Вопросы истории 2014, Т. 2

обеспечивает целый набор специальных льгот и прав, по сравнению со стандартным статусом государства с рыночной экономикой, но и использовать это время для создания конкурентоспособной экономики.

Пример Китая наглядно демонстрирует, как грамотно выбранные механизмы регулирования системы и эффективного ресурсоиспользования могут в относительно короткие сроки обеспечить достижение значительных результатов. Стране не только удалось достичь снижения уровня бедности и увеличения качества жизни населения, но и превратиться в мирового экономического гиганта.

Литература

1.История КНР. М., 2006.

2.Социалистическая рыночная экономика Китая [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://xn-----7kcbipadqfgacqcjvrsbe0cs7af6i3g8c.xn--p.html, свободный (дата обращения: 31.03.2014).

3.Социально-экономическое положение Китая [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.crc.mofcom.gov.cn/crweb/rcc/china/zhongguo.htm, свобод-

ный (дата обращения: 31.03.2014).

4.Данные Всемирной торговой организации за 2012 г.

211

П.В. Яковлева

КОРЕЙСКИЕЖЕНЩИНЫКОНЦАXIX–НАЧАЛАXXв.: ВЗГЛЯДСОСТОРОНЫ

Исследуется образ жизни и положение в обществе женщин Кореи в конце XIX – начале XX в. Статья базируется на работах путешественников, пребывавших в Корее в это время, – непосредственных очевидцев описываемыхфактов.

Ключевые слова: Корея; женщины.

У каждого народа есть сказания о любви. Самой популярной литературной героиней в Корее является Чхунхян – красавица, которая хранила верность любимому, несмотря на тяжелейшие испытания, выпавшие на ее долю. Ее мать была кисэн (соответствует японской гейше), а ее избранник принадлежал к высшему классу. Но это не стало препятствием для их любви. Выдержав все испытания, прекрасная Чхунхян все же стала женой своего возлюбленного.

Но сказания остаются сказаниями, и в реальной жизни такого произойти не могло. Кисэн были интересными собеседницами, их отличительными признаками были интеллигентность и образованность, они читали и декламировали, танцевали и пели, были прекрасными артистками и музыкантшами, одевались с изысканным вкусом, были изящны, грациозны, женственны и красивы. Они становились наложницами императора, дамами сердца принцев, аристократов, вращались в высшем обществе: их можно было встретить в самых знатных домах, они появлялись на всех официальных обедах и дворцовых празднествах. Ангьюс Гамильтон, путешествовавший по Корее во второй половине XIX в., писал: «Несомненно, что это самые красивые женщины во всей Корее... Кисаны большей частью невелики ростом, с миниатюрными ножками и красивыми, стройными ручками. В обращении они спокойны и незаносчивы, улыбка их очаровательна; манеры скромны, весь облик привлекательный» [1. С. 60–61]. Но несмотря на то, что кисэн воплощали в себе все, «что есть самого живого, блестящего и красивого», мужчина из общества не мог жениться на такой женщине.

Кисэн образовывали «отдельный класс». Они получали жалованье из национальной казны, состояли в ведении правительственного департамента и контролировались особым бюро вместе с придворными музыкан-

212

тами. Бедные родители в надежде обеспечить себе старость посвящали дочерей карьере кисэн. Девушек выбирали за безукоризненно правильные черты лица. Одним из условий была невинность на момент выбора.

Отдавали девушек и для того, чтобы якобы сохранить им жизнь. Н.Г. Гарин-Михайловский в своих путевых очерках передает интересный диалог, имевший место 19 сентября 1898 г. в местечке Хойрёнг: «”Я читал, что собственно танцовщицы поставляются исключительно городским сословием – среднее нечто между крестьянами и дворянами”. П.Н. перебрасывает вопрос в толпу, и энергичный крик в ответ: “Это неверно. Вот как это бывает в каждой семье. В три года предсказатель, по-вашему шаман, по-корейски тоин, определяет будущность девушек. Бывает так, что девушке назначено умереть, а проституткой она останется живой, такую и назначают…”» [2. С. 121]. Репутацией обыкновенной проститутки пользовались кисэн, смело афишировавшие свои связи. Был, однако, и более «нравственный» тип кисэн, жизнь которых скрашивалась относительным целомудрием наложниц. Такие женщины, используя всю свою обворожительность, добивались в домах своих покровителей положения более почетного, нежели положение законной жены. «В корейской народной литературе встречается много рассказов о семейных драмах и страданиях жен по поводу страстного увлечения мужей девушками, с которыми судьба не позволяет им соединиться браком»[1. С. 59].

