Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
03_Крейг_статья_русс.doc
Скачиваний:
116
Добавлен:
01.06.2015
Размер:
374.78 Кб
Скачать

КОМПАРАТИВИСТИКА-Ш: Альманах сравнительных социогуманитарных исследований / Под ред. Л.А. Вербицкой, В.В. Васильковой, В.В. Козловского, Н.Г. Скворцова. — СПб.: Социологическое обще­ство им. М.М. Ковалевского, 2003. — 408 с.

Р.Т. Крэйг

(ф-т коммуникации Университета Колорадо, США)

ТЕОРИЯ КОММУНИКАЦИИ КАК ОБЛАСТЬ ЗНАНИЯ*

Предлагаемое эссе реконструирует теорию коммуникации как диалектико-диалогическую область знания, основываясь на двух принципах: 1) в качестве метамодели принимается конститутивная модель коммуникации, 2) теория рассматривается как метадискурсивная практика. Приводятся доводы в пользу того, что все теории коммуникации, будучи обращены к реальным явлениям жизненного мира, в котором «коммуникация» уже ста­ла многозначным термином, важны по-своему. Каждое направление в тео­рии коммуникации опирается и апеллирует к одним положениям и оспари­вает другие. Дополняя друг друга и враждуя друг с другом, они вызывают к жизни теоретический метадискурс, который отчасти совпадает и потен­циально обогащает практический метадискурс, используемый в обществе. В предлагаемом подходе к теории коммуникации риторическая, семиоти­ческая, феноменологическая, кибернетическая, социопсихологическая, соци­окультурная и критическая традиции в том виде, как они сложились на сегодняшний день, различаются определениями коммуникации и коммуни­кативных проблем, научной лексикой и теми характерными для каждой традиции общими местами, к которым они апеллируют или которые оспа­ривают. В работе предлагаются единые координаты, в рамках которых проводится обсуждение всех традиций, рассматривается значение теоре­тической и образовательной деятельности в данной области знания.

Теория коммуникации необыкновенно богата идеями, которые оседают в обозначенных ею границах; недавно появились новые блестящие теорети­ческие работы по коммуникации1. Тем не менее я утверждаю, что несмотря на древние корни и все увеличивающееся число толкований, теории комму­никации как четко определенной области знания пока не существует2.

Складывается впечатление, что мы работаем не в единой теоретической области, а большей частью изолированно. В книгах и статьях по теории ком­муникации редко упоминаются другие авторы, работающие в этой же отрас­ли знания; исключение составляют узко специализированные (междисцип­линарные исследования и работы, выполненные в рамках научных школ3. За пределами этих небольших групп между теоретиками коммуникации про­сто не возникает ни соглашений, ни расхождений

* Печатается по разрешению издательства University Press Oxford. Оформление сносок в соответствии с оригиналом. Отдельные фрагменты первых вариантов этой статьи были пред­ставлены в качестве второй Ежегодной лекции по коммуникации в Университете Индианы, Блумингтон, 16 октября 1996 г., а также на ежегодных конференциях Международной комму­никативной ассоциации в Монреале в мае 1997 г. и Национальной коммуникативной ассоци­ации в Чикаго в ноябре 1997 г.

72

по значительному кругу вопросов. Отсутствует общетеоретический канон, к которому они все могли бы обращаться. Не существует ни общих целей, которые объединяют их, ни спорных вопросов, которые их разъединяют. Вот почему чаще всего они просто игнорируют друг друга4.

В университетах предлагается все больше курсов любого уровня по тео­рии коммуникации, публикуется множество учебников. Но если вниматель­но вчитаться в содержание этих учебников, становится ясно, что хотя и су­ществует множество теорий коммуникации — в действительности даже слишком много, чтобы эффективно преподавать предмет в рамках одного курса,'— консенсус относительно теории коммуникации как области зна­ния отсутствует.

Андерсон (Anderson, 1996) проанализировал содержание семи учебни­ков по теории коммуникации и выделил 249 различных «теорий», 195 из которых упоминались лишь в одном из семи. То есть только 22 % теорий были упомянуты более чем в одном учебнике, и всего 18 из 249 теорий (7 %) были включены более чем в три книги. Если бы теория коммуникации дей­ствительно была единой областью знания, по крайней мере больше полови­ны учебников по вводному курсу имели бы согласованное содержание уж более, чем на 7 %. Вывод о том, что теория коммуникации все еще не являет-ся согласованной областью знания, становится неизбежным5.

Хотя теория коммуникации еще не стала областью согласованного зна­ния, думаю, она может и должна стать таковой. Это произойдет по мере того, как мы, теоретики коммуникации, станем больше заниматься социально зна­чимыми целями, вопросами и проблемами, что предполагает обращение к различным дисциплинарным традициям, конкретным специальностям, ме­тодологическим принципам и философским школам, в настоящее время раз­деляющим нас.

В предлагаемом эссе я доказываю, что все теории коммуникации реле­вантны реальным явлениям жизненного мира, в котором «коммуникация» уже стала многозначным термином. С этой точки зрения, теория коммуника­ции выступает согласованной областью метадискурсивной практики, это область дискурса о дискурсе, имеющая значение для практики коммуника­ции Каждая из многочисленных традиций предлагает свои собственные способы концептуализации и обсуждения коммуникативных проблем и прак­тик. Эти способы исходят из некоторых общих представлений о коммуника­ции, к которым они апеллируют, подвергая сомнению другие. Но только бла­годаря диалогу между этими традициями теория коммуникации может быть реально связанной с практическим дискурсом (или метадискурсом) о ком­муникации в обществе (Craig, 1989; Craig & Tracy, 1995).

Далее будут обсуждаться следующие тезисы:

73

  1. Теория коммуникации до сих пор остается несогласованной областью знания потому, что исследователи пока не нашли способа преодоления бло­кирующих дисциплинарных практик, которые разделяют их.

  2. Потенциал теории коммуникации как области знания может быть реа­лизован наилучшим образом не в виде единой теории коммуникации, но на основе диалогически-диалектической дисциплинарной матрицы, системы допущений, понимаемых всеми сходным образом (хотя и постоянно оспари­ваемых), что создает возможность для продуктивной дискуссии между раз­личными традициями теории коммуникации.

  3. Дисциплинарную матрицу можно разработать, используя конститу­тивную метамодель коммуникации, которая создает концептуальное про­странство, где могут сосуществовать и находиться во взаимодействии раз­личные модели первого порядка, и концепцию теории коммуникации как теоретического метадискурса, продуктивно связанного с практическим' ме-тадискурсом повседневной жизни.

