В. Новые течения

Благодаря активной деятельности ученых феминистского, деконструкти-вистского и в целом постмодернистского направлений, мы научились внимательно относиться к «умолчаниям», т.е. к тем проблемам, которые остаются за бортом обсуждений и о которых не принято говорить. Давая обзор дисциплины в целом и пытаясь осмыслить то, чего в ней нет, но должно быть, мы сталкиваемся с непростой задачей.

Нет ничего удивительного в том, что по мере развития науки отдельные ее отрасли переживают периоды взлетов и падений. В последнее время проблемам

публичного права и особенно социального управления в общем контексте политической науки уделяется существенно меньше внимания, чем ранее (Wildavsky, 1964; 1979; Wilson, 1973), хотя есть определенные признаки изменения положения в исследованиях по этой тематике (гл. 6, 7, 27 наст. изд.). Некоторые субдисциплины, некогда бурно развивавшиеся, представлены в данной книге достаточно скромно, что соответствует, по мнению ее авторов, тому месту, которое в последнее время они занимают в рамках политической науки в целом. Специалисты по социальной политике ныне публикуют меньше материалов по вопросам городского управления (Banfleld, Wilson, 1963; Banfield, 1970; Katznelson, 1981); международники не так активно, как в недавнем прошлом, рассуждают о стратегических исследованиях (Schelling, 1960; Freedman, 1981); при анализе институтов значительно реже, чем прежде, пишут о проблеме представительства (Eulau, Wahlke, 1978; Fenno, 1978); исследователи поведения меньше интересуются политическим влиянием (Banfield, 1961), политической коммуникацией и в целом политическим участием (гл. 9, 13, 30, 34 наст. изд.). Помимо этого следует отметить, что англоязычная политическая наука всегда уделяла слишком мало внимания марксистским теориям и работам на иностранных языках, правда, в последнее время в этом плане наблюдаются определенные изменения (гл. 14, 15, 22, 29 наст. изд.).

В сегодняшней политической науке, в отличие от того, что имело место четверть века назад, более громко заявляют о себе постмодернизм и феминизм. При этом в литературе не только есть множество оригинальных работ, посвященных участию женщин в политике (Nelson, Chowdhury, 1994), но голоса самих женщин все более отчетливо слышны теперь в исследованиях по политической теории (Pateman, 1988; Shanley, Pateman, 1991; гл. 20 наст. изд.), международным отношениям и социальной политике (гл. 18, 24 наст. изд.).

Присутствие постмодернизма ощущается не настолько сильно частично из-за того, что его основные концепции относятся к высоким уровням теоретической абстракции (White, 1991). Тем не менее политические теоретики несомненно проявляют значительный интерес к этому направлению (гл. 20, 22 наст, изд.). Более того, постмодернистские теории оказались глубоким источником вдохновения при изучении так называемых новых политических движений (гл. 10, 13, 20 наст. изд.) и распада старого мирового порядка (гл. 18 наст, изд.). В тех случаях, когда отчетливые в прошлом политические структуры исчезли (или распались на многочисленные бессвязные элементы), постструктурный теоретический арсенал вполне может предложить объяснение того, что и почему происходило.

Независимо от того, можно ли считать современную политическую науку постмодернистской, в значительной степени на ней определенно лежит печать постпозитивизма: она, безусловно, извлекла уроки из герменевтической критики. Субъективные аспекты политической жизни, внутренний мир политических акторов, значения, убеждения, намерения и ценности — все эти факторы в настоящее время занимают центральное место во всех разновидностях политического анализа (Edelman, 1964; 1988; Scott, 1976; Riker, 1986; Popkin, 1991; Kaase et al., 1995). Эти достижения в значительной степени отражены во многих разделах книги «Политическая наука: новые направления^»28.

В более широком смысле можно сказать, что политическая методология, по-видимому, вступает в некую фазу постмодернистского развития. Наверное,

среди методологов немного найдется таких энтузиастов, как Алкер (гл. 35 наст. изд.), чтобы осмыслить этот процесс. Некоторые, правда, настаивают на необходимости объяснения с точки зрения контекстов и пат-зависимости (гл. 32, 33 наст. изд.). Однако такого рода задачи в определенном смысле представляют собой отказ от общей методологии в пользу частной, от универсализма в пользу ситуативизма в объяснении тех или иных политических явлений. В этом смысле последние предложения политической методологии могут рассматриваться как своего рода «постмодернистский поворот».

Действительно, рассматривая историю дисциплины в целом как некий «текст», постмодернистская техника могла бы помочь увидеть многие возможные варианты нашего коллективного прошлого, равно как и многие возможные пути, открытые для развития политической науки в будущем (Dryzek, Farr, Leonard, 1995). Те же, кого привлекает перспектива линейного прогресса «большой науки», могут быть разочарованы возможностью совершенно иных вариантов траектории ее будущего развития²⁹. Однако в главе Догана (гл. 3 наст. изд.) о прогрессе дисциплины такое увеличение «новых направлений» деятельности ученых всячески приветствуется, поскольку они создают плодотворные возможности для развития междисциплинарных исследований.