказывается двояким: с одной стороны, он направлен на изменение реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания; с другой — миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности, то есть он стремится сделать так, чтобы его воспринимали как нечто естественное, само собой разумеющееся. Барт особо подчеркивает, что миф — это не пережиток архаического сознания, а огромная часть современной культуры. Миф сегодня реализует себя в рекламе, кино, телевидении и т. д. Французский культуролог и этнограф Клод Леви-Стросс, анализируя древние ритуалы, тотемы и мифы, пришёл к выводу, что с эпохи зарождения человеческой культуры мифы выступают в роли «медиаторов», обеспечивающих взаимодействие общества с неизведанным.  Исследования К.Леви-Стросса и В.Проппа, преимущественно посвященные сравнительному анализу мифов, привели исследователей к выводу о существовании общих мифологических моделей и элементов, которые были в дальнейшем определены как «мифемы» (по аналогии с «морфемами как элементами языковых структур). М.Элиаде утверждает, что мифологии, в том числе и современные, являются не только элементом культуры, но ещё и фактором формирования социума. Теория мифа у М.Элиаде позволяет сформулировать принципы социального влияния современной мифологии на индивида: 1. Мифы продолжают оставаться основным объяснительным или когнитивным механизмом для индивидов при столкновении с необъяс­нимыми явлениями физического либо социального характера. 2. Социальные конфликты и противоречия, а также бунт против основ человеческого бытия (например, необратимости времени) могут быть разрешеныв реальности мифа. Миф может отменить существующее положение дел и ход истории. 3. Космогоническая модель мира не парализует индивидов так, как социальные нормы и установки. Миф раскрепощает инициативу че­ловека, делает его творцом, придаёт уверенность в собственных си­лах, даёт ему право на чудо. 4. Любые окружающие явления, благодаря мифу, познаваемы. Человек становится всезнающим и имеет возможность расширять свои воз­можности до бесконечности. 5. Внешний мир через миф ведёт диалог с человеком и даже может ему помогать. Ритуально-мифологическая система направлена на гармонизацию отношений  индивида с окружающим миром. К проблемам мифологической коммуникации в настоящее время активно обращается сфера рекламы и PR. В работах для специалистов в указанной среде миф представлен как метод и инструмент коммуникации, а также как способ влияния на сознание аудитории. Индустрия рекламы показана, как мифотворческая, т.е. создающая новые мифы и ритуалы в современном обществе потребления. Основной предпосылкой развития мифологической культуры в современном обществе стало то обстоятельство, что письменность более не является доминирующим средством передачи информации, а также формой социальной памяти. Её место заняли иконографические, аудиальные и мнемонические символы (природные и вещественные знаки), ритуалы (потребления и демонстрации вещей). Возрождение принципов «естественных коммуникаций» отчётливо прослеживается в современных коммуникационных процессах. Спецификой последних является не умножение текстов, а стремление  сохранить сведения о порядке путём повторения и воспроизведения текстов, которые в результате изменения всё больше превращаются в форму сакральной памяти. Характерно, что вся современная система потребления начинает выполнять сакральную функцию и культивирует в человеке мифологический опыт предопределённости ритуалом и обычаями. 1. Реклама, в перспективе наступающего постиндустриального общества потребления,— это система мифов, связанных с ритуалом потребления, регулирующая экономическое и социально-психологическое по­ведение индивидов в постиндустриальном обществе. 2. Мифологическая реклама — это знаковая система, рассматриваемая как система, отражающая комплекс коммуникационных и коммуникативных свойств мифа. 3. Мифологическая реклама опирается на следующие коммуникационные принципы мифа: Повторяющееся воспроизведение сообщения Исключительное воспроизведение сообщения Связь с ритуалом Метафизическое происхождение сообщения Творческое воспроизведение сообщения Константность образов Использование концепта обновления 4. Мифологическое рекламное сообщение — это мифологический текст, т.е. знаковая система символического типа, использующая в качестве означающего другие знаковые системы, адаптирующаяся к любым дискурсам, проявляющая в процессе коммуникации императивный характер, выражающая социальные стереотипы той группы, на которую воздействует. 5. Мифологическая реклама осуществляет социотрансформативную функцию, реализуемую путём образования в сознании индивидов ситуационных моделей мифологического типа. В совокупности они формируют мифологическое сознание, которое характеризуется повышенной готовностью произвольно трактовать дискурсы как мифологические формы коммуникации, т.е. самостоятельно присваивать им мифические смыслы.

3. Психология процесса коммуникации. Мотивация и ожидания в механизме обращения аудитории к СМИ

4. Направления исследований аудитории мк

5. В исследованиях аудитории МК можно выделить несколько направлений: от чисто количественных подсчетов размеров аудитории разных каналов и отдельных передач до весьма сложного качественного анализа аудитории, где главное внимание уделяется изучению соц.-демогра­фич. состава аудитории, ее соц.-псих. х-к, их связи с реальным поведением аудитории, образом жизни и с межличностным общением.

6. Соц.-псих. х-ки аудитории ох­ватывают довольно широкий круг явлений. Сюда относятся субъектив. побудительные причины обращения аудитории к различ. каналам МК, т.е. мотивы обращения к этим каналам, соц. установки, ценностные ориентации, соц. стереотипы и др.

7. Критерий «психологической близости» инф. Для аудитории.

8. Эстонские психологи из Тартуского государствен­ного университета, изучающие проблемы психологии СМИ, предложили выделить критерий«психологи­ческой близости» инф. для аудитории т.е. значимость той или иной инф. с точки зрения соответствия ее проблематики ин­тересам аудитории и близость ее к непосредственному жизненному опыту и знаниям людей. К нему необходимо добавить степень эмоциональной сопереживаемости источником инф. и его аудиторией со­бытий, о которых идет речь. Эта сопереживаемость оп­ределяется соответствием эмоциональности изложения материала тем чувствам, которые его содержание долж­но вызвать у аудитории. Нарушение этого соответствия будет означать нарушение псих. близости между аудиторией, с одной стороны, и источником ин­формации – с другой.

9. Мотивы обращения к каналам мк

10. Большое внимание в исследованиях аудитории в западных странах уделяется выявлению мотивов обращения людей к различным каналам МК, прежде всего к телевидению. Мотив - сложное интегральное психологическое образование, которое позволяет ответить на вопросы: почему и для чего осуществляется активность человека, почему выбраны именно эти цель, этот способ ее достижения.

11. Мотивы обращения к ТВ: «информационные», «развлекательные», «общения».