  4. На основе этих принципов можно осуществить предварительную ре­конструкцию как мультидисциплинарных традиций теории коммуникации, так и семи альтернативных терминологических словарей, необходимых для теоретического осмысления коммуникации как социальной практики.

В заключение я опишу способы применения матрицы и дополнения к ней, а также ее значение для образовательной практики в области теории коммуникации.

Корни несогласованности

Несогласованность теории коммуникации как области знания можно объяснить как ее междисциплинарным происхождением, так и тем, как ис­следователи коммуникации использовали, и слишком часто неверно, интел­лектуальные плоды, сыплющиеся из междисциплинарного рога изобилия.

Междисциплинарные истоки

Один из наиболее интересных фактов, касающийся теории коммуника­ции, связан с тем, что она более или менее независимо возникла во многих различных академических дисциплинах. Работа Литлджона (Littlejohn, 1982), в которой представлен наиболее полный на сегодняшний день обзор подхо­дов, выявила вклад в теорию коммуникации таких далеких друг от друга дисциплин, как литература, математика и техника, социология и психоло­гия6. Антология теории коммуникации Бадда и Рубенса (Budd and Ruben, 1972) включает главы, представляющие 24 дисциплины в алфавитном по­рядке, от антропологии до зоологии.

С самого начала коммуникативная дисциплина стремилась утвердиться в качестве междисциплинарного информационно-аналитического центра,

74

своеобразной «расчетной палаты» (клиринг-хауз) для всех дисциплин. Дух междисциплинарности еще жив в нас и заслуживает того, чтобы его культи­вировали как одно их главных наших достоинств. Однако объединение боль­шого числа различных научных подходов значительно затруднило восприя­тие теории коммуникации как согласованной области знания. Что, собствен­но, эти подходы может связывать между собой? Разработанные в различных науках для решения различных интеллектуальных задач, они несоизмеримы в том смысле, какой вкладывал в этот термин Кун (Kuhn, 1970). Им не о чем договариваться или спорить, они вполне могут не замечать друг друга, по­скольку представляют свой лишь номинально общий предмет — коммуни­кацию — фундаментально различными способами.

Данс (Dance, 1970) рассмотрел 95 определений коммуникации, приве­денные в работах, которые появились в 1950-1960-е гг.7 Он пришел к выво­ду, что эти определения столь различны (им было выделено 15 концептуаль-ных компонентов), что коммуникацию лучше было бы представлять как «семью» родственных понятий, а не как единый концепт, чтобы избежать «разногласий, академических перестрелок и теоретических поводов для рас­кола» (Р. 210). Придерживаясь позитивистской традиции, которая, во всяком случае, сохраняет стабильность в отношении понятия «теория», Данс, веро­ятно, недооценил сложность интегрирования определений, эклектично по­рученных из дисциплин, имеющих несопоставимые интеллектуальные про- граммы и часто вкладывающих принципиально различное содержание в понятие «теория» (Craig, 1993). Обилие определений коммуникации и слож- ность их интеграции или выбора между ними на условиях, которые удовлет-ворили бы всех, привели исследователей коммуникации к компромиссной позиции (например, Fisher, 1978; Murphy, 1991) о бесполезности спора по поводу определений коммуникации. Но о чем же в таком случае спорить теоретикам, как не об основном понятии, которое конституирует общую для них область исследования?

От стерильного эклектизма к продуктивной фрагментации

По мнению Петерса (Peters, 1986), тот способ, которым коммуникация как дисциплина вводилась в американских университетах, в какой-то мере интеллектуально обеднил ее научное исследование. Термин «коммуникация», полагает он, был использован В. Шраммом и другими в качестве средства институционализации дисциплины, причем сделано это было таким обра­зом, что оказалось невозможным какое-либо согласованное определение этой «области знания, ее интеллектуального центра и ее миссии» (Р. 527). Утвер­ждаясь под знаменем коммуникации, эта дисциплина заявила об академи­ческом притязании на всю область коммуникативной теории и исследова­ний — весьма значительное притязание, поскольку коммуникация к тому времени уже широко изучалась, под нее подводилась теоретическая база.

75

Петерс замечает, что исследование коммуникации стало «интеллектуальным Тайванем, претендующим на то, чтобы быть всем Китаем, фактически же изолированным на маленьком островке» (Р. 545). Вероятно, наиболее вопи­ющий случай связан с математической теорией информации Шеннона (Shannon & Weaver, 1948), которую ученые, занимающиеся коммуникацией, использовали для подтверждения потенциального научного статуса своей области знания, хотя не имели никакого отношения к ее разработке, часто плохо понимали ее и редко находили ей практическое применение в своих исследованиях. Стерильный эклектизм теории коммуникации такого рода особенно очевиден в стремлении каталогизировать подходы, все еще часто встречающемся в большинстве учебников по теории коммуникации. «Об­ласть» теории коммуникации стала чем-то напоминать рекламу средства борьбы с вредными насекомыми, которое называется «The Roach Motel» («Мотель для тараканов»): теории регистрируются при входе, но никогда не выходят. Исследователи коммуникации присваивали идеи, невзирая на их происхождение, но мало что делали с большинством из них, можно сказать, погребали их после того, как изымали из той дисциплинарной среды, где они расцветали и могли быть плодотворными. Собственных оригинальных идей теоретики коммуникации создали немного.

Петере (Peters, 1986) указывает на еще один подобный феномен, который я мог бы интерпретировать иначе. Ведущие ученые в области коммуникации вполне осознавали проблему, которую я называю «стерильный эклектизм», и стремились преодолеть ее, разрабатывая теоретически обоснованные иссле­довательские программы. Так как большинство теорий и исследовательских парадигм было заимствовано из других дисциплин, это фактически означало запуск коммуникативных исследований, тесно связанных с исследовательс­кими программами других дисциплин, поэтому, например, большая часть ра­бот в области политической коммуникации немногим отличалась от «полити­ческой науки, применяемой в области коммуникации» (Ibid. Р. 548). Анало­гично, большая часть исследований по межличностной коммуникации была и продолжает оставаться слегка расширенной экспериментальной социальной психологией, применяемой в области коммуникации.

