Вопросы

1. Отражены ли какие-либо характерные черты ментальности традиционного русского общества в письмах Чаадаева?

2. Какой резонанс вызвали «Философические письма» Чаадаева в духовной жизни России?

3. Как оценивает Чаадаев влияние христианства на русскую культуру?

… позвонили предводителю Союза потомков российского дворянства Андрею Кирилловичу Голицыну.

Фамилия эта хорошо известна в русской истории. Были его предки государственными мужами, дипломатами, военачальниками, учеными. А сам Андрей Кириллович — художник.

— Не будем идеализировать — и в дворянской среде разные люди были.

— Конечно. Но, знаете, когда твой прадед защищал родную землю, был примером доблести или что-то значительное сделал для отечественной культуры, чувствуешь перед ним свою ответственность, что ли.

Вообще когда потомки знают своих пращуров, а живущие будут знать, что их след в семье не исчезнет, в человеке словно звучит голос предков: а что ты сделал для укрепления достоинства своего рода?

— Надо сознаться, мы над этим не очень-то задумываемся — не приучены. Да и просто мы ленивы, дальше бабушек с дедушками мало о ком знаем, а зачастую и не стремимся знать… А Вы своего деда по отцовской линии помните? Кто он был?

— Историк. Очень образованный человек. Знал одиннадцать языков. Отец — уже только три. А я — ни одного…

— Ну вот мы и до Вас дошли. Скажите, пожалуйста, ваши родители много занимались вашим воспитанием?

— Конечно, и воспитывали достаточно строго. Когда мне было девять лет, началась война. Отца арестовали и осудили на десять лет. Дед вскоре умер, и мама осталась одна с тремя детьми. Заниматься нашим воспитанием ей стало труднее. Мы много времени были предоставлены сами себе. Но мы должны были делать уроки, заниматься языком, домашними делами. У нас был маленький брат, грудной, приходилось заниматься им тоже. Конечно, эти обязанности казались нам скучными, на улице было куда интереснее.

Но с возрастом ко многому возвращаешься и на многое начинаешь смотреть иначе. Когда я сам стал отцом, я стал требовать от своих детей того же, чего отец и мать требовали от меня и от чего я отворачивался, воспринимая их требования как насилие. Мои дети мои требования воспринимают так же. А теперь я понимаю, что родители были правы. И я понимаю также, что ребенка нужно воспитывать в сознании, что он рожден не для увеселений и удовлетворения своих бесчисленных желаний, а чтобы нести свои обязанности и сделать в жизни что-то полезное не только для себя. Человек должен чувствовать за собой определенные обязанности.

А совесть — понятие глубоко духовное. Это нравственный закон, вложенный в человека. Но вряд ли он сам по себе приходит в действие — толчок дает воспитание.

— Как Вы думаете, вашим родителям удалось привить те свойства, которые были присущи их среде?

— Не думаю, что в полной мере. Моего отца, наверное, многое покоробило бы, если бы он меня видел в течение моей жизни. Он был действительно культурным, воспитанным человеком. Это проявлялось во всем — в отношении к женщинам и мужчинам, знакомым и незнакомым. Выдержка, уважение к чужому мнению — пусть даже оно не соответствует твоему, — корректность, скромность в ситуациях, когда обидно, больно или кажется, что собеседник говорит чушь.

— Но то, что мы называем «хорошими манерами», — это ведь форма. Может ли она существовать сама по себе? Какие манеры, по-моему, ни прививай, но если человек признает только себя, они не привьются, фальшь будет видна.

От внутренней культуры, конечно, много зависит. Но я все-таки убежден, что и форма значит не меньше. Мне кажется, что если существуют какие-то правила внешнего поведения, которые человек считает для себя обязанным соблюдать, то все равно хорошо. Особенно это необходимо мужчинам.

— А женщинам?

— Я вообще считаю, что мальчика и девочку нужно по-разному готовить к жизни. И потому я убежденный сторонник раздельного обучения. Если мужчине в будущей деловой жизни может потребоваться, кроме профессиональных знаний, владение риторикой, ораторским искусством, умение вести переговоры, то женщине необходимо уметь принимать гостей, красиво накрыть стол, хорошо готовить (даже из скудного набора продуктов), рукодельничать, приятно вести себя. Она не должна быть белоручкой. И даже если потом она станет спортсменкой или современной Софьей Ковалевской, все это ей никогда не помешает.

В наши планы входит создание такого учебного заведения.

— Что же, возврат к прошлому?