Увлечение корейских мужчин кисэн в какой-то мере можно объяснить и тем, чтов Корее долго существовал обычай женить мальчиков 7–8 лет на девушках 14–16лет. Такая жена после свадьбы становилась просто работницей в доме, и муж привыкал к ней в этом качестве. Повзрослев, он обзаводился молодыми и соблазнительными наложницами, ибо жена его уже не привлекала.

Корейские дома традиционно делились на женскую и мужскую части с раздельными входами. Закон запрещал мужчине без веской на то причины появляться на женской половине. Муж и жена спали и ели раздельно. Если мужчина хотел починить крышу своего дома, он обязан был предупредить об этом соседей, дабы избежать малейшего шанса ненароком увидеть ка- кую-нибудь из ихженщин[3. C. 341].

Практически все путешественники, побывавшие в Корее в XIX–XX вв., отмечали некую обособленность корейских женщин. Кореянки днем мало показывались на улицах. А степень их «закрепощения» зависела от положения в обществе. Благородные женщины из руководящего класса янбан жили в полном заточении. Их рано отдавали замуж. С 7 лет и до замужест-

213

ва их видели только домашние и близкие родственники. После замужества круг их знакомств ограничивался близкими родственниками мужа. Если аристократка хотела посетить своих подруг, четверо слуг провожали ее в закрытых носилках. Женские носилки были неприкосновенны. Именно этот обычай помог королю в мятежное время (когда японцы убили королеву Мин и захватили дворец) бежать из дворца и укрыться в русской миссии. Короля и наследника перенесли в женских носилках, остановить и осмотреть которые немог ни одинчеловекв государстве [4].

Английская писательница Изабелла Бишоп, четырежды посетившая Корею в1894–1897гг., писала: «Корейские женщины очень строго изолированы, возможно, более строго, чем женщины любой другой нации. В столице господствует очень любопытный обычай. Около 8 часов большой колокол подает сигнал мужчинам удалиться в их дома, и женщинам о том, чтоможновыйти наружуи заняться своими делами, посетить друзей…Так было во время моего приезда. В кромешной тьме улицы представляли собой особое зрелище передвигающихся тел женщин и их слуг, несущих фонари. Под действие правила не попадают слепые, чиновники, слуги иностранцев и люди, идущие с рецептами к аптекарю. Рецепты часто фабрикуют, чтобы избежать заточения. У некоторых людей есть длинный посох и персональные слепые. В 12 часов снова бьет колокол, женщины покидают улицы, и мужчины получают свободу. Одна знатная дама сказала мне, что никогда невидела улиц Сеула придневном свете»[3. С. 47].

Гамильтон в свою очередь отмечал: «Вид этих белых ночных призраков, двигающихся с места на место под лучами фонарей, которые несут за ними девушки-рабыни, так же поразителен, как картина Сеула днем, с его движущимися массами людей, одетых с ног до головы в белое. Улица, полная корейцев, напоминает представление верующих о воскресении мертвых» [1. С. 51].

Женщины среднего класса подвергались меньшим стеснениям. Они чаще показывались на улицах, и заключение их было не столь строго, как уаристократок.

