Терпимые и больные системы

Скажем (и в отношении всего нижеследующего) заранее: системы сами по себе не являются неестественными и деструктивными. Если различные элементы нашли более или менее сносную меру гармонии (т.е. созвучие), баланс взаимоуважения, и - что, в свою очередь, доступно всем в равной мере - возможность развиваться и проявить себя во всей полноте, то они образуют терпимую, устойчивую, стабильную систему. Примеры этого мы во множестве можем отыскать в природе - в атомарной и молекулярной сфере, во флоре и фауне (ныряльщики и садоводы, лесоводы и любители природы знают эти феномены терпимых систем и ценят их), а также в космосе в целом.

Если же преобладают паразиты, непокорные извлекатели пользы, вносящие лишь незначительный вклад в систему или вообще никакого, система опрокидывается, если она не знает, как избавиться от этих паразитов. То есть если система отравляет, лишает самостоятельности и прав свои мельчайшие составные части - например, внутренний мир (жизненные триединства) живущих в ней людей, то она тем самым неизгладимо разрушает себя самое - чем больше, тем быстрее. О такого рода системах нам достаточно известно, но мы большей частью ограничиваемся тем, чтобы воспринимать (и по возможности ловко избегать) лишь тех, кто непосредственно задевает нас и мешает нам. Но если система - свободная и открытая, как схема - предоставляет каждому пространство для развития его внутреннего мира, с любопытством и заинтересованностью (отсюда вырастает творчество) стать частью единого целого, тогда и система как единое целое растет и процветает. Она растет, будучи гибкой и сильной, в естественной схематичности вплоть до пределов своей

целесообразности - в соответствии с логикой, которую, однако, доныне игнорирует псевдо-логическое человеческое мышление.

Основная субстанция человека - его генные предпосылки - еще, собственно говоря, весьма естественна. Уже во внутриутробной фазе, в фазе изгнания плода, но прежде всего в послеродовом периоде и в первые годы своей приспособительной фазы (из них, может быть, 90% - в первые четыре года) существенно детерминируется степень естественности, с которой человек проводит всю свою дальнейшую жизнь. В заложенном в этой фазе жизни основном образце поведения доминирует его естественная, оптимистическая, открытая, как схема, манера держать себя, но также и его нормированная, систематизированная оборонительная позиция, его косность и боязливо-недоверчивое в своей основе поведение.

Отсюда вытекают два принципиально разных представления о жизни: четко проясненный внутренний мир представляет собой основу для кооперативных действий, высокую мотивацию, радостное и придающее силы соответствие собственному этосу. Человек, детерминированный таким образом, располагает всеми своими силами для практического преобразования и почти безграничного воплощения своих способностей. Он не пребывает в плену систем и чистого прагматизма, гораздо более он с готовностью и подобно гибкой схеме открывается всем и каждому, когда затронут его интерес и любопытство - абстрагируясь от пределов своих физических возможностей и времени, имеющегося у него в распоряжении. Он поступает свободно и с сознанием уверенности в себе, исполнен позитивной агрессивности и готовности действовать, берет на себя ответственность³, при этом не перегружая себя, ищет основания и пути, детерминирует цели и пытается достичь их наилучшими средствами. Он сознает ответственность, но с другой стороны, у него нет сложностей с тем, чтобы признать чужое главенство⁴ и настоящий авторитет. Он без проблем подчиняется тому и другому, если это оправдано с деловой точки зрения и служит достижению цели.

Напротив, экзогенно детерминированный человек, собственный мир которого скрыт во мраке, подчиняется - отнюдь не добровольно, а больше за недостатком очевидной альтернативы -общественной морали, существующим системам. Он подвержен всевозможным манипуляциям, ради платы признания своим окружением (в форме "удивления" и внимания, богатства и славы, званий и награждений) склоняется перед корруптивными механизмами. Признание толпы дает ему чувство возросшей самоценности, нормативной уверенности и самоутверждения. В качестве своих целей он определяет те, которые задает ему общество и в каких пределах оно предоставляет ему свободу действий. Если же ему и вовсе поручены задачи услужения системе, (например, менеджер в фирме, начальник отдела в бюрократии и т.д.) он воспринимает это как доказательство собственной повышенной ценности.

