20. Творчество Толстого 1860-х гг. «Севастопольские рассказы». «Казаки».

В середине 50-х годов в «Современнике» был опубликован цикл «Севастопольских рассказов», явившийся заметной вехой в эволюции творчества Толстого. Для читателей того Времени, с напряженным вниманием ожидавших известий о Крымской войне, очерки Толстого представляли интерес прежде всего как живое свидетельство очевидца, как своеобразный репортаж с места события (на такое восприятие произведений наталкивали и заглавия: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года»). Как всякий настоящий художник, Толстой не ограничивался простым воспроизведением тех или иных событий, пусть даже самых героических. Севастопольским рассказам свойственна широта художественного обобщения. Первый рассказ из севастопольского цикла был посвящен описанию общей атмосферы осажденного города и включал не только военные эпизоды, но и бытовые сцены, свидетельствующие о мужестве солдат, матросов, жителей города. Рассказчик стремится приблизить читателя к явлениям ужасным и грустным, великим и забавным, сделать его непосредственным свидетелем своих наблюдений, участником событий, описанных в произведении. Отсюда особая манера повествования, которая выходит за пределы только личного, субъективного восприятия рассказчиком всего увиденного: «Вы подходите к пристани…», «предлагают вам…», «Вы выбираете…» и т. д. И в конечном счете рассказчик вместе с воображаемым читателем приобщается к величию подвига народа: «…вы…, не обращая никакого внимания на ядра и пули…, идете спокойно, возвысившимся духом». Личное участие в обороне Севастополя позволило Толстому с зоркостью писателя-реалиста полно и объективно изобразить разнообразные человеческие характеры. Писатель приходит к мысли (ставшей генеральной для всего его последующего творчества), что русские солдаты, простой народ есть та главная сила, которая порождает героический дух защитников города-героя. В последующих частях цикла у Толстого усиливается критический пафос, появляется ясно выраженное обличительное начало. Рассказчика (и стоящего за ним автора) поражает различие между подлинным величием солдат, их простотой, естественностью поведения в минуту самой грозной опасности и тщеславным желанием высших офицеров, «метящих в Наполеоны», «затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтобы получить лишнюю звездочку или треть жалованья» («Севастополь в мае»). Только лучшие из офицеров близки к народной массе; общение с солдатами помогает им обрести стойкость и мужество, определяет их нравственную ценность (братья Козельцовы в рассказе «Севастополь в августе…»). Севастопольские рассказы стали важным этапом в формировании писательского таланта Толстого. Впервые в его творчестве возник обобщенный образ русского народа, в грозное время встающего на защиту своей родины. Было положено начало реалистическому изображению войны и психологического состояния человека на войне в русской литературе. Новый взгляд на войну, как на тяжелую работу, лишенную ореола красивости, восприятие ее с точки зрения простых солдат явилось художественным открытием Толстого. Он предупреждал читателей, что в его произведениях им предстоит увидеть «войну не в правильном, красивом строе, с музыкой и барабанном боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а… в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, В смерти…». Заканчивая «Севастополь в мае», Толстой писал: «Герой же Моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого удавалась воспроизвести во всей красе его и который всегда был, будет прекрасен,— правда». Высказывание это звучало как программа всего творчества молодого писателя. Именно так оно было воспринято его современниками, в частности Некрасовым, который писал Толстому 2 сентября 1855 г. «Это именно то, что нужно теперь русскому обществу: правда — правда, которой со смертью Гоголя так мало осталось в русской литературе. Вы правы, дорожа всего более этою стороною в Вашем даровании. Эта правда и том виде, в каком вносите Вы ее в нашу литературу, есть нечто у нас совершенно новое».

В «Казаках» Толстой шел за Пушкиным, но отнюдь не повторял его, а в чем-то даже спорил с Пушкиным. Это был особенный, характерно толстовский путь ученичества: он учился, оставаясь верным не только учителю, по и самому себе,— учился, преодолевая. В «Казаках» «спор» с Пушкиным и преодоление пушкинских художественных решений заключалось прежде всего в демонстративном снижении, «заземлении» темы: у Толстого все оказывается заметно проще, чем у автора «Цыган», все обыденнее, ближе к каждодневному. Это обусловлено уже самим различием — принципиальным различием — жанров. Пушкин писал романтическую поэму о цыганах. Толстой близкий сюжет разрабатывает в жанре психологического и эпического повествования с обнаженными реалистическими тенденциями. Обыденное и совсем прозаическое у Толстого оказывается по-особенному и неожиданно прекрасным. Такова, например, природа в «Казаках». Ее особая, некнижная красота выявляется Толстым подчеркнуто заостренно, полемически.Герой повести Оленин имеет самые романтические представления о Кавказе и его природе. Приближаясь к Кавказу, он видит вооруженных людей: «Вот оно где начинается!» говорил себе Оленин и все ждал вида снеговых гор, про которые много говорили ему». Наконец 1 он увидел, но совсем не то, чего ожидал: «…было пасмурно и облака до половины застилали горы. Оленину виделось что-то серое, белое, курчавое, и, как он ни старался, он не мог найти ничего хорошего в виде гор, про которые он столько читал и слышал». Наутро, проснувшись, Оленин снова видит горы, теперь уже освещенные солнцем: «Сначала горы только удивили Оленина, потом обрадовали; но потом, больше и больше вглядываясь в эту, не из других черных гяур, но прямо из степи вырастающую и убегающую цепь снеговых гор, он мало-помалу начал вникать в эту красоту и почувствовал горы». Вместе с Олениным, не сразу, мы, читатели, тоже начинаем «чувствовать» горы. Вместе, с героем повести и вместе с самим Толстым (и благодаря Толстому!) мы начинаем чувствовать и вполне понимать поэзию обыкновенного. Толстой к этому и стремился в «Казаках». Да и не в одних только «Казаках». Так же как и природу, Толстой изображает в повести своих героев-казаков. В них простота и обыкновенность неотделимы от своеобразного величия. Это относится и к Ерошке, и к Лукашке, и особенно к Марьяне. Оленин думает о казаках: ««Никаких здесь нет бурок, стремнин, Амалат-беков, героев и злодеев… Люди живут, как яшвет природа: умирают, родятся, совокупляются, опять родятся, дерутся, пьют, едят, радуются и опять умирают, и никаких условий, исключая тех неизменных, которые положила природа солнцу, траве, зверю, дереву. Других законов у них нет…» И оттого люди эти в сравнении с ним самим казались ему прекрасны, сильны, свободны…». Толстой воспевает в «Казаках» жизнь и людей, не знающих условных законов и установлений. При этом собственная его поэтика тоже максимально избавлена от условности. У Толстого в «Казаках» поэзия жизни — в самом прямом и точном значении этого слова. «Казаки» недаром так восторженно были встречены читателями.