_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 3

Те же самые — и вне времени, Клюйте зернышки из руки.

Я заглатываю рьзданьице, Отстраняю рукою грусть, И опять она бесприданница —

За границей — Россия — Русь.

Ноябрь 1967

ГЕОРГИЙ ИВАНОВ

Не 1русти и не обманывай, У Георгия Иванова Никого и ничего — То ли трели, то ли вой...

Что-то нудится — и нравится, Полюби его, Красавица, Он и волк, и соловей, И тоску его развей...

Разве воля за околицей, Поле проволокой колется. Будто бы России нет. Звезды, музыка, рассвет.

1968—1969

МАРИНА ЦВЕТАЕВА

Темная птица. Парка. Весталка. Или монашка. Или гадалка.

Руку простерла. Или крыло. Облако мглою обволокло.

Невмоготу. Темно. Тишина. На ухо мне шепнула она:

—Райские яблоки стерегу.

—Рано еще. Ау. Ни гугу.

Ноябрь 1969

КРУГОЗОР

Дачка. Травка. Телячьи восторги: Оттого что мое я не знаю Христианское имя Георгий, И еще я не вышел из рая.

Сколько было чистилищ и семь ли Или более? менее? адов?

Ну, а все же заморские земли Разве не были райской наградой?

Разве милые братья и сестры Хороводы со мной не водили? И еще расстилается пестрый

Кругозор — на английские мили.

Завизжали мучительно скрипки, Вырывая последние зубы.

Рано: кажется мне, по ошибке Зарыдали победные трубы.

Ноябрь 1969 Амхёрст

ПАМЯТИ БАРОЧНОГО ПОЭТА ВИЛЛЕМА ГОДСХАЛКА ФОККЕНБРОХА (1640—1674)

Его переводчику Евгению Витковскому

I

По-ихнему, увы, не говорю. Но, одобряя звуки вроде хрю,

Я не отхаркну вместе с Фоккенброхом

Его стихи, исторгнутые вздохом...

Недавно я прогуливался с ним, Обозревая обветшалый Рим.

Я ненавижу мраморную пробель. Желти же статуи, болонский кобель.

Вы не воскреснете, Траян и Тит. И если едко псиной не смердит —

Нет жизни и, в особенности, жисти. Но дома, Зартъе, и скреби и чисти,

Иобмывай съедобный натюрморт.

ВГолландии чистюля даже черт.

Асумерками самый тихий ужас. Но, трубку раздувая, понатужась,

Смерть одой, табачищем отумань И освежи охрипшую гортань

Прохладой пенистой, с горчинкой: пивом. Будь и в агонии красноречивым.

На волю вольную: последний вздох. Со всеми звездами: навстречу Бог.

П

Три века сплоховали — миновали. Вода не та же ли еще в канале.

Жуй, полулежа, дюжий молодец. Селедка, семга, свежий огурец,

Пахучие голландские закуски.

Хрусти, причмокивай, и слух мой русский

Фонетикой, хреновой, невзначай, Лениво полдничая, восхищай.

До светопреставления звучала б Голландия каналов или палуб.

От-хар-ки-ва-ет-ся каменотес, И хрипло отзывается матрос.

Зрю в самой смерти натюрморты жизни: Акула, херес, яблоки на тризне.

И не нарадуется сущий Бог.

Ликуй же, Виллем Годсхалк Фоккенброх.

В раю уже воскресли Нидерланды: Пестры, благочестивы, людны, ладны.

Барокко роскоши. Стрельчатый храм. Возвеселися, водный Амстердам.

ш

Иордане или Хеда изобилии.

Но скромников едва ли мы забыли.

Куда-то далее — за дольний мир Ведет озерный тихий Патенир.

Корову Кёйпову позолотило Оранжево-оранское светило.

Графические рощицы. Листок, Любой: такой, что лучше быть не мог.

У Брейгеля тишайшие сугробы: Изваянные, львино крутолобы.

Курносые ребята на коньках.

Не ухни в воду, валкий вертопрах.

И трудолюбия прекрасна мера: Величие ван Алькмара, Вермера

На улочке, на кухне где-нибудь. Мещан, о Господи, не обессудь.

Труды, уюты. Библия и прялка.

Меня раскатывай восьмеркой-скалкой

И на ветру озонном обсуши. Не чаю я в Голландии души.

Февраль 1978 Амхёрст

ЗАВОЕВАНИЕ МЕКСИКИ

Сказ раешника

Народам

великой

Мексики:

ацтекам,

сапотекам,

миштекам,

тарасканцам,

якам и другим.

I

Послы прилетели, русские: русый, Рослый, румяный из Тарусы Тихоня Иванушка-дурачок И речистый веселенький старичок, Тертый калач, ума палата,

Имя — Еремей, и лысоватый.

С ними Золушка — Елисавета-свет, Краше ее красавицы на Руси нет.

и

Рукоплескания, выкрики: овация.

До земли поклонилися, вымолвили: грация! Золушка и Иванушка шепнули: — Еремей, Едем-ка, не откладывая, прямо к Ней.— Знаменательное начало:

Небо голубело, солнце сияло. Голубела, сияла Богородица вдали, Стали на коленки, по двору поползли.

