2. Угроза сжечь книги церковного права. Из письма [Лютера] из Виттенберга придворному проповеднику Георгу Спалатину от 10 июля 1520 г.170

Что касается меня, то игральные кости брошены. И ненависть, и благосклонность Рима я презираю. Я никогда не хотел и не хочу впредь примиряться с ними [папистами] или иметь с ними что-либо общее. Пусть они проклинают и сжигают мои сочинения, — я со своей стороны, если не смогу сжечь, то прокляну всё папское право — эту многоголовую гидру ересей — или все-таки попытаюсь публично сжечь его! Напускному и до сего времени бесполезному смирению наступил конец; я не хочу, чтобы враги Евангелия при виде его раздувались [от тщеславия]! Чем больше я размышляю над письмом кардинала из [собора] Св. Георга¹⁷¹ тем больше презираю людей, которые трусливо, с нечистой совестью крутятся и извиваются и при этом, притворяясь до последнего дыхания, демонстрируют ярость и свирепость. Они стремятся защищать свою глупость насилием и все-таки боятся, что результат будет хуже, чем вчера и позавчера. Но Господь, Который знает меня как тягчайшего грешника, завершит Свое дело — то ли посредством меня, то ли посредством кого-то другого. В этом я не сомневаюсь. Живите благополучно. Виттенберг, 10 июля 1620 г.

Мартин Лютер, августинец.

А что, если курфюрст добавит еще следующее: Лютеровское учение настолько широко распространилось в Германии и за ее пределами и настолько глубоко укоренилось, что римлянам надо опасаться превращения ее во вторую Богемию, если они будут стремиться преодолевать новое учение, основываясь не на разуме и Писании, а на силе и запрете сочинений. Как они [римляне], очевидно, знают, немцы однажды уже проявляли свой строптивый характер; если же их берут в плен не на основе Писания и разума, то это небезопасно — возбуждать их посредством многих пап, тем более сейчас, когда в Германии воцарились науки и [древние] языки и когда миряне стали кое-что понимать. Поэтому хочет он [курфюрст], исходя из своих обязанностей христианского князя, предвосхищая [ход событий], предостеречь их не ввязываться в дело без предварительного глубокого размышления, в легкомысленном, кичливом уповании на свою силу; в противном случае они вызовут против себя неукротимый мятеж. Этого, по моему мнению, достаточно, чтобы ввергнуть этих невежественных и наглых римлян в величайший страх. Но все-таки решать это дело, как и все остальное, Вам.

Вr. 2,137, 25 и сл.

3. Доставление римской буллы. Из письма [Лютера] из Виттенберга придворному проповеднику Георгу Спалатину от 11 октября 1520 г.

Прежде всего, привет! Наконец-то появилась здесь римская булла, которую доставил Экк! Наши друзья напишут курфюрсту об этом подробнее. Я не ставлю ее ни во что и уже борюсь с нею, как с безбожной, лживой и во всем достойной Экка. Как Вы видите, в ней проклинается Сам Христос; далее — в ней не приводится никакого обоснования; наконец, от меня требуют отречения [безо всякого предварительного] выслушивания [моего дела]. [Прочитав буллу], Вы убедитесь, что они [в Риме] преисполнены злобы, слепы и глупы и не хотят ничего ни замечать, ни думать. Но я все еще хочу исключать имя папы из игры, а против буллы действовать так, как будто бы она — подлинный [документ] и их [духовное] достояние. Если бы [император] Карл повел себя как мужчина и вступил в борьбу за дело Христово с этими дьяволами! Что касается меня, то я не боюсь ничего; всё будет так, как хочет Господь! Что делать курфюрсту, я также не знаю; но ему лучше всего в этом случае просто хранить молчание. Ведь в Лейпциге и повсеместно к Экку с его буллой относятся с беспримерным презрением; поэтому я боюсь, что булла может приобрести значимость из-за нашей собственной чрезмерной озабоченности и беспокойства; если же ее предоставить самой себе, то она легко потерпит фиаско и почиет. Посылаю Вам один экземпляр¹⁷², чтобы Вы могли ознакомиться с чудовищными [измышлениями римлян]. Если же они одержат верх, [то это будет означать, что Бог не со мною] и что это свершается ради веры и Церкви.

Но я радуюсь от всего сердца, что мне суждено претерпевать зло за прекрасное дело; этого святого, горестного удела я совершенно недостоин. Я почувствовал себя намного свободнее с тех пор, как окончательно убедился, что папа — это антихрист, и всем ведомо, что в нем живет дьявол. А Бог может охранить только Своих от того, чтобы они не были введены в соблазн безбожием, скрывающимся за обликом [папы].

Эразм пишет, что императорский двор осаждают сейчас могущественные нищенствующие монахи¹⁷³; на [императора] Карла нельзя возлагать никакой надежды. Это неудивительно: "Не надейтесь на князей; они — люди, не могущие помочь". (Пс. 146 (145), 3) (Цитата Лютером приведена не дословно).

В этот момент я размышляю: ехать ли в Лихтенберг, чтобы по повелению курфюрста еще раз встретиться с Карлом фон Мильтицем, хотя наставник¹⁷⁴ не хотел этого, поскольку он не знает, чего сейчас опасаться. Живите благополучно и молитесь за меня. Я обновил мою апелляцию¹⁷⁵ и по совету друзей сделал то, что надлежало сделать, хотя для меня было бы лучше, если бы булла продолжала действовать против меня. Но нужно обращать внимание [не только на нее], а и на что-то другое.

Виттенберг, 11¹⁷⁶ октября 1520 г.

Мартин Лютер, августинец.

Вr. 2, 195, 6 и сл.