The_Princess_and_The_Queen

В ту ночь Королевская Гавань разродилась кровавым бунтом.

Волнения зачались в закоулках Блошиного Конца, куда мужчины и женщины сотнями стекались из каждого кабака, каждого винного погребка, каждой крысиной ямы. Злые, пьяные, перепуганные. Отсюда бунтари разбежались по всему городу, крича об отмщении за погибших принцев и их убитой матери. Они переворачивали телеги и повозки, грабили лавки и дома, поджигали строения. Золотых плащей, пытавшихся остановить беспорядки, жестоко избивали. В безопасности не остался никто: ни знать, ни простолюдины. Лордов забрасывали нечистотами, рыцарей стаскивали с седла. Давоса, брата леди Дарлы Деддингс, закололи ударом в глаз, когда он попытался защитить сестру от трех пьяных конюхов, пытавшихся над ней надругаться. Моряки, что не могли вернуться на свои корабли, напали на Речные ворота и вступили в яростную схватку с городской стражей. Чтобы рассеять их, понадобилась вся сила сира Лютора Ларджента и четырехсот копий. Бой утих, когда ворота были уже наполовину разбиты. В сей схватке пало сто человек, четверть из них носила золотые плащи.

На площади Сапожника шум бунта раздавался со всех сторон. Городская стража выступила в полную силу: пятьсот человек в черных кольчугах, стальных шлемах и золотых плащах, вооруженные мечами, копьями и окованными дубинками. Они шли с южной стороны площади, стеной из щитов и копий. Во главе них на одоспешенном боевом коне надвигался сир Лютор Ларджент, потрясая длинным мечом. Один лишь вид его обратил в бегство сотни, люди рассыпались по улочкам, переулками и тупикам. Еще сотни побежали, когда сир Лютор повел стражников в наступление.

Но десятки тысяч оставались. Толпа стояла столь плотно, что даже те, кто бежали бы с радостью, оказались неспособны сдвинуться с места, сдавленные, сжатые, стиснутые со всех сторон. Некоторые двинулись вперед, взявшись за руки, и принялись кричать и сыпать проклятьями, когда под медленный бой барабана на них пошли копья.

– Прочь отсюда, проклятое дурачье! – взревел сир Лютор. – Расходитесь по домам! Вам не причинят вреда! По домам!

Кое-кто говорит, что первым погибшим был пекарь, который лишь удивленно хрюкнул, когда острие копья пронзило его плоть, и он увидел, как собственный фартук стремительно краснеет от крови. Другие утверждают, что то была маленькая девочка, которую сир Лютор растоптал своим боевым конем. В ответ из толпы полетел камень, рассекший одному из копейщиков бровь. Раздались выкрики и проклятия, палки, камни и ночные горшки дождем обрушились с крыш, а на другой стороне площади лучник начал пускать стрелы. В одного из стражников ткнули факелом, и его золотой плащ сразу охватило пламя.

Золотые плащи были воинами крупными, молодыми, сильными, обученными, облаченными в доспехи и с хорошим оружием. Двадцать ярдов, или немного больше, выставленная стена щитов держалась, и они прорубили кровавый путь сквозь толпу, повсюду вокруг себя оставляя мертвых и умирающих. Но их было лишь пять сотен, а бунтовщиков - десятки тысяч. Сначала упал один стражник, затем – другой. И вдруг чернь проскользнула сквозь бреши в строю щитов, нанося удары ножами и камнями и даже вцепляясь зубами. Толпа подобно рою окружила воинский отряд, обошла с боков и напала сзади. А с крыш и балконов вниз на стражников летела черепица.

И битва превратилась в побоище, а побоище перешло в резню. Окруженные со всех сторон, золотые плащи оказались зажаты и сметены, ибо уже не могли толком пользоваться оружием. Многие погибли от ударов своих же мечей. Прочих рвали на куски, забивали до смерти ногами, затаптывали, проламывали головы мотыгами и мясницкими тесаками. Даже грозный сир Лютор Ларджент не смог уцелеть в такой бойне. Меч вырвали из его руки, Ларджента стащили с седла, ножом пронзили живот, и забили до смерти булыжником. Его шлем и голову так раздробили, что только по величине и удалось опознать его тело, когда на следующий день прибыли телеги, собравшие мертвецов.

