Глава III Методология анализа социальных конфликтов

3.1. Общие подходы и понятия

Можно выделить два сложившихся и широко распространившихся концептуальных подхода к определению конфликта. Первый, наиболее полно сформулированный Р. Маком и Р. Снайдером, ориентирован на актуальное поведение. Второй, представленный, например, в работах Р. Дарендорфа, акцентирует внимание на мотивах действия1.

Последователи первого подхода, ориентированного на взаимодействие, выступают за относительно узкое определение конфликта, рассматривая его как частный вид социального взаимодействия, представляющего собой реальное столкновение на почве противоположности преследуемых ценностей и целей. При этом конфликт предлагается определить таким образом, чтобы отграничить его от таких понятий как конкуренция, враждебные чувства, противоречивые намерения и интересы, рассматривая их как возможные источники, лежащие в его основе.

Последователи второго, «мотивационно-ориентированного» подхода, решительно отвергая такое определение социального конфликта именно за его узость, предлагают включить в его дефиницию не только различные формы открытых действий (столкновений) социальных субъектов, но и вызвавшие их психологические состояния. Так, Р. Дарендорф подчеркивает: «Некоторые авторы предпочитают описывать антагонизмы и напряженности, которые не выражаются в открытой борьбе, в терминах, иных чем "конфликт" ... Я использую термин "конфликт" как для изучения соперничества, конкуренции, споров и намерений, так и для открытых столкновений.

Любые отношения между совокупностями индивидов, которые включают несовместимые различия целей, то есть, в более. общей форме, стремление со стороны обоих соперников того, что доступно лишь одному или доступно только частично, — являются в этом смысле отношениями социального конфликта»2.

Таким образом, различия в предложенных подходах сводятся к двум моментам: а) следует или нет считать противоречия, не сопровождаемые открытой борьбой, формой конфликта и б) какие формы борьбы включить в концептуальное определение социального конфликта. Выбор между этими концепциями методологически означает выбор различных критериев для идентификации конкретных случаев конфликтов.

Как представляется, опыт и логика исследования конфликтов все более настоятельно диктуют включение в их дефиницию как мотивационно-психологических, так и поведенческих составляющих. Определение социального конфликта должно, с этой точки зрения, содержать его сущностные характеристики и параметры и в то же время не препятствовать разработке непротиворечивой многоуровневой классификационной схемы, включающей различные типы конфликта. Такое концептуальное определение конфликта должно тем или иным образом выявлять следующие три необходимых момента: во-первых, фундаментальный признак конфликта — факт существования какой-либо формы противоречия; во-вторых, специфику самих структурных элементов конфликта; в-третьих, уровни анализа конфликта (структурную детерминированность конфликтной ситуации совокупностью условий, свойств, характеристик и факторов разной природы и уровней).

В качестве исходного в конфликтологическом исследовании может, по-видимому,

выступать представление о том, что социальный конфликт — это социальное противоречие на стадии его реального разрешения вовлеченными в него субъектами3. И потому как сами эти субъекты, так и те, кто с конфликтологических позиций осмысливает и оценивает особенности их поведения в возникшем противоборстве, должны прилагать настойчивые усилия к тому, чтобы выявить механизмы и средства его разрешения. При этом важно учитывать, что любой социальный конфликт представляет собой не просто противоречие, возникшее между определенными социальными субъектами, а такое противоречие, которое так или иначе ими осознано и оценено. Соответственно этому состояние сознания и духовного мира участников конфликтной ситуации далеко не безразлично для ее возникновения, протекания и разрешения. Это означает, что в анализе конфликта необходимо учесть сложнейшую диалектику взаимодействия факторов бытия и сознания конфликтующих сторон. Только на этой основе можно преодолеть характерный для наших прежних отечественных обществоведческих исследований гипертрофированный объективистский подход к детерминации социального поведения, одной из специфических форм которого выступает социальный конфликт, и показать, что не извне, а именно через трансформацию ценностных ориентации и мотивационной сферы конфликтующих субъектов изменяется занимаемая ими в конфликте позиция и характер их поведения в нем, которые и составляют их наличное бытие.

В методологическом аспекте необходимо учесть, что социальный конфликт, поскольку он выражает специфическое взаимодействие активных социальных субъектов, их особую деятельную взаимосвязь, по существу, органически укладывается в рамки субъектно-деятельностного подхода. Поэтому данный подход способен выступить адекватной общеметодологической основой для эффективного анализа концептуальных и

технологических проблем конфликтологии.

