Yastrebitskaya_A_L_-_Srednevekovaya_kultura_i_gor

исторической карты городов Вестфалии, подчеркивал особенности нового подхода к проблеме, характерного для современной историографии: дефиниция города, по его мнению, должна ро- диться не в результате строго логического определения, но в форме ограничивающего описания, включающего в себя разнооб- разные факторы: хозяйство, право, топографию, статистику, офи- циальную терминологию6 В результате такого описания создается «комбинированное» понятие города. По сути дела, уже М. Вебер пришел к необходимости такой комбинированной дефиниции. Она включала в себя наличие большого замкнутого поселения, жители которого существовали за счет несельскохозяйственного производства, которое к тому же отличалось «многосторонностью» — относительно высоким разделением труда. Город отличало также существование регулярного рыночного обмена, присутствие «крупных потребителей» — сеньоров, чиновников, получателей земельной ренты, т.е. слоев, существующих на внегородские доходы. Помимо того, город — союз, регулирующий свою экономику. Наконец, город — крепость, центр налогового обложения и место пребывания гарнизона. Из множественности признаков, предложенных М. Вебером, Ф. Рериг вьщвигал на первое место три: относительно большое число жителей; создание достаточно большой массы продукта, в обмен на который можно получать сельскохозяйственные товары; наличие слоя потребителей, какими в римскую пору были легионы, базировавшиеся в городах-крепостях7 Э. Эннен также подчеркивала необходимость множественных критериев для определения города. Город, согласно ее дефиниции — это окруженное стеной поселение лиц, занимающихся торговлей и ремеслом, включающее в себя рынок. Город выполняет «центральные функции» в церковной сфере и в администрации; город, по ее словам, возможен только в ѵсловиях «письменной культуры», его отличает денежное хозяйство8

Каждый из этих критериев в отдельности, как подчеркивает Хаазе, сам по себе недостаточен. Действительно, часть городов сохраняла по преимуществу аграрный характер (о наличии «аграрных городов» писал и Вебер); многие из городов были настолько невелики, что уступали по размерам селам. Самым большим из немецких городов Средневековья, по подсчетам Г. Аммана, был Кёльн, насчитывающий 40 тыс. жителей (в Париже жило 60 тыс., в Венеции, Милане, Флоренции 60—100 тыс.); население, около полутора десятка немецких городов (Мец, Страсбург, Нюрнберг, Любек и др.) превышало 10 тыс., свыше 200 городов насчитывали от 2 до 10 тыс. жителей, остальные города (а их общее число

61

достигало в Германии 4 тыс.) были и того меньше9 Хаазе полагает также, что такой специфический для городского облика элемент, как крепость, нельзя считать определяющим критерием — крепости были и вне городов. Излюбленным фактором, к которому обращаются исследователи для определения города, является право, но, утверждает Хаазе, различие между городским и сельским правом не является столь очевидным, как это представлялось ранее. Наконец, он цитирует формулу Э. Кайзера, согласно которой городом было то, что называло себя городом, и отмечает, что терминологические самоназвания средневековых городов настолько подвижны и нечетки, что и этот критерий не является однозначным.

Тенденция современной историографии к созданию описательного многообразия критериев грозит вылиться, как уже отмечалось, в такую расплывчатость, в которой может раствориться то общее, что отличало средневековый город. В самом деле, Эннен настоятельно подчеркивает не только то, что городской жизни были свойственны динамичность, изменчивость форм, но и другое обстоятельство: каждый город обладал своим индивидуальным лицом. К. Фрелих, рассматривая средневековый город в духе теории множественности критериев, видит в нем «живое единство», образованное взаимосвязью топографических особенностей, хозяйственной деятельности и правовых моментов, но одновременно подчеркивает, что подобное признание разнообразных критериев ведет к тому, что основным объектом исследования становится отдельный город «в его исторической реальности и своеобразии»10 Еще резче формулирует ту же мысль К. Крэшель. Следуя за Эннен, он даже готов допустить, что единого феномена «средневековый город» вообще не существовало. Объективная реальность признается только за конкретным городом или за некоторыми типами городов11

В отличие от названных сторонников теории множественности критериев некоторые исследователи, работы которых представлены в антологии, стремились выделить тот фактор, который, с их точки зрения, определял лицо средневекового города.