Междисплинарные и кроссдисциплинарные заимствования, конечно, полезны сами по себе и должны поощряться, чтобы уменьшить фрагмента­цию знания между разными дисциплинами. Проблема, как ее поставил Пе­тере (Peters, 1986), состоит в том, что эти заимствования были использованы преимущественно для поддержания институциональных притязаний на дис­циплинарный статус без ясно определенной темы или миссии предполагае­мой коммуникативной дисциплины.

Коммуникативные исследования стали продуктивными, введя в собствен­ную культуру фрагменты других дисциплин; но эти фрагменты не были, да и не могли быть объединены (в том виде, в каком они использовались) в

76

самостоятельное целое, оставшись лишь суммой составляющих его частей. Это обстоятельство объясняет, почему теория коммуникации все еще не сло­жилась в область согласованного знания. Каждый из фрагментов коммуни­кационных исследований был продуктивным в своей сфере; отсюда мой тер­мин «продуктивная фрагментация». Однако до тех пор, пока дисциплина фрагментирована таким образом, учебники будут продолжать увязать в сте­рильном эклектизме, появится все больше теорий коммуникации, но так и нe будет теории коммуникации как области знания.

Реконструкция теории коммуникации как области знания. Цель: диалогически-диалектическая согласованность

Размышляя о путях преодоления несогласованности, мы не должны ста­вить целью создание химерически объединенной теории коммуникации «где-то за радугой». Такая теория всегда останется вне досягаемости, а если и можно было бы достичь этого, нам, вероятно, не стоило бы к этому стре-миться. Ни одна активная область исследования не имеет абсолютно единой теории. Идеально согласованное знание оказалось бы статичным и мерт­вым, в то время как практика коммуникации — это область жизни, она по­стоянно развивается на житейской сцене случайностей и конфликтов. Тео­рия коммуникации как теория такой практики, вероятно, никогда не обретет окончательную, единую форму. Целью, на самом деле, должно стать то са-мое условие, которого так стремился избежать Данс (Dance, 1970): теорети­ческое многообразие, аргументация, полемика, пусть даже ценой возникаю­щих время от времени академических перестрелок. Цель — это не такое состояние, когда нам не о чем спорить, но когда мы лучше понимаем, что у всех нас для обсуждения есть что-то очень важное.

Впрочем, как не следует гоняться за химерой единой теории, так не сле­дует позволять антидисциплинарности отвлечь наше, внимание от исследо­ваний. Плодотворные теоретические споры чаще возникают на основе дис­циплинарной матрицы, отталкиваясь от базовых допущений, разделяемых всеми. Дисциплинарность при этом не предполагает подавления многооб­разия или отказ от взаимодействия с другими дисциплинами8. Наличие дис­циплины означает лишь то, как минимум, что многие из нас согласились не соглашаться относительно определенных вещей, имеющих важное значе­ние и потому заслуживающих обсуждения. В этом смысле дисциплина — это «говорящее сообщество, имеющее традиции проведения дискуссий» (Shotter, 1997), не больше и не меньше.

Цель коротко можно определить как диалогически-диалектическую со­гласованность: достижение общего понимания о взаимодополняемости и напряженности между различными типами теории коммуникации, понима­ния того, что эти разные теории не могут нормально развиваться в полной изоляции, но должны вовлекать друг друга в полемику. В своей работе я

77

намерен исследовать условия, при которых возможно реконструирование теории коммуникации в рамках практической дисциплины так, чтобы выя­вить отмеченные выше взаимодополняемость и напряженность и, тем са­мым, создать согласованную область знания. Для решения этой задачи будет предложена теоретическая матрица, сконструированная на основе двух прин­ципов. Первый из них выведен из «конститутивной» модели коммуникации, которая представляет собой еще одну попытку концептуализации теории коммуникации как области знания, однако, рассматривая эту модель в реф­лексивном ракурсе, можно взглянуть на нее совершенно по-другому.

Принцип первый: конститутивная модель коммуникации как метамодель

Хотя дебаты по поводу определения коммуникации в основном прекра­тились после выхода работы Данса (Dance, 1970), понятие коммуникации примерно с конца 1980-х гг. вновь стало темой серьезных дискуссий среди теоретиков коммуникации. В период общего признания и расцвета комму­никативной теории возрождение интереса к данному понятию отражает ра­стущую убежденность, по крайней мерс некоторых ученых, в том, что тео­рия коммуникации может стать областью согласованного знания и занять центральное место в социальной науке. Разрабатывая понятие «коммуника­ция», мы фактически конструируем «коммуникационное» направление в изучении социальной действительности и тем самым определяем границы и цели дисциплины коммуникации, отделяющие ее от других социальных дис­циплин9.

Среди наиболее интересных предложений, касающихся определения этой области, было несколько версий конститутивной, или ритуальной модели коммуникации.

Упомянутая модель обычно определяется по контрасту с ее диалекти­ческой противоположностью, трансмиссионной, или информационной мо­делью коммуникации, причем последняя, как утверждается, продолжает доминировать как среди непрофессионалов, так и в академических кругах (Carey, 1989; Cronen, 1995; Deetz, 1994; Pеarce, 1989; Peters, 1989; Rothenbuhler, 1998; Shepherd, 1993; Sigman, 1992, 1995b). Согласно обще­принятому пониманию трансмиссии, коммуникация — это процесс отправ­ления и получения сообщений, или передача информации от одного лица другому.

Трансмиссионная модель коммуникации подверглась серьезным напад­кам в последние годы. Петере (Peters, 1989) обнаружил ее истоки в эмпириз­ме XXI в. с его индивидуалистическими и крайне солипсическими допуще­ниями (см. также: Carey, 1989; Deetz, 1994; Pearce, 1989; Shepherd, 1993; Taylor, 1992, 1997); наряду с другими учеными он приводит различные до­воды, доказывая, что трансмиссионная модель ошибочна с философской

78

точки зрения, полна парадоксов, что она идеологически устарела и должна, по крайней мере, быть дополнена, если не полностью вытеснена, такой мо­делью, которая концептуализирует коммуникацию в качестве процесса про­изводства и воспроизводства общих смыслов. Конститутивная модель отво­дит коммуникативной дисциплине центральное место в интеллектуальной жизни и возлагает на нее культурную миссию (например, выступать с кри­тикой культурных притязаний трансмиссионной модели).