Отечественными исследователями заложены краеугольные камни понимания основных особенностей и эвристических возможностей субъектно-деятельностного подхода к социальной действительности, которое конфликтологи могут «взять на вооружение» и использовать для анализа и решения своих собственных проблем. Важные стороны этого подхода раскрыты не только в работах философов4, но и социологов5, культурологов6, представителей общей и социальной психологии7. Благодаря его применению осуществлен весьма широкий и разносторонний социально-философский и частнонаучный анализ деятельной сущности человека, системы и структуры человеческой деятельности, развернуто понимание таких важных проблем общественной жизни, как специфика способа социального бытия, функционирование и развитие основных сфер об-

щества (экономической, социально-политической, духовной), образ жизни, система общественных отношений, особенности социального детерминизма, механизм действия социальных законов, процесс труда, управления, образования, воспитания и т. п.

Основную особенность данной методологической позиции составляет то, что она ориентирует на анализ социальной действительности как диалектически противоречивого процесса субъект-объектных и субъект-субъектных отношений и на этой основе позволяет осмыслить конкретные типы, виды, формы экономической, социально-политической и духовной преобразующей деятельности, ее реальных носителей, основные детерминанты и механизмы взаимосвязи объективных и субъективных факторов и т. п. Тем самым создается возможность для развернутой научно обоснованной характеристики функционирования и развития общества на определенном историческом этапе8. Не случайно поэтому, как подчеркивает В. А. Лекторский, «все яснее становится значение проблематики предметной практической деятельности для всего комплекса интенсивно развивающихся наук о человеке и обществе: психологии, социологических исследований, лингвистики, теории культуры и др.»9. К числу таких наук с полным правом можно отнести и конфликтологию.

Субъектно-деятельностный подход основан на учете широких объяснительных возможностей понятия деятельности в раскрытии специфики общественного бытия, — в том числе и в его конфликтологическом аспекте. Эти возможности обусловлены тем обстоятельством, что деятельность пронизывает всю систему общественных отношений, составляя способ их функционирования и развития. В социальной действительности ничто не существует вне и помимо деятельности. Все социальные процессы и отношения не просто так или иначе связаны с деятельностью, но и сами выступают как конкретные формы ее реализации. Поэтому, с позиций данного подхода, действительная история

общества, присущих ему стадий и периодов трансформации, даже если она изображается как объективный, закономерный, развивающийся процесс, предстает как процесс и результат человеческой деятельности, в котором органически переплетены и материальные и идеальные факторы и вне которого не существует ни общества, ни человека.

Существенно важным представляется также то, что, обосновывая пониманием объективных общественных законов как законов самой деятельности, эта ориентация исключает возможность их натуралистической трактовки и метафизического противопоставления на этой основе объективной социальной действительности и субъективного мира человека как чего-то мы ее реализации. Поэтому, с позиций данного подхода, действительная история «чисто внутреннего»10.

С другой стороны, сама эта деятельность невозможна вне и без людей и состоящих из них общностей. Именно они выступают ее единственными реальными субъектами. Деятельность есть выражение активности того или иного социального субъекта по отношению к его окружению — предметному, личностному, групповому. Субъект потому и выступает субъектом, отличным от своего окружения и противопоставленным ему, что его связь с этим окружением, будучи необходимой для самого существования субъекта, является в то же время не механически жесткой, а достаточно вариативной.

Это обстоятельство не только дает субъекту — человеку или сообществу людей — возможность самоопределения, но и требует от него так определиться в отношении данного окружения, установить с ним такую связь, которая в возможно более полной мере обеспечивала бы его существование. Необходимость в этом наиболее отчетливо проявляется в моменты расхождения, несоответствия, рассогласования, противоречия субъекта с его окружением. Активность субъекта и есть прежде всего выражение противоречивости его взаимосвязи с действительностью и стремления снять, преодолеть эту противоречивость посредством собственных усилий. Когда в качестве

действительности данному субъекту в его реальном наличном бытии противостоит другой субъект (или другие субъекты), эта его противоречивая взаимосвязь со своим объективным окружением и принимает форму конфликта.

Таким образом, с позиций этого подхода, социальный конфликт может быть определен как противоборство (активное противоречие) самоопределяющихся субъектов. И поскольку и самоопределение, и противоборство в этом самоопределении происходят у индивидов и их общностей и групп постоянно, повседневно, конфликт является нормальным и массовидным социальным феноменом, а вовсе не экстремальным, предельным случаем обострения социальных противоречий, как трактуют его некоторые авторы (например, Е. М. Бабосов11).