Дл*Г В. Эбеля таким признаком было сословное состояние горожан: в городе, подчеркивал он, создается сословие нового типа, основанное не на принципе происхождения, а на профессиональной принадлежности, сословие свободных людей — горожан. Оно создается из разнообразных «строительных элементов», почерпнутых из сферы сельского права, рыночного права, пожалованных городам привилегий, но все эти имевшиеся в наличии элементы были перестроены самими горожанами. Хотя Эбель

62

рассматривал, казалось бы, одну сторону городской жизни — ее сословно-правовой аспект, он вносил в исследование чрезвычайно важный момент, опущенный его предшественниками: в г о - р о д с к о й д е й с т в и т е л ь н о с т и в с е р а з н о р о д - н ы е э л е м е н т ы , с у щ е с т в о в а в ш и е в т о й и л и и н о й ф о р м е в д о г о р о д с к о й Е в р о п е и с о х р а - н я в ш и е с я б о к о б о к с г о р о д а м и в а г р а р н о й Е в р о п е , с р о с л и с ь и в и д о и з м е н и л и с ь Существенным, таким образом, становится не сосуществование этих элементов, а их творческое преобразование в городской атмосфере12

Другое решение проблемы было предложено К. Хаазе, который подчеркивал, что город — не крепость, а прежде всего «хозяйственный феномен», характеризующийся развитием экономики, основанной на разделении труда и на интенсификации сельскохозяйственного производства. Одновременно с экономическим сдвигом, но в зависимости от него, создается особое право, общинные формы и оборонительная система.

Не менее острая дискуссия развернулась вокруг проблемы происхождения средневековых городов. Работа К. Крэшеля, названная выше, позволяет представить основные этапы развития немецкой исторической науки, посвященной становлению средневекового города. Первоначально К.Ф. Эйхгорн выводил город непосредственно из римской городской административной системы, элементы которой сохранялись в раннее Средневековье под защитой духовного иммунитета. В концепции Эйхгорна, таким образом, слились два «градообразующих» фактора: континуитет античных порядков и роль христианской церкви, которым предстояло занять видное место в историографии этой проблемы. Уже Э.Т. Гауп, ученик Эйхгорна, внес известные коррективы в концепцию своего учителя, подчеркнув существование самобытных корней германского городского права. Это представление о самобытных германских корнях получило в дальнейшем конкретизацию в форме нескольких боровшихся между собой теорий. Во-первых, Г. фон Белов, опираясь на труды Г.Л. фон Маурера, выводил городскую общину из сельской общины, к этой точке зрения были близки также К. Гегель и О. Гирке, видевшие источник городской организации в старых формах общины или сообщества. Во-вторых, Р. Зом предположил, что городское право сложилось на базе рыночного права, которое, в свою очередь, Родилось из королевских пожалований.

Новым этапом в развитии историографии Крэшель считает работу С. Ритшеля. Прежде всего, в отличие от своих предшест-

63

венников, опиравшихся исключительно на письменные памятники, Ритшель пристальное внимание уделил топографии средневековых городов; далее отказавшись от моноказуального объяснения генезиса немецкого города, Ритшель выводил его из дуализма епископского города с римскими традициями (концепция Эйхгорна) и «рыночного города», отличавшегося чисто купеческим и ремесленным характером. Последующее развитие историографии приводило, с одной стороны, к развитию намеченной Ритшелем идеи дуализма рыночного поселения и крепости — таковы, в частности, взгляды Ф. Байерле, с другой — к подчеркиванию активной роли купцов-предпринимателей, что характерно для концепций Ф. Рерига и Г. Планитца. Наконец, Крэшель отмечает работы Э. Штайнбаха и Э. Эннен, признавших действие многообразных факторов в процессе становления города.

