Вопросы для повторения:

1. Что такое коммуникация?

2. Раскройте содержание понятий «дискурс» и «риторика»?

3. Чем отличается понятие «диалогичность» от «полемичности»?

4. Что такое разговор и беседа?

5. Раскройте смысл теории коммуникативного действия Ю.Хабермаса.

6. Чем отличается коммуникативное действие от идеологии?

Рекомендуемая литература:

1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. С. 354, 361-368, 385.

2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2006. С. 134, 148.

3. Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М.: Логос, 2002. С. 7, 14, 101.

4. Касавин И.Т. Дискурс-анализ как метод исследования сознания // Проблема сознания в философии и науке / Под ред. проф. Д.И. Дубровского. М.: Канон, 2009. С. 242-243, 255, 262.

5. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.- СПб., 1998. С. 32-33, 45-47, 144, 155-158.

6. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2006. С. 303, 329-330.

Тема 2. Ценностная динамика личностного мира в обществе знания

2.1. Научное знание как высшая форма в иерархии ценностей

Сетевого общества

Научное знание, будучи встроенным в общий континиум мира личности, становится узловым в системе его ценностей, являясь одновременно одним из важнейших показателей социокультурного развития. Различные типы знания (естественнонаучные, математические, социально-гуманитарные и технические) являются особыми составляющими категории знания как высшей ценности в условиях риска и неопределенности динамично изменяющегося общества знания. Возрастающая доступность знания в связи с внедрением и распространением Интернета, с умением человека пользоваться информационно-технологическими средствами порождают ситуацию резкого увеличения возможностей выбора у человека. Проблемой становится не отсутствие знания, а его избыток. Только человек, сориентированный на использование научного знания, может определить среди множества альтернатив правильное направление.

В концепциях общества, основанного на знании, всемерно акцентируется роль научного знания как решающей силы социального воспроизводства и эволюции, никогда не прекращающейся самокоррекции, самонастройки систем, основанных на субъект-субъектом взаимодействии. Сегодня в развитых странах «знания в силу своих преимуществ – бесконечности, общедоступности, демократичности – подчинили силу и богатство и стали определяющим фактором функционирования власти»¹.

Информатизация всех сторон общественной жизни и культуры содержит в себе реальную возможность становления общества, основанного на знании. В теориях постиндустриального общества знание рассматривается как «товар», оно является составной частью социальных инвестиций, это – общественный продукт, своего рода «коллективное благо»². В теориях информационного общества оно уже становится определяющим в понимании содержания и функционирования власти. В концепциях общества, основанного на знании, оно поднимается до значения «жизненного ресурса». Например, в сочинении Ж.-Ф.  Лиотара «Состояние постмодерна» знание не сводится к науке и даже вообще к познанию. Речь идет, с одной стороны, о знании как совокупности денотативных высказываний и, с другой стороны, о знании как компетенции. Иными словами, сегодня критерием знания является не только истина, но и техническая квалификация, нравственные суждения, даже чувственная окраска и др. Знание всегда находится в опасности «фальсификации»¹.

Известно, что за последние десятилетия в западной социальной философии накопилось множество интерпретаций самого феномена информации: это обозначение содержания, полученного от внешнего мира в процессе приспособления к нему (Винер); отрицание энтропии (Бриллюэн); коммуникация и связь, в процессе которой устраняется неопределенность (Шеннон); передача разнообразия (Эшби); мера сложности структур (Моль); вероятность выбора (Яглом); отраженное разнообразие (Урсул); основа всех видов обмена в экономике и обществе (Белл), число равновероятных возможностей (Эко); наконец, знание, определяющее содержание и функционирование власти (Тоффлер), и другие.

В последнее время наиболее артикулируемым стал тезис о том, что в обществе, основанном на знании, информация может и должна стать ключевым ресурсом, что именно эта ее уникальная особенность будет способствовать формированию все более многогранных аспектов процесса информатизации. В интерпретации Х. Кливленда и Г. Рейнголда выделен ряд ключевых характеристик понятия информации как «ресурса». Среди них: информация – «неконкурирующий» продукт; информация способна «просачиваться»; информации свойственно «расширяться» по мере ее использования; наконец, с доступностью информации возрастает и ее ценность².