Понимание социального конфликта с позиций субъектно-деятельностного подхода позволяет избежать, с одной стороны, чрезмерно широкой его трактовки, при которой на место по крайней мере одной из противоборствующих сторон (а в предельном случае — и на место их всех) подставляют не реально действующих социальных субъектов, а те или иные социальные и даже природные факторы (условия жизни, окружающую среду, идеи, цели, ценности и т. п.). С другой стороны, — удается избежать и чрезмерно зауженного понимания, когда конфликт считается начавшимся лишь с момента вступления субъектов в открытое физическое противоборство, что оставляет за его рамками их самоопределение, их эмоциональные переживания и идейные расхождения (противоречия» в собственном, тесном смысле слова), предваряющие и мотивирующие их последующие конфликтные действия12.

Субъектно-деятельностный подход помогает продвинуть методологию конфлик-тологического исследования и в другом весьма эвристически значимом направлении. Поскольку конфликтующие субъекты вступают в противоборство между собой

ради разрешения возникшего между ними противоречия, социальный конфликт может быть определен как разрешаемое социальное противоречие, а конфликтология соответственно — как теория разрешения социальных противоречий. При такой трактовке она предстает в качестве специфического раздела или приложения более общей теории — социальной диалектики и получает возможность не только подключить к анализу социальных конфликтов весь эвристический потенциал этой теории, но и критически оценить его реальные возможности и слабости.

Как показывает анализ, одну из основных слабостей нынешнего состояния социальной диалектики составляет как раз неразработанность проблематики разрешения социальных противоречий, что вполне объяснимо для условий господства тоталитарной идеологии с ее идеей принципиальной бесконфликтности советского общества, все отношения которого будто бы были пронизаны идейным единством и согласием.

Обычно в философской литературе движение противоречия вообще, социального в том числе, анализируется в известной общей гегелевской связке «тождество — различие — противоположность — противоречие — основание», где стадия разрешения противоречия формально вообще не обозначена13.

Наряду с этим приходится также признать, что в условиях тоталитаризма и господства его идеологии социальная диалектика как теория не получила импульсов к развитию, начала топтаться на месте, «повторять зады» и превращаться в мертвую догму. Не случайно поэтому содержание подавляющего большинства посвященных ее проблемам отечественных работ ограничивается выяснением хотя и значимых, но весьма отвлеченных от практических нужд вопросов о характере противоречий, о специфике их отражения в различных концепциях и сосредоточено главным образом на перечислении, систематизации и классификации их видов, а в апологетической своей части — на обосновании, по существу, понижения роли борьбы противоположностей, открытой и

острой формой которой как раз и выступают противоречие и противоборство, и на выпячивании роли их единства как ведущего начала в движении «социалистического» общества.

Между тем, с учетом субъектно-деятельностного подхода, разрешение социального противоречия, а значит и конфликт, как субъектная форма этого разрешения, предстает не просто как этап, а как высшая стадия в его развертывании, дающая ключ к пониманию его более низких стадий и методологический ориентир к изображению всего хода развертывания противоречия в целом.

Субъектно-деятельностный подход позволяет с самого начала ввести в осмысление социальной диалектики и то важное уточнение, что действительной движущей силой выступает не противоречие само по себе, а субъект или субъекты, являющиеся его сторонами и активными выразителями. Поэтому познание процесса разрешения противоречий требует выразить «концептуальную историю» теоретического и практического разрешения противоречий субъектами, которое всегда происходит в определенных конкретно-исторических рамках 14.

Отметим и ряд других эвристически важных аспектов, к которым подводит анализ социального конфликта как разрешаемого противоречия и использование в нем субъектно-деятельностного подхода. Так, обычно рассмотрение логики движения противоречия начинается со стадии тождества и идет по линии изображения все большего расхождения и противопоставления его сторон. Конфликт, как разрешаемое противоречие, в этом аспекте предстает как обратный процесс отождествления противоположностей, подключения механизмов и средств снятия их существенных различий, и притом — с помощью собственных устремлений и усилий составляющих эти противоположности субъектов.

Анализ мировой практики развития и разрешения социальных конфликтов, представленный в работах ведущих западных конфликтологов15, показывает, что нередко они поначалу развертываются по такому «сценарию», когда каждая из противостоящих сторон стремится «взять верх» над другой и утвердить свое «определяющее» значение. Однако это ведет к эскалации их насилия одна над другой и, в случае наличия у обеих сторон достаточно больших возможностей для продолжения противоборства, заводит в тупиковую ситуацию, в которой ни одна из них не только не может двигаться вперед, но и в существенных отношениях отбрасывается назад, деградирует, и из которой, несмотря на большие усилия и потери, оказывается весьма трудно выбраться. В таких ситуациях, как правило, лишь признание каждой из сторон равноправности другой и правомерности тех оснований, которые побудили ее к конфликтному противоборству, создает необходимые условия для их примирения и для разрешения возникшего между ними существенного противоречия посредством компромисса или консенсуса.