12. Запросы и ожидания аудитории

13. В запросах различных групп читателей оказались некото­рые различия, но если взять аспирантов, студентов, ра­бочих и служащих, то наиболее важными кач-ми газеты они считают:

14. 1. информативность;

15. 2. проблемность публикаций;

16. 3. дискуссионность материалов, т. е. сопоставление различных точек зрения и аргументов;

17. 4. доказательность, обоснованность высказываемых по­зиций и суждений;

18. 5. умение правдиво и убедительно объяснить трудные и острые проблемы;

19. 6. способствует ли выработке собственной позиции;

20. 7. оригинальность изложения, живость языка;

21. 8. доступность и доходчивость материалов.

22. Постоянно подчеркивается важность аргументированности оценок и заключений. Резуль­таты исследования еще раз свидетельствуют о том, что глубокое обоснование, доказательность суждений, со­держащихся в материалах СМИ, составляют одно из важнейших требований образованной аудитории. При этом для решения ? имеет знач., не только сам факт аргументации, но и кач-во аргу­ментов, и представленность различ. т. зр.

23. Еще один психологический момент связан с естественной склонностью человека к соревновательности, состязательности. Потребность людей в соревновательности имеет вполне определенные псих. основания. Эта потребность проявляется не только в их собственной жизни и деятельности, но и в стремлении видеть реальную «соревновательную борь­бу» людей. Для мыслящих людей эта потребность на­ходит выражение в желании увидеть и оценить борьбу точек зрения, где бы она ни происходила — в открытых диспутах или на страницах печати. Этим объясняется огромный интерес к таким формам телевизионных пере­дач, в которых борьба точек зрения происходит на глазах у зрителей. Эта же потребность находит отражение в интересе лю­дей к проблемной постановке вопросов в печати и к их дискуссионной форме изложения. Полемичность изложения материала, отражающая борьбу разных по­зиций, позволяет людям удовлетворять их естествен­ную потребность видеть соревновательность, оценить силу и слабость «противников» в полемике, быть свое­го рода участниками дискуссионной борьбы, что способствует выработке собственной позиции.

24. Просмотр, прослушивание передач, чтение печатной продукции является познавательно-оценочной деятельностью, осу­ществляемой исходя из определенных целей и побуждаемой кон­кретными мотивами. Если говорить обобщенно, то кто-то хочет «что-то узнать», кто-то – «зарядиться эмоциями», кто-то – найти приемлемые для себя образцы поведения, а кто-то – поделиться с другими прочитан­ным или увиденным. Такое внимание к продукции СМИ в целом со­ответствует их функциям, но в этом реали­зуются и основные функции психики человека: когнитивная (познание), аффективная (эмоциональное отношение), регулятивная (поведение), коммуникативная (общение). Иными словами, передача или статья могут дать новые знания о чем-то, вызвать эмоции, повлиять на пове­дение, дать повод пообщаться.