Согласно первой характеристике, информацией можно владеть, но ее нельзя променять на что-то. Это отличает ее от жизненных ресурсов предыдущих исторических эпох, обмен которыми происходил согласно формуле: покупатель приобрел – продавец потерял. В случае с информационными ресурсами оба участника обмена становятся владельцами этого товара. Например, при покупке или продаже с последующим переходом права собственности сделка осуществляется не в отношении информации, а по поводу механизма передачи прав и их оплаты. Информация остается у продавца даже после того, как он поделился ею с покупателем. Собственник некоего программного обеспечения не в силах препятствовать миллионам других людей пользоваться им, как это было в случае с ключевыми ресурсами прошлого (земля, деньги и др.).

Революция в области коммуникаций конца XX столетия сделала информацию «транспортабельной», способной передаваться через электронные сети почти со скоростью света и относительно дешево. Поэтому сегодня можно констатировать ее неконтролируемую способность «просачиваться». Правительственные классификаторы, коммерческие тайны, права на интеллектуальную собственность и конфиденциальность – все эти попытки создания искусственных препятствий для естественной тенденции информации к распространению в сети все чаще являются безрезультатными. Современная и актуальная информация не может иметь хозяина, приватизации принадлежат только каналы, по которым она поступает к потребителю. Условным является даже само выражение «интеллектуальная собственность».

Если говорить о способности информации расширяться по мере ее использования в условиях коммуникации, то здесь наблюдается очевидное противоречие: информация стремится к скорейшему распространению, что соответственно создает ситуацию информационной перегрузки, и, как следствие, возникает целый ряд новых проблем, связанных, прежде всего, с разноуровневой интерпретацией новых знаков и символов, использованием уже имеющихся знаний и, с эмоциональными переживаниями человека.

В целом изыскания представителей западной социальной философии способствовали тому, что обсуждение проблем информационного общества с начала 1990-х годов перешло в практическую плоскость осуществления национальных программ его развития. В России серьезные дискуссии о природе информационного общества только начинаются. Исследователи Д.И. Дубровский, А.Д. Еляков, В.Л. Иноземцев, В.С. Цаплин и др. подвергают критическому рассмотрению западные теории и обосновывают необходимость общественной силы, которая помогла бы сформировать устойчивое партнерство различных сообществ развития (государства, бизнеса, гражданского общества, научно-образовательного сообщества).

В среде российских исследователей научное знание понимается как важнейший стратегический ресурс информационного общества. Однако о времени формирования информационного общества нет единого мнения. Одни исследователи полагают, что информационное общество начинает формироваться во второй половине XX в. (А.И. Ракитов, Т.Г. Лешкевич); другие считают, за последние сорок лет сформировались лишь предпосылки перехода к информационному обществу (И.С. Мимохин); третьи говорят о его начальной стадии (Д.И. Дубровский, А.В. Петров); четвертые и вовсе называют его «прогностической моделью будущего» (В.Ю. Черных). Как и в дискуссии, развернувшейся в западной социальной философии, выяснение этого вопроса связано с проблемой критериев информационного общества. Наиболее артикулируемым в отечественной литературе стал тезис о двухэтапном формировании информационного типа общества, где первый этап датируется концом XIX – началом XX века и его символами становятся телеграф, телефон, радио, кино, а второй – с конца XX века и связан с формированием информационной виртуальной реальности, содержащей всю совокупность различных электронных устройств и технологий.

С самого начала дискуссия о природе информационного общества в ее российском варианте стала приобретать онтологические ориентиры: авторы увлеклись поисками создания общих представлений об информации. Сама идея о том, что информацию можно рассматривать как самостоятельное явление, возникла вместе с новой наукой – кибернетикой, доказавшей, что информация имеет непосредственное отношение к процессам управления и развития, может способствовать обеспечению устойчивости и выживаемости любых систем. Это была неожиданная для своего времени идея – рассматривать информацию как важнейшую субстанцию, как среду, питающую разработчиков, исследователей, управляющие органы, которая ими же и создается, и непрерывно обновляется. Непросто было привыкнуть к мысли о том, что в различных системах (технических, биологических, психических, социальных и др.) циркулируют одинаковые потоки информации, что одна и та же информация может присутствовать в различных физических носителях и передаваться по каналам, чрезвычайно разным по своей природе.