Главным занятием корейской женщины было материнство. Бесплодие было основным поводом для развода. Если женщины высших классов желали заняться какой-нибудь посторонней деятельностью, то они могли посвятить себя медицине, культуре шелковичных червей, «открыть пчельник, плести соломенную обувь, содержать винную лавку или заняться преподаванием». Однако им запрещалось плести кружева, ткать сукно, торговать плодами и овощами. Все это дозволялось женщинам

214

среднего класса. Чем ниже женщина стояла на общественной лестнице, тем большее количество различных занятий ей разрешалось. Она могла стать кухаркой, кормилицей, наложницей, поступить на службу во дворец. Ей было дозволено держать лавку, трактир или гостиницу. Женщинам среднего класса даже давали некоторые привилегии на ловлю ракушек и каракатиц. Они могли плести рыболовные сети и табачные кисеты.

Женщины низшего сословия не имели права занимать какие-либо места во дворце и выделывать табачные кисеты. Они обычно становились гадальщицами, фокусницами, клоунами, скоморохами, танцовщицами и куртизанками.

Только женщины могли становиться рабами. Гамильтон объясняет это явление следующим образом: «Вплоть до великого вторжения в Корею японских полчищ, под началом Хидейоси в 1592 г. существовали рабы и мужского, и женского пола. Потеря людьми в эту войну была так велика, что по окончании войны издан был закон, воспрещающий продавать в рабство мужчин» [1. С. 57]. Рабыня выполняла всю черную работу. Место ее было на кухне или во дворе. Она стирала (а работа эта трудная в корейском обиходе), носила воду из колодца, закупала продукты на рынке, помогала стряпать и была на побегушках.

В рабство женщина могла попасть различными способами. Она могла «отдать себя в рабство сама, добровольно, с тем, чтобы ее кормили, поили, одевали и давали кров, спасая ее от нищенства». Такая рабыня не могла уже выкупиться на волю и имела меньше прав, чем та, кого купили или которая сама продала себя.

Также женщина могла попасть в рабство, заключив контракт с покупателем. В таком случае она сама приходила к хозяину предлагать себя в качестве прислуги и, при получении определенной суммы, давала покупателю расписку с отпечатком ее ладони.

Рабыней становилась девушка, чья мать умерла в услужении. В случае выхода замуж госпожи она входила в состав приданого.

И, наконец, женщина могла стать рабыней за преступление ее родственника. Гамильтон пишет: «Семейство человека, уличенного в измене, становится собственностью правительства, причем женщины приходятся на долю важных должностных лиц» [1. С. 57–58].

Женщина занималась всеми домашними делами. Для иностранного путешественника складывался следующий образ кореянки: «Надо удивляться трудолюбию и энергии корейской женщины. Несмотря на презрение, в котором ее держат, она является важным экономическим фактором в до-

215

машнем и национальном быту. В силу обстоятельств она обратилась во вьючное животное. Она работает как вол, для того, чтобы ее владыка и повелитель мог жить в лености, покое и сравнительной роскоши. Вопреки угнетающему и вредному действию этого нелепого унижения и вопреки вековым теориям философии, ее прилежание и честность оставляют чуть ли не больше следов в народной жизни, чем ее мужа. Она необыкновенно работяща, обладает твердостью характера, находчива в нужде, богобоязненна, настойчива, терпелива, мужественна и предана. Она исполняет работу мужчины в хозяйстве и вьючного животного в поле, она шьет и стряпает, стирает и гладит; она организует и ведет какое-нибудь дело или пашет и обрабатывает ферму. При каждой невзгоде, в годину испытания и бедствия, когда ее властелин, ленивый супруг, безнадежно падает духом, она и никтодругой поддерживает расшатанную семью» [1. С. 55–56].

Однако несмотря на все тяготы и невзгоды, переносимые кореянками, трудно сказать, что они чувствовали себя ущемленными в правах и хотели получить свободу. Когда Изaбеллa Бишоп попросила однуинтеллигентную даму высказать мнение по поводу европейских обычаев, та ответила: «Мы думаем, чтовашимужья не сильноовасзаботятся»[3.C. 342].

