Билет№15 художественная культура романтизма

На рубеже XVIII – XIX веков начинает доминировать культура

уединенного сознания. Этот тип сознания не охватывает все сознание общества. Существует лишь очень тонкая

прослойка «аристократов духа». Кроме этих людей остается огромная масса других, которые все еще являются носителями авторитарного или вообще роевого сознания. В художественной же литературе романтизм с его принципиально антиавторитарным сознанием оказывается лидирующим.

Художественная деятельность теперь мыслится прежде всего

как деятельность воображения. Искусство осознается прежде всего как сотворение воображаемой реальности художественного мира, как свободная игра образами. Например, фантастика как определенная тематика появляется в литературе, начиная именно с романтизма. Романтики относятся к своим произведениям, как Бог к своему творению (создание Вселенной). Значимо, как романтики определяют

Бога: «Бог – это все всецело изначальное и высшее, следовательно, индивид в высшей потенции» (Ф. Шлегель). Индивидуальность становится основным критерием в приложении к любому субъекту в рамках эстетических отношений в этой парадигме художественности. Субъект художественной деятельности мыслится как яркая

индивидуальность гения. Гениальность отныне понимается вслед за Кантом как «способность создать то, чему нельзя научиться». Текстопорождение начинает восприниматься как игра без правил: игра с читателем в сотворение мира. В рефлективном традиционализме искусство тоже осознается игрой, но игрой по строгим правилам (как шахматы или карты). Для романтиков это игра без правил, как игра ребенка, устанавливающего правила и меняющего их по своему усмотрению или играющего вообще без правил, просто тренируя воображение. Так же ведут себя и герои

романтических произведений. Их специфическая черта состоит в том, что они не такие, как все, как «толпа». Критерием художественного творчества становится оригинальность: смелость разрушения стереотипов художественного мышления и художественного письма. В связи с чем на смену категории жанра приходит категория стиля. До романтизма если говорили о стиле, то говорили по существу о школах и жанрах: стиль барокко, стиль роккоко, греческий стиль и т.п. или стиль комедии, стиль оды, стиль эпопеи и т.п. В романтизме категория стиля осознается уже как уникальная организация текста как художественного целого: гений порождает свой собственный язык художественного текста, на котором, строго говоря, написан один единственный текст – текст данного шедевра. Однако неповторимая индивидуальность автора становится и источником романтической иронии (в узком смысле; в широком – см. «Модусы художественности») в отношении собственного текста, написанного на общепонятном языке, и в силу этого не могущего адекватно выразить все нюансы оригинального авторского «внутреннего универсума» (Ф. Шлегель), т.е. становится очевидной неотождествимость произведений творческого воображения (недоступных читателю фантазмов автора) и запечатлевающих эти фантазмы текстов. Повышение ценности оригинального, индивидуального стиля приводит к стремлению разрушить устоявшуюся жанровую систему.

Этот процесс, как уже говорилось, начинается еще в

постклассицистической художественной культуре. Разрушить

жанровую систему как таковую в принципе невозможно, ее можно только обновить, ибо вне жанров литературы не существует, как не существует содержания без его оформления в слове. Создается и канонизируется новая жанровая система. Именно романтики теоретически начинают доказывать законность в литературе неканонического жанра романа как «сократовского диалога нашего времени» (Ф. Шлегель). Появляются новые жанры: лирическое стихотворение, цикл стихотворений, миниатюра, драма, фрагмент. Повышение ценности индивидуальности предопределило и повышение интереса к национальным культурам и вообще к национальному прошлому. Именно на рубеже XVIII-XIX веков открываются «Кольцо Нибелунгов», «Слово о полку Игореве», «Сказки тысяча и одной ночи», печатаются сказки братьев Гримм и Ш. Перро.

Творческий помысел гения никем не может быть постигнут до

конца, однако романтического читателя это не удручает, поскольку он и сам своей индивидуальной самобытностью аналогичен автору. Установка на выражение (самовыражение) как общая для эстетического субъекта и эстетического адресата сменяет в романтической культуре доминировавшую ранее установку на восприятие. Читатель мыслится как партнер автора по творческой игре, ему отводится позиция со-творчества. Таким образом, автор самовыражается в написании оригинального текста, а читатель самовыражается в чтении: он может духовно присваивать себе текст (как пушкинская Татьяна, которая в чужом тексте «ищет и находит свой тайный жар, свои мечты») или вчитывать в текст собственные смыслы (такая позиция получит свое наиболее полное воплощении в

одном из литературоведческих течений ХХ века –

деконструктивизме). Вообще открывается, что одно произведение разные люди могут воспринимать по-разному, и это хорошо, ибо тогда читатель самовыражается. В этом коренится отличие от постклассицистичечской культуры, где полагалось, что все чувствуют одинаково (у Н.М. Карамзина в «Бедной Лизе» «и крестьянки любить умеют»). Здесь же искусство понимается не как средство объединения людей, а напротив, - разъединения ради их собственных целей (самовыражения). В романтизме снимается граница между искусством и жизнью. Жизнь строится как художественное произведение (практика жизнетворчества). И жизнь, и искусство в этом случае объединяет то, что и одно, и другое понимается по аналогии с творческой игрой и является способом самовыражения уникальной личности (широко известны «причуды» лорда Байрона, ужасный характер и бесстрашие М.Ю. Лермонтова, нетрадиционное отношение западно-европейских романтиков к институту брака и мн. др.). Переход к романтической парадигме художественности ознаменовал осознание творческой природы искусства, выражаемой законом индивидуации (невоспроизводимости творческого акта художественной деятельности). Романтики открыли, что настоящее искусство всегда творчество: сотворение нового мира. Но сотворить один и тот же мир нельзя дважды (он или творится, или не творится). Если появляются два одинаковых художественных мира (это возможно в живописи, скульптуре), то все же один (первый по времени создания) будет считаться подлинником, а другой – лишь копией. Можно воспроизвести материальное выражение творческого акта, но творческий акт невозможно воспроизвести, ибо он уникален.