СПИНДОКТОР Во второй половине XX столетия – и особенно на рубеже XX и XXI вв. – значение средств массовой коммуникации в ведущих сферах общественной жизни (политической, социально-экономической и культурной) неизменно возрастало. Эта тенденция продолжает усиливаться. Одним из её следствий как раз и стало появление ряда новых профессий, в частности, рассмотренных нами выше. Достойное место в их ряду занимает профессия спиндоктора. Чаще всего спиндоктор (spin doctor) занят исправлением освещения события в масс-медиа, после того как информационное развитие приняло неблагоприятный оттенок. Термин (spin doctor) возник от английского слова spin – «кружение, верчение». То есть это подача событий в более благоприятном виде. Спиндоктор, можно сказать, «раскручивает» информацию, подает ее в благоприятном виде. Иными словами, спиндоктор – это управляющий информацией. Можно сказать и по-другому: спиндоктор «лечит» информацию в СМИ, лечит событие, точнее то, какое освещение событие может получить в масс-медиа. Необходимость профессии спиндоктора обусловлена следующими факторами: • возрастание роли СМИ в общественной, экономической и политической жизни; • возможность использования каналов коммуникации для манипулирования общественным мнением; • возрастание роли общественного мнения, формируемого на основе управления информационными потоками. Как правило, спиндоктор чаще всего занят исправлением разнообразных деформаций образа события в СМИ после того, как информационное развитие приняло неблагоприятный оборот. Специфической особенностью работы спиндоктора является то, что он действует как в вербальной (более коммуникативной), так и в невербальной сфере. Из истории мы знаем многочисленные примеры того, как окружение монархов, царей, президентов «готовило» аудиторию до проведения различных церемоний (обеспечивалось ликование толпы на коронации, «потемкинские деревни», «бурные, продолжительные аплодисменты» на съездах партии и т.д.). Все это – иллюстрация работы спиндокторов – людей, моделирующих информационную ситуацию. На практике выделяется несколько видов спина:  1. до-спин – подготовка аудитории к событию; 2. после-спин – «наведение блеска» на событие; 3. торнадо-спин – перенос общественного внимания на другое событие; 4. кризисный спин – контроль кризисной информации с целью уменьшения дальнейшего ущерба. Главным объектом деятельности спиндоктора является информационный блок. Формирование им новостной информационной сферы производится: – путем отбора информации; – приданием значимости «нужным» новостям; – путем торможения и ускорения информации. В частности, для торможения информации спиндоктор использует такие инструменты, как: а) недопуск события в СМИ (например, Госдепартамент США попросил СМИ не давать в эфир интервью с Бен Ладеном и лидерами террористов); б) изменение модуса информации (например, ироническое отношение на НТВ к В. Жириновскому и Г. Зюганову); в) замена сообщения новой информацией или ситуацией; г) перенос акцентов (типа «сам дурак» или «сам вор»)  Для ускорения информации спиндоктором применяются другие инструменты: а) рассказ о событиях в СМИ (например, о терракте в США 11 сентября 2001 г.); б) акцент на важность; в) присоединение к другому важному событию; г) использование положительных комментариев. Работа спиндоктора по управлению освещением событий при прохождении новостей в СМИ предполагает: – подготовку ожидания события (например, возможная отставка президента); – проведение самого события; – освещение события средствами телевидения и радио; – освещение события средствами газет – комментарии к событию; – упоминание события в списке однородных событий, – ссылки на событие в качестве подтверждения какой- либо тенденции. – придание событию статуса некой закономерности. Работа спиндоктора по использованию спина для управления событиями (на примере работы с президентом) может включать: – контроль над рабочим графиком президента; – корректировку распорядка работы президента; – освещение нужной информации о работе президента; – планирование будущих событий и составление плана интересных с точки зрения президента событий, которые ожидаются через месяц – через полгода.  – планирование выступлений президента в критических ситуациях (пример – авария на атомной подлодке «Курск» в 2001 г.: президент не сделал должного акцента после первой информации, пришлось вносить коррективы); – подготовка информационного поля для будущих шагов (пример с Б. Березовским: пресса дистанцировала В. Путина от него после слов президента: «Бойтесь данайцев, дары приносящих»). В мировой практике Паблик рилейшнз существуют две модели спина: 1. Тоталитарная (вариант советской системы) введение полного контроля за информацией в СМИ, начиная с самого высокого уровня вплоть до нижних. 2. Демократическая (вариант западной системы) за счет интеллектуального переигрывания СМИ и большей динамичности. В данной модели запретительные меры используются лишь в экстраординарных случаях (война, терроризм, стихийные бедствия и т.п.). Здесь часто используется способ вытеснения одной новости другой.  К дополнительным функциям спина обычно относят: – организацию утечки информации; – организацию групп давления в поддержку тех или иных событий; – контакты с прессой (журналистами); – подготовку мероприятий с прессой; – исправление ошибок шефа, допущенных в ходе общения с прессой. Специфика деятельности спиндоктора в политической сфере (политический спин) проявляется в том, что он: – работает с политическими структурами и лидерами, государственными органами исполнительной и законодательной власти; – консультирует по поводу политических речей, высказываний и их последствий; – использует информационные потоки в конкретных политических целях; – использует оппозиционность к властным структурам; – опирается на свой личный авторитет, личные знакомства в СМИ, знание информационной структуры; – использует неформальные контакты; – организует выступления в ответ на заявления оппонентов – с этой целью пресс-службы правительств и парламентов систематически встречаются с журналистами.  Скажем, в политической практике Великобритании сложилась и успешно функционирует такая схема: 1. Пресс-служба правительства встречается с журналистами каждую неделю – по пятницам. 2. Во время заседаний английского парламента встречи с прессой проводятся два раза в день – в 11.00 и в 16.00. 3. Одно из правил поведения британского пресс-секретаря правительства: не находиться слишком близко от премьера, чтобы не попасть в объектив, но вместе с тем слышать все, что говорит премьер. Особенности работы спиндоктора по формированию коммуникационного пространства включают: – правило первого звонка (тот из кандидатов, кто первым сообщил о своей победе, как правило, обходит своих оппонентов); – стремление первым интерпретировать событие; – создание информационных фантомов; – учет информационной асимметрии. А. Чумиков выделяет 4 этапа управления информацией: 1. Формирование собственного информационного потока: Экономический, политический или иной субъект, имеющий целью занять и сохранить положение в обществе, должен организовать собственный информационный поток, не зависящий от общедоступного, традиционного, официального. На первом этапе потребителю дается максимально большой объем информации. В любом случае необходимо попытаться захватить монополию на информацию о себе. Это достигается тем, что поставка сведений для СМИ (факс, электронная почта, прямая рассылка, раздача журналистам в ходе мероприятий) осуществляется регулярно, масштабно, оперативно, по любому поводу, включая незначительные и малоинтересные события. Это делается пока только для того, чтобы вас узнали и к вам привыкли. Никто не упрекнет вас в сокрытии сведений. Вы можете столкнуться с критикой, но она минимально опасна, поскольку базируется на ваших собственных источниках, а значит, вы всегда сможете ей противодействовать путем корректировки поставляемой информации. От предложений вариантов рекламных расценок за размещение ваших материалов стоит отказаться и пояснить, что вы всего лишь цивилизованно работаете с информацией; а публиковать ее или нет – дело самих СМИ. Дополнительную информацию при запросе следует выдать незамедлительно без всяких условий. Во-первых, это первый тонкий мостик к перспективному информационному партнерству; во-вторых, не стоит провоцировать СМИ на то, чтобы они добывали информацию «с черного хода». Откройте настежь некоторые двери в свою организацию – одно это создает предпосылки благожелательного настроя. 2. Сегментирование информационного потока, манипулирование информацией Когда вы заявили о себе, можно приступать к созданию ограниченно-целевых информационных потоков, работающих на совершенно конкретную цель. Такой процесс вполне подходит под определение манипуляции. В словаре говорится, что «манипулирование – это процесс воздействия на общественное мнение и поведение для его канализации в нужном определенным политическим или общественным структурам направлении» Процесс манипулирования может быть определен как недопустимый или неэтичный, если он направлен на прямой обман потребителей информации (использование заведомо ложных цифр и фактов), воздействие на подсознательные инстинкты (скрытые вставки в теле-, видео-, кинопрограммах, компьютерных файлах), на оскорбление лиц или организаций, дискредитацию товаров и услуг. Конкретные ограничения на такого рода манипулирование зафиксированы в Законах РФ «О рекламе» и «О средствах массовой информации». На пути своего распространения информация проходит через многочисленные эмоциональные и другие фильтры, что приводит к некоторому искажению информации. И получается, что практически в 100% случаев передачи информации мы имеем дело с ее интерпретацией. Но если непроизвольная интерпретация все равно неизбежна, то не лучше ли заниматься интерпретацией сознательно?! Такого рода «сознательное манипулирование» представляет собой цивилизованную игру-конкуренцию по существующим в обществе правилам, в процессе которой используются определенные приемы работы с информацией на предмет ее оптимального воздействия на потребителя. К их числу относятся следующие: • умолчание – «выгодная» информация остается в материале, а «невыгодная» изымается; • перестановка – малозначимые, но необходимые информационному субъекту позиции выносятся в начало материала, а действительно значимые «задвигаются» в конец; • привлечение авторитетного посредника (если заинтересованный в передаче определенной информации субъект не является авторитетным для данной целевой группы или воспринимается негативно, подыскивается авторитетный источник, передающий ту же самую информацию) • подгонка опросов и рейтингов – подбирается и опрашивается такая совокупность людей, чье мнение работает на решение нужной задачи; • подбор цитат – предоставляются некомментированные цитаты, в комплексе работающие на требуемый результат; • эмоциональная подпитка – использование эмоциональных материалов и оборотов в условиях нехватки конкретных фактов и цифр; • монтаж – выбор из большого количества фото-, видео-, аудиоматериалов таких, которые выставляли бы некоторый объект в невыгодном или, напротив, выгодном ракурсе. Комплексным примером «нормального» манипулирования служит технология расстановки информационных акцентов во время выборной кампании. Так, сначала, в ходе так называемого идентификационного этапа кампании кандидат «очеловечивается» исходя из того образа, который был бы наиболее приемлем для избирателей. Информационный акцент делается на том, что кандидат такой же человек, как и вы, либо такой, которого вы желаете видеть. Цель этапа – получить рефлексию избирателей в виде установок «этого мы знаем» и «он вроде ничего». На следующем этапе информационные акценты меняются: теперь позитивный человеческий образ дополняется позициями, свидетельствующими о дееспособности кандидата как политика (аргументационный этап), и в ход идут программы, предложения, акции и пр. Очередной информационный акцент – сопоставление с оппозицией. На этом этапе, выдавая нейтральную или неблагоприятную информацию о других кандидатах, инициаторы «фрагмента» предлагают избирателю сравнить «нашего» с «не нашим» и сделать соответствующие выводы. Накануне выборов появляется информационный акцент совсем другого свойства: если предыдущие этапы удалить, избирателей истово приглашают участвовать в «судьбоносных» выборах; если же дело по существу проиграно – предлагается бойкотировать выборы, потому что «все равно ничего не изменится». 3. Приоритетная поставка информации, информационное партнерство Важно не только то, чтобы к вам проявляли доверие, нужно также, чтобы вашим доверием дорожили. Поэтому выбираются «особо почетные» (влиятельные или в наибольшей степени работающие с вашими целевыми аудиториями) СМИ, с которыми заключается джентльменское соглашение: мы вам – эксклюзивную («только вам» либо «вам первым») информацию, вы нам – бесплатную информационную поддержку. Затем начинается информационный обмен, постепенно перерастающий в информационное сотрудничество, а затем и в более глобальные формы взаимодействия в рамках решения важных для обеих сторон проблем. 4. Оптимизация формы и стиля подачи материалов После того как СМИ готовы воспринимать и публиковать ваши материалы, приемлемое содержание необходимо «упаковать» в столь же приемлемую форму. Материал должен вписываться в формат издания. Как можно создать и усилить новость Привязка новости к «круглой» дате Информационный выход будет большим, если к некоторой дате вы отнесетесь не как к дню в календаре, а как к жизненному событию, продолжительному и многоступенчатому, лишь формально обозначенному этим днем. Повод для выдачи информации не обязательно привязывать к праздничной дате, а можно и к той, когда произошло или должно будет произойти важное для всего общества или значительной его части событие. Более того, и само это событие, и связанный с ним праздник можно просто-напросто придумать. Придумывание праздников – один из самых распространенных методов продвижения информации на Западе. Метод придумывания праздников особенно актуален для нашей страны, где у многих людей, в том числе работников СМИ, неистребимо благоприобретенное в предыдущей жизни пристрастие к всяческим юбилеям. Поэтому у нас можн6о смело придумывать любой юбилей.  Любопытен прием, когда вы, не будучи уверенными в том, что ваше событие с удовольствием «проглотят» СМИ, придумываете ему «в довесок» второе, желательно иного профиля, т. е. предлагаете событие на выбор. В результате может получиться так, что ваше событие будет упомянуто в разных ракурсах разными СМИ по разному поводу. Неплохой эффект дает усиление новости за счет присутствия влиятельных людей.  Очередной прием повышения значимости новости – сочетание ее с общественно важной проблемой.  Но чаще получается так: информационный повод присутствует, но из него явно «торчат уши» личного или корпоративного интереса, отчего материал попадает в СМИ «с большим скрипом». Значит, нужно превратить вашу проблему в общественно значимую. Формула «солидные люди плюс значимая проблема» способна сделать новостью практически любой выход носителей информации на пишущую и снимающую братию. Интрига является важнейшим двигателем новости Лучшие интриги – только скандал. С одной стороны, устройство настоящих скандалов специалистом по «паблик рилейшнз» вряд ли будет признано этичным. С другой стороны, кто мешает истолковать некоторое событие как скандал или даже сочинить какой-нибудь безобидный скандальчик?  Информационная война: методологические основания