В литературе по этому вопросу можно выделить несколько важных идей. Одна связана с тем, что представления о коммуникации исторически эволю­ционировали и лучше всего могут быть поняты в более широком контексте культурной и интеллектуальной истории. Вторая состоит в том, что комму­никационные теории рефлексивны, т. е. формальные теории часто черпают материал из обычного, культурно обусловленного способа размышлений о коммуникации, но, будучи сформулированы, теоретические взгляды в свою очередь оказывают влияние на обычное мышление и повседневную практи­ку, поддерживая их или изменяя. Связь между теорией и культурой, таким образом, рефлексивна, или взаимно конститутивна. Теории коммуникации помогают в создании того самого феномена, объяснить который ставят сво­ей целью Кэри и Криппендорф (Carey, 1989; Krippendorff, 1997).

Это подводит нас к третьей идее, которая состоит в том, что теории ком­муникации, в силу их исторической и культурной укорененности и рефлек­сивности, имеют практическое значение, в том числе и политическое. Ока­зывая влияние на общество, они всегда служат чьим-то интересам, и — что не удивительно — более привилегированным и влиятельным слоям обще­ства чаще, чем другим. Например, трансмиссионная модель коммуникации может служить интересам технических экспертов — ученых и инженеров, если она используется для подкрепления культурных установок о ценности экспертов как надежных источников информации.

Сущность четвертой идеи заключается в том, что коммуникация может быть полноправной интеллектуальной дисциплиной только в том случае, если она предполагает коммуникативный подход к анализу социальной действи­тельности, который радикально отличается, но вместе с тем равен по стату­су таким устоявшимся дисциплинарным направлениям, как психология, со­циология, экономика, лингвистика и т. д. У каждой из этих дисциплин свои способы объяснения определенных аспектов коммуникации. Психологичес­кие теории, например, объясняют когнитивные процессы, с помощью кото­рых люди могут создавать сообщения (Berger, 1997). Однако коммуникатив­ный подход полностью переворачивает пояснительные таблицы. Коммуни­кация в коммуникативном аспекте — это не вторичный феномен, который можно объяснить предшествующими психологическими, социологически­ми, культурными или экономическими факторами; скорее, сама коммуника­ция — это первичный конститутивный социальный процесс, который объяс­

79

няет вес эти и другие факторы. Теории коммуникации, разрабатываемые дру­гими дисциплинами, строго говоря, не относятся к области коммуникатив­ной теории, поскольку они не опираются на коммуникационный подход. Подлинная теория коммуникации признает важность коммуникации (Sigman, 1995b); признает, что коммуникация сама выступает основным способом объяснения (Deetz, 1994)10.

Дитц отмечает, что новые дисциплины (в смысле фундаментально но­вых способов объяснения) «появляются, когда существующие способы объяс­нения не могут обеспечить бесспорное руководство при поиске ответов на ключевой набор новых социальных вопросов» (Deetz, 1994. Р. 568). В насто­ящее время важнейшие вопросы связаны с тем, кто и какими способами уча­ствует в социальных процессах, в рамках которых конструируются персо­нальные идентичности, социальный порядок и коды коммуникации. В про­тивоположность традиционной информационной точке зрения на коммуникацию, безоговорочно принимающей эти элементы в качестве фик­сированной структуры, которая должна присутствовать, чтобы коммуника­ция состоялась, Дитц поддерживает развивающееся «коммуникационное на­правление», которое сфокусировано на «описании того, как внутренний и внешний мир, социальные связи и средства выражения соответственно кон­ституированы интеракционным процессом в качестве его собственного наи­лучшего объяснения» (Ibid. Р. 577).

Особенно важно, что аргументы, выдвинутые в поддержку конститутив­ной модели коммуникации, такие, как только что процитированные фраг­менты из Дитца (Deetz, 1994), чаще всего не являются чисто теоретически­ми. Меняющаяся социальная ситуация, в которой разрабатывается теория коммуникации, требует новых способов размышления о ней. Конститутив­ная модель представляется практическим ответом на современные соци­альные проблемы, возникающие, например, вследствие эрозии культурных основ традиционных идей и институтов, увеличивающихся культурных раз­личий и взаимозависимости и широко распространенных требований демок­ратического участия в создании социальной действительности. Подобно тому, как трансмиссионная модель может использоваться для поддержки автори­тета технических экспертов, так конститутивная модель, надеемся, послу­жит целям свободы, толерантности и демократии".

Хотя я во многом согласен с аргументами в пользу конститутивной моде­ли коммуникации, я предпочел бы прагматическую интерпретацию, а имен­но, исходя из практических целей, не отрицать другие модели, например трансмиссионную. Я предлагаю рассматривать конститутивную модель в качестве метамодели, создающей концептуальное пространство, в котором могут сосуществовать и взаимодействовать различные теоретические моде­ли коммуникации. Логично считать моделью коммуникации первого поряд­ка такой подход, который выделяет определенные аспекты процесса комму­

80

никации. Так, например, трансмиссионная модель представляет коммуни­кацию как процесс, в котором сообщения передаются от источника к полу­чателю. Модель второго порядка, или метамодель, — это подход, выде­ляющий конкретные аспекты моделей. Конститутивная метамодель пред­ставляет модели коммуникации как разные способы организации коммуникативного процесса символически с определенными целями. Ду­маю, что неразличение моделей первого порядка и конститутивной мета-модели является категориальной ошибкой, которая ведет по меньшей мере к двум видам путаницы.

Во-первых, парадокс скрыт в самом диалектическом противопоставле­нии конститутивной и трансмиссионной моделей. Поскольку конститутив­ная модель в принципе отрицает, что какое-либо понятие обладает истин­ным содержанием — оно лишь создается в процессе коммуникации, в этом случае утверждение, что конститутивная модель является «подлинной» мо­делью коммуникации оказывается противоречащим самому себе. Несмотря на впечатление, которое можно получить при поверхностном чтении лите­ратуры по данной теме, определение коммуникации не является бинарным выбором между двумя конкурирующими моделями, трансмиссионной про­тив конститутивной, это даже и не выбор вовсе, так как трансмиссионная модель, как ее обычно представляют, является не более чем упрощенной схемой. Трансмиссионная модель, если рассмотреть ее как один из символи­ческих способов представления коммуникации в соответствии с какими-то прагматическими целями, прекрасно согласуется с конститутивной моделью. Последняя не рассказывает нам о том, чем является коммуникация на самом деле, она скорее подразумевает, что коммуникацию символически можно пред­ставить (разумеется, посредством и в рамках коммуникации) самыми различ­ными способами, в том числе и как процесс трансмиссии (почему бы и нет, если это необходимо для достижения определенных целей)12. Трансмиссион­ные понятия в коммуникации, каковы бы ни были их недостатки с философс­кой точки зрения, продолжают иметь культурную ценность13. Более того, при критическом рассмотрении мы обнаружим множество причин для обращения именно к этой модели: в прагматическом смысле она может быть полезной Для различения коммуникативных источников и получателей, для отображе­ния движения потока информации через системы, для рассмотрения сообще­ний как вместилищ значения, а коммуникации — как намеренного действия, выполняемого с целью достижения какого-то ожидаемого результата. Транс­миссионную модель можно оправдать, например, на том основании, что она культивирует определенную осторожность в отношении разнообразия и от­носительности направлений, а также в отношении всегда существующей опас­ности искажения и непонимания в коммуникации14.