ш

Заплакали птицелицые сапотеки, ацтеки:

— С красной Руси незнакомые человеки Тебе поклоняются ныне, Царица-Мать,

Сними наша мексиканская благодать.— У Алтаря возложили незабудки

Ине заметили — промелькнули сутки.

Скупола слетали, воркуя, голубки,

Икормили их русские из руки.

IV

Елисавету, Иеремию, Иоанна Причастили: загремела осанна. Детской радости разноцветные дары —

К куполу запускали разноцветные шары. Золушка принесла лакомые подачки, И весело залаяли церковные собачки.

Вышли на площадь и возговорил Еремей:

— Пуебло мехикано1, веселись и пей!

V

Камчатые скатерти расстелили, Слизняки-грибочки заскользили. Русское масло — черная икра.

Водочки-рябиновки чистая игра. Огурцы — зеленые лягушки. Русский дух у кулебяки-душки. И в тропическое небо пар Испускает ахающий самовар.

VI

Золушка павой, в руке платочек,

Ана плечике беленький голубочек. После баньки до чего хороша Вымытая чистая русская душа.

АИванушка за ней вприсядку, Руки в боки, к небу пятки.

На гармошке подыгрывает Еремей: Жизни не жалей! Живей! Эй!

VII

— Мучо буено2, — закричали ацтеки И прочие птицелицые человеки. Машкеры надели пестрые: быков, Ягуаров, оцелотов, орлов, ослов.

1 Народ мексиканский (исп.). 2Хороший парень (исп.).

А у этого череп, и в глазницы Розы воткнуты: Золушка боится. Еще акула разинула пасть,

Русские жмутся, крестятся: страсть!

УШ

Изображая подстреленного оленя, Юноша бросился на колени, Охнул и навзничь упал.

Вот тебе: карнавал!

—С уголька бы святой водицей!

—Спрыснули — авось оживится! Золушка крикнула, а он Улыбается, по уши влюблен.

IX

Кланяется, клянется: — Сеньора,

— Умру взаправду от синего взора! Не взыщите, поверьте, Играя со смертью,

Мы бессмертны с Марией в раю, Сердце мое вам отдаю.

Готовый к услугам як.

Золушка ошарашена: — Как же так?

X

Выпрямился Еремей: — Благодарствуйте, лестно, Но да будет Оленю-сеньору известно — Не быть ей честною мужней женой, У Золушки нашей жребий иной,

Золушка—душенька из Сивцева Вражка, Святого Духа белая монашка.

Иванушка и я, Еремей, Тоже монахи — из стаи Голубей.

XI

— Носимся-вертимся, скоморохи рая, Горюшко-смертушку пятой попирая, Утешься, Олень, иди в хоровод.

Пой, веселися, птицелицый народ.—

Мексиньку ноженьками пашут, Райскую комаринскую пляшут.

С Золушкой-павой подстреленный Олень. Нынеча который развеселый день...

хп

А партийные кацики-цацы-злюки Заломили риторические руки:

— Религией-опиумом опоена Самая революционная страна. Что сказали бы Ривера, Ороско? Средневековые отголоски...

Где он, ихний Еремей: Приведите его поскорей.

XIII

— Вы не революционеры, а буржуи,

Иреволюцию поминаете всуе. Держите туземца в темноте

Ираспинаете его на кресте.

Мы, народные скоморохи-монахи, Раерелигии сваты-свахи, Социализму верны Марииной голубизны.

XIV

— Вставайте, братья-кристеры Той же самой веры. Провозглашаю я, Еремей: Вива Кристо Рей!

Наши — земля, воды, Залежи, заводы.

Не капитализм и не коммунизм, А скорее всего анархизм!

XV

— По потребности емкого брюха И неутолимого Духа:

Кукуруза, банан, огурец, Царствие Небесное, наконец.

Издревле оным Бредили Сионом

Тула, Митла, Бонапак, Ушмал...— И Еремей президента замордовал.

XVI

— Русо локо: его в больницу, Заодно и парня, девицу.— Сели они втроем

В образцовый сумасшедший дом. Вдали от народного гула Очаровала Чолула.

Перекрестилися Золушка, Иванушка, Еремей На триста шестьдесят пять церквей.

xvn

Ледяная тиара Попокатепетля. Зоркие грифы — по небу петли.

Окошко за решеткой, железные дверцы, Зашептали Золушке кружевные перцы, Няни милые: — Ру-у-ю, Нинья, баюшки-баю.— Завопили умалишенные вдруг, Зашевелился в углу паук.

ХУШ

Троечку русскую жаль...

А в Мехико хуельга хенераль. Хефе — Олений як.

Яркий малиновый стяг. Забастовка от Масатлана И до самого Юкатана.

Пошабашили: и постится народ. Черный разинутый рот.

XIX

Заверещали растерявшиеся богоубийцы, Цацы-кацики, пащенки-партийцы. Маслянистые кудри теребя, Мочатся со страху под себя.