Современные глобальные тенденции в области коммуникации демонстрируют совершенно новые результаты, практически недоступные в прошлом. Резко возрос объем информации, которую граждане стали получать вне контроля своих национальных правительств. Пол Кеннеди констатирует: <Правительствам авторитарных государств становится все труднее держать свои народы в неведении. Чернобыль был быстро сфотографирован французским коммерческим спутником, а снимки быстро переданы на весь мир, включая и сам Советский Союз. Подавление китайским правительством выступления студентов на площади Тяньаньмэнь и шок, испытанный всем миром от этого события, сразу же потрясли и Китай благодаря радио, телевидению и телефаксу. Когда в конце 1989 г. рухнули коммунистические режимы в Восточной Европе, сообщения и видеосюжеты о падении одного из них стимулировали сходные процессы в соседних государствах> (Кеннеди П. Вступая в двадцать первый век. - М., 1997. - С. 71). Информация начинает нести в себе как созидательную, так и разрушительную силу, но гораздо в более сильной степени, чем это было ранее. Время изменило не столько суть информации, сколько интенсивность воздействия. Поменялись контексты ее применения (например, личное стало общественным, как это имеет место в случае поп-звезд или государственных деятелей).Одновременно возросла роль публичной информации в принятии политических решений, в результате чего сфера политики стала намного публичнее и намного более управляемой. Как пишет полковник армии США К. Эллард: <В случае Сомали реально мотивировали международное сообщество к действию телевизионные имиджи маленьких детей с их животами, разбухшими от голода> (Allard K. Co-operation, command and control // Co-operation, command and control in UN peace-keeping operations. A pilot study from the Swedish War College. - Stockholm, 1996. - P.100). В этой же области лежит понятие <эффекта CNN>, когда информация становится одновременно доступной как президентам, так и простым зрителям. В манипуляциях с общественным мнением CNN обвиняют, к примеру, защитники Белого дома в октябре 1993 г.: <Примерно в 2.00 - 2.30 CNN дало в эфир ночное интервью Хасбулатова и текст Обращения на фоне кадров прямой трансляции маневров в окрестностях <Белого дома> и приготовлений к атаке войск МВД РФ (естественно, по российским каналам ТВ этот материал не прошел). По истечении небольшой паузы, вскоре после 3.00 CNN прокомментировало интервью Хасбулатова как параноидальный бред и показало снятые, видимо, в предыдущие сутки ночные кадры окрестностей <Белого дома> без внутренних войск МВД, которые к этому моменту еще продолжали стоять на изготовку к атаке вокруг Дома Советов> (Иванов И. Анафема. Хроника государственного переворота. Записки разведчика. - М., 1995. - С. 106).Это не столь характерно для прошлого, к примеру, во второй мировой войне вопросы стратегического обмана противника не были актуальными, поскольку большее внимание уделялось военной силе, а не слухам. Как пишет В. Лакер: <Обман редко несет полный успех, даже во время войны - Троянский конь (если рассказ о нем правда) является исключением. Обычно наиболее ожидаемым результатом становится распространение сомнения, а не принятие противником определенной неправды> (Laqueur W. World of secrets. The use and limits of intelligence. - London, 1985. - Р. 287). В пользу подобного обмана противника в военное время работает то, что в принципе решения приходится принимать под грузом неопределенности, отдавая предпочтение тем или иным, но все равно неполным или неоднозначным фактам. Поэтому В. Лакер позволяет себе заметить, что в разведке возможности для ошибок практически безграничны. Директор информационных войск Министерства обороны США определяет информационную войну следующим образом: <Информационная война состоит из действий, предпринимаемых для достижения информационного превосходства в обеспечении национальной военной стратегии путем воздействия на информацию и информационные системы противника с одновременным укреплением и защитой нашей собственной информации и информационных систем.