Изоляция корейских женщин – многовековой обычай. Их представление о свободе было своеобразно. Скорее всего, кореянки воспринимали свою изоляцию как показатель мужской заботы, признак того, что их ценят. Как бы то ни было, мы не можем сказать, что было на душе уженщин Кореи. Основываясь на наблюдениях путешественников, мы можем передать лишь их образ жизни и положениев обществе.

Литература

1.Ангьюс Гамильтон. Корея / пер. сангл. СПб., 1904. 327 с.

2.Гарин Н.Г. Из дневников кругосветного путешествия (по Корее, Маньчжурии и Ляодунскомуполуострову). М., 1952. 446 с.

3.Bishop, Isabella L., Bird. Korea and her neighbors. A narrative of travel, with an account of the recent vicissitudes and present position of the country. 1st ed. New York, 1898. 488 p.

4.Карнеев И. Поездка полковника Генерального штаба Карнеева и поручика Михайлова по Южной Корее в 1895–1896 гг. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://world.lib.ru/k/kim_o_i/ff6.shtml, свободный (дата обращения: 09.03.2014).

216

ВОПРОСЫ СОЦИАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ

С.А. Арцемович, А.А. Садырин

ПРОБЛЕМА КАЗАСА: ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЕ ШОРЦЕВ В УСЛОВИЯХ СОЦИАЛЬНОЭКОНОМИЧЕСКОГО КОНФЛИКТА

Выполнено в рамках работ по проекту «Человек в меняющемся мире. Проблемы идентичности и социальной адаптации в истории и современности» (грант Правительства РФ П 220 № 14.B25.31.0009).

На основе анализа интервью, фото- и видеонаблюдений, собранных авторами в ходе двух экспедиционных поездок 2013 г., рассматривается проблема влияния угольной добычи на население деревни Казас(Мысковский городской округ, юг Кемеровской области), являющейся местом традиционного проживания шорцев.

Ключевые слова: Кемеровская область (Россия); Казас; шорцы; угольная добыча.

Материалы для статьи были собраны в рамках двух антропологических экспедиционных поездок, проведенных летом и осенью 2013 г.1 Исследование проходило в д. Казас и в ближайших интересующих нас поселениях, расположенных на юге Кемеровской области, территории, известной как Горная Шория.

Предметом экспедиций являлось влияние угольной добычи на население д. Казас, целью – изучение разных аспектов влияния, которое эта деятельность оказала на рассматриваемое население. Для достижения поставленной цели нами решались следующие задачи: сбор информации

1 Экспедиционные поездки были инициированы Д.А.Функом, руководителем проекта «Человек в меняющемся мире. Проблемы идентичности и социальной адаптации в истории и современности». Первая поездка состоялась с 13 по 22 июля, в экспедиционную группу входили: Д.А. Функ – руководитель; С.А. Арцемович и А.А. Садырин – студенты исторического факультета ТГУ, лаборанты лаборатории социальных антропологических исследований. Вторая поездка проходила с 31 октября по 4 ноября 2013г.; в ней участвовали С.А. Арцемович и Д.Д. Шостак (фотограф, студент факультетажурналистики ТГУ).

217

с помощью интервью, путем включенного и невключенного наблюдения, а также с использованием биографического метода исследований.

Исследование проводилось в два этапа: полевая работа в самой деревне и в ближайших интересующих нас поселениях и «кабинетная» работа, включавшая в себя расшифровку записанных интервью, анализ полученной информации и написание статьи по теме исследования.

Конфликт, анализу которого посвящена работа, в научной литературе и в СМИ ранее практически не затрагивался. Из этнологических работ можно назвать лишь первый выпуск трудов в серии «Этнологическая экспертиза», изданный кемеровскими коллегами в 2011 г. [1] и посвященный оценке влияния горнодобывающей компании «Мечел» на шорцев и в целом на население пос. Чувашка. Этот населенный пункт долгие годы являлся центром сельского совета, к ведению которого относился и пос. Казас.