Работы, включенные в антологию, отражают разные представления о генезисе средневекового города и позволяют понять всю дискуссионность проблемы в современной науке.

Разумеется, в настоящее время уже невозможна концепция Эйхгорна в ее обнаженном виде, однако элементы его теории «римского континуитета» все еще сохраняются и всего отчетливее, пожалуй, в трудах сторонницы «поликазуального» объяснения Э. Эннен13 Она подчеркивает прежде всего сохранение городского образа жизни (Urbanität) в романских землях, тогда как северные области носили отчетливо выраженный сельский характер. Но

ив эту аграрную картину северных областей Эннен вносит двоякие ограничения: во-первых, сохранились многие отдельные черты римского прошлого, во-вторых, существовала «переходная

иконтактная зона». Вслед за Эннен В. Шлезингер также выделяет две большие области: южную и северную. При этом он полагает, что античная Urbanität постепенно продвигалась на север, причем продвигалась по двум линиям: одна из них проходила через бассейн Роны и Соны к Мозелю и Рейну, другая — по старой янтарной дороге через Аквилею и Карнунт. Разные пути проникновения античного влияния и разные политические судьбы двух «линий» городского континуитета определили, согласно Шлезин-

геру, различия характера прирейнских и придунайских горо-

Д О В 1 4

Взгляды Эннен близки к старой концепции Эйхгорна и еще в одном пункте: гораздо мягче, чем Эйхгорн, Эннен все-таки допускает существенную роль церкви в сохранении античного города.

Другая форма сохранения теории континуитета представлена в работе Ф. Феркотрена, который прослеживает длительность сохра-

64

нения античных элементов в городской жизни к северу от Альп и постепенность совершавшихся в городе перемен. Еще в VI в. галльские города сохраняли античный облик — от многоэтажное™ зданий до хозяйственной активности. С VI в. происходят сущест- венные перемены в управлении городом: исчезают курии и город переходит в подчинение графу. Хозяйственные сдвиги Феркотрен датирует только VIII—IX вв., когда в галльских городах перестают функционировать иноземные купцы и Северная Галлия обраща- ется своими экономическими интересами к Англии и другим северным областям. VIII в. Феркотрен датирует упадок античного города — civitas, хотя и подчеркивает, что это явление не должно быть чрезмерно генерализовано. И только к X—XI вв. он относит разрыв с античной традицией, который усматривает прежде всего в том, что города расширяют свои стены, отходя тем самым от завещанной поздней античностью топографической ограниченности.

Резюмируя исследование, Феркотрен подчеркивает, что раннему Средневековью был присущ «известный континуитет и известная революционность» в сфере городской жизни. По всей видимости, Феркотрену, как и Э. Эннен, события III и ГѴ вв. кажутся более катастрофическими для судеб античного города, чем раннее Средневековье, не уничтожившее, но скорее сохранившее и преобразовавшее античную civitas.

Другие исследователи оценивают роль античного наследия гораздо более скептически. Так, Ф. Рериг считал, что северные города не связывало с античностью ничего, кроме их местоположения. Ф.Л. Гансхоф решительно подчеркивал, что среди фландрских городов нет ни одного, происхождение которого можно было бы отнести к римским временам15

Разумеется, в настоящее время даже сторонники концепции римского континуитета не придерживаются той точки зрения, что средневековый город вырос только из античного, и допускают наряду с сохранением римских элементов действие новых, неримских начал. В. Шлезингер, который утверждает, что еще и в IX в. с понятием civitas связывалось «отчетливое представление о продолжающейся римской городской жизни», вместе с тем подчерки- ^ет, что средневековая предгородская агломерация — buigus не была продолжением античного города; наоборот, эта форма посе- ления образовалась в период так называемого Великого переселе- Н и я народов и была занесена германцами на территорию Римской империи. Благодаря археологическим находкам, поселения такого ™ П а известны у славян и англосаксов: они содержали в себе «элементы городского характера», хотя и несопоставимые с фор-