В этой связи встает вопрос о необходимости определенной корректировки того традиционного марксистского представления, что разрешению противоречия предшествует его предельное обострение и крайнее напряжение усилий борющихся сторон. Ибо опыт показывает, что разрешение конфликта, как правило, тем легче и эффективнее, чем меньше степень его эскалации и чем на более ранней стадии прилагаются миротворческие усилия.

Субъектно-деятельностный подход к анализу социальных конфликтов помогает также соотнести между собой и связать в целостную систему те наиболее общие понятийные средства, которые характеризуют движение социальных противоречий в субъектной форме, начиная от их восприятия в виде соответствующих потребностей и кончая выработкой определенных социальных целей, личностных черт и стереотипов поведения социальных субъектов, интересы которых приходят на этой основе в острое конфликтное столкновение. Эта «понятийная сетка» позволяет адекватно отразить как внутреннюю детерминацию поступков общественных индивидов и социальных групп в конкретных конфликтных ситуациях, так и возможности принципиального разрешения данных ситуаций.

Осуществление этой социально-познавательной задачи имеет определяющее значение для преодоления тоталитаристской догмы «бесконфликтности» и перехода к конфликтологической парадигме, соответствующей современным реалиям и целям демократизации общественных процессов и отношений16.

Конфликтологическая парадигма восстанавливает субъектность социальных противоречий, позволяет изучать и осмысливать их как реальную борьбу реальных социальных субъектов, относительно самостоятельных и независимых в своих устремлениях и самоопределении, интересах и целях, направленных на удовлетворение имеющихся потребностей, определяемых особенностями их жизнедеятельности, их наличного социального бытия. И на основе этого осмысления определять и обосновывать пути и средства придания этой борьбе позитивного характера и форм, позволяющих принципиально разрешать составляющие их основу противоречия. Развернуть и закрепить в общественном сознании это новое видение социального бытия, восстанавливающее адекватное понимание его диалектически-противоречивой природы и субъектной обусловленности, и развивать его дальше — составляет поэтому приоритетную для современного социального познания теоретическую и прикладную проблему 17.

Нельзя не видеть тесной корреляции данной постановки проблемы с имеющимися в современной отечественной социологии предложениями по адекватному сложившимся социальным и познавательным условиям определению ее предмета. Так, по мысли одного из видных ее представителей В. А. Ядова, «именно субъектная составляющая исторического процесса, массовых действий, повседневной человеческой активности, т. е. решительно во всех ее проявлениях, является сегодня наиважнейшим предметом и теоретического анализа, и практического действия перестройки косных социальных структур и отношений»18. Потому что именно социальный субъект превращает объективную реальность в живой исторический процесс, своими действиями «производит» историю. При этом в широком смысле социальный субъект — это и человечество, и классы, и народы, и территориальные общности, и коллективы, и малые группы, и, наконец, личность как социальный субъектотип. «Что же касается социальных институтов, организаций и подобных образований, то все они — инструменты, средства, орудия деятельности социального субъекта, так как именно последний является реальным источником социального процесса и социальных изменений»19.

Важнейшее значение в этой связи приобретает диалектический анализ потребностей социальных субъектов как тех исходных внутренних детерминант их активности, которые не только втягивают их в конфликтные противоречия и противоборства со своим окружением, но и служат опорой и ориентиром в позитивном разрешении этих противоречий и противоборств.

Потребности как детерминанты деятельности социальных субъектов: конфлик-тологический аспект. Адекватным и эвристически значимым для анализа социальных конфликтов как противоречий, раз решаемых вовлеченными в них субъектами,

представляется подход, развиваемый рядом отечественных авторов (А. В. Маргулис, М. С. Каган, Н. Н. Михайлов)20, с позиций которого потребности выступают как непременные функциональные характеристики живых и социальных систем. Они представляют собой такие состояния данных систем, которые отражают момент динамического расхождения, рассогласования, несоответствия, словом, противоречия между объективно необходимыми и конкретно наличествующими «параметрами» их существования. В качестве такого противоречивого состояния, которое выражает их самовоспроизводящуюся природу и требует своего разрешения для обеспечения их дальнейшей жизнедеятельности, потребности и выступают отправным пунктом, исходным звеном во внутренней причинной цепи функционирования и развития названных систем, стимулирующим их активную деятельность по разрешению возникших противоречий.