В отечественной социальной философии устойчиво сложились два подхода к пониманию информации – атрибутивный и функциональный. Представители первого подхода классифицируют информацию как свойство всех материальных объектов (Р.Ф. Абдеев, Л.Б. Баженов, Б.В. Бирюков, В.М. Глушков, В.Б. Гухман, К.Е. Морозов, И.Б. Новик, Л.А. Петрушенко, А.Д. Урсул и др.). На этой основе формируется определение информации как меры неоднородности распределения материи и энергии в пространстве и времени, меры изменений, которыми сопровождаются все протекающие в мире процессы¹. Сторонники второго подхода воспринимают информацию в единстве с функционированием самоорганизующихся систем (В.В. Вержбицкий, Г.Г. Вдовиченко, И.И. Гришкин, Д.И. Дубровский, Н.И. Жуков, А.М. Коршунов, М.И. Сетров, Г.И. Царегородцев и др.). Выразительным примером тому может служить определение информации как субъективной реальности, воплощенной в физическом носителе в определенной кодовой форме.

Так, Д.И. Дубровский напрямую связывает многомерность понятия информации с феноменом сознания. Более трех десятилетий автор задается классическим вопросом о связи сознания с процессами, происходящими в коре головного мозга. На его взгляд, сознание обладает специфическим и неотъемлемым качеством субъективной реальности. Но и сама реальность дана субъекту сквозь призму его собственных психических, осознаваемых отображений данного объекта. Таким образом, субъективная реальность – это динамический континуум сознаваемых состояний человека, временно прерываемых глубоким сном или случаями потери сознания. Этот континуум в значительной степени центрирован нашим «Я», которое отдает себе отчет о конкретных явлениях субъективной реальности и способно управлять некоторыми из них. Качество субъективной реальности выступает в различных формах (ощущение, образ, эмоции, мысль, чувство уверенности, волевое усилие и т.п.), оно способно выражать самое разнообразное содержание, но суть его – в субъективном переживании, в его как бы непосредственной данности индивиду (в аналитической философии это качество выражается разными терминами: «субъективный опыт», «ментальное», «квалиа» и др.).

Именно качество субъективной реальности создает главные трудности связи сознания с мозговыми процессами. В западной аналитической философии преобладает редукционистский тип объяснения в двух его основных вариантах – физикалистском и функциональном, где в первом случае явления субъективной реальности сводятся к физическим процессам, а во втором – к функциональным отношениям. Сравнительно немногочисленные противники редукционизма (Т. Нагель, Дж. Серл, Д. Чалмерс и др.), ограничиваясь критическими соображениями, не выдвигают, однако, концептуального решения проблемы «сознание, мозг, информация».

Дубровский приемлет информационный подход в интерпретации субъективной реальности и считает теоретически корректным описание сознания в четырехмерной категориальной системе: онтологической, гносеологической, аксиологической и праксеологической. Для этого выдвигается ряд исходных посылок: 1) информация необходимо воплощена в своем физическом носителе, она существует лишь в определенной кодовой форме; 2) информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя, т.е. одна и та же информация может кодироваться по-разному; 3) в самоорганизующихся системах информация может выступать причиной изменений в ее субстрате и структуре, служить фактором управления; 4) явления субъективной реальности допустимо интерпретировать в качестве информации.

Говоря о многомерных проявлениях субъективной реальности, Дубровский вновь обращается к понятию рациональности. В самых общих чертах рациональность следует рассматривать как адекватно отображенное, целесообразное, логическое, разумное и обоснованное. Не только эмпирические и теоретические доказательства, но и результаты биологической эволюции и антропогенеза являются обоснованием рациональности, создающей средства для формирования критериев реальности, которые позволяют отличать реально существующее от мнимого, «реально реальное» от виртуально реального, возможное от невозможного. Иррациональное как антипод рационального выполняет компенсаторную функцию и резко расширяет свою представленность в культуре в смутные времена социальных кризисов. Оно связано, как правило, с неадекватными оценками реальности и несет деструктивный заряд.

По мнению Д.И. Дубровского, мы находимся в начальной стадии информационного общества. Постмодернизм явился своеобразным провозвестником информационной эпохи и выразил реакцию на ряд ее негативных особенностей. Тенденции деструкции, релятивизм, скепсис, нигилизм, хаотизация, рост неопределенности – все это многие связывают с феноменом «децентрации сознания»¹. Нередко этот термин истолковывается преимущественно в аксиологическом плане, в смысле инфляции ряда высших ценностей, падения их управляющей, организующей, центрирующей роли в динамической структуре индивидуального сознания, и затем это приписывается некоторому массовому субъекту. Такое клише произведено западными интеллектуалами для характеристики «западного сознания», но явно или неявно подразумевает, что всякое сознание имеет тенденцию децентрации. Дубровский с этим явно несогласен и считает, что вряд ли можно говорить о децентрации, например, «китайского сознания». К широкой массе западных обывателей (и тем более российских) такая характеристика также не подходит, потому что их сознание устойчиво центрировано насущными жизненными нуждами. Хотя феномен децентрации сознания действительно заслуживает серьезного внимания, надо учитывать склонность интеллектуальной элиты проецировать свое самоотображение на жизненный мир всех остальных.