мами позднеантичной civitas. Таким образом, по Шлезингеру, в раннее Средневековье как бы «предсуществовали» два типа поселения с городским или предгородским обликом: позднеантичная civitas и германо-славянский burgus — град. Поэтому процесс становления средневекового города представлялся Шлезингеру не качественным скачком, но постепенным слиянием двух предгородских элементов: civitas дала ему крепостные стены, германское поселение, именовавшееся в раннее Средневековье виком (wik), — образовало предместье, suburbium, которое до XII в. называлось burgus, а потом получило название stat. Шлезингер придавал очень большое значение словам Лиутпранда Кремонского, который определяет «бург» как совокупность домов, не окруженных стенами, и подчеркивает, что эта традиция сохранилась во французском и итальянском языках, тогда как в германской среде слово этого корня со временем стало употребляться для обозначения крепости.

Однако, что представлял собою этот «вик», который Шлезингер считает возможным отождествлять с «бургом» и называет «предгородским ядром поселения»?

В. Фогель в довольно парадоксальной давней статье, посвященной проблеме вика, исходит из того, что германцам раннего Средневековья была совершенно чужда городская жизнь16 Вместе с тем они были не только крестьянами, но и купцами-воинами, купцами, искавшими приключений, которые, пока это было возможно, вели торговые операции, не зная города. Лишь постепенно они создали городские поселения трех типов: резиденции, поселения странствующих купцов и аграрные города, что соответствовало трем конституирующим элементам германского общества: «политическим господам», купцам и крестьянам. Вики и явились такими поселениями странствующих купцов. Однако, согласно Фогелю, они представляли собой не рынки для продажи товаров купцами, а места, где германский «купец-авантюрист» приобретал нужное ему в дорогу продовольствие; иными словами, это были места, где скапливались избыточные продукты крестьянского и ремесленного производства. Они служили для отдыха караванов странствующих купцов и лишь постепенно на их месте стали образовываться рыночные поселения. Жители виков и получили, по Фогелю, прозвище «викингов».

Лишь в одном пункте Фогель не расходился с традиционной, восходящей к С. Ритшелю, точкой зрения: и он считал, что вики основывались поблизости от административных центров — будь то позднеантичная civitas или сеньориальное Castrum — крепость.

66

Таким образом, для Фогеля вик — новообразование раннего Средневековья, к тому же типично германское новообразование. Тем самым процесс городообразования оказывается германизиро- ванным, и для континуитета в концепции Фогеля практически не

остается места.

В. Шлезингер решительно полемизировал с этой точкой зрения, рассматривающей вик только как довольно случайное место при- станища купцов. Уже то, что он выводил этимологию слова «вик» из латинского vicus, показывает, насколько он далек от Фогеля, противопоставлявшего германский wik и латинский vicus. Соглас- но Шлезингеру, вики всегда были местами прочного оседания купцов и отнюдь не представляли собой чужеземный элемент в окружающей их среде. Постоянный характер поселения — вика проявляется, в частности, в том, что в виках строились церкви. Вики, однако, всегда носили сеньориальный характер, т.е. управлялись королевскими наместниками, важнейшей функцией которых было взимание пошлин; признание сеньориального характера администрации вика — это, пожалуй, единственное, что роднит представления Шлезингера о предгородском поселении с концеп- цией Фогеля.