Потребностные состояния, отражая противоречия реальной жизнедеятельности, воспринимаются, «переживаются» субъектами, в зависимости от степени настоятельности, охвата и характера, как «беспокойство», «томление», «неудовлетворенность», «недовольство», «ущемление», «тревога», «страх» по отношению к своему состоянию, жизненному положению, взаимоотношениям со своим окружением, природным и социальным, складывающимся в нем тенденциям и т. п.21

Там, где в создании и поддержании потребностных состояний субъекта оказываются «замешанными» другие субъекты, активность которых так или иначе противостоит его жизнедеятельности, между ними складываются конфликтные ситуации, проявляющиеся в первую очередь в противопоставленности их интересов, ценностных ориентации, целей, способностей, достоинства и т. д., словом, тех внутренних детерминант, которые

определяют предметность и направленность их конкретной деятельности. По мере прояснения этой противопоставленности, чувства недовольства, неудовлетворенности, ущемленности, испытываемые каждым из субъектов, оказавшихся в конфликтной ситуации, становятся все более адресными, переносятся на противодействующих ему субъектов и оформляются в мотивы конфликтного поведения по отношению к ним. Развиваясь и приобретая все более активные и открытые формы, это поведение переходит в организованное противоборство субъектов, эскалация которого может приобрести весьма широкие и острые формы, вплоть до смертельной ненависти друг к другу и стремления к взаимному уничтожению.

Одновременно с оформлением и организацией целенаправленного конфликтного противоборства как субъект-субъектной формы развертывания и разрешения объективно возникшего социального противоречия, для участвующих в нем субъектов проясняется также и то, кто из их социального окружения не противопоставлен им в своих интересах, целях, ценностях и прочих детерминантах социального по ведения и потому может оказать помощь содействие и поддержку в развертывающемся противоборстве. Тем самым конфликты оказываются способом и средством не только разъединения и противопоставления, но и объединения активно действующих субъектов, сплочения их сил и устремлений.

И это обстоятельство имеет важное значение как для реальной жизнедеятельности общества, так и для отражающей ее теории социальной диалектики. Ибо с этой точки зрения вся система социальной деятельности общества по удовлетворению возникающих в нем (как выражение его противоречивой природы и условие его динамического функционирования и развития) социальных потребностей предстает в виде системы противоборств и объединений активно самоопределяющихся социальных субъектов.

Диалектическая субъектно-деятельностная трактовка потребностей позволяет не только понять и объяснить детерминацию социальных конфликтов как необходимой формы противоречивого взаимодействия составляющих общество социальных субъектов, но и осмыслить основания их урегулирования и разрешения. В этом отношении она тесно смыкается с направленностью усилий зарубежных конфликтологов, у которых все большее признание и актуальность, как показано выше, приобретает в последнее время концепция принципиального разрешения социальных конфликтов в контексте теории человеческих потребностей (ТЧП).

Разрабатываемая международным коллективом исследователей во главе с Дж. Бертоном22, эта концепция переносит акцент с традиционной «объясняющей» функции исследований в области теории конфликта, занимавшихся поиском истоков конфликтных ситуаций, выявлением поведенческих стереотипов и социальных условий, чреватых опасностью острых столкновений, деструктивных противоборств, социальных «взрывов», на изучение условий и методов предотвращения и аналитического разрешения конфликтных ситуаций и конструктивное создание концепций и «технологий» эффективного урегулирования конфликтов всех типов, возникающих в основных областях общественной жизни. При этом, поскольку осмысление этой актуальной задачи происходит сегодня в ряде относительно самостоятельных дисциплинарных направлений (социологии, социальной психологии, политологии, правоведении, теории международных отношений и т. п.), ее приверженцы ставят вопрос о необходимости, для координации этих разрозненных усилий, выработать вполне определенный общий «язык», оперирующий такими понятиями, которые позволят создать адекватную и приемлемую для всех теорию человеческого поведения в конфликтных ситуациях на всех социальных уровнях.

Данная концепция рассматривает социальный конфликт как следствие ущемления или неадекватного удовлетворения той совокупности человеческих потребностей (или их части), которая и определяет реальную человеческую личность как активного субъекта социального процесса. Причем, если до сих пор общепринятым являлось представление о конфликте любого уровня как о «споре из-за дефицита» — ресурсов, духовных и материальных благ, территории, престижа и т. д., то здесь на первый план выдвигаются основные человеческие потребности — в безопасности, благосостоянии, признании, идентичности и т. п. — как те «параметры», которые «универсальны и онтологичны» и потому составляют более фундаментальные основания конфликтных ситуаций любого уровня.

Соответственно этому меняется и подход к урегулированию конфликтов. Если прежде основным его способом представлялось организованное побуждение и принуждение одного из противников к тому или иному типу действий, выгодному другой стороне или посреднику между ними, то теперь достигаемый таким образом «мир» или компромисс рассматривается как непрочный и недолговечный. А значит — нестабильный и ненадежный, поскольку не устранена сама исходная причина соперничества. И потому постконфликтные отношения субъектов остаются чреватыми опасностью новой вспышки конфликтного противоборства.