Сегодня обращение к проблематике общества, основанного на знании, становится все более интенсивным. Чаще всего формулируются следующие позиции: 1) Структурированные знания должны стать доступными для всех членов общества; человек, находящийся в любой точке пространства, может их получить в масштабе реального времени без ограничений, должна работать система дистанционной передачи знаний; 2) Человек в XXI веке будет владеть технологиями управления знаниями, т.е. разберется в кодификации знаний, будет знать, как из старых знаний генерировать новые, как их превратить в товар, который можно представить на международном рынке разделения труда; 3) Всеобщий доступ к знаниям позволит в некоторой степени выровнить стартовые возможности людей, живущих в разных уголках нашей планеты; 4) Важнейшим продуктом на мировом рынке становится интеллектуальный продукт – новые знания, а не сырье и даже не готовые технологии.

В условиях информационного общества с его неизбежностью ускорения процессов принятия решений и расширением горизонта личностного выбора, ценность научного знания приобретает особый характер, так как его носитель («интеллектуальный агент») в большинстве ситуаций способен принять наилучшее возможное действие. Природа, получение, распространение и назначение знания подвергаются существенной трансформации. Появление информационных и коммуникационных технологий, в частности Интернета и беспроводных технологий привело к беспрецедентному возрастанию скорости накопления и передачи информация, и, главное, к усилению потребности в осмыслении ее гуманистической направленности. Знание постепенно утрачивает свой чисто академический характер и начинает приобретать значение ключевого ресурса жизнедеятельности человека, способного оказать влияние на решение многих социокультурных проблем. Последнее может оказаться реальным только при соблюдении одного важного условия: должны быть созданы максимальные возможности для равноправного информационного обмена.

Главной ценностью общества знания как общества крупных организаций (коммерческих предприятий, крупных университетов, исследовательских лабораторий, больниц) является то, что оно репродуцирует потребность в работниках умственного труда. Ученичество как традиционно сложившаяся система передачи, хранения и использования информации теряет свою значимость. Созвучным современности становится понимание знания как сознательной организации информации, ее творческого использования. В связи с этим растет спрос на работников умственного труда. Прогнозы о том, что умственный труд приведет к «исчезновению» в принципе всей работы, что в развитых странах труд находится на грани вымирания, не сбываются. Уходит в прошлое только работник физического труда. Как никогда становится востребованным «информационный служащий» или «знаниевый работник».

Применение знания совершило настоящую революцию в производительности труда и уровне жизни человека. Самым значительным достижением знания становится то, что оно позволяет осуществить переход от общества «предопределенности» к обществу «сознательного выбора». На протяжении многих столетий человек не располагал особым выбором. Всем известен выбор профессии по принципу «от отца к сыну», или «цеховая» традиция организации средневекового европейского общества, или кастовость как норма жизни индусов и другие примеры. Для современного общества становится новой тенденцией то, что человек может зарабатывать на жизнь, занимаясь практически чем угодно, применяя любой вид знаний. Умственный труд ставит перед человеком особые требования, безграничные по своему характеру. Информационный работник начинает играть двойную роль: с одной стороны, он выполняет функции «капиталиста», владея средствами производства через пенсионные фонды, инвестиционные программы и т.д.; с другой стороны, образованный средний класс материально зависит от своего работодателя, зависит от своего жалованья и дополняющих его пенсионных пособий и медицинской страховки. Таким образом, информационный работник одновременно выступает и в роли «служащего», и в роли «работодателя». Возникает скрытый конфликт между отношением информационного работника к себе как к «профессионалу», получившему хорошее образование, и той общественной реальностью, в которую он погружен. Наиболее ярко это противоречие проявляется у молодых специалистов, у которых желание быть «интеллектуалом» на практике ограничивается повседневной участью простого «служащего».

Знание как систематическая организация информации и идей в сетевом обществе информационно-технологических возможностей постепенно замещает традиционное ученичество как систематическую передачу опыта. В связи с этим возникает проблема: передача знания не должна ограничиваться передачей информации; будущему специалисту необходимо осваивать все процедуры, способствующие диалогичной коммуникации на рынке труда в условиях его непрерывной пост- и переквалификации. Новое отношение к знанию базируется на междисциплинарности. Главным в образовании становится не формирование элит с некими высшими идеалами, а подготовка грамотных и выносливых игроков для преодоления различных жизненных сценариев.

