Каталог VLADEY

32*

Оскар Рабин р. 1928

Без названия, 1988

бумага, карандаш, смешанная техника

45 х 54 см

€ 8,000-10,000 450,000-550,000

Работы Оскара Рабина из цикла 1988 года «На баррикады, Париж» позволяют познакомиться с процессом творческой эволюции одной из центральных фигур советского независимого искусства. Приехав в Париж уже известным, сложившимся художником, Рабин в целом остался верен своим прежним творческим находкам – однако же, знакомство с современ-

ным западным искусством существенно расширило его творческий арсенал и образный мир. Парижский период ознаменовался для Рабина появлением большого числа графических произведений, коллажей и ассамбляжей, в которых просматривается артистический диалог с неодадаизмом и поп-артом. Социокультурный контекст, всегда столь важный для Рабина, также определил существенные изменения в его деятельности. Город, представленный поколениями советских живописцев как недостижимая греза, стал внезапно актуальной средой обитания и требовал себе должного места в искусстве новоявленного парижанина.

Восприятие Рабиным Парижа принципиально отлично от того опыта, что мы встречаем в выдающихся парижских сериях, созданных отечественными художниками последних полутора веков. Репин, Коровин, Тархов, Фальк, Альтман писали его так, как если бы это был их родной город. Они легко вживались в атмосферу этой мировой столицы искусства. Рабин же как будто держится настороже. Он чувствует себя отчасти чужаком, его стратегия «встраивания» в парижскую жизнь предполагает наделение последней чертами советского быта. Рабинский Париж перенимает облик Лианозово

33*

Оскар Рабин р. 1928

На баррикады, 1988

бумага, карандаш, смешанная техника

45 х 54 см

€ 8,000-10,000 450,000-550,000

– и лишь это позволяет художнику почувствовать себя здесь как дома. Вместе с тем, это «Новое Лианозово» на берегах Сены таит в себе массу неизведанного, и это превращает художника в увлеченного наблюдателя: в поле его взгляда попадают предметы со свалки и денежные купюры, художественные образы, традиционно представляющие Францию за рубежом – в частности, фигурирующая в одном из рисунков картина Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ». Ироничный взгляд Рабина находит возможность встречи с этим прославленным полотном, по праву считающимся одним из национальных символов Франции, на импровизированной баррикаде, которая в действительности оказывается лишь мусорной свалкой.

Произведения, представленные на торги, дают возможность познакомиться со зрелым графическим языком Рабина: нервные, ломкие, густо нанесенные штрихи тщательно выстраивают сгущенное, отмеченное сильными перспективными искажениями пространство. Нередко художник прибегает к эффектным цветовым акцентам, давая возможность реализоваться собственному живописному темпераменту. Нельзя не отметить также большую свободу технических приемов автора – он редко ограничивает себя лишь графическими техниками, легко сочетая их с коллажем, ассамбляжем, дополняет композицию найденными предметами, всякий раз искусно режиссируя пространственную драматургию листа.

34*

Дмитрий Пригов 1940-2007

Портрет Мондриана, 1996

бумага, шариковая ручка

30 x 21 см

€ 3,000-4,000 150,000-225,000

В обширном и многообразном творчестве Дмитрия Пригова графика занимает одно из главенствующих мест. Пригов, отличавшийся большой профес - сиональной дисциплиной, рисовал ежедневно по несколько часов, создав колоссальный корпус произведений. Далекий от поиска яркой индивидуальной манеры подобно «шестидесятникам-гениям», он адаптировал для своих художественных поисков ученическую манеру, восходящую к опыту обучения в МВХПУ (бывшем Строгановском училище) и отличав - шуюся скрупулезным вниманием к строению пласти - ческой формы, законченностью деталей, плотной и тщательной штриховкой. Излюбленным инструмен - том Пригова для исполнения рисунков была черная шариковая ручка.

«Портрет Мондриана», исполненный в 1996 году, является частью знаменитой серии «монструозных» портретов, представляющей известных политиков, литераторов, философов, художников в виде чудовищ, напоминающих демонов, будто бы сошедших с гравюр старинных колдовских гримуаров. В компо - зицию также входит растительный орнамент, имя «портретируемого», написанное лишь при помощи согласных букв, типичные для автора «кочую-

щие» символы: Всевидящее око, бокал, наполненный вином либо жертвенной кровью, яичная скорлупа. Как и другие работы серии, рисунок исполнен с нео - бычайной тонкостью и техническим совершенством; они принадлежат к лучшим графическим листам Пригова.