— В какой-то мере да. В прошлом ведь тоже было немало хорошего. Вспомните Царскосельский лицей, где учился Пушкин, или Институт благородных девиц в Смольном. Попытки вернуться к таким традициям уже предпринимаются. Это не реставрация прошлого, а потребность нашего времени.

Меня огорчает то фамильярно отношение к женщине, которое поразило не только наше общество, но и весь цивилизованный мир. Оно было несвойственно прежней русской бытовой культуре. В прежние времена само понятие «прекрасный пол», которое теперь приобрело такой несколько снисходительно-иронический оттенок, было вполне серьезно и отражало отношение к женщине как к существу особому, у которого своя, таинственная суть, заданная ей природой.

Сейчас много спорят — и спорили во все времена, — где женщине предпочтительнее быть: дома, в семье или за их пределами. Я убежден, что предназначение женщины — не сидеть в конторе и не настилать дымящийся асфальт, а заниматься домом, воспитанием детей. В этом ее величие. Отторжение женщины от этой роли — трагедия.

— Вы действительно убеждены, что предназначение женщины — дом, семья?!

— В принципе да. Я не настаиваю на том, что каждая женщина обязана заниматься только домом, есть разные потребности и устремления, это все очень индивидуально. Но ее место в доме никто не может заменить. Есть какие-то сферы деятельности, более естественные женской сущности, и невозможно уводить женщину из этих сфер без ущерба для нее.

— Я думаю, что многие женщины сочтут Ваши представления консервативными. Они больше соответствуют типу женщины, который оставила нам классическая литература XIX века. Может быть, он опоэтизирован, этот тип, но что он реалистичен для того времени — безусловно. И какой бы идеал женщины ни формировало наше время, мы все еще как бы невольно соотносим его с тем идеалом. Вы согласны?

— Пожалуй. Тот тип женщины действительно очень привлекателен. Потому что в прошлом в основе воспитания лежали принципы нравственности, духовности. Будущая женщина воспитывалась в понимании дозволенных ей возможностей, определенных границ поведения, за рамки которых она не могла выходить. Кстати, ограничения распространялись равно и на мужчин, и на женщин всех сословий, только, конечно, у каждого сословия были свои традиционные установления, которые регулировали поведение человека. Не знаю, доводилось ли Вам встречать в глубинке людей, еще приверженных тем принципам. Мне доводилось. И, посмотрите, как прочны были эти основы нравственности, если в иных людях, несмотря ни на какие разрушения, они еще сохраняются. Эти люди генетически нравственны.

И, конечно, в любом сословии в девочке воспитывалась скромность как непременная черта облика. Если, например, в той же деревне девушка или женщина имела какое-то «незаконное» увлечение и все об этом узнавали, то ей ничего не оставалось, как — с головой в омут. Нет, я вовсе не за то, чтобы девушки от бесчестья бросались с обрыва в реку, но что само понятие стыда ушло — печально. В этом я вовсе не склонен винить только женщин. Отношение мужчин — такое вот непочтительное, запанибратское, которое теперь стало едва ли не нормой, — оно тоже ответную реакцию порождает…

Мои родители были очень разные по характеру, темпераменту, но это не разрушало их отношений, как и многолетние разлуки. Они умели подавлять свой эгоизм. И никогда не жаловались на жизнь, я, во всяком случае, никогда этого не слышал — даже от мамы. Она с достоинством справлялась с тем, что выпало на ее долю. Она ждала отца, хранила верность ему, духовную близость — она выполняла свой человеческий, женский долг.

Для меня вообще самое дорогое — семья, которая сохраняет внутреннюю чистоту отношений. Есть семьи, где внешне как будто все хорошо, а у мужа и у жены — своя жизнь, свои друзья, увлечения. Может, это их устраивает. У нас же дома, как говорит моя жена, «домострой». Но соединяет нас глубокая духовная связь.

— Извините, Андрей Кириллович, а Вы лично в своем отношении к женщинам придерживаетесь той линии, которую проповедуете?

— Я всегда по отношению к женщинам испытывал почтение, старался не допускать фамильярности. К сожалению, не всегда это получалось… И если мне будет дозволено пожелать женщинам что-то, то, кроме семейного благополучия, счастья, здоровья детей, я пожелал бы им хранить в себе чувство достоинства, очень болезненно реагировать на малейшее проявление мужского хамства. Протестовать против него всеми доступными женщине средствами… Может, иногда и пощечину отпустить, а?

— Боюсь, теперь опасно таким образом протестовать, можно и сдачу получить…

— Да-а… Конечно, мы попали в сложное время, очень трудное, но это не может служить оправданием распущенности.