В новых условиях общества, основанного на знании, главным становится критерий компетентности, который необходим, с одной стороны, для всей социальной системы в целом, с другой – для поддержания внутреннего единства образовательного пространства. Компетентность символизирует результат процесса накопления информации о профессии, а компетенция – ситуацию вовлеченности личности в информационное пространство профессии. В классической философии доминировала концепция инструментального знания, где главной целью был поиск истины, главным критерием достоверности выступала практика, а главным назначением знания считалось практическое применение. Современное общество выдвигает новое понимание знания в контексте компетенции. Знанием считается не только правильное денотативное или оценочное высказывание. Напротив, знание совпадает с широким образованием компетенции. Знание воплощено в субъекте как единая форма, состоящая из различных видов компетенции, которые его формируют.

Центрирование знания в качестве движущей силы нового социума есть существенная черта современного типа общества. С известного посыла Д. Белла знание определяется как совокупность субординированных факторов или суждений, представляющих собой аргументированное утверждение или экспериментальный результат, способный быть переданным другим людям с использованием средств связи в определенной систематической форме. Таким образом, знание уже полвека противопоставляют новостям и сообщениям развлекательного характера. Знание состоит как из новых суждений (исследований), так и новых изложений уже известных суждений (учебников). Или, как пишут Х. Тоффлер и Э. Тоффлер, в повседневном употреблении слово «знание» - это краткое обозначение всего, что мы считаем истинным. Только наука представляет собой самокорректирующееся знание¹. Научное знание, в условиях постиндустриального общества становится основным ресурсом производства, управления, культуры в новых исторических условиях, и приобретает значение ресурса жизнедеятельности в настоящее время.

Необходимо отметить, что по сравнению с другими ресурсами, знание обладает некоторыми специфическими чертами. Первая – знание по своей сути не является конкурентным ресурсом, т.е. оно является общедоступным. Им могут пользоваться одновременно многие. Вторая черта – знание как таковое суть нематериально. Третья – знание накапливается нелинейно, т.е. благодаря открытиям и озарениям оно скачкообразно растет. Четвертая – знание относительно, т.е. каждый отдельный фрагмент знания приобретает значение только в значении других фрагментов, создающих контекст. Пятая – знание может соединиться с другим знанием, т.е. оно коммулятивно. Чем больше знаний, тем более разнообразны и полезны из них комбинации. Шестая черта – знание является самым мобильным ресурсом. Седьмая – знание может быть сжато до ряда абстракций и символов, т.е. оно компактно. Восьмая черта – знание неисчерпаемо и накапливается с возрастающей скоростью. Но самая главная характеристика знания – это его уникальность в отличие от товаров, из которых складывается рыночная цена, а также его избирательность. Под последней особенностью понимается доступность знания только тем, кто может по своим способностям или своему образованию его усвоить, а значит обладать знанием и его использовать. Говоря другими словами, знание элитарно, несмотря на то, что доступно.

Новое отношение к знанию предполагает тесную связь с идеей междисциплинарности. Главным в образовании становится не формирование элит с некими высшими идеалами, а подготовка грамотных и выносливых игроков для преодоления различных жизненных сценариев. Отношение к знанию сегодня выглядит скорее как отношение пользователей концептуального аппарата и сложного материала к получателям результатов.

М. Вебер выдвинул требование свободы социологической и экономической науки от ценностей. Обоснование его было простым: единственным критерием познания должна быть истина. Ценности вводятся в науку исследователем, выражая его субъективные пристрастия и установки, они искажают научную картину мира. Поэтому ученый должен четко осознавать ценности и нормы, привносимые им в процесс познания, и очищать от них окончательный его результат¹.

Сторонники неопозитивистской идеи считают, что наука не может содержать ценностей и оценок и включение оценочных элементов в науку является отступлением от идеала чистой науки, продолжает жить даже в условиях нынешнего упадка неопозитивизма.

Реальное познание - это не столько процесс продвижения к истине, сколько формирование иллюзорного представления о мире. Для освобождения познания от «архаичных форм мировоззрения» необходимо прежде всего критически переосмыслить ценностные формы познания и избавиться от ценностно-нормативной интерпретации универсума.