За долгую ночь половину города охватил хаос. А в оставшейся части устроили свару неизвестно откуда взявшиеся «лорды» и беззаконные «короли». Межевой рыцарь с имечком сир Перкин Блоха короновал собственного оруженосца Тристана, ибо юноша шестнадцати лет объявил, что приходится побочным сыном покойному королю Визерису. Любой рыцарь может посвятить в рыцари кого угодно, и сир Перкин принялся давать рыцарское звание всякому наемнику, вору или помощнику мясника, который соглашался встать под рваное знамя Тристана. И мужчины, и мальчишки присоединялись к нему сотнями.

К рассвету пожары полыхали по всему городу. Площадь Сапожника усеяли тела погибших. Полчища разбойников, что выбрались из Блошиного Конца, вламывались в лавки и жилища. От жестоких рук не мог уйти ни один попавшийся им честный человек. Выжившие золотые плащи вернулись в казармы, а на улицах царили «рыцари» из трущоб, скоморошьи «короли» и безумные пророки. Подобно тараканам, худшие из них разбежались перед рассветом, забившись в самые темные щели и подвалы, дабы проспаться после безудержного пьянства, поделить награбленное и смыть кровь с рук. Сир Бейлон Берч и сир Гарт Заячья Губа командовали отрядами золотых плащей на Старых и Драконьих воротах. Они устремились в город, и к полудню восстановили некое подобие порядка на улицах к северу и востоку от холма Висеньи. Сир Медрик Мандерли, что привел сотню мечей из Белой Гавани, проделал то же самое к северо-востоку от холма Эйгона, вплоть до Железных ворот.

Прочие кварталы Королевской Гавани пребывали в хаосе. Когда сир Торрхен Мандерли повел своих воинов вниз по улице Крюка, северяне обнаружили что Рыбный рынок и Речной Ряд кишат трущобными рыцарями сира Перкина. У Речных ворот драное знамя «короля» Тристана реяло над зубчатыми стенами, а на самих воротах висели тела капитана стражи и трех его сержантов. Остатки гарнизона Грязных ворот также перешли к сиру Перкину. Сир Торрхен потерял четверть своих людей, с боем прорываясь обратно к Красному замку… и легко отделался по сравнению с сиром Лорентом Марбрандом, который повел сотню рыцарей и вольных всадников в Блошиный Конец. Живыми вернулось шестнадцать. Сира Лорента, лорда-командующего Королевской гвардии государыни, среди них не было.

К закату Рейнира Таргариен осознала, что напасти сыплются на нее со всех сторон, и все ее правление обернулось крахом. Королева пришла в ярость, когда поняла, что Девичий Пруд перешел к врагу, девушка по прозванию Крапива бежала, и даже возлюбленный супруг ей изменил. Дрожь охватила государыню, когда леди Мисария предупредила ее, что грядущая ночь, тени которой уже опускались на землю, будет еще страшнее прошедшей. На рассвете в тронном зале было около сотни человек, но они ускользали прочь один за другим.

Королева металась между гневом и отчаянием и столь неистово хваталась за Железный Трон, что к закату обе ее руки оказались в крови. Она передала командование золотыми плащами сиру Бейлону Берчу, капитану стражи Железных ворот⁴; послала воронов с просьбами о помощи в Винтерфелл и Орлиное Гнездо; повелела подготовить указ об объявлении вне закона и лишении всех прав дом Мутонов из Девичьего Пруда; объявила юного сира Глендона Гуда лордом-командующим ее Королевской гвардии. Хотя ему было лишь двадцать, и он стал одним из Белых Мечей не более луны назад, в тот день Гуд отлично проявил себя во время схватки в Блошином Конце. Именно он вернул тело сира Лорента, не дав мятежникам возможности над ним поглумиться.

