Билет№17. Художественная культура 20-21 веков

Эта парадигма художественности практически охватывает все

искусство ХХ века. Она трудно поддается названию, поскольку

термины еще не устоялись. Можно употребить определение

неклассическая художественность – по аналогии с неклассической философией (посткантовской и постгегелевской). Можно употребить

и назвыание постсимволизм, так как эта художественность

зарождается в символизме и вызревает из него.

Символизм сложно описать как отдельную парадигму

художественности, в нем еще очень много от классического

реализма, где искусство понимается как откровение об

экзистенциальной истине. Для символистов текст художественного произведения – тоже откровение, но уже о неизреченных истинах. Для классического реализма любая истина все же поддается изреченности (иначе она и не истина вовсе – по Гегелю). Символисты отбрасывают современность, но оставляют главное, что было в классическом реализме – откровение о связи «я» со всем миром. При этом символизм культивирует культуру уединенного сознания и

одновременно пытается преодолеть это сознание изнутри его самого. Со временем символисты сами осознают бесперспективность такой попытки, исторически повторяя движение романтической культуры к кризису (А.А. Блок о «тезе» и «антитезе» символизма). Таким образом, символизм оказывается некой «буферной зоной» между классическим реализмом XIX века и неклассической художественностью ХХ века. Художественная деятельность в ХХ веке мыслится

деятельностью, направленной на чужое сознание, на сознание

Другого; истинный предмет такой деятельности – ее адресат, а не объект изображения. Для классицистов сделать текст – значит и создать произведение искусства. Для романтиков условие создания произведения искусства – создание «мира иного», вследствие чего подлинное произведение искусства существует в голове автора. Для художественности ХХ века произведение искусства существует не на бумаге и не в голове автора, оно может состояться как произведение искусства только в воспринимающем его сознании. Ведущим

критерием художественности становится эффективность

воздействия на воспринимающее сознание. Искусство осознается как особая форма духовного общения

людей, причем всех людей – которые жили когда-то, современников и тех, которые еще будут жить, т.е. искусство мыслится как место встречи с любым другим человеком. Происходит открытие коммуникативной природы искусства.

Субъект художественной деятельности в рамках этой парадигмы художественности – организатор коммуникативного события. Осознается, что литературное произведение (действительно художественное, а не графоманское или беллетристическое) обладает в силу своей причастности области смыслов онтологическим статусом (греч. ontos –сущее) и является эстетическим дискурсом.

Термин «дискурс» употребляется вслед за Т. ван Дейком в металингвистическом значении «коммуникативного события социокультурного взаимодействия». «Дискурс, нарушая интуитивные или лингвистические подходы к его

определению, не ограничивается рамками конкретного языкового

высказывания, т.е. рамками текста или самого диалога. […] Нужно учитывать значения, общедоступные для участников коммуникации, знание языка, знание мира, другие установки и представления». Металингвистическое понимание коммуникативного события как транстекстуальной реальности уже присутствовало в полной мере в бахтинской теории высказывания. Еще в 20-е годы мыслитель и его единомышленник (В.Н. Волошинов) исходили из того, что за

лингвистической реальностью «раскрываются отношения между

людьми, лишь отраженные и закрепленные в словесном материале», обнаруживается «событие взаимодействия говорящих»**. А в начале 50-х годов Бахтин сожалел об отсутствии в лингвистике адекватного этой реальности термина, каким теперь становится слово «дискурс». В таком понимании литературного произведения (как дискурса) герой – персонифицированный объект дискурса - мерой своей

личности не уступает ни автору, ни читателю. При всей

вымышленности этой фигуры он выступает «субъектом, носителем своей самозаконной жизни» (М.М. Бахтин).

Адресат впервые осознается неустранимым моментом самого

искусства, реализатором коммуникативного события. Его

эстетическое переживание должно стать самостоятельным

внутренним «высказыванием» на уникальном художественном языке авторского текста (без навязывания тексту своего собственного или произвольно выбранного языка). Если читатель не сумеет занять уготованной ему позиции эстетического адресата данного текста, не сумеет проникнуть внутрь авторского менталитета, то коммуникативное событие в его эстетической специфике просто не состоится. Для того чтобы эстетическое отношение между автором и читателем осуществилось, необходима еще и разность смысловых «потенциалов», взаимная суверенность экзистенциальных кругозоров автора и читателя. Однако враждебность между ними, взаимополемичность или взаимоотторжение кругозоров губительно для эстетического дискурса. В этом состоит еще один закон искусства, открывающийся в этой парадигме художественности –

закон конвергенции (лат.convergo – приближаюсь, схожусь). О чем М.М. Бахтин говорил как о диалоге согласия.

Специфическое отличие неклассической художественной

культуры ХХ века от всех предыдущих парадигм художественности в том, что она не имеет единого русла, расслаиваясь на три субпарадигмы.