37*

Анатолий Зверев 1931-1986

Без названия, 1969

бумага, гуашь

50 х 38 см

Из коллекции Loew/Dieter Rosenkranz, Berlin

€ 3,000-4,000 150,000 — 225,000

Анатолий Зверев

Женский образ, созданный Анатолием Зверевым в 1969 году, демонстрирует характерные признаки зре - лой манеры художника – импровизационный характер исполнения, сочетание спонтанного живописного жеста, близкого американской «живописи действия» 1950-х годов, и сильного, уверенного рисунка, нане - сенного мастихином или черенком кисти. Работа принадлежит обширной серии «воображаемых пор - третов», отмеченных большой мерой идеализации и нередко сохраняющих стилистическое родство с многочисленными портретами актрис Артура Фонвизина – блестящего мастера акварели и одного из наставников Зверева в его юные годы. Нельзя не отметить виртуозную свободу, с которой художник намечает лицо, и точность колористических акцентов. Характерная для мастера укрупненная подпись «АЗ» и дата элегантно сочетаются с прихотливы -

ми мазками, посредством которых переданы волосы девушки.

39

Александр Лобанов 1924-2003

Без названия, 1970-е гг.

бумага, чернила, смешанная техника 29 x 21 см (две стороны)

€ 2,000-3,000 100,000-150,000

Александр Павлович родился в городе Молога Ярос - лавской области. Глухонемой с детства, он любил мастерить игрушки, поделки. После затопления города Рыбинским водохранилищем семья переехала в Ярославль. Одно из ярких впечатлений того периода

– расквартированные в доме солдаты, в шутку пообещавшие подарить пареньку винтовку. Так родилась мечта, а может – и обида. С 1947 года он безвыписно находится в загородной больнице «Афонино». Александр с трудом подчиняется ее укладу, но постепенно увлекается творчеством. Рисует сцены охоты или «несчастного случая». Наивные сюжеты ассоциируются с собственной трагедией – изоляцией. Далее «протестный период» уступает место теме «взросления» и становления образа «Я-идеала».

Как мальчишка с восторгом играет пистолетиками, воображая себя героем, так и выдумщик Лобанов проводит жизнь в ИНОМ мире невсамделишного оружия, в котором нет места страхам и сомнению. Его ружья перестают стрелять, мироощущение преследуемого сменяется самоутверждением защитника, образы

которого приобретают автопортретные черты. Оружие

обратная сторона

– сверхценный атрибут «отпугивания», символизирующий и мужское достоинство. К середине 1970-х годов завершился поиск и своей «миссии»: художник модифицирует «трехлинейку» С. Мосина. «Сдвоенный затвор» винтовки стал предметом трепетной любви, надежным и безотказным символом чудо-техники, компенсирующей ограниченные возможности автора.

Одновременно Александр с упоением фотографировался. В этих фотографиях он выступал оформителем, режиссером и актером «парадных» автопортретов. Он выстраивал в фотоателье декорации – изготовленные из картона разрисованные рамки и муляжное оружие

– и просил снимать. Благодаря творчеству, а значит, и необходимости осмысления, личность А.Лобанова становится самодостаточной. Нет сомнений: он «зауважал» себя, нашел роль в жизни, пусть и ограничен - ную стенами больницы. Рисунки и фото убедительно демонстрируют не столько «болезненность», сколько детскость его души.

42*

Аркадий Петров р. 1972

Птица в тире, 1987

холст, масло

35 х 38 см

€ 3,000- 4,000 150,000-225,000

Аркадий Петров далек от поверхностной стилизации примитива, его работы отличаются предель - но ясной структурой, строгой логикой композиции и

цельностью формы, что показывает высокую культуру пространственного мышления. То же касается его колористических приемов и исполнительской мане - ры: художник предпочитает тонко нюансированный холодный колорит с явным вкусом к живописному валеру, а его кисть элегантно моделирует упрощенные объемы предметов. Все эти авторские черты свойственны представленному полотну. Интересно, что персонажи первого плана здесь сознательно уподобляются фанерным трафаретам, столь типичным для фотостудий. Они подчеркнуто антипсихологичны, что делает их явлениями одного порядка с деревом, каруселью, горами – Петров как бы переделывает эти узнаваемые элементы, используя для этого свою соб - ственную «петровскую» материю, подобно тому, как в свое время Сезанн облекал в новое живописное вещество купальщиков и гору Сент-Виктуар.