Стих как единство

Рифма — граница стиха. А. Ахматова в одном из стихотворе­ний назвала рифмы «сигнальными звоночками», имея в виду зво­нок, который при печатанье на пишущей машинке отмечает конец строчки. Отмеченность границы роднит стих со словом, а паузу в конце стиха — со словоразделом.

Среди основных конструктивных принципов поэтического текста следует указать на следующее противоречие. Каждый значимый элемент стремится выступать в качестве з на к а, имеющего само­стоятельное значение. И текстовое целое предстает как некоторая фраза, синтагматическая цепь единой конструкции. Одновременно этот же элемент имеет тенденцию выступать лишь как часть знака, а целое приобретает признаки единого знака, имеющего общее и нерасчленимое значение.

Если в первом смысле мы можем сказать, что каждая фонема в стихе ведет себя как слово, то во втором мы можем стих, а за­тем строфу и, наконец, весь текст рассматривать как особым образом построенные слова. В этом смысле стих — особое окказио­нальное слово, имеющее единое и нерасчленимое содержание. Отношение его к другим стихам — синтагматическое при повество­вательной структуре и парадигматическое во всех случаях стихо­вого параллелизма.

Единство стиха проявляется на метрическом, интонационном, синтаксическом и смысловом уровнях. Оно может дополняться

Стих как единство

93

#■ - _ч . ■ ■■ --

; единством фонологической организации,, которая часто образует is внутри стиха прочные локальные связи.

Семантическое единство стиха проявляется в том, что Ю. Н. Тынянов называл «теснотой стихового ряда». Лексиче-•' ское значение слов внутри стиха индуцирует в соседних словах • сверхзначения, невозможные вне данного стихового контекста, что - часто приводит к выделению доминирующих в стихе смысловых центров, с одной стороны, и слов, сведенных на положение связок и частиц префиксально-суффиксального характера, — с другой. То, что стих — это одновременно и последовательность слов, и слово, значение которого отнюдь не равно механической сум­ме значений его компонентов (поскольку синтагматика значений : отдельных знаков и построение значения знака из функционально / различных ингредиентов — операции совершенно различные), при­дает стиху двойной характер. Мы сталкиваемся с тем, чрезвычайно существенным для всякого искусства случаем, когда один и тот же текст принципиально допускает более, чем одну интерпретацию, интерпретация модели на более конкретном уровне дает не одно-I значную перекодировку, а некоторое множество взаимно эквива­лентных значений.

Стих сохраняет -всю семантику, которая присуща этому тексту ,. как нехудожественному сообщению, и одновременно приобретает интегрированное све|5хзначение. Напряжение между этими зна­чениями и создает специфическое для поэзии отношение текста к смыслу. ,

Возьмем ли мы строчку П. Васильева: «Пахучие поля полыни» или М. Дудина: «Рубины вешать на рябины», мы убеждаемся, что ритмико-фонологическое единство стиха создает и нерасчле-' нимость его смыслового единства.

Расхождение между общеязыковым и интегральным значения­ми стиха может быть нулевым в двух предельных случаях: при .полном приравнивании значения стиха его прозаическому пере-'сказу, то есть при предельной прозаизации стиха, и при полном азрутпении общеязыковой семантики — при создании поэзии ""лоссолалического типа. Но, во-первых, оба эти предельных .случая возможны лишь как исключения на фоне поэтической культуры обычного типа, как ее отрицание в ту или иную сто-фону, но невозможны в качестве самостоятельной системы построе­ния поэтических значений. Во-вторых, отношение двух систем, да-tee если одна из них представлена пустым классом, не тождест-енна в структурном отношении прозе, не соотнесенной с поэзией. Единство стиха как семантического целого создается на не-^о'льких структурных уровнях. При этом мы можем отметить ействие тенденции сначала к максимальной реализации всех истемных запретов, а затем — к их ослаблению, создающему до-вочные смысловые возможности.

94

Часть первая

Первоначальное вычленение стиха как единого и основного признака поэзии подразумевало обязательное наличие единства метрико-ритмического, синтаксического и интонационного рядов. Наличие изоколонов и фонологических повторов рассматривалось на начальной стадии истории русского стиха прслеломоносовскои формации как факультативный признак. Так, изоколоны были свойственны риторической поэзии, но отнюдь не являлись при­знаком всякой.

В этот период «быть стихом» означало и определенную рит­мическую структуру, которая тяготела к унификации (один метр должен был победить и сделаться как бы символом стиха вообще; для русского стиха исторически им стал четырехстопный ямб), и определенную — «поэтическую» — интонацию, которая реализбвы-валась и через особый декламационный стиль, и через особую систему «высокой» орфоэпической нормы. Поскольку поэзия мыс­лилась в качестве особого языка — в XVIII веке выражение «язык богов» было общим местом для ее определения¹, — именно нетож­дественность каждодневной речи воспринималась как сигнал при­надлежности текста к поэзии.

В этом случае основные текстовые значения определялись при­знаком: «принадлежность к поэзии» или «непринадлежность к поэзии». Внутренней дифференциации в пределах стиха эти ка­тегории еще не знали ².

В дальнейшем обнаруживаются возможности расхождения за­конченности метрической и незаконченности синтаксической еди­ниц («перенос»); поэтическая интонация расслоилась на ритми­ческую и лексическую интонации (интонацию, определяемую рас­положением просодических элементов, и интонацию, связанную со строем лексики), и обнаружился возможный конфликт между ними. Так, например, в шуточном стихотворении А. К. Толстого «Вон­зил кинжал убийца нечестивый...» возникает комический конфликт между балладной интонацией ритма и разговорно-бытовой — его лексического заполнения.

Через плечо дадут вам Станислава

Другим в пример. Я дать совет властям имею право: Я камергер!