Во-вторых, в более общем плане, конститутивная модель, пока она четко не определена как метамодель, может смешивать коммуникацию как тако-

81

вую с тем, как определяется коммуникация в рамках той или иной традиции и, уделяя внимание одним традициям в ущерб другим, чрезмерно сузить область теории коммуникации. Конститутивную модель, вероятно, легче всего спутать с тем, что в данном эссе позже я определю как социокультур­ную традицию теории коммуникации. В этой традиции коммуникация рас­сматривается в качестве процесса, который производит и воспроизводит (и тем самым конституирует) социальный порядок. Смешение конститутивной метамодели с социокультурной моделью коммуникации первого порядка мо­жет создать ложное впечатление, что другие традиции теории коммуника­ции, например те, что я назвал кибернетической и социопсихологической, не являются подлинно коммуникативными, поскольку они не используют коммуникативный подход в анализе социальной реальности. Однако, как я покажу, конститутивная метамодсль позволяет реконструировать эти иные традиции в качестве альтернативных типов коммуникативного анализа, а не просто объяснения коммуникации на основе некоммуникативных факторов. Одним словом, в рамках конститутивной метамодели существует множество различных способов теоретического осмысления коммуникации, или, гово­ря иначе, ее символического конституирования. Социокультурная традиция теории коммуникации — лишь один из этих способов.

Тот факт, что в рамках конститутивной метамодели коммуникация мо­жет быть теоретически осмыслена разными способами, все же не дает нам серьезного основания делать это, как не даст основания ожидать, что в ре­зультате быстрого увеличения количества теорий возникнет согласованная область коммуникации. Не возвращает ли нас эта «прагматическая» точка зрения — чем больше теорий, тем лучше — назад, к неприятному положе­нию стерильного эклектизма или, в лучшем случае, продуктивной фрагмен­тации? Я постараюсь доказать, что теория коммуникации, во всем своем многообразии, допускающем разные толкования, может быть согласован­ной областью знания, к тому же полезной, если мы поймем ее как метадискурс, дискурс о дискурсе, в контексте практической дисциплины. Это вто­рой принцип создания диалогически-диалектической дисциплинарной мат­рицы.

Принцип второй: теория коммуникации как метадискурс

Во время чтения работы Тейлора (Taylor, 1992) мне пришла в голову клю­чевая идея, которая в результате и привела к появлению этого эссе по теории коммуникации как области знания. В своем критическом анализе теории язы­ка от Локка до наших дней Тейлор «показывает особую практику создания теорий языка, перевода, коммуникации и понимания... в качестве производ­ной от ... обычной, повседневной практики обсуждения того, о чем мы гово­рим и что делаем с языком» (Р. 10). Он считает, что формальная лингвисти­ческая теория могла быть и фактически была создана путем трансформации

82

общих мест практического метадискурса (например, обыденного представления о том, что люди обычно понимают высказывания друг друга) в теоретические аксиомы или эмпирические гипотезы. Любая языковая теория упрочивает правдоподобие своих утверждений, риторически обращаясь к само собой разумеющейся достоверности некоторых метадискурсивных положений такого рода, скептически относясь к другим. Поскольку любая лингвистическая теория подвергает сомнению метадискурсивные положения, которые другие теории считают доказанными, лингвистическая теория в целом становится интеллектуальным метадискурсом, структурированным как закрытая, самодостаточная игра. По мнению Тейлора, единственный выход из этой замкнутой риторической игры интеллектуального метадискурса — ос­тавить без внимания псевдопроблему, на которой эта игра основана, пробле­му объяснения того, как коммуникация становится возможной, и вместо этого обратиться к эмпирическому изучению практического метадискурса — того, как коммуникация осуществляется на практике.

Практический метадискурс встроен в коммуникативную практику. То есть коммуникация — это не только то, что мы делаем, но также и то, к чему мы относимся рефлексивно, выполняя это таким способом, который практичес­ки переплетается с нашими действиями. Когда Энн говорит Биллу: «Вряд ли ты сможешь понять то, о чем я говорю», Энн обращается в форме метадискурсивной ремарки к определенным обыденным представлениям о связи между тем, что сказано, и тем, что подразумевалось (таково, например, распространенное убеждение, что подлинное понимание приходит только с личным опытом), возможно, чтобы поколебать какие-то суждения Билла. Практический дискурс изобилует такими метадискурсивными приемами, имеющими важное значение в повседневной жизни для всех видов прагма­тических действий.

Осуществленная Тейлором (Taylor, 1992) деконструкция теории языка привела меня к мысли о том, что любая теория коммуникации, а не только лингвистическая теория, представляет собой разновидность метадискурса, способ разговора о разговоре, доверие и интерес к которому в значительной Степени объясняется его обращением к ставшему привычным повседневно­му практическому метадискурсу. Теории коммуникации социопсихологической направленности, например, кажутся убедительными потому, что обра­щаются как к само собой разумеющемуся представлению о том, что комму­никативные стили разных людей несут на себе отпечаток их личности. Теория коммуникативного понимания — лишь более сложная версия повседневного метадискурса о застенчивости, как, например: «она боялась говорить с ним, потому что была слишком застенчива».

Перефразируя Тейлора (Taylor, 1992), я выскажу рабочее предположениe, что особая практика коммуникативной теории во многом выводится из нашей обычной, повседневной практики разговора о коммуникации, и мой

83

анализ более обширной и разнородной области теории коммуникации в не­которых отношениях будет следовать проведенному Тейлором анализу бо­лее узкой и высоко структурированной лингвистической теории. Имеется, однако, и существенное отличие. В то время, как Тейлор (Taylor, 1992) опи­сывает лингвистическую теорию как закрытую, самодостаточную игру, пол­иостью отделенную от прагматических функций, связывающих практичес­кий метадискурс с жизнью, я рассматриваю теорию коммуникации как от­крытую область дискурса, занятого проблемами коммуникации как социальной практики, как теоретический метадискурс, который возникает из практического, расширяет и обогащает его.