Каким бы атиподистским и фрагментарным ни казалось бы это противопоставление, оно явственно показывает, о чем думают философы и поэты уже 3 500 лет, что пытаются объяснить (выяснить) гуманисты и специалисты по социальной этике, что (напрасно и мнимо) регулируют законы и что должно осуществлять педагогически правильное воспитание.

Коварным образом мнимые цели большинства оперирующих в системе учреждений и организаций представляют собой точную противоположность того, чего они действительно хотят. Ничто не было бы менее благотворным для сегодняшних общественных структур, беспомощности большинства людей и вытекающей из этого зависимости от носителей системы, чем если бы человек вел свою собственную жизнь, действительно самостоятельно определяя ее на этической основе и действовал по отношению к своему окружающему миру на принципах кооперации. Дело в том, что это избавило бы "успешно" оперирующих внутри системы и извлекающих в высоком объеме выгоду именно из этих созданных систем людей от всего того, для чего они покорились манипулятивным принуждениям, изучили "искусство" коррупции, подчинились прагматическому мышлению и пожертвовали собственным внутренним миром в угоду любви к удобствам, безопасности и вычисляемости, которые как раз только система - по своей сути, Иудина награда за предательство - в состоянии предложить. Отказ от собственной сущности и слепота по отношению к собственному внутреннему миру -вспомните трех обезьян: ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить - вот плата индивидуума системе. Лишь тот, кто готов платить эту цену - чем больше, тем лучше - тому система обещает свою защиту, свое признание, "социальную" безопасность, благосостояние и благополучие. В той мере, в которой каждый покоряется морали системы, система обещает ему помощь в избавлении от страхов и неуверенности, к которым система привела его в начале его жизни. Таким образом, система питается как раз тем, что она делает человека в его самые ранние годы жизни зависимым от системы, то есть как бы откармливает для себя человека, как животное на убой.

При этом чем больше система - или ее подсистемы - закабаляет мышление-ощущение человека, тем легче склонить содержащихся под такого рода опекой людей к неестественному, т.е. по сути, противоречащему их внутреннему голосу поведению. На этом ^перегное" авторитарно-высокомерной определенности процветают затем ненависть к иностранцам и враждебность к чужакам, насилие и все виды идеологий и -измов, которые каждый отдельно взятый человек категорически отрицал бы и бичевал бы у других как предосудительные. Здесь пролегает болото сект и прославление насилия, разница между цивилизацией и культурой. Здесь находятся корни религиозных войн и крестовых походов под предводительством католических пап, как и любого другого фанатизма. Здесь почитаемый миллионами протестантов Лютер посеял свое натравливающее народы семя, когда призвал "убивать и предавать огню турков, крестьян, проституток, иноверцев и особенно евреев" - откуда выросли ужасы тридцатилетней войны и миллионы погибших за последние столетия ожесточенного религиозного фанатизма. Для своего успеха "охранителям системного порядка" всегда требуются, таким образом, протагонисты, с помощью которых они внушают народу, что ему следует делать, какое мнение следует иметь, во что верить и за что голосовать - что затем цинично именуется "демократичным ".

Чем дольше существует (суб)система, тем труднее пойманным в ее сети (ввиду обычности) узнать, что с ними происходит, изменить взгляды, вспомнить об истинных ценностях, заново сориентироваться - а именно на собственное мышление-ощущение. Поэтому так долго могли продолжать свое существование презирающие человека государственные системы: так называемый социализм, система Коля, Пол Пот, Иди Амин, Гитлер, Сталин и Мао, а также "христианские" церкви и современные секты. По сходной причине десятилетиями ведутся разговоры о реформах - пенсиях, здравоохранении, образовании, партийных кандидатурах и т.д., вместо того чтобы хотя бы один из находящихся во власти системы политиканов отважился бы действовать действительно в соответствии с запросами; но тогда систему, которая его так щедро его оплачивает, он поставил бы под угрозу, возможно, даже разрушил бы! Именно его верность системе гарантирует ему собственную значимость, реализацию которой он видит только в экзогенном подтверждении, но не познает эндогенно. Таким способом система обеспечивает себе в своего рода "фаустовском соглашении" рабскую зависимость своих вассалов, которые приносят себя ей в жертву самоуничижающим, но охраняющим систему образом, - к сожалению, не только себя, но и тех, которьм они предлагают себя как "слуг " (буквальный перевод слова министр), "сопровождающих в пути " и "партнеров в игре" (буквально: педагогов).