Большое внимание развитию виков уделяет также и Э. Эннен. Уже в VII в., считает она, в экономической жизни раннесредневековой Европы дают о себе знать новые импульсы: возникают гавани (portus), вики, ярмарки и рынки. Эннен не принимает взглядов Фогеля и рассматривает portus и вики как торговые поселения, эмпории. Однако она смягчает и тезис Шлезингера о вике как постоянном, прочном купеческом поселении. Их быстрое отмирание, по мысли Эннен, — показатель непрочности корней виков, и если Шлезингер настаивал на том, что в виках строились церкви, то Эннен, напротив, отмечает, что в одном из наиболее развитых поселений этого типа, в Квентовике (на реке Канш), не было никаких религиозных учреждений. В этом отношении вики противостояли сохранившимся от римского времени civitates, где население отличалось большой оседлостью, нежели франки, Фризы и иные германские народности, создававшие вики. Экономической предпосылкой возникновения виков Эннен считает потребности знати и церкви в предметах роскоши, а также развивающуюся в раннее Средневековье торговлю рабами. В отличие от Фогеля и Шлезингера она подчеркивает, что управление видами находилось в руках купцов — свободных людей или зависимых от короля, объединившихся в гильдии. Эннен выделяет три волны развития новых поселений городского (предгородского) типа: ранние вики на побережье и в бассейне Мааса; вики

67

IX в., распространившиеся и на правобережье Рейна; рыночные поселки, возникающие в IX в. и распространяющиеся в X— XI вв.17

Таким образом, мы можем констатировать, оставляя в стороне расхождение между различными точками зрения, что средневековые города XI в. сложились на «топографической» базе двух учреждений, существовавших в раннее Средневековье: позднеантичной civitas или иного фортификационно-административного поселения (королевского пфальца, сеньориального замка, епископского центра, монастыря), выполнявшего функции убежища, и «предгородского» поселения, вика-бурга, население которого было занято торговлей и ремеслом. Возникает вопрос, каковы были те силы, которые преобразовали эту топографическую базу

внастоящий город.

Сточки зрения Ф. Рерига, подлинным «носителем революции», приведшей к образованию городов, был купец. Купцы создали основанный на клятве союз, открыли новую область приложения сил — бассейн Балтийского моря, создали первоклассную организацию производства, основанную на планировании и рационалистических принципах. Внешним проявлением интенсификации хозяйственной жизни явилось применение купцами письменности

вих экономической деятельности, что Рериг относит приблизительно к 1250 г.

Близкие к Реригу взгляды развивал К. Фрелих, по мысли которого крепость, королевская или сеньориальная, и вик составляли топографическое двуединство, в которой крепости принадлежала пассивная, а вику — активная роль. Это представление об активной роли купеческого элемента детальнее развернуто в другой статье Фрелиха, где он рассматривает процесс возникновения так называемых «основанных городов». Согласно Фрелиху, основание городов протекало не произвольно, но осознанно и в плановом порядке. Первые привилегии, пожалованные городам уже в X в. (наиболее ранние из них датируются 965 г.), касались почти исключительно купеческих интересов: освобождение от пошлин, охрана порядка на рынке. При этом привилегии жаловались всей совокупности купцов, выступавших в качестве носителя нового права. Это дает Фрелиху основание говорить о том, что еще до основания рыночных поселений купеческие группы обладали известной организацией и имели привилегии конституирующего характера. Они образовывали союз, строившийся на личных связях, который Фрелих определяет как «купеческую общину», хотя термин «гильдия» и не засвидетельствован в ранних источниках, Фрелих считает, что ранние mercatores (от лат. mercator — купец)

68

имели в своей организации черты, напоминающие систему гильдий. Существование гильдий и ганз у раннесредневекового купечества допускает и Э. Эннен. Короче говоря еще до образования городов купцы составляли «замкнутую в хозяйственном и правовом отношении группу», и они сохранили в силу этого специфическое положение в ранних городах. Именно mercatores рассматривались в ранних городах как buigenses; жители бургов — горожане (Фрелих следует в этом пункте за Ф. Байерле), являясь привилегированной группой городского населения, противостояшей ремесленникам и мелким торговцам. К XII в. они сливаются с другой привилегированной группой — с министериалами городского сеньора, образуя городской патрициат. Это противопоставление (дуализм) купеческого начала и городского ремесла Фрелих прослеживает в топографии города на примере Госла - ра, где наряду со старым forum commune — сферой действия купцов, монетчиков и горняков — возникает в XIII в. новый рынок.