С этой точки зрения, нашей задачей не является Реконструкция комму­никативной теории. (В чем же тогда дело? И без того имеет место изрядная путаница.) Скорее, мы должны реконструировать теорию коммуникации как теоретический метадискурс, вовлеченный в диалог с практическим метадискурсом повседневной жизни. Предлагаемая концепция теоретического метадискурса вбирает в себя положения и выводы конститутивной метамо­дели коммуникации. Она признает рефлексивность теории коммуникации и в связи с этим нашу обязанность, как теоретиков коммуникации, обращать­ся в своих исследованиях к той культурной ситуации, которая и дала начало нашей дисциплине. Она признает, другими словами, способность теории коммуникации содействовать укреплению понимания коммуникации как социальной практики и, соответственно, превращению коммуникации в прак­тическую дисциплину (Craig, 1989, 1995, 1996а, 1996b; Craig & Tracy, 1995).

В рамках коммуникации как практической дисциплины теория призвана обеспечить концептуальные ресурсы для размышления о коммуникативных проблемах. Это происходит путем теоретического представления (концеп­туального реконструирования) коммуникативных практик с использовани­ем относительно абстрактных, хорошо аргументированных, нормативных идеализации коммуникации (Craig, 1996b; Craig & Tracy, 1995). Разумеется, подобное теоретизирование может быть реализовано разными научными направлениями, поэтому область теории коммуникации становится фору­мом, на котором обсуждаются сравнительные достоинства альтернативных теоретических подходов. Подобное обсуждение альтернативных теорий и составляет то, что я называю теоретическим мстадискурсом.

Коммуникация способна стать практической дисциплиной прежде всего потому, что в нашем жизненном мире понятие «коммуникация» уже являет­ся хорошо разработанным концептом. Раз мы принадлежим культуре, в ко­торой все проблемы нами рассматриваются как по существу проблемы ком­муникации (МсКеоn, 1957), в которой часто считается, что нужно «сесть и поговорить», если требуется «наладить» отношения (Katriel & Philipscn, 1981), в которой провозглашается, что коммуникация является той единствен­ной связью, которая может удерживать вместе разнородное общество, не­

84

смотря на огромные пространственные и культурные пропасти, разделяю­щие нас (Carey, 1989), значит, коммуникация стала темой, широко обсужда­емой в обществе, и уже каждый знает, что коммуникацию важно и нужно изучать для того, чтобы ее улучшить. Поскольку о коммуникации в обще­стве уже так много говорится, теория коммуникации может быть создана индуктивно посредством критического изучения повседневной практики и частично — с помощью преобразования и теоретического реконструирова­ния «ситуативных идеалов», которые люди сами артикулируют в повседнев­ном метадискурсе. Такой критико-индуктивный способ конструирования теории коммуникации был исследован в моей ранней работе по «приземлен­ной практической теории» («grounded practical theory») (Craig & Tracy, 1995).

Коммуникация обладает потенциалом для того, чтобы стать практичес­кой дисциплиной, отчасти и благодаря тому, что «коммуникация» является ключевой теоретической категорией в большой группе уже признанных дис­циплин, которые могут обеспечить нас концептуальными ресурсами осмыс­ления практики коммуникации. Эти уже упрочившиеся традиции анализа коммуникации предлагают каждая свой особый, альтернативный терми­нологический аппарат, который можно критически реконструировать в аль­тернативные способы концептуализации проблем и практик коммуника­ции. Богатое интеллектуальное наследие выступает второй отправной точ­кой на пути создания теории коммуникации как области знания. Теория коммуникации, таким образом, может создаваться как дедуктивно, оттал­киваясь от теории, так и индуктивно, отталкиваясь от практики. В данном эссе мы исследуем критико-дедуктивный способ конструирования теории коммуникации.

Хотя теоретическая разработка коммуникации осуществляется научны­ми направлениями с несопоставимыми интеллектуальными программами, все же резонно предположить, что любая из выдвинутых этими дисципли­нами идей потенциально имеет отношение к практике. Одно из объяснений этого, впрочем умозрительных, состоит в том, что теоретический интерес к коммуникации на протяжении всего XX в. связан с тем, что она стала куль­турно значимой категорией социальной практики. Это предположение нахо­дится в полном соответствии с рефлексивностью, или взаимным влиянием, теории коммуникации и культурной практики, о чем говорили Кэри (Carey, 1989), Дитц (Deetz, 1994) и другие авторы. С точки зрения риторики, одна из возможностей для академической дисциплины получить признание в конк­ретной культуре лежит' на пути доказательства ее социальной востребован­ности, демонстрации того, что она может интересно рассказать о культурно значимых темах и практических проблемах — например о коммуникации в нашей культуре.

Если верно, что широко распространившийся теоретический интерес к коммуникации среди столь большого числа академических дисциплин отча­

85

сти вызван ее практической актуальностью, в этом случае мультидисципли-нарное наследие теории коммуникации в определенной степени уже настро­ено на задачи, стоящие перед практической дисциплиной. В оставшейся ча­сти данного эссе я намерен показать, как практический потенциал всех тео­рий коммуникации, каково бы ни было их дисциплинарное происхождение, может быть использован при конструировании научной области, общего поля, общего (мета)дискурсивного пространства, где все теории коммуникации могут продуктивно взаимодействовать как между собой, так и, посредством практического метадискурса, с коммуникативной практикой. Мой метод ре­конструирования традиций теории коммуникации с целью привлечь внима­ние к их практической значимости свободно следует за методом Тейлора (Taylor, 1992). Я полагаю, что теоретический метадискурс (т. е. теория ком­муникации) ведет свое происхождение и одновременно теоретически осмысливает практический метадискурс (повседневные способы разговора о коммуникации); при этом и тот, и другой а) риторически обращаются к определенным метадискурсивным устойчивым формулировкам, что внуша­ет доверие к теории и выглядит разумно с точки зрения неспециалиста; б) под­вергают сомнению другие метадискурсивные устойчивые формулировки, что делает теорию интересной и проницательной либо бессмысленной до аб­сурда с точки зрения неспециалиста. Эта комбинация правдоподобия и «ин-тересности» обеспечивает предположительную практическую значимость теории. Поскольку разные теории обретают свою значимость разными, не­редко конфликтными способами, теоретический метадискурс обращается к самому себе, чтобы обдумать эти различия, и тем самым конституирует себя как диалогически-диалектическую область знания. Задача, которую я став­лю, состоит в том, чтобы начать этот процесс саморефлексии в области тео­рии коммуникации.