Вместе с тем имеются многочисленные попытки как-то ослабить жесткий отказ от ценностей в научном познании и оправдать их правомерность если не во всех науках, то хотя бы в социальном познании. Г. Мюрдалем был выдвинут известный постулат о допустимости в науках об обществе явных оценок: ученый вправе делать оценки, но он должен ясно отделять их от фактических утверждений: «Для устранения пристрастности в науках об обществе нельзя предложить ничего, кроме совета открыто признавать факт оценивания и вводить ясно сформулированные оценки в качестве специфических и надлежащих образом уточненных оценочных посылок, мы можем сделать наше мышление строго рациональным, но только путем выявления оценок, а не с помощью уклонения от них»².

Постановка проблем, определение понятий, выбор моделей, отбор фактов - все это осуществляется на основании исходных установок исследователя. Крупные экономисты прошлого не были беспристрастными в своих оценках, но они сознательно занимали определенную позицию. Декларируемая объективность современных экономистов на поверку оказывается лишь иллюзией. Отказываясь открыто сформулировать свои исходные принципы, исследователь попадает под действие неявных предрассудков, т. е. удаляется от объективности.

Критика неопозитивизма в методологии науки изменила отношение к ценностям. Были подняты вопросы о ценностях, входящих в контекст, в котором существует и развивается научная теория, о ценно­стных компонентах образцов, или «парадигм», которыми руководствуются в «нормальной» науке. Ценности истолковывались по преимуществу субъективно-психологически, как намерения, цели, установки и т. п. отдельного индивида или узкой, изолированной группы лиц. Но как раз индивидуальные, частные ценности наименее интересны и важны, даже если иметь в виду самого индивида. Ценности в научном познании носят, как правило, коллективный, групповой характер, начиная с ценностей определенного научного сообщества и кончая ценностями культуры в целом, существующими и действующими века и остающимися в большей своей части неосознанными.

Если под оценкой понимается каждый случай подведения объекта под мысль и установления тем самым ценностного отношения, все оценки можно разделить на явные, выраженные эксплицитно в языке, и неявные, неосознанные или только подразумеваемые.

Многие выражения имплицитно включают оценочные и нормативные элементы. Это пожелания, советы, предостережения, просьбы, обещания, угрозы и т. п. Вопросы, имеющие характер требований или рекомендаций предоставить определенную информацию, также неявно содержат оценку. Оценки входят неявно и в целевые нормы, устанавливающие цели и указывающие средства для их достижения.

Форма неявного вхождения оценок - конвенции. Они являются предписаниями и находятся в ценностном отношении к миру. Конвенциями могут вводиться новые понятия, но гораздо более важную и интересную роль в научном познании играют конвенции, ограничивающие или расширяющие уже употребляемые в науке понятия, а также конвенции, отождествляющие разные совокупности признаков. В большинстве своем конвенции функционируют неявно и не осознаются теми, кто их использует. Чистые конвенции - редкость в науке. Более часты своеобразные дескриптивно-прескриптивные единства - соглашения с элементами описания и описания с конвенциональными элементами.

Ценностное по преимуществу отношение находит выражение также в аналитических высказываниях, являющихся необходимым элементом всякой теории. Эти высказывания несут и определенное дескриптивное содержание. Из этого перечня форм вхождения оценок в рассуждение можно вывести одно важное общее наблюдение. Чистые оценки и чистые нормы почти не встречаются в тех теориях, которые не ставят своей специальной задачей их выработку и обоснование. В обычные научные теории оценки и нормы входят только в виде «смешанных», описательно-оценочных положений.

Применительно к конкретной теории ценности могут быть разделены на внутренние и внешние. Первые входят в структуру самой теории в качестве неотъемлемых ее компонентов, вторые относятся к тому контексту, в котором существует и развивается теория. Граница между первыми и вторыми является относительной. Внешние ценности крайне разнообразны и разнородны. Они охватывают широкий круг образцов, норм, правил, оценок, принципов, воздействие которых сказывается как на формировании теории, так и на последующей ее эволюции. Эти ценности редко имеют характер чистых оценок. Они предстают почти всегда в форме комплексных описательно-оценочных образований.

Особый интерес представляют ценности, определяющие основные черты стиля мышления. Понятие стиля мышления употребляется в разных смыслах: от стиля мышления, (для конкретной научной дисциплины в определенный период ее развития), до стиля теоретического мышления целой эпохи. В последнее время активно исследовались стили мышления в конкретных науках (прежде всего в физике) в переломные периоды их развития.