В СМИ, по мере возрастания напряженности конфликта между угольщиками и жителями деревни, также увеличивается количество статей и кратких обозрений, посвященных этой теме. В основном в СМИ конфликт рассматривался либоместными новостными службами, либо в сообщениях журналистов. В статье В.П. Борискина рассказывается о конфликте через призмуистории личной жизни, проведенной в деревне [2]. На сайте проекта «Национальный акцент» публикуются сводки, связанные с поджогами домов в деревне [3]. Интернет-сообщество «Шория» разместило на своем сайте любительский видеоролик, в котором также рассказывается об истории конфликта междуугольщиками ижителямиКазаса [4].

Ниже, после краткой общей географической и социальнодемографической характеристики д. Казас и ее жителей, мы обратимся к рассмотрению именно тех вопросов, которые в научной литературе остаются непредставленными. В частности, мы попробуем ответить на следующие вопросы: В чем заключается влияние угольной добычи на население д. Казас? Какова реакция жителей Казаса и других соседних поселений на происходящее? Какую позицию в данном конфликте занимает власть? Как оценивают конфликт общественные организации?

Деревня Казас расположена на правом берегу р. Мрас-су. Казас – территория традиционного проживания шорцев. В самой деревне, по данным1 на 1 марта 2013 г., проживал 81 человек, из них 63 человека – шор-

1 Статистические материалы были любезно предоставлены администрацией Мысковского городского круга.

218

цы и 18 – представители других этнических групп. Дорога в Казас из г. Мыски проходит через промышленные пути, по которым каждый день перевозят уголь многотонные «БЕЛАЗы». Само присутствие на такой дороге – а это единственный путь, связывающий деревню и город – создает ощущение опасности. По приезде на место исследования мы попали в почти пустую деревню. Однако нам удалось застать некоторых жителей, побеседовать с ними, записать несколько интервью, в ходе которых мы попытались разобраться в сути конфликта.

«По дороге в Казас…», 02.11.13г. Фото Д. Шостак

По словам одного из наших информантов, все началось с письма, которое было переведено на английский язык и отправлено в 2012 г. в ООН в комитет по расовой дискриминации одним из местных жителей. После этого письмо дошло и до Президента РФ. В нем выдвигались требования по переселению жителей из деревни, выдаче достойной компенсации и предоставлению достойного жилья.

Основанием же для таких требований служила неблагополучная экологическая обстановка в деревне и на прилегающих к ней землях традиционного природопользования, виной чему стали угольные разрезы. Действительно, мы сами явились очевидцами творившегося в Казасе. Местная р. Казас, как утверждают люди, десять лет назад была еще пригодна

219

для питья, однако на данный момент она сильно загрязнена и не является источником питьевой воды. Запасы воды людям – порой регулярно, порой с перебоями – доставляют сотрудники угольной компании, которая и занимается разработкой ближайших месторождений. «Воду привозят сейчас. Раньше, когда ручей Казас и Мрас чистыми были – оттуда брали. А сейчас – все, по Казасу «черно»». «Сейчас хоть возят воду чистую, а с речки мы берем только огород поливать, а пить ее – невозможно. Раньше скотину держали, даже она не стала пить из Казаса. Если посмотреть в него – прямо черный уголь!» (ПМА 1).

Бесконечные взрывы, связанные с добычей угля, производятся на расстоянии всего лишь нескольких километров от Казаса. Они вызывают пыль, которая, безусловно, влияет на здоровье людей, она – и это видно – осаждается на растениях и в воде. Взрывы сопровождаются также подземными толчками, которые разрушают дома. Выбитые стекла, трещины в основании домов или в дымоходах, перекосившиеся хозяйственные постройки являются в Казасе привычной картиной.

Выбитое стекло одного из домов в Казасе, 01.11.13 г. Фото С. Арцемовича

«Давно нужно было убрать Казас отсюда! Опасно тут жить. Как начнут взрывать – дым столбом» (ПМА 2). Эта картина усугубляется информационной компанией самих угольщиков, распространяющих листовки с уведомлением о том, когда будут происходить взрывы и с требованием запрета нахождения на территории деревни, тем самым не только предупреждая людей об опасности, но и давая понять, кто здесь хозяин.

220