Подлинным завершением конфликта, с этой точки зрения, может быть только такое его разрешение, которое достигается в процессе длительного обоюдного анализа противостоящими субъектами как истоков, так и содержания возникшего между ними противоречия. И устойчивое, стабильное равновесие сторон возникает как следствие фактического преодоления тех обстоятельств, которые породили конфликт, что позволяет установить между ними новые отношения согласия, удовлетворяющие обе стороны. Поэтому одно из основоположений концепции, сформулированное Дж. Бертоном, гласит, что «только те организационные усилия, которые полностью удовлетворяют основные человеческие потребности, могут принести подлинное завершение конфликта, то есть такое его разрешение, которое во всем объеме затрагивает предмет спора и устанавливает новые, самодостаточные отношения между противниками»23.

Эффективность концепции принципиального разрешения социальных конфликтов, развиваемой в контексте теории человеческих потребностей, ее сторонники усматривают в том, что она позволяет справиться с теми «глубоко укорененными конфликтами», для которых обычные подходы к урегулированию спорных вопросов оказываются несостоятельными. Они доказывают, что эта несостоятельность обусловлена как раз нежеланием противоборствующих субъектов (и их посредников) признать, что причина конфликта состоит в ущемлении (фрустрации) либо посягательстве на какую-либо из основных человеческих потребностей, в отрицании той или иной неотъемлемой человеческой ценности, реализация которой составляет глубинный интерес каждого. И потому успешное разрешение противоборства требует вычленения потребностей, испытавших фрустрацию, а затем обоюдного выяснения тех изменений в социальной структуре, институтах и политическом курсе, которые необходимы для удовлетворения ущемленных потребностей. Иначе говоря, по выражению Дж. Бертона, «успешное и окончательное завершение любого конфликта должно включать в себя удовлетворение тех потребностей его участников, которые оказались фрустрированными в данных условиях при данных отношениях»24.

Включение теории человеческих потребностей в концепцию социального конфликта служит конструктивному применению результатов последней к осмыслению и совершенствованию практики переходного периода. Вместе с тем, оно порождает ряд серьезных проблем, являющихся в настоящее время предметом оживленных дискуссий зарубежных конфликтологов. Прежде всего дискуссионными являются проблемы природы и структуры потребностей, их гетерогенности, вариативности и устойчивости в историческом времени и культурном пространстве. Не менее оживленно и

разносторонне обсуждается зарубежными исследователями, что же, собственно, служит детерминантами конфликтной ситуации: сама природа человеческих потребностей или недостаток адекватных средств их удовлетворения.

Сложность изучения природы и функций потребностей связывается ими также с тем обстоятельством, что потребности не поддаются непосредственному наблюдению. Непосредственно наблюдаемо только поведение, которое потребности детерминируют и в котором они реализуются, удовлетворяются. Это обстоятельство дает даже основание некоторым исследователям (К. Ледерер, К. Гилвард) утверждать, что потребности представляют собой всего лишь теоретические конструкты.

Не менее трудными и неоднозначными оказываются ответы на вопросы, все ли потребности, реализованные в поведении, обладают равной онтологической значимостью для их субъектов, существует ли иерархия потребностей и возможен ли их полный список?

Большинство исследователей склонны упорядочивать структуру потребностей, выделяя фундаментальные и периферийные составляющие. Выстраивая иерархию потребностей, они определяют некоторые из них в качестве «высших», «определяющих», «основополагающих», а остальные — как им подчиненные, или зависимые.

Такая традиция восходит к А. Маслоу, еще в 40-е годы предложившему в качестве основных следующие пять уровней их группировки (см. таблицу).

Согласно классификации Маслоу, каждый следующий уровень потребностей может служить в качестве мотивации только после того, как удовлетворены потребности, находящиеся на предыдущей ступени, т. е. следующая ступень мотивационной пирамиды приобретает значение лишь тогда, когда реализованы предыдущие ступени, а удовлетворенные потребности перестают действовать в качестве мотивации.

Первые два уровня представляют собой первичные (низшие) потребности, а следующие три — вторичные, или высшие. Высшие потребности составляют основу общественной жизни, но они могут определять деятельность человека лишь после того, как удовлетворены низшие.

Многие современные зарубежные исследователи опираются на эти идеи, вместе с тем так или иначе корректируя их в соответствии со своими задачами и представлениями.