Особую группу внешних ценностей составляют требования, предъявляемые не к теории, а к самому исследователю. Широко распространена точка зрения, что ученый - это бесстрастное существо, наделенное способностью подавлять свои личные склонности в интересах объективного изучения мира, и что «наука есть готовность принять факты даже тогда, когда они противоречат желаниям». Ученого принято считать логичным и рациональным, добросовестным, заинтересованным прежде всего в развитии знания, а не в достижении личной известности и признания.

Среди ценностей, направляющих научную деятельность, первостепенную роль играет реализм - убеждение в реальном (чаще всего материальном) существовании исследуемых объектов» в том, что они независимы от ученого, не являются его конструкцией, иллюзией, фантазией и т. п. и остаются одинаковыми для всех исследователей. Другой основополагающей научной ценностью является эмпиризм - уверенность в том, что только наблюдение и эксперимент играют решающую роль в признании или отбрасывании научных положений, включая законы и теории. В соответствии с требованием эмпиризма, неэмпирическая (теоретическая и контекстуальная) аргументация может иметь только вспомогательное значение.

К ценностям, предполагаемым научным методом, относятся: теоретичность - стремление придать итогам исследования особую систематическую форму, а именно форму теории, способной обеспечить объяснение (предсказание) и понимание исследуемых явлений; объективность - требование избавляться от индивидуальных и групповых пристрастий, непредвзято и без предрассудков вникать в содержание исследования, представлять изучаемые объекты так, как они существуют сами по себе, независимо от субъекта, или «наблюдателя», всегда исходящего из определенной «точки зрения»; совместимость - убеждение, что новое знание должно в целом соответствовать имеющимся в рассматриваемой области законам, принципам, теориям или, если такого соответствия нет, объяснять, в чем состоит ошибочность имевшихся ранее представлений; критичность - готовность подвергнуть полученные выводы критике и проверке, найти ошибки, чему-то научиться на этих ошибках и построить лучшие теории; открытость - возможность свободного обмена информацией в рамках научного сообщества; воспроизводимость - повторяемость проведенных другими исследователями наблюдений и экспериментов, причем с теми же результатами, что и полученные ранее.

Множество ценностей, которыми руководствуется ученый, не имеет отчетливой границы, и их перечень не является исчерпывающим. Соответствие указанным ценностям гуманитарных и других наук, тяготеющих к системе абсолютных категорий, носит иной характер, чем соответствие этим же ценностям естественных и социальных наук, опирающихся на сравнительные категории. Допускаемые научным методом способы обоснования, образуют иерархию, вершиной которой является эмпирическая аргументация (прямое и косвенное подтверждение в опыте). Затем следует теоретическая аргументация (дедуктивная и системная аргументация, методологическая аргументация). Далее контекстуальная аргументация (ссылки на традицию, авторитеты, интуицию, веру, здравый смысл, вкус и т. п.), она считается менее убедительным и сомнительным способом научного обоснования.

Общая тенденция философии XX века - повышенное внимание ко времени, имеющему направление и связанному с изменчивостью мира, с его становлением. Эта тенденция была чуждой логическому позитивизму, ориентировавшемуся на естественные науки (и, прежде всего, на физику), истолковывающие существование как устойчивое, повторяющееся, одно и то же бытие. Описание мира как становления предполагает особую систему категорий, отличную от той, на которой основывается описание мира как бытия.

Единая категориальная система мышления распадается на две системы понятий. В первую из них входят абсолютные понятия, представляющие свойства объектов, во вторую - сравнительные понятия, представляющие отношения между объектами.

Видение мира как становления и видение его как бытия имеют в философии своих сторонников и противников. Склонность отдавать предпочтение восприятию мира как потока и становления можно назвать аристотелевской традицией в теоретическом мышлении; выдвижение на первый план описания мира как бытия - платоновской традицией. В первой традиции идут гуманитарные науки (науки исторического ряда, лингвистика, индивидуальная психология и др.), а также нормативные науки (этика, эстетика, искусствоведение и др.); к этому же направлению относятся и те естественнонаучные дисциплины, которые занимаются изучением истории исследуемых объектов и предполагают «настоящее». Остальные естественные науки, включая физику, химию и др., ориентируются преимущественно на представление мира как постоянного повторения одних и тех же элементов, их связей и взаимодействий. Социальные науки (экономическая наука, социология, социальная психология и др.) также тяготеют к использованию сравнительных категорий. Разница между науками, использующими абсолютные категории (науками о становлении, или А-науками), и науками, опирающимися на систему сравнительных категорий (науками о бытии, или В-науками), не совпадает, таким образом, с границей между гуманитарными и со­циальными науками (науками о культуре), с одной стороны, и естественными науками (науками о природе) - с другой. Некоторые естественные науки, например, космология, рассматривают исследуемые ими объекты в развитии и оказываются, таким образом, близкими к гуманитарным наукам, а именно к наукам исторического ряда.