Семь традиций: краткий обзор области знания

До сих пор я приводил доводы в пользу утверждения, что теория комму­никации пока не является областью согласованного знания, однако обладает потенциалом стать диалогически-диалектической областью при условии следования следующим двум принципам: а) конститутивной метамодели коммуникации и б) концепции теории коммуникации как метадискурсивной практики в рамках практической дисциплины. Чтобы продемонстрировать возможности предлагаемого подхода, я кратко рассмотрю семь реконструи­рованных направлений в теории коммуникации с использованием матрицы, которая выявляет практически значимую взаимодополнительность и напря­женность между ними.

Таблицы 1 и 2 суммируют семь традиционных точек зрения, которые будут рассматриваться в дальнейшем. В табл. 1 каждая традиция сопостав­лена с типичным для нее определением коммуникации и связанным с ним

86

определением коммуникативных проблем, с метадискурсивной термино­логией, с теми привычными повседневными метадискурсивными форму­лировками, которые придают данной традиции правдоподобие, и с теми, которые данная традиция интерпретирует по-новому или подвергает со­мнению. Таблица 2 продолжает анализ, предлагая единые координаты (а именно, общепринятые суждения или привычные аргументы, способные вызвать спор) для обсуждения традиций. Цель табл. 2 — выделить харак­терные критические возражения, которые каждая традиция выдвигает про­тив типичного способа анализа коммуникативных практик, предлагаемого другой традицией15.

Я обращаюсь, когда это уместно, к последним работам по теории комму­никации для того, чтобы пояснить то или иное конкретное направление, а также сочетания разных традиций. Бесспорно, это скорее инструменталь­ные конструкции, нежели определенные категории, но они представляют узнаваемые научные сообщества. Хотя я и пытался учитывать все возмож­ное при отборе и определении традиций, тем не менее мои решения, несом­ненно, отражают мои интеллектуальные пристрастия и предубеждения. Про­шу других ученых обратить на это внимание.

Содержание рассматриваемых семи направлений, надеюсь, отражает то, что известно любому читателю, достаточно хорошо знакомому с ши­роким спектром теорий коммуникации. Какие-то из этих направлений со­ответствуют в известной степени, например, некоторым главам автори­тетного учебника Литлджона (Littlejohn, 1996b). Однако несмотря на то, что содержание кажется знакомым (в конце концов, это традиции теории коммуникации), структура матрицы радикально отличается от общеприня­тых способов выделения направлений в данной области. Теории комму­никации обычно классифицировались по своему дисциплинарному про­исхождению (например, психологические, социологические, риторичес­кие), уровню организации (например, теории межличностной, организационной, массовой коммуникации), способу объяснения (напри­мер, теория черт, когнитивная, системная теории), по взятой за основу эпистемологии (например, эмпирические, интерпретирующие, критичес­кие теории). По контрасту, предлагаемая мною схема делит область в со­ответствии с принятыми за основу концепциями коммуникативной прак­тики. Результатом такого изменения ракурса стало то, что теории комму­никации не обходят больше друг друга стороной в силу следования различным парадигмам или принадлежности различным уровням. Нео­жиданным образом теории коммуникации получают нечто, с чем каждая соглашается или не соглашается, и этим «нечто» оказывается коммуни­кация, а не эпистемология.

92

Риторическая традиция: коммуникация как практическое искусство разговора

Формально риторика — это искусство, соединяющее ораторскую речь и управление убеждениями и мнениями людей, обычно общественным мне­нием, которые не могут быть приняты под давлением или с помощью экс­пертов. Риторические исследования, больше известные как изучение пуб­личной коммуникации, — это одна из немногих областей научного зна­ния, на которую все еще активно влияют ее собственные традиции (Farrell, 1993. Р. 1).

С древнейших времен и до наступления XX в. основным источником идей по коммуникации была риторика (Littlejohn, 1996а. Р. 117).

В традиции риторической теории, созданной древнегреческими софис­тами и прошедшей долгий и сложный исторический путь вплоть до наших дней, коммуникация обычно рассматривается как практическое искусство разговора16. Такой способ теоретического анализа коммуникации полезен, если требуется объяснить, почему наше участие в разговоре, особенно пуб­личном, важно, и как это происходит; кроме того данный подход открывает возможность для развития и улучшения практики коммуникации посредством ее критического изучения и образования. Проблемы коммуникации в рито­рической традиции понимаются как способность разрешать социальные труд­ности посредством умелого речевого воздействия на убеждения слушателей (Bitzer, 1968).

Риторическая традиция кажется убедительной и практичной, поскольку обращается к некоторым общепринятым представлениям о коммуникации. Все мы знаем, что риторика — влиятельная общественная сила. Большин­ство с готовностью согласится, что если речь идет об убеждениях, то всегда полезно выслушать разные стороны по какому-то вопросу и лишь затем вы­носить собственное суждение; поэтому риторика и кажется жизненно необ­ходимой и полезной, даже если выступления довольно часто бывают невы­разительными, раздражающими или просто вредными. По этим причинам нам важно понять, как риторика работает, и совершенствовать свои способ­ности как в роли критических потребителей, так и в роли эффективных про­изводителей риторики. Мы знаем, что некоторые люди как коммуникаторы лучше других, что лучшие образцы риторики могут подниматься до уровня великого искусства. Поскольку мы знаем, что коммуникаторы различаются своими умственными способностями и мастерством и что если не ум, то мастерство можно усовершенствовать обучением и практикой, логично ду­мать, что люди как коммуникаторы могут стать лучше, изучая и применяя на практике приемы коммуникации, которые могут быть изобретены или от­крыты в ходе исследований и освоены посредством систематического обу­

93

чсния. Более того, если мы понимаем, что защита интересов общества — лишь одна из многих сфер коммуникативной практики, таких, как межлич­ностное общение, сообщение новостей, дизайн CD-ROM и т. п., го стано­вится очевидным, что всю коммуникацию можно рассматривать как практи­ческое искусство и изучать так же, как традиционно изучается риторика. Вот почему думать о коммуникации как о практической дисциплине не про­тиворечит здравому смыслу.