Информационная война представляет собой всеобъемлющую, целостную стратегию, призванную отдать должное значимости и ценности информации в вопросах командования, управления и выполнения приказов вооруженными силами и реализации национальной политики. Информационная война нацелена на все возможности и факторы уязвимости, неизбежно возникающие в возрастающей зависимости от информации, а также на использовании информации во всевозможных конфликтах. Объектом внимания становятся информационные системы (включая соответствующие линии передач, обрабатывающие центры и человеческие факторы этих систем),а также информационные технологии, используемые в системах вооружений. Информационная война имеет наступательные и оборонительные составляющие, но начинается с целевого проектирования и разработки своей <Архитектуры командования, управления, коммуникаций, компьютеров и разведки>, обеспечивающей лицам, принимающим решения, ощутимое информационное превосходство во всевозможных конфликтах> (цит. по: Завадский И.И. Информационная война - что это такое? // <Конфидент>. - 1996. - № 4. - С. 14). Как видим, это определение практически не затрагивает содержательных аспектов, а направлено на техническое обеспечение информационной составляющей армии. В техническом плане информационная война уже началась. Выросший в качестве потенциального плацдарма Интернет предоставляет для этого все условия, откуда следует концентрация усилий на защите информационных сетей от несанкционированного проникновения (см., например: Викторов А.Ф. Информационная война в современных условиях // <Информационное общество>. - 1997. - № 1; Филимонов А.Ф. О разработке в США системы мер по защите национальной информационной инфраструктуры // Там же; Расторгуев С.П. Информационная война как целенаправленное информационное воздействие информационных систем // Там же). Рост мощи информационных механизмов современного общества усиливает его зависимость именно от этой его составляющей.Однако информационная война велась в мире и при отсутствии компьютеров.

Использовались слухи: войска, к примеру, Чингисхана шли вслед за рассказами об их невероятной жестокости, что в сильной степени подрывало моральный дух их противников. Применялся прообраз современных избирательных технологий при выборах в Древнем Риме. Моральный дух воинов поддерживался особой идеологией (типа известного высказывания <со щитом или на щите>). Просто сегодняшняя зависимость цивилизации от информационной ее составляющей сделала ее гораздо более уязвимой в этом отношении.

А быстродействие и широкое распространение информационных сетей многократно увеличило мощь именно информационного оружия. Дополнительно влияет на ситуацию и принятая сегодня модель общества как принципиально открытого.Россия не только готовит специалистов в сфере информационных войн, но, как свидетельствует пресса, к концу 1995 г. должна была быть завершена работа по созданию основ информационной борьбы с противником по заказу Совета Безопасности РФ (Комов С.А. Информационная борьба в политических конфликтах: вопросы теории // <Информатика и вычислительная техника>. - 1996. - № 1-2).

Информационная борьба в этой статье задается как <основная форма обеспечения информационной безопасности Российской Федерации в антагонистических конфликтах> (С. 14). Автор также подчеркивает такую важную особенность информационной борьбы, как то, что <факт и последствия ее ведения не всегда являются очевидными для того, против кого она ведется> (С. 15).Е. В. Дергачева прогнозирует развитие военно-информационной составляющей военного потенциала страны по следующим направлениям: создание информационных средств вооруженной борьбы и разработка соответствующего логико-математического аппарата и программных средств. Она также говорит о таких типах информационного оружия: способы передачи ложной или искаженной информации и информационно-психологическое пропагандистское воздействие (Дергачева Е.В. Роль информационного противоборства в современных условиях // Там же). Информационная безопасность России направлена на обеспечение информационного суверенитета и на содействие успешному проведению государственных реформ, укрепление политической стабильности общества. Российские исследователи также считают, что унаследованная от бывшего СССР высокая степень централизации структур управления может привести к гибельным для страны последствиям в случае информационной агрессии (Черешкин Д.С., Смолян Г.Л., Цыгичко В.Н. Реалии информационной войны // <Конфидент>. - 1996. - № 4). При этом темпы совершенствования информационного оружия превышают темпы развития технологий защиты. Возможно, вскоре это может быть связано с определенной <нестыковкой> прилагаемых усилий типа рытья туннеля с двух разных сторон горы. Это взгляд со стороны властных структур и поддерживающих их экспертов. Одновременно есть и взгляд снизу - реальные процессы, имеющие место: внутри стран СНГ информационные войны в виде войны компроматов давно стали обычным делом. В качестве рабочего определения мы будем опираться на рассмотрение информационной войны как Коммуникативной технологии по воздействию на массовое сознание с долговременными и кратковременными целями Мы акцентируем содержательные, а не технические аспекты этого явления. При этом слово <коммуникативный> подчеркивает особый статус аудитории как объекта воздействия, поскольку успешное воздействие может опираться только на интересы, ценности, идеалы аудитории, то есть речь идет о необходимости разговаривать с ней на одном языке в прямом и переносном смысле этого слова. Целями такого воздействия на массовое сознание является внесение изменений в когнитивную структуру с тем, чтобы получить соответствующие изменения в поведенческой структуре. Практически то же самое делает психотерапия, только на уровне индивидуального сознания. Г.Джоветт и В. О'Доннелл разграничивают пропаганду и просто коммуникацию на основании того, что в пропаганду они также вписывают цели, которые не входят в число интересов получающего информацию (Jowett G.S., O'Donnell V. Propaganda and persuasion. - Newbury Park, 1992). Это важное разграничение, однако оно также недостаточно определенное из-за того, что трудно четко сказать, что именно против интересов слушающего.Э. Роджерс определяет пропаганду через понятие массового убеждения (mass persuasion), считая, что в обычном варианте убеждения присутствует сильный интерактивный компонент (Rogers E.M. A history of communication study. - New York etc., 1997).Информационная война должна рассматриваться в качестве одного из базовых понятий военно-коммуникативных исследований. Другая базовая составляющая этого направления лежит в области разведки и аналитической работы. Военно-коммуникативные исследования должны давать ответы не академического, а технологического толка, быть максимально практически сориентированными, что позволит перейти, условно говоря, от исследований в области теории коммуникации к принципиально прикладным разработкам. Поэтому нам представляется, что базовый подход в этой области может опираться на цель существенного изменения картины мира, получающегося в результате коммуникативного воздействия.

