Зенон Элейский: апории в свете проблемы бытия.

Зенон Элейский (акмэ – середина V в. до н.э.) – фигура значительная, но и по-своему экстравагантная. Диоген Лаэртий сообщает: «Был он человеком исключительных достоинств и в философии, и в политической жизни, сохранились его книги, полные большого ума» [6; 298]. Известны мнения доксографов об участии Зенона в заговоре против элейского тирана Неарха (или, возможно, Диомедонта), о провале заговора и отважном, дерзком поведении философа после ареста. «Когда на допросе его стали спрашивать о сообщниках и об оружии, которое он привёз на Липару, он донёс на всех друзей тирана с тем, чтобы оставить его в одиночестве, а потом, [заявив], что он-де должен кое-что сказать ему на ухо кое о ком, укусил [тирана за ухо] и не отпускал до тех пор, пока не был заколот...» [6. С. 298-299]. Так было или иначе, но об антитиранических настроениях Зенона и его «презрении к сильным мира сего», сродни гераклитовскому, сообщается в ряде свидетельств. Но всё же сведения о жизни Зенона – скорее легенды, о которых до сих пор не прекращаются споры. Посещал ли Зенон Афины, чтобы принять участие в спорах с афинскими мудрецами, или, как утверждает тот же Диоген Лаэртий, он никогда не покидал родного города? Точно ответить на этот и другие спорные вопросы пока не представляется возможным.

А вот о приверженности Зенона учению Парменида и о его собственных рассуждениях доксографы сообщают единодушно и достаточно подробно, хотя до нас дошли не тексты приписываемых самому философу сочинений (в словаре Суда приводятся их названия – «Споры», «Против философов», «Истолкование учений Эмпедокла», «О природе»), а пересказ того, что последующим мыслителям – Аристотелю, Симпликию, Филопону и др. – казалось в них (или имевшихся к их времени пересказах) самым интересным и важным.

Главные философские утверждения Зенона являются своего рода повтором исходных тезисов философии Парменида: Сущее одно, едино, а потому оно непрерывно и неделимо (20а), не имеет частей (20Ь), неподвижно, бесконечно (20с). Отсюда, согласно Пармениду и Зенону, следует, что есть только единое и нет многого, есть только неделимое и нет деления, есть только неподвижное и нет движения. Можно сразу заметить и возразить, что из характеристик сущего (бытия) как такового не следует то же для обычных тел и состояний мира. Зенон такое возражение предвидит и вовлекает современников, а также и потомков в спор как раз об обычных вещах и состояниях. В споре он формулирует уже знакомые нам апории. О двух из апорий – «Ахиллес и черепаха» и «Стрела» – уже упоминалось. Главный аргумент в пользу того, что Ахиллес не догонит черепаху, типично зеноновский, и он лежит в основании целого ряда парадоксальных рассуждений Зенона. Симпликий, комментируя соответствующий пересказ Аристотеля, так передаёт этот аргумент: «В самом деле, необходимо, чтобы догоняющий прежде, нежели он догонит, сначала достиг черты, с которой стартовал убегающий. Но за то время, пока догоняющий приходит к ней, убегающий продвинется на какое-то расстояние, хоть и меньшее, чем пройденное [за то же время] догоняющим...» (26; 309). Более общего характера аргумент – «Дихотомия» – устанавливает: чтобы пройти некоторое расстояние, надо пройти половину, потом половину половины и так до бесконечности. Значит, о погоне Ахиллеса за черепахой надо, согласно Зенону, заключить следующее: «И так как в силу бесконечной делимости величин можно брать всё меньшее и меньшее расстояние до бесконечности, то Ахиллес не догонит не только Гектора, но даже черепаху» (26; 309). Но не думайте, что Зенон оставит быстроногого Ахиллеса столь бессильным, а обыденное сознание покинет совершенно обескураженным. Преподав обычному человеку лишь один важный урок – надобно не только уметь сомневаться в своих очевидностях, но и уметь их отстаивать, – Зенон скорее стремится повергнуть в прах тех, против которых с самого начала было затеяно сложнейшее интеллектуальное разбирательство. А именно: философов, которые диалектически утверждают пусть и противоречивую, но совместимость единого и многого, бесконечного деления и пределов деления, движения и покоя. Это в них выпущены стрелы апорий, в том числе и стрела так нужного Зенону воображаемого лука. Парменид обругал философов, допускающих возникновение-уничтожение и единое-многое, «лишёнными знанья», людьми «о двух головах», и Зенон, верный ученик, употребляет всю изобретательность своего незаурядного ума, чтобы доказать, что учитель был совершенно прав.

Ахиллес ведь несомненно догонит черепаху. Следовательно, не правы те (философы и математики), которые допускают бесконечность деления. Что именно с быстроногим бегуном и тихоходной черепахой происходит в обычной жизни, уже не является предметом рассмотрения. В мысли же «делить» можно как угодно, лишь бы соблюдались некоторые принципы и правила теоретического поиска. В том «мире» вполне уместна даже смена ролей: «победа» черепахи на агоне! Но в том-то и дело, что элейцы постоянно смешивают Ахиллеса и черепаху как образы сущего, реально существующего (и тут вместо Ахиллеса можно поставить любого бегуна, состязающегося с любой черепахой), и их же как ирреальных, чисто идеальных «персонажей» теоретического действа. (Даже и такое смешение по-своему плодотворно, ибо теоретическое рассуждение часто – не всегда, однако, – связано с какими-то сущими, существованиями и их моделированием.)

Несколько иначе обстоит дело в апории о стреле и в других сложных рассуждениях, касающихся движения. Поскольку и тут в спор включена проблема бесконечного – конечного, аргументация снова направлена против их диалектики и на удержание единого, бесконечного, вечного. Отсюда и общефилософские выводы элеатов, ориентированные сразу против диалектики пифагорейцев, Гераклита, атомистов, Эмпедокла, – выводы, которые мы разбирали только применительно к проблеме сущего и бытия.