Хотя риторическая традиция выглядит убедительной и практичной, по­скольку апеллирует к множеству общепринятых суждений о коммуникации, она интересна еще и тем, что подвергает сомнению другие расхожие мнения и выявляет некоторые глубинные парадоксы коммуникации. Она оспарива­ет мнения о том, что слова менее важны, чем действия; что истинное зна­ние — нечто большее, чем просто позиция в споре; что простые истины — нечто иное, чем стратегическая адаптация сообщения к уровню аудитории. Более двух тысяч лет ученые-риторики спорят о соотношении эмоций и ло­гики в убеждении, о том, является ли риторика по своей природе хорошим, плохим или нейтральным инструментом, имеет ли ораторское искусство ка­кое-то свое особое содержание, полезна ли теория для практики. Эти вопро­сы интересны (или могут стать интересными благодаря опытному препода­вателю) отчасти потому, что содержат интеллектуальную задачу, отчасти по­тому, что их можно связать с реальными проблемами, которые встают перед нами в повседневной жизни. Нам действительно стоит подумать над тем, например, как влияют на нас эмоциональные призывы, которыми наполне­на политическая и коммерческая реклама, и риторическая теория предос­тавляет ценный лексический инструментарий, с помощью которого можно концептуализировать и обсуждать этот общий опыт.

Семиотическая традиция: коммуникация как межсубъектное взаимодействие, опосредованное знаками

Семиотика много внимания уделяла тому, как люди передают значе­ния, и в результате разработала терминологию, которой мы можем вос­пользоваться для наших собственных целей (Leeds-Hurwitz, 1993. P. XV).

Нарушенная коммуникация ... — это скандал, который стимулирует концепцию коммуникации (Peters, 1989. Р. 397).

Семиотика, наука о знаках, как и риторика, имеет древние корни (Manctti, 1993), однако о семиотике как об определенном направлении в теории ком­муникации можно сказать, что она ведет начало от теории языка Джона Локка (его во многом недооцененной Книги III)17. Затем эта традиция была про­должена Пирсом и Соссюром, чьи работы легли в основу двух абсолютно разных направлений семиотики, и развита в современных теориях языка,

94

дискурса, перевода, невербальной коммуникации, культуры и массовой ком­муникации. В семиотической традиции коммуникация рассматривается как межсубъектное взаимодействие, опосредованное знаками. Коммуникация, понимаемая таким образом, позволяет объяснять и совершенствовать ис­пользование языка и других знаковых систем в качестве посредников между различными сторонами. Проблемы коммуникации в семиотической тради­ции — это, в первую очередь, проблемы (ре)презентации и передачи значе­ний, непонимания между субъектами, которых можно связать, пусть и несо­вершенно, с помощью общих знаковых систем.

Локк (Locke, 1690/1979) утверждал, что нельзя считать очевидным пред­ставление, будто обычно люди понимают друг друга. Тейлор (Taylor, 1992), как я упоминал выше, показывает, что все теории языка можно истолковать как серию ответов на скептические аргументы Локка относительно распро­страненного мнения о межсубъектном понимании. Современная семиотическая теория утверждает, что знаки создают своих пользователей (или «по­зиции субъекта»), что содержание значений открыто и, в конечном счете, неопределенно, что понимание — это скорее практическое действие, неже­ли межсубъектное психологическое состояние, и что коды и средства ком­муникации — это не просто нейтральные структуры или каналы для переда­чи значений, они имеют собственные знаковые свойства (код оформляет со­держание, и средство само становится сообщением) (McLuhan, 1964).

Семиотическая теория коммуникации кажется, правдоподобной и прак­тичной, когда обращается к общепринятому мнению, что коммуникация про­текает легко в том случае, если мы владеем общим языком; что слова могут означать разные вещи для разных людей, поэтому постоянно присутствует опасность сбоев в коммуникации; что значения часто передаются косвен­ным образом или едва уловимыми оттенками поведения, которые могут ос­таться незамеченными; что определенные идеи легче выразить определен­ными средствами (изображение бывает дороже тысячи слов; e-mail нельзя Использовать при проведении деликатных деловых переговоров). С другой стороны, семиотика простому человеку может казаться интересной, прони­цательной или же абсурдной, когда подвергает сомнению другие расхожие Представления, например, что идеи существуют в головах людей; что слова Имеют точное значение; что значения можно ясно сформулировать; что ком­муникация — добровольный акт и что мы используем знаки и средства ком­муникации в качестве инструментов для представления и обмена мыслями.

Будучи самостоятельными традициями в области теории коммуникации, риторика и семиотика в чем-то родственны, и гибриды этих двух дисциплин не так уж необычны (например, Burke, 1966; Kaufer& Carley, 1993). Ритори­ку можно рассматривать как отрасль семиотики, изучающую структуры языка и способы аргументации, которые служат посредниками между коммуникаторами и аудиториями. Но и семиотику можно рассматривать как теорию

95

риторики особого рода, изучающую ресурсы, необходимые для передачи значений в риторических сообщениях.

Вместе с тем семиотика и риторика имеют принципиальные отличия, влекущие за собой важные практические следствия. Петере отмечает, что «Локк понимал коммуникацию не как вид речи, риторики или дискурса, но как альтернативу им» (Peters, 1989. Р. 394). В модернистской научной мысли на риторику часто смотрят как на врага коммуникации. Для модернистов коммуникация это то, что связано с разумом, правдой, ясностью и понима­нием, а риторика — это традиционализм, уловки, затуманивание разума и манипуляции. Коммуникация указывает новый путь науке и просвещению, риторика идет по старому пути обскурантизма и реакции.

Постмодернистская научная мысль, конечно, поставила все это в значи­тельной степени с ног на голову. Для семиотиков-постструктуралистов вся коммуникация — это риторика, если под риторикой понимать использова­ние языка, для которого разум, правда, ясность и понимание уже не могут служить нормативными критериями. Однако в риторической традиции тео­рии коммуникации риторика, как правило, означает нечто совершенно дру­гое и, как можно судить, более полезное (см. выше). Это — коммуникация, организованная как обращение к аудитории и формирование взглядов, каса­ющихся важных спорных вопросов и решений. Одним словом, теоретичес­кая дискуссия между риторикой и семиотикой имеет важное практическое значение, так как, в конечном счете, это — дискуссия о нормативной базе повседневного использования в практическом метадискурсе таких понятий, как суждение, значение и правда.