Когнитивная психология, когнитивная психотерапия дают исследователю подсказки в этом направлении. То есть резкое изменение целей, картины мира получателя должно рассматриваться как определенное информационное вторжение, представляющее опасность для получателя. Вот это состояние опасности возрастает при переходе от воздействия на индивидуальное сознание к воздействию на массовое сознание, поскольку считается, что массовое сознание в достаточной степени консервативно и служит определенным стабилизатором ситуации. Когнитивная терапия интересна для нас тем, что в результате, как и всякая психотерапия, она дает изменение моделей поведения. Но в основе ее лежат как бы когнитивные ошибки пациента. Как пишет о теории А. Бека А.Александров: <Когнитивный сдвиг можно по аналогии представить как компьютерную программу. Каждое расстройство имеет свою специфическую программу.

Программа диктует вид вводимой информации, определяет способ переработки информации и результирующее поведение. При тревожных расстройствах, например, активируется <программа выживания>: индивид из потока информации выбирает <сигналы опасности> и блокирует <сигналы безопасности> (Александров А.А. Современная психотерапия. - СПб., 1997. - С. 83). В этом варианте терапии пациент трактуется как больше реагирующий на когнитивные схемы у себя в голове, чем на реальность. Примерами подобных когнитивных искажений, задающих модель поведения, являются: Персонализация, когда все события интерпретируются преувеличенно личностно. Дихотомическое мышление, когда все события могут быть либо только хорошими, прекрасными, либо плохими, ужасными. Выборочное абстрагирование, когда оценка одной детали начинает трактоваться как оценка всего события. Произвольные умозаключения, когда бездоказательные умозаключения становятся определяющими (например, фраза: <Я ужасная мать!>).Сверхгенерализация, когда обобщение строится на основании единичного случая (типа <Все мужчины одинаковы>, <Я всегда все делаю неправильно>).Преувеличение (<катастрофизация>) как преувеличение последствий какого-либо события. Мы привели этот список с достаточной полнотой (хотя и ощущается определенное пересечение некоторых видов ошибок), чтобы убедиться в том, что часто нами руководит не реальная действительность, а заранее заданная схема ее интерпретации, поскольку при наличии схемы мы начинаем избирать <сигналы>, работающие на ее подтверждение.

Например, <катастрофизация> явно присутствует в странах СНГ как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях. Таким образом, в качестве одной из базовых составляющих воздействия в рамках информационной войны должна стать опора на когнитивную модель мира, на способы обработки информации человеком, на способы форматирования этой информации. Здесь на первое место выходят понятия фрейма, сценария, стереотипа, которые получили развитие в работах группы Р. Шенка (Шенк Р. Обработка концептуальной информации. - М., 1980; Schank R.C. Conceptual information processing. - Amsterdam etc., 1975). Это типичный вариант представления информации в голове человека, человеческих путей обработки информации. Одновременно базовой составляющей этого направления должен стать не просто анализ аудитории, а поиск определенных уязвимых мест в когнитивной модели, опираясь на которые, можно проводить изменения. Подобная уязвимость картины мира обнаруживается в существовании альтернативных путей решения проблемы, альтернативных картин мира. Подсказку, к примеру, дает политический анекдот.

Так, в советское время существовали две конфликтующие картины мира: генсек Брежнев на экране телевизора как мудрый руководитель большого государства и генсек Брежнев из анекдота в качестве глупого и ограниченного человека. Или слух, который начинает конкурировать с официальным представлением ситуации. Точно так же, как считает Дж. Фиске, массовая культура фиксирует точки расхождения между доминантной и недоминантной культурами (Fiske J. Understanding popular culture. - London etc., 1992).Важные результаты для поиска точек уязвимости могут давать социологические опросы. Например, перед нами следующие результаты опроса о том, насколько население доверяет милиции (<День>, 1998, 24 апр.):Полностью доверяю 7%Скорее доверяю, чем нет 18%Скорее не доверяю28%Полностью не доверяю 32%Затруднились ответить 15%Понятно, что при подобных объемах негативного отношения происходит разрушение легитимности власти как таковой, а не только милиции. Значимым для потребителя информации является не только сама информация, но и ее источник. По этой причине учитываются и факторы того, как выдается данная информация. Так, в качестве примера можно упомянуть, что при радиовещании Великобритании на фашистскую Германию принималось во внимание то, что в случае диктора-носителя языка возникнет подозрение, что он является предателем, поэтому сообщения читались дикторами-британцами. В то же время этого ограничения не было при вещании на другие страны. В первом варианте существовал жесткий контекст неприятия, во втором - контекст был более мягким, что отразилось в отсутствии подобных ограничений на тип диктора. Собственно на типологии источника построено и традиционное деление пропаганды на белую, серую и черную: Тип пропаганды Источник Сообщение белая известен достоверное серая неизвестен неопределенная достоверность черная заменен иным недостоверное Г. Джоветт и В. О'Доннелл говорят о пропаганде как о скрытом намерении и о скрытой идентичности: <Пропагандист стремится контролировать поток информации, управлять общественным мнением и манипулировать поведенческими моделями. Это все типы целей, которые не могут быть достигнуты, если бы подлинные намерения были известны или если бы был открыт подлинный источник> (Jowett G.S., O'Donnell V. Propaganda and persuasion. - Newbury Park, 1992. - Р. 32). Это понятно, потому что успешное воздействие всегда связано с переносом убеждения как бы на самого человека. Создается модель принятия самостоятельного решения: либо индивидуального человека, либо социальной системы в целом. Информационную войну мы также можем трактовать в аспекте <перевода> с одной картины мира в другую. При этом сообщение, которое проходит процесс этой перекодировки, трансформируется до неузнаваемости. Стандартный перевод с языка на язык сохраняет содержание при потере формы, поскольку есть несовпадение языков. Тип <перевода> в рамках информационной войны теряет и форму, и содержание. Что же сохраняется? Остается неизменной целевая установка, а также задействованность в содержании личности объекта воздействия.