Эйгон Младший постоянно находился возле матери, но редко говорил что-либо. Тринадцатилетний принц Джоффри надел доспехи оруженосца и умолял королеву разрешить ему добраться на коне до Драконьего Логова и оседлать Тираксеса.

– Матушка, я хочу сражаться за тебя, подобно моим братьям. Позволь мне доказать, что я так же храбр, как они.

Однако его слова лишь укрепили решимость Рейниры.

– Они оба были храбры, а теперь оба мертвы. Мальчики мои... Милые...

И государыня в очередной раз запретила принцу покидать замок.

С заходом солнца весь сброд Королевской Гавани опять вылез из подвалов, тайных дыр и крысиных ям. И народу было намного более, нежели прошедшей ночью.

У Речных ворот сир Перкин из награбленной провизии устроил пир своим трущобным рыцарям. А затем повел их к набережной, дабы грабить причалы, склады и все корабли, не сумевшие уйти в море. Хотя Королевская Гавань и славилась тяжелыми стенами и крепкими башнями, но их создавали для защиты от нападения снаружи, а не изнутри города. Особенно слабым был гарнизон Божьих ворот, ибо его капитан и треть людей погибли с сиром Лютором Ларджентом на площади Сапожника. Среди оставшихся имелось много израненных, и орды сира Перкина легко одержали верх над ними.

Не прошло и часа, как распахнулись еще и Королевские ворота, и Львиные. От одних золотые плащи бежали, а у других «львы» смешались с толпой. Три из семи ворот Королевской Гавани оказались открытыми перед врагами Рейниры.

Однако наиужаснейшая угроза для власти королевы находилась внутри города. С приходом сумерек на площади Сапожника собралась новая толпа, вдвое больше и втрое перепуганнее вчерашней. Подобно столь презираемой им королеве, сброд боязливо поглядывал в небо, страшась, как бы до конца ночи не появились драконы короля Эйгона, а с ними и армия. Чернь более не верила, что государыня даст людям защиту.

И когда безумный однорукий пророк, прозываемый Пастырем, возвысил голос против драконов – не только тех, чьего нападения они ожидали, но против всех живущих драконов, – толпа, сама уже полубезумная, вняла его словам.

– Когда явятся драконы, – вопил пророк, – ваша плоть загорится, запузырится и пойдет пеплом! Жены ваши запляшут в огненных платьях, и будут визжать, пока горят, нагие и непристойные! И увидите вы, как малые дети ваши будут плакать и плакать, пока глаза их не расплавятся и студнем не потекут по лицам! Их розовая плоть почернеет и захрустит на костях! Неведомый грядет, грядет он, грядет, карать нас за грехи наши! И мольбами его гнева не остановить, как не потушить слезами пламя драконов! Только кровь на это способна! Твоя кровь, моя кровь, их кровь!

И обрубком своей правой руки он указывал на холм Рейнис за спиной, где под звездами чернело Драконье Логово.

– Вон она, демонова обитель, вон она! Город сей принадлежит им! Ежели хотите его себе, поначалу должно вам истребить их! Ежели очищенья от грехов хотите, сперва в кровь драконью окунитесь! Ибо адово пламя потушит лишь кровь!

И десять тысяч глоток исторгли вопль: «Убить их! Убить их!». И, ровно огромный зверь с десятком тысяч лап, паства Пастыря пришла в движение. Она пихалась и толкалась, махала факелами, потрясала мечами, ножами и более грубым оружием, брела и бежала по улицам и переулкам к Драконьему Логову. Те, что поумнее, поисчезали в свои дома, но оказалось, что по дороге присоединилось втрое больше драконоборцев, нежели исчезло. И когда толпа достигла холма Рейнис, ее численность удвоилась.