Так, в интерпретации Дж. Бертона, высшими потребностями являются безопасность и идентичность. О. Надлер кладет в основу иерархии потребность в значении, то есть «необходимость для каждого человека построить свой мир и жить в нем», которая является предпосылкой удовлетворения всех прочих потребностей. Вместе с тремя другими базовыми потребностями — в идентичности, росте и трансценденции — она образует совокупность Универсальных базовых потребностей, которые реализуются в конкретном времени и пространстве с помощью исторически и культурно варьирующихся ситуативных систем потребностей25.

Несмотря на кажущуюся отвлеченность, проблема иерархии потребностей имеет самое непосредственное значение не только для теории, но и для практики разрешения конфликтов, поскольку позволяет поставить вопрос об удовлетворении той или иной потребности в зависимость от ее места в иерархии, а вместе с ней — о «глубине» решения возникшей на этой почве коллизии.

В плане принципиального разрешения конфликтов на почве потребностей вообще, базовых в особенности важное значение имеет и вопрос об их насыщении в процессе реализации, удовлетворения. Согласно К. Митчелу, любая потребность имеет

определенный диапазон насыщения, приемлемый для конфликтующих сторон26. При этом у каждой потребности есть свой порог насыщения, ниже которого уровень удовлетворения оказывается недостаточным для достижения взаимоприемлемого соглашения между ними. Если конфликтующие стороны учитывают это обстоятельство, у них появляется возможность разрабатывать вариативные решения конфликта, исходя из различных уровней насыщения потребностей. В этой связи актуальной становится проблема частичной заменяемости одних потребностей на другие. Митчел пытается скомбинировать идеи делимости и взаимозаменяемости потребностей, для того, чтобы конфликтующие стороны в процессе поиска адекватных средств удовлетворения своих потребностей и основанных на них интересов получили возможность для договоренностей об определенном уровне их насыщения. Например, некоторое снижение уровня безопасности может быть принято в обмен на более благоприятные возможности творческого развития. Тем самым возникает возможность значительно расширить стратегический диапазон управления конфликтными ситуациями, получить свободу маневрирования, сопоставления нескольких решений, различных по своей радикальности и конечному результату.

Важное значение в русле концепции разрешения конфликтов на основе теории человеческих потребностей приобретает и вопрос об их динамике, также оживленно обсуждаемый зарубежными исследователями. Акцентируя на нем внимание, Д. Дэвис подчеркивает, что если основные физические потребности составляют основание иерархии, то периферийные могут изменяться более гибко относительно отдельных личностей и социальных групп27. Поэтому частные иерархии потребностей могут варьировать и иметь различную продолжительность. Приоритеты удовлетворения

потребностей с течением времени могут изменяться таким образом, что потребности, прежде считавшиеся фундаментальными, будут оставаться ненасыщенными, тогда как другие, представлявшиеся зависимыми и второстепенными, станут для социальных субъектов наиболее значимыми и требующими незамедлительного насыщения. Как правило, такие пересмотры достаточно сжаты во времени, но они наглядно демонстрируют, что иерархия потребностей динамична и может изменяться под влиянием окружающей среды.

Сходную позицию занимает и И. Галтунг, который развивает идею пластичной природы потребностей и их иерархии, детерминируемых социальной и культурной средой28. Согласно его мнению, универсальную иерархию потребностей nocтpоить невозможно, потому что человечество очень сильно отличается во всех своих культурных проявлениях. В отличие от Д. Дэвиса, Галтунг показывает, что в определенных условиях, например, «полной депривации», неудачи в удовлетворении основных материальных потребностей приведут к сходным моделям поведения различных социальных групп. С другой стороны, если окружающая среда располагает средствами удовлетворения нематериальных потребностей, то среди представителей различных культур и даже в рамках одной культуры в выборе потребностей может быть проявлена значительная гибкость. Различные социальные группы могут иметь собственные приоритеты удовлетворения потребностей. В зависимости от обстоятельств люди могут изменить порядок приоритетов и пожертвовать одними потребностями ради удовлетворения других. Они могут отдать жизнь за свободу и идентичность в такой ситуации, где физическое выживание не является доминирующей потребностью конкретных индивидов. Но в других случаях они, наоборот, готовы пожертвовать свободой и идентичностью в обмен на безопасность и благосостояние.

Все это еще раз доказывает тщетность установления какой-либо «линейной» иерархии

потребностей для всего человечества. При этом Галтунг не отрицает возможность частных иерархий для конкретных социальных групп в определенный период времени и в условиях определенной окружающей среды.

В отношении динамики потребностей ц их иерархии Митчел обращает внимание на то, что значимость, порядок и интенсивность восприятия потребностей изменяются не только под давлением внешних обстоятельств, но и в зависимости от возраста людей, приобретенного социального опыта и т. д. Например, в один период времени более значимой может быть потребность в любви, а в другие периоды более значимой станет потребность в идентификации. Могут быть и другие варианты изменений, когда определенные потребности полностью уходят из жизненного опыта социальных групп.