Это совершенно новый тип <трансформационного перевода>, когда содержание подлежит <мутации> в соответствии с требованиями картины мира реципиента. Можно представить себе этот процесс в виде последовательной смены акцентуируемой информации. При этом прошлый элемент как бы переходит с акцентируемой части в скрытую, которая в лингвистической прагматике именуется <пресуппозицией>.Что является характерным при поиске нового сообщения? Нам представляется, что мы при этом осуществляем перенос с <действия> на <последствия действия>. Нечто подобное наблюдается в рекламе, когда, например, микроволновая печь <Самсунг> рекламируется сквозь блюда, которые в ней можно приготовить (рыба, птица и под.). Последствие всегда можно представить в более позитивной манере, чем само действие. Действие всегда оказывается на пересечении неоднозначных оценок. К примеру, покупка <Самсунга> это одновременно и трата денег, сдача в плен - это одновременно нарушение воинской присяги и под. Интересно, что все представленные выше высказывания (Сдавайся vs. Спасай семью) правильны каждое в своей плоскости. В официальной плоскости главенствует <Надо воевать>, в неофициальной <Надо спастись>. Они не пересекаются, поскольку находятся в разных плоскостях. Это в определенной степени мягкий конфликт (между сообщениями в разных плоскостях), хотя возможен и жесткий конфликт (между сообщениями в одной плоскости).Создавая пропагандистское сообщение, мы как бы кодируем то же содержание, исходя из иного кода. При этом позитивное или негативное событие из одного списка, принадлежащего модели мира-1, заменяется позитивным или негативным событием из другого списка, принадлежащего модели мира-2. Получается не перевод в прямом смысле этого слова, а установление эквивалентностей. Мы можем представить этот переход, задающий в результате изменение в поведении следующим образом: Это и определяет сложность противодействия в случае информационной борьбы, поскольку воздействие принимает вид не внешнего, а внутреннего. Мы легко отбрасываем внешнее вторжение, но у человека практически нет средств и возможностей бороться против внутреннего воздействия. Дж. Браун предлагает три этапа работы пропагандистского сообщения (Brown J.A.C. Techniques of persuasion. From propaganda to brainwashing. - Harmondsworth, 1971. - P. 77):1. Привлечение внимания и создание интереса,2. Эмоциональная стимуляция,3. Демонстрация того, как созданное напряжение может быть снято.При этом он цитирует одного из исследователей, сказавшего справедливые слова: пропагандист может замедлить или ускорить направленность общественного мнения, но он не может пустить его в обратном направлении. С этим можно поспорить, исходя из имеющихся перемен в бывшем Советском Союзе, но как общее правило это несомненно имеет место. Есть достаточно четкие современные примеры применения информационных технологий.