Другие естественные науки, как география или физическая антропология, формируют сравнительные оценки и тяготеют к таким социальным наукам, как социология и экономическая наука.

В число социальных наук входят экономическая наука, социология, политические науки, социальная психология и т. п. Для этих наук характерно то, что: они не только описывают, но и оценивают, они тяготеют не к абсолютным, а к сравнительным оценкам, как и вообще к сравнительным понятиям. К гуманитарным наукам относятся науки исторического ряда, лингвистика, (индивидуальная) психология и др. Одни из этих наук тяготеют к чистым описаниям (например, история), другие - сочетают описание с оценкой, причем предпочитают абсолютные оценки (например, психология). Гуманитарные науки используют, как правило, не сравнительные, а абсолютные категории (временной ряд «было-есть-будет», пространственные характеристики «здесь-там»), понятие предопределенности, или судьбы, и т. п.

Между социальными и гуманитарными науками лежат науки, которые можно назвать нормативными: этика, эстетика, искусствоведение и т. п. Эти науки формируют, подобно социальным наукам, не сравнительные, а абсолютные оценки. К формальным наукам относятся логика и математика. Их подход к объектам настолько абстрактен, что получаемые ими результаты находят приложение при изучении всех областей реальности. Устанавливают законы те науки (естественные и социальные), которые описывают или оценивают исследуемые явления в системе сравнительных категорий. Не формулируют законов науки (гуманитарные и естественные), описывающие или оценивающие изучаемые объекты в системе абсолютных категорий.

***

В новых условиях общества, основанного на знании, главными становятся критерии компетентности, необходимой, с одной стороны, для социальной системы в целом, с другой – для поддержания внутреннего единства самого образовательного пространства. Компетентность символизирует результат процесса накопления информации о профессии, а компетенция – ситуацию вовлеченности личности в информационное пространство профессии. В классической философии доминировала концепция инструментального знания, т.е. главной целью был поиск истины, главным критерием достоверности выступала практика, а главным назначением знания считалось практическое применение. В неклассической философии выдвигается новое понимание знания как компетенции. Здесь важно привыкнуть к мысли, что знание не сводится только к науке и даже вообще к познанию. Познание трактуется как совокупность высказываний, указывающих сами предметы или описывающих их, по отношению к которым возможно определить, верны они или нет. Наука в этом смысле является областью познания. Но даже если наука формулирует денотативные высказывания, то она предполагает два дополнительных условия их приемлемости: во-первых, предметы, к которым относятся высказывания, должны быть доступными, следовательно, должны находиться в эксплицитных условиях наблюдения; во-вторых, следует решить, принадлежит или нет каждое из этих высказываний языку, который эксперты считают релевантным. Таким образом, под термином «знание» понимается не только совокупность денотативных (обозначенных) высказываний. Сюда включаются представления о самых разных умениях человека: делать, жить, слушать, переживать и д.т. Речь, следовательно, идет о компетенции, которая выходит за рамки определения и применения истины как главного критерия. Помимо этого знание оценивается по другим критериям: деловитость (техническая квалификация, готовность к переобучению); справедливость, вопросы добра и зла (нравственная мудрость); красота звучания, окраски (аудио- и визуальная чувствительность) и другие.

Таким образом, знание есть не только правильные денотативные или оценочные высказывания. Оно не сводится к компетентности, направленной только на один вид высказываний. Напротив, оно дает возможность получить «хорошие» достижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать, решить, оценить, изменить. Отсюда вытекает одна из главнейших черт современного знания: оно совпадает с широким образованием компетенции. Знание воплощено в субъекте как единая форма, состоящая из различных видов компетенции, которые его формируют.

В современно типе информационного общества, где знания становятся основной целью, ведущим средством, а также главным результатом деятельности большинства занятого населения, информационный рынок по определению является господствующим. Отныне владение информацией и знаниями опосредует все социальные отношения (в том числе, экономические), поэтому информация начинает обладать свойствами ключевого ресурса жизнедеятельности отдельного человека, организаций и общества в целом.