С высоты холма Эйгона открывался весь город. Королева, ее сыновья и придворные смотрели за разгорающимся боем с крыши крепости Мейгора. Ночь была черна и пасмурна, а факелы казались всеми звездами неба, что спустились штурмовать Драконье Логово. Как только пришла весть о начале движения разъяренной толпы, Рейнира послала всадников к сиру Бейлону на Старые ворота и к сиру Гарту на Драконьи, повелев им рассеять чернь и защитить королевских драконов… но при царившей в городе сумятице не было никакой уверенности, что всадники пробились. А если и пробились – можно ли надеяться на успех, ведь верных золотых плащей осталось так мало? Когда принц Джоффри стал умолять мать разрешить ему выехать со своими рыцарями и воинами Белой Гавани, королева отказала.

– Раз они захватили тот холм, то наш будет следующим, – сказала она. – Нам понадобится каждый меч, дабы защитить замок.

– Они убьют драконов, – страдальчески произнес принц Джоффри.

– Или драконы убьют их, – непреклонно ответила его мать. – Пусть сгорают. Скучать по ним королевство не будет.

– Матушка, а если они убьют Тираксеса? – спросил принц.

В такое королева не верила.

– Это подонки. Пьянь, дурачье и помойные крысы. Раз отведают драконьего пламени и сбегут.

– Может, и пьянь, но упившиеся люди не знают страха. Дурачье, о да, но дурак может убить короля! Крысы, что тоже верно, но тысяча крыс свалит и медведя! Такое разок уже случалось, где-то в Блошином Конце... – так изрек Грибок, придворный шут. Озадаченная государыня вернулась к ограде крыши.

Лишь тогда, когда послышался рев Сиракс, люди на крыше поняли, что принца среди них уже нет.

– Нет, – раздался голос королевы, – я запрещаю, запрещаю...

Но драконица королевы вознеслась со двора в небо, не слыша этот запрет. Едва не задев верхние зубцы стены замка, Сиракс исчезла в ночи. Юный принц с мечом в руке прижимался к ее спине.

– За ним! – восклицала Рейнира. – Все вы, воины, юноши - на коней! Скачите, догоните его! Верните его, верните! Он же не знает! Сынок, мой милый... Сыночка!

Но уже было слишком поздно.

Мы не отваживаемся притязать на понимание связи между драконом и всадником; сию тайну столетиями пытались раскрыть мудрецы. Но всем известно, что драконы – отнюдь не лошади, которыми может править любой человек, севший в седло. А Сиракс принадлежала королеве и никогда не знала иных всадников. Вид и запах принца были ей известны, и потому ее не тревожили прикосновения к упряжи кого-то знакомого. Однако носить Джоффри на себе могучая желтая драконица совсем не хотела. Желая улететь до того, как его остановят, принц оказался на Сиракс без шпор или кнута, ибо стремился исчезнуть как можно скорее. Можно полагать, что мальчик намеревался лететь в бой, или же, что вероятнее, пересечь на Сиракс город, дабы добраться до Драконьего Логова и собственного дракона Тираксеса. Скорее всего, он собирался также выпустить из Логова и остальных драконов.

До холма Рейнис Джоффри так и не добрался. В небесах Сиракс вовсю изгибалась под ним, пытаясь освободиться от непривычного всадника. А еще более разъярили дракона летевшие снизу камни и копья, что бросали бунтовщики. Над Блошиным Концом принц Джоффри сорвался со спины Сиракс и упал наземь с высоты в две сотни футов.

Принц разбился близ места, где сходятся пять улиц. Он ударился об остроконечную крышу, прежде чем скатиться еще на сорок футов вниз. Его сопровождал дождь из сорванной черепицы. Говорили, что при падении мальчик сломал спину, что на него ливнем сыпались острые обломки. Что его собственный меч, вылетев из руки, вонзился принцу в живот. Люди Блошиного Конца по сей день утверждают, что дочь свечника по имени Робин обнимала умирающего принца, дабы дать ему последнее утешение. Но это, скорее всего, легенда. Якобы последними словами Джоффри были: "Матушка, прости"... Впрочем, люди до сих пор спорят о том, обращался ли принц к матери-королеве, или же к Небесной Матери.

Так погиб Джоффри Веларион, принц Драконьего Камня и наследник Железного трона, последний сын королевы Рейниры от Лейнора Велариона... или последний из ее бастардов от сира Харвина Стронга, смотря кто во что предпочитает верить.