Одним из них является ситуация с войной в Персидском заливе, где было два основных типа целевой аудитории: иракские солдаты и американское общественное мнение. В случае иракских солдат активно использовались листовки (их было сброшено 29 миллионов) и радио, которое транслировало свидетельства сдавшихся солдат, перемежавшиеся молитвами из Корана и сообщениями о направленности бомбовых ударов на следующий день. В результате 75% сдавшихся подтвердили, что на них повлияли листовки и радио. Что касается американского общественного мнения, то на него в сильной степени влияло телевидение: было установлено, что чем больше зритель смотрел ТВ, тем более уверенно он одобрял военные действия. Поддержка Дж. Буша превосходила 80%. Во время военных действий наиболее эффективным средством воздействия на общественное мнение были ежедневные брифинги. Г. Джоветт и В. О'Доннелл увидели в процессе обработки общественного мнения в период подготовки войны в Персидском заливе три этапа (Jowett G.S., O'Donnell V. Propaganda and persuasion. - Newbury Park, 1992). На первом, который пришелся на время после вторжения в Кувейт, когда была неопределенность со стороны вашингтонской администрации в связи с неясностью, что именно следует защищать: суверенность Кувейта, американские нефтяные интересы, границы Саудовской Аравии. Второй этап приходится на время после выступления Дж. Буша 1 ноября, в результате произошла резкая эскалация обвинений Саддама Хуссейна, где он был представлен в качестве более страшного врага, чем Адольф Гитлер. В этом контексте к 6 ноября Пентагон разместил в районе более 230 тысяч солдат. Третий этап был самым главным, в рамках него произошел перелом в общественном мнении, получивший название <фактора желтых бантов>. Дж. Буш в этот период называл солдат <нашими парнями и девушками>. Это была идея поддержки своих войск вне зависимости от поддержки/неподдержки войны в целом. Если в течение трех недель до 18 января 1991 г. неопределившиеся сообщения доминировали над поддержкой в соотношении 45 к 8, то в последующие шесть недель ситуация <желтых бантов> изменилась в соотношении 36 к 19.С другой стороны, Чечня, например, дала пример негативного результата работы с прессой. <Независимое военное обозрение> увидело нарушение следующих правил в случае освещения теракта в Буденновске (цит. по: Информационная война в Чечне. - М., 1997). Во-первых, не работало оцепление, сквозь которое к террористам проходили журналисты, которым те позировали и давали пространные интервью. Во-вторых, не был выделен единый представитель штаба для контактов с общественностью и СМИ: <Присутствие в зоне конфликта сразу нескольких высокопоставленных лиц противоречит принципам организации управления кризисной ситуацией. Естественно, не имея налаженного канала связи со штабом, журналисты метались от начальника к начальнику, стараясь выудить какую-либо информацию. В ходе конфликта прямое общение со СМИ высокопоставленных лиц недопустимо> (С. 277).Можно привести результаты информационной войны против <Онэксимбанка>, проявившееся в рамках рейтингов журнала <Эксперт> (1998, № 16): <Имидж <Онэксима> в информационной войне все же пострадал - его уважают и ценят (7-е место в рейтинге репутации), но симпатии выражают сдержанно (30-е место в рейтинге симпатий).Остро воспринимается населением существенная смена общей картины мира, совершаемая при сегодняшнем переходе от одной социальной системы к другой, что также некоторые исследователи рассматривают как вариант информационной агрессии. Ср. следующее: <Сейчас проводится информационно-культурная агрессия на базовую культуру россиян. Эта культура только стала оправляться от большевистских экспериментов, как появилась новая волна непроработанных социально-технологических <преобразований>, уже готовых свести все усилия народа на нет. При этом если семьдесят лет назад <большевики> ставили задачу трансформации российской культуры в основном через разрушение базовой религии, то ныне угроза более опасна. Сегодня объектом экспансии <реформаторов> является языково-знаковая система российского суперэтноса, и именно на нее направлен весь информационный вектор разрушения> (Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. - М., 1997. - С. 105). Как бы мы иронически ни относились к подобного рода текстам, но следует признать со всей определенностью, что мы реально не имели до сего момента опыта воздействия в таких масштабах и плоскостях, поэтому и не можем себе реально представить его последствий. В рамках информационных войн существуют задачи в сфере порождения отвлекающей информации. Она может быть, вероятно, двух типов: а) отвлекающая от действия (будущего или прошлого), б) отвлекающая от информации. Действие проявляется во втором случае косвенно, но оно обязательно есть, поскольку информация является указателем на определенное действие. Первый вариант достаточно частотен, например, в военных операциях. Достаточно вспомнить обман Сталина в отношении начала военных действий в 1941 г., обман Гитлера о месте высадки войск союзников. Это типичная ситуация, когда наличествует ряд противоречащих друг другу указаний. В подобной амбивалентной ситуации и возможно принятие неправильных решений. Второй вариант связан с тенденцией борьбы за определение <повестки дня> (agenda setting), когда масс-медиа задают те проблемы, о которых говорит общественность. В целом масс-медиа обладает двумя существенными возможностями влияния: отбор новостей и изменение значимости новостей. В результате нечто может быть скрыто или ему можно поменять его статус. Если же сообщение от оппонента поступает, то в работе с ним присутствует ряд приемов, среди которых можно назвать следующие:1. Попытка описать данное действие иным способом, который носит более благоприятный характер.2. Попытка перевести акцент на другое действие, при этом общественное внимание уводится в сторону.3. Попытка акцентировать негатив противника (по типу <сам дурак>).4. Эти процессы можно представить в следующем виде: Мы говорим пока без примеров опровержения введенной в массовое сознание информации. В любом случае мы <уничтожаем> исходную информацию путем введения ее суррогатных заменителей. При этом именно их мы теперь считаем более истинными. Например, повторяемость подобной роли <истолкователей> рядом с Б. Ельциным позволила В. Шендеровичу иронически заявить в программе <Итоги> (НТВ, 1998, 31 мая), что <есть люди, которые слушают, а потом разъясняют, что именно он имел в виду>. Касаясь опровержения, следует иметь в виду, что оно привлекает внимание к введенному другими содержанию, тем самым занижая собственную эффективность. Поэтому опровержение является гораздо более сложным коммуникативным продуктом, чем это представляется на первый взгляд. Интересное мнение прозвучало при оценке содержания современных СМИ: <Российское общество испытывает давление социально-незначимой, отвлекающей информации (кого родила Мадонна или что нового у принцессы Дианы), и в то же время существует дефицит информации о том, что происходит в Самаре, Вологде, Твери или в Восточной Сибири. Массовое сознание отсекается от общероссийских интересов> (Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. - М., 1997. - С. 115). Эта же проблема есть в случае украинских СМИ, где объем иностранных новостей еще выше. Возможно, это связано с иной идеологической координатой, направленной на переориентацию. Из социальной психологии известно, что открытый обмен информацией способствует выработке общих норм и ценностей. В период информационных войн особую роль играет <дестабилизующая информация>. Если в качестве <стабилизаторов> можно рассматривать, например, оптимистические сообщения, то <дестабилизаторы> будут направлены на обратное.

Достаточно частотно идут удары по лидерам, призванные вывести их из оболочки норм. Это примеры купания в сауне бывшего министра юстиции Н. Ковалева или посещения стриптиза Б. Немцовым, рассказы о несметных богатствах лидеров. Сильным дестабилизатором являются сообщения о <неуправляемости ситуацией> (катастрофы и под.). В результате человек выводится из рационального состояния, действуя же эмоционально, он лишается многих социальных ограничителей. Своей паникой он легко заражает других. Как следствие типы <панических сообщений> включают более древние участки мозга, несущие в себе исключительно животные реакции на ситуации (убегать, драться и под.). Из репертуара поведения оказываются стертыми прогнозируемые человеческие реакции. Они, как и реакции толпы, сбрасывают с себя разного рода условности. Толпа сама по себе усиливает тягу к типам несанкционированного поведения, поскольку человек оказывается защищенным своей анонимностью. Есть только массовое поведение, индивидуальные варианты поведения оказываются вычеркнутыми. Следует также помнить, что агрессивность толпы является естественной психологической реакцией по снятию напряжения из-за наличия недостижимой цели. Дж. Браун перечисляет ряд характерных особенностей толпы: <Основная разница между поведением в толпе и в группе состоит в том, что толпа недолговечна и индивиды, составляющие ее, не известны друг другу, точнее сказать, они не взаимодействуют между собой как личности. Толпа не организована и, кроме дихотомии лидер - ведомые, не имеет структуры. Ее эффект на индивидуального члена является временным и всегда в направлении примитивного и часто деструктивного поведения. Первичные, и в некоторых отношениях вторичные, группы практически противоположны по своим характеристикам: их влияние на индивида длительно и часто постоянно, они имеют очень определенную структуру, их члены обычно известны друг другу и их скорее можно вести в направлении творческих и рациональных действий. Говоря вкратце, толпа вызывает примитивные отношения, группа создает новые и обычно более реалистические> (Brown J.A.C. Techniques of persuasion. From propaganda to brainwashing. - Harmondsworth, 1971. - P. 68). Но для наших целей отсюда можно сделать и такой вывод: и толпа, и группа могут рассматриваться как объект для введения разных видов сообщений. Один тип <канала> может дополнять другой. Информационные войны имеют в качестве своих целей введение определенных элементов неуправляемости социальными системами. Неуправляемости - с точки зрения целей самих этих систем.

Перевод на новые модели поведения сам по себе достаточно опасен. Особо опасным для социальной системы он становится тогда, когда в управление включается мощный внешний источник воздействия.