По-иному предстает социальная основа становления городов у Г Планитца. По его мнению, купеческая община X в. имела личный характер и потому не была связана с управлением рынков своего вика, предполагавшем не личные, а территориальные связи. Немецкая городская община, согласно Планитцу, выросла из городского сообщества, основанного на присяге. Она была общиной не купцов, а горожан. В отличие от Фрелиха, Планитц не отождествляет, а противопоставляет термины mercatores и bur- genses-urbani-cives. Первоначально состав городского населения был пестрым: наряду с «лучшими людьми» (на языке латинских документов — optimi, melioies, primoies), т.е. купечеством, там жили самостоятельные ремесленники, ремесленники, находившиеся в зависимости от сеньора, и сельскохозяйственные работники, приходившие в города. Статус купечества и ремесленников вплоть до XI в. оставался различным, именно потому, что среди ремесленников преобладали зависимые и несвободные люди. Только во второй половине XI в. обе эти іруппы сближаются, создавая основанное на присяге сообщество, направленное против сеньора. Это сообщество, изредка именуемое в источниках conjuiatio, представляло собой «клятвенное братство» (Schwurbruderschaft) германского права. Оно предполагало запрещение своеуправства и мести по отношению к согражданам — для разбора внутренних тяжб создавался специальный суд, — а также взаимопомощь, самостоятельную налоговую систему и автономную организацию обороны.

Становление города, как основанного на присяге сообщества купцов и ремесленников, Планитц связывал с политическими

69

событиями XI в. В результате катастрофы, которую немецкая королевская власть пережила при Генрихе ГѴ, купечество потеряло ту правовую защиту, какой оно в качестве королевских людей пользовалось в X столетии, — то, что называется в источниках Muntwalt. Купцы оказались перед опасностью попасть в зависимость от сеньоров города, преимущественно от епископов, и эта опасность привела их к союзу с ремесленниками и к образованию нового общественного слоя — горожан.

Критика взглядов Рерига, Планитца и других исследователей, подчеркивавших купеческие или купеческо-ремесленные корни происхождения городов, осуществлялась по разным линиям. B. Шлезингер выступил против монокаузальности предложенного ими объяснения. С его точки зрения городская община вырастает не только из купеческой гильдии или сообщества, основанного на присяге (как это думал Планитц). В ее формировании участвовали и иные факторы, а именно: соседский союз германского происхождения, франкская судебная община, пожалованные сеньором привилегии. Шлезингер останавливается в данном случае только на административно-правовом аспекте проблемы; примечательно, однако, что и в его формулировке особое место уделяется «третьей силе», участвовавшей в создании города и городского права — сеньориальному фактору.

Представление о роли «третьего» элемента, образующего город, было высказано также К. Хаазе, который рассматривает прежде всего топографический аспект проблемы: вместо дуализма городского поселения, о котором говорили многие ученые, начиная с C. Ритшеля, Хаазе вводит своего рода «трихотомию» раннего города. По его мнению, город состоял из трех элементов: крепости, или местопребывания сеньора; купеческого поселка — вика; поселка ремесленников, именовавшегося рынком (mercatus)18 При этом у Хаазе и речи нет о той пассивной роли сеньориальной крепости, которую постулировал Рериг: город образуется в результате взаимодействия всех трех элементов, когда возникает общая оборонительная система, в которой было заинтересовано и окрестное сельское население. Только в XII в. князья теряют свои укрепления в городах.

Уже Э. Кайзер, подчеркнувший целесообразность и тщательную продуманность с какой создавалась система городских зданий, площадей, улиц, видел в городском сеньоре основателя и защитника города. Г. Райнке развивает ту же идею. Он выступает против мысли Рерига о доминирующей роли консорциума предпринимателей, ведущих дальнюю торговлю, и считает, что именно сеньоры внесли свой вклад в образование городов. Город, по словам Райн-

70