Кровь текла по переулкам Блошиного Конца, а другая битва разгоралась на вершине холма Рейнис, вокруг Драконьего Логова.

Грибок не ошибся: полчища изголодавшихся крыс валят и быков, и медведей, и львов. Лишь бы они собрались в достаточном числе. Совсем не важно, сколько мелочи может убить бык или медведь - крыс всегда больше. Они кусают крупному зверю ноги, впиваются зубами в живот, карабкаются на спину. Так было и той ночью. У крыс в людском обличье были копья, алебарды, шипастые дубинами и чуть ли не полусотня видов другого оружия - среди них даже луки и арбалеты.

Послушные приказу королевы, золотые плащи Драконьих ворот отрядили четверть своих людей из казарм на защиту холма. Однако стража не смогла пройти сквозь толпу и вернулась обратно. А гонец, отправленный к Старым воротам, даже не смог туда добраться. Само же число стражников Драконьего Логова было невелико. Когда толпа выбила двери (огромные главные ворота, окованные бронзой и железом, нападение бы выдержали, но в здании было еще несколько малых входов) и полезла сквозь окна, стража была перебита.

Возможно, нападающие надеялись застать драконов спящими, но грохот битвы сделал такое невозможным. Те, кто выжил, дабы хоть что-то рассказать позже, вспоминают о воплях, криках, витавшем в воздухе смраде крови. Говорят об окованных дубовых дверях в грубых рамах, что разлетались в щепки под ударами бесчисленных топоров.

Великий мейстер Манкан позже писал: «Поразительное явление, когда сразу столько людей с таким рвением восходит на свой погребальный костер! Но их обуяло безумие». В Драконьем Логове обитало четыре дракона. И в тот миг, когда ворвались первые нападавшие, подобно волне морской разливаясь на песке, все четверо были разбужены, взбудоражены и разъярены.

Нет согласия между хронистами в том, сколько мужчин и женщин погибло в ту ночь под большим куполом Драконьего Логова: две сотни или две тысячи. Как бы там ни было, на каждого погибшего приходилось по десятку обгоревших, хотя и выживших. Драконы не могли улететь или хотя бы подняться над своими врагами во избежание урона, поскольку в Логове они были закованы, а стены и купол здания сдерживали зверей. Им приходилось сражаться за жизнь рогами, когтями и зубами, как быкам в крысиных ямах Блошиного Конца... но здесь быки были огнедышащими. Драконье Логово превратилось в огненный ад, где в дыму бродили с воплями горящие люди. С их чернеющих костей осыпалась плоть, но место каждого погибшего занимал десяток других, истошно вопивших «Смерть драконам!» И ящеров убивали одного за другим.

Первым повергли Шрикос. Ее убил лесоруб, известный как Хобб Дровосек. Он взобрался на драконью шею и с размаху вонзил топор в череп зверя, пока Шрикос изгибалась и ревела, пытаясь сбросить человека. Зажав ногами гибкую шею, Хобб нанес семь ударов, и каждым разом, опуская топор, возглашал имя одного из Семерых. Седьмой удар, удар Неведомого, прошел сквозь чешую и кости в мозг, и Шрикос испустила дух.

Моргул, как пишут, был убит Пылающим Рыцарем, огромным детиной в тяжелых доспехах, который с копьем в руке бросился очертя голову прямо в пламя, что извергала драконья пасть. Раз за разом наконечник пронзал глаз зверя, даже когда огонь расплавил стальную кирасу. Металл растекся и въелся в плоть убийцы.

Тираксес, дракон принца Джоффри, отступил в свое логовище. Он изжарил столь много драконоборцев, что, как утверждают, из-за груды тел пройти туда стало невозможно. Но следует припомнить, что все эти рукотворные пещеры имели по два выхода: один открывался в песок Логова, а вот второй - на боковую сторону холма. Так что вскоре бунтовщики вломились через «заднюю дверь», пробираясь сквозь дым с мечами, копьями и топорами. Когда Тираксес развернулся, его цепи перепутались. Дракон оказался скован стальной паутиной, которая роковым образом ограничила его движения. Полдюжины мужчин (и одна женщина) впоследствии заявляли, что именно они нанесли зверю смертельный удар.