В целом относительно происходящей в зарубежной литературе полемики можно заключить, что, хотя еще не сложился общий консенсус по вопросам динамики потребностей и их иерархии, все более широкое признание приобретают следующие важные положения:

1) потребности и иерархии потребностей изменяются во времени и в связи с определенными обстоятельствами;

2) различные группы людей могут иметь различные иерархии потребностей и собственное восприятие потребностей.

Динамическая концепция потребностей предполагает значительно большее разнообразие приемов и тактик примирения сторон, чем жесткое противопоставление компромиссного «урегулирования» и абсолютного «разрешения» проблемы.

Еще одна важная дискуссионная проблема связана в настоящее время с тем, что среди сторонников общей теории разрешения социальных конфликтов существует ряд исследователей, которые в ее основу кладут не сами по себе потребности, а средства и способы их удовлетворения. Для большинства из них аксиомой представляется положение о том, что сами по себе потребности не могут служить источником конфликтов, они нейтральны по отношению к любой связанной с ними конфликтной ситуации. Целесообразность данного подхода аргументируется тем, что не потребности как таковые являются причиной социальных конфликтов, а выбор способов их удовлетворения.

Концепция, выдвигающая удовлетворение потребностей в качестве основы теории разрешения конфликтов, также содержит большое количество дискуссионных вопросов. Среди них наиболее важными являются вопросы о природе и разновидностях способов удовлетворения потребностей, об их роли в теории разрешения конфликтов.

Одной из центральных проблем, стимулирующих дискуссию, можно назвать проблему альтернативных способов удовлетворения базовых потребностей. Приверженцы данного подхода отклоняют идею «единственного ключевого способа удовлетворения потребностей» и выдвигают положение о возможности замещения одного способа удовлетворения потребности на другие (например, потребность творчества может насыщаться интересной работой или игрой на музыкальных инструментах). При этом они отмечают, что определенные человеческие потребности могут быть насыщены различными «удовлетворителями» (по крайней мере их ограниченным числом), и эти вариации становятся более разнообразными по мере продвижения к периферийным потребностям. Поскольку не все способы удовлетворения в равной степени насыщают определенную потребность, предложена идея о существовании иерархии «удовлетворителей», которые с различной степенью эффективности могут обеспечить те или иные потребности. В этой связи некоторые теоретики используют понятие «частичных удовлетворителей», которые менее полно насыщают потребности по сравнению с тем, что пытаются достичь конфликтующие стороны, В подобных случаях очень важно просчитать, являются ли найденные варианты удовлетворения достаточными для заключения полного соглашения на длительный срок.

Проблема эффективности механизма удовлетворения потребностей продуцирует базовый вопрос относительно природы и ранга способов удовлетворения. Необходимо разобраться, какие потенциальные способы удовлетворения потребностей имеются в распоряжении, какие «удовлетворители» и с какой степенью эффективности насыщают определенные потребности.

Различные варианты способов удовлетворения, рассматриваемые в существующей за рубежом литературе, пока не дают четкой картины по этим вопросам. В одно и то же время определенные способы удовлетворения потребностей в разной социальной среде могут иметь различные последствия, в одних случаях содействуя насыщению потребностей, в других — нет. Определенные способы удовлетворения потребностей, используемые в одной и той же социально-культурной среде, но в разное время, также могут иметь различные последствия.

Отсюда следует, что в каждом конкретном случае необходимо исследовать следующие вопросы:

1) какой ряд удовлетворителей считается традиционно применимым в определенной культуре;

2) какие новые удовлетворители могут быть успешно присоединены к этому ряду, чтобы расширить возможность насыщения потребностей и разрешения конфликта.

Несмотря на то, что в концепции способов удовлетворения потребностей многие вопросы остаются открытыми и требуют дальнейшей разработки, данный подход в теоретическом отношении имеет то бесспорное преимущество, что в нем находит решение проблема культурной и исторической обусловленности способов и средств удовлетворения потребностей (в то время как вопрос о диалектике «универсальности» и изменчивости базовых человеческих потребностей все еще остается открытым). Принцип социокультурной детерминации дает новое историко-культурное измерение проблеме разрешения конфликтов и поиску новых стратегических альтернатив.

Наиболее плодотворными в этой связи представляются упомянутые выше концепция пластичной природы потребностей и их удовлетворителей Д. Галтунга, ситуационный подход к анализу потребностей О. Надлера, идея определенных диапазонов и порога насыщения потребностей К. Митчела.