Другие из числа этих лакеев системы свирепствуют в качестве функционеров на службе субсистем - профсоюзов и церквей, учреждений и ведомств, союзов и организаций, общественно-правовых" институтов и в качестве "представителей правопорядка", в качестве высокооплачиваемых менеджеров на крупных концернах (без малейшего понятия о том, что "тапи agere" означает не руководить, а исполнять), при этом следовало бы по справедливости согласиться с тем, что большинство этих лакеев системы вообще не знают, что они там, собственно, делают.

Преобладающая часть героев, которых мы славим и чествуем, - в политике и общественной жизни, даже в музыке и спорте, в искусстве и культуре, - в большинстве своем лишь исполняет "замысел" сдерживать очарованную и парализованную массу от вероятного ужасающего эндогенного, изнутри, самосозерцания и - хотя бы на немного - повлиять экзогенно, развлечь, отвлечь и подарить им мнимый смысл жизни. Если бокс, "реальные" шоу, бои быков, медведей, собачьи и петушиные бои еженедельно приковывают внимание миллионов людей и огромные суммы за это, с одной стороны, платятся, а с другой стороны, используются во всей своей полноте, то это не значит, что все эти зрители -жестокие монстры.

Нет, они буквально не знают, что они делают. Все то, что они при этом видят, - смерть и боль, поражение и потери проигравшего или победу и власть, славу и выигрыш - точно отражает то, чего они так боятся или так страстно желают в своей собственной жизни. В ультимативной форме мы наблюдаем этот феномен сегодня в США, в, наверное, самой систематизированной (травмированной системой) стране мира, где между тем отдельным спортсменам и менеджерам платятся девятизначные годовые гонорары за то, чтобы они в качестве представителей тех, кто платит за это сумасбродство, мнимым образом осуществляли их чаяния и надежды.

В том же стоке систематической патологии мы находим фильмы ужасов и насилия, разрушающий нервную ткань какофонический грохот определенных извращений в музыке. И здесь экзогенно создаются раздражители и настроения, которые должны сделать невозможным или подменить собственное (эндогенное) участие. В противоположность этому классическая музыка затрагивает мир собственного восприятия. Она допускает собственное совместное раскачивание, пение и напевание, не провоцируя оглушающий, лишенный всякого чувства шум и опасные в ортопедическом отношении вывихи.

Притупленные чувства требуют все более сильных внешних раздражителей и снижают порог сдерживания со стороны сознания. Они все меньше позволяют нам услышать внутренние ощущения, которые абсолютно точно дали бы нам знать, что мы ищем и чем насладимся, на что мы надеемся и о чем тоскуем, что может доставить нам радость - если бы мы отдавали себе отчет в этом.

Этот внутренний голос³ также слишком хорошо знает, что честно и справедливо, хорошо и чисто. Так самая большая часть хулиганов - в этом я абсолютно уверен - состоит из одиночек, каждый из которых довольно безобиден, вероятно, по-настоящему труслив, покладист и неприметен, разве только несколько хвастлив. Но как только преодолена грань сдерживающего начала, вызванного экзогенным принуждением группы, усиленного такими катализаторами как алкоголь и/или наркотики и сдобренного дополнительными образами врага (ненависть к иностранцам, враждебность к чужакам), фальшивых героев и коллективными ("солидарными") фобиями (против богатых, предпринимателей, инакомыслящих, домовладельцев/арендодателей, курящих, беженцев, капиталистов, социалистов, националистов и т.д.), собственное чувство и внутренний голос подчинены "консенсусу" собственной ответственности раскрепощенной группы, которая ведет к настоящему безумию, которое может дойти до погрома. И тогда пламенные(!) антифашисты внезапно ведут себя по-фашистски нетерпимо, обычные мирные граждане становятся убийцами, а дети - чудовищами. Смущенно и растерянно реагирует тогда окружающий мир, который не может (не хочет?) объяснить, что при этом происходит. Итак, пожалуй, следовало бы спросить, почему, собственно, система в своем расчетливом коварстве постоянно подвергает себя опасности в виде социальных конфликтов и войн? Что ж, как мы знаем, во всем космосе нет абсолютной неподвижности. Даже кажущиеся нам мертвыми предметы (например, неорганические вещества) на атомарном и субатомарном уровне чрезвычайно активны и подвижны. В этом отношении и система постоянно пульсирует. При этом для системы главное - немедленно получить опеку над новшествами и усовершенствованиями существующего (изобретения, новые технологии), чтобы затем иметь возможность внедрять и использовать их на службе системе. Ей служит большинство законов и распоряжений, генеральных линий и предписаний. Однако чтобы лишить их сомнительного привкуса принуждения, системе в качестве предлога для защиты живущих в ней людей с помощью законов и этой контролирующей бюрократии служат социальные проблемы (голод и нужда, преступность и болезни, несчастные случаи и катастрофы - вплоть до войн). В действительности общественно-правовая "защитная" функция представляет собой лишь корруптивный метод, чтобы охранять себя через лишение каждого отдельного человека самостоятельности и конформизирования индивидуума и не терять контроля. Тем резче реагирует система, если кому-либо придет в голову с помощью ясного понимания внутреннего мира встать у системы на пути. Поскольку это требует определенных предпосылок -независимости, автономного мышления и душевной свободы - которые (как единое целое) существуют лишь крайне редко, система или ее субсистемы пребывают в высокомерной "уверенности", вытекающей из опыта, что число таких эксформативных носителей опасности очень мало.

Но как только система обнаружит серьезную опасность для себя самое, она реагирует исключением, угрозами или в качестве крайней меры - насилием. Система лицемерно украшает себя высокими степенями свободы и возвышенными, благородными целями - свобода мнений, свобода слова, воззвания к равенству шансов и социальной справедливости и т.д. Однако если выяснить подоплеку этих слов, то становится очевидным, что это на самом деле - лишь потемкинские деревни, что речь идет лишь о разыгрываемых псевдосвободах, посредством которых система пытается доказать свое собственное право на существование и защитить свою собственную внутреннюю структуру. Степень лишения самостоятельности, в которой система держит живущих в ней людей, обусловливает ее власть и "оправданность" существования - и ее собственную неуверенность! Мы не можем и не должны сейчас вдаваться в подробности относительно инструментов и методов самосохранения системы.

Если бы благородные борцы за право и порядок, защиту окружающей среды и образование, безопасность в технике и дорожном движении протагонисты светской и духовной морали (не этики} врачи и адвокаты, фанатики здоровья и здорового питания исследователи и изобретатели знали, в какой значительной мере они -не всегда, но в большинстве случаев -являются лишь охранителями системы и рабами в высшей степени асоциального насилия над людьми и природой, это привело бы, вероятно, к социально-политическому хаосу. Homo sapiens sapiens внезапно обнаружил бы свой мнимый Sapientia (разум) раздетым и ограбленным. Пожалуй, потому системе так легко изолировать мыслящих не-системно, заклеймить их как параноиков и деструктивистов, а в случае необходимости упрятать за решетку. Времена, когда этих инакомыслящих и противников системы принуждали выпить чашу с ядом (Сократ), отправляли в ссылки или подвергали экзекуциям, давно миновали - по крайней мере, в Германии. Но может быть, и системы, подобные немецкой, стали за это время слишком надежными.