Последний из четырех драконов в Логове умер не столь легко. Согласно сказаниям, Пламенная Мечта освободилась от двух цепей в день смерти королевы Хелейны. А когда толпа надвинулась на зверя, драконица оторвала столбы от стен, разбив оставшиеся оковы. После сего Пламенная Мечта воистине вгрызлась в толпу зубами и когтями, раздирая людей на части, и извергая при том свой ужасный огонь. Когда же вокруг нее сомкнулась толпа, драконица взлетела. Она описывала круги вдоль пещер Драконьего Логова, снижаясь для каждой атаки. Тираксес, Шрикос и Моргул уничтожили многих, но нет ни малейшего сомнения, что Пламенная Мечта превзошла всех троих, вместе взятых.

Сотни бежали в ужасе от ее огня... но ещё сотни рвались в бой, то ли пьяные, то ли вообразившие себя воплощениями Воина. Лучники и арбалетчики с легкостью поражали зверя даже под самой вершиной купола. Стрелы с болтами летели в драконицу, как бы она ни изворачивалась, а на столь близком расстоянии кое-какие даже пробивали ее чешую. Где бы Пламенная Мечта ни пыталась опуститься, на нее нападали люди, вынуждая вернуться в воздух. Дважды дракон подлетал к большим бронзовым вратам Драконьего Логова, но дабы лишь увидеть их закрытыми, заложенными и защищенными рядами копейщиков.

Не имея возможности скрыться, Пламенная Мечта разила вновь, не щадя своих палачей. Песок арены укрыли обугленные тела, а воздух густо пропитался дымом и смрадом горящей плоти. Но копья и стрелы продолжали лететь. Конец наступил, когда арбалетный болт попал дракону в глаз. Полуослепшая и обезумевшая от дюжины других ран, Пламенная Мечта взмахнула крыльями и направилась прямо на вершину большого купола в последней отчаянной попытке пробиться в вольные небеса. Уже ослабленный залпами драконьего огня, купол треснул от столь мощного удара. И миг спустя половина его обрушилась, сокрушив тоннами каменных обломков и дракона, и драконоборцев.

Штурм Драконьего Логова завершился. Четыре дракона Таргариенов полегли, хотя за такое и было дорого заплачено. Но собственный дракон королевы еще оставался живым и свободным... и когда обожженные и окровавленные выжившие в этой бойне, спотыкаясь, покидали задымленные руины, Сиракс спикировала на них сверху.

Через весь город прокатилось эхо от драконьего рева, смешанного с тысячью воплей и криков. Желтый огонь увенчал вершину холма Рейнис, где Драконье Логово горело столь же ярко, как восходящее солнце. Даже королева трепетала от увиденного, и на щеках ее блестели слезы. С крыши, где находилась свита Рейниры, многие сбежали, опасаясь, что огонь скоро охватит город целиком, включая Красный замок на вершине высокого холма Эйгона. Другие же бросились всепту замка, дабы молить богов о спасении. А сама Рейнира крепко обняла, прижав к груди, своего последнего живого сына, Эйгона Младшего. Она бы ни за что не разжала своих объятий... до того ужасного мига, когда пала Сиракс.

Будучи без цепей и всадника, Сиракс легко могла спастись от безумия, что творилось внизу. Ведь ей принадлежало небо. Она могла вернуться в Красный замок или вообще покинуть город, улетев на Драконий Камень. Что привлекло ее на холм Рейнис? Шум и огонь, рев и стоны умирающих собратьев, а может, запах горящей плоти? Мы не можем знать наверняка, как не можем знать и того, почему Сиракс предпочла пикировать на толпу, раздирая людей зубами и когтями, и уничтожая дюжинами. Хотя драконица могла столь же легко испепелять их огнем сверху, с небес, где ни один человек не причинил бы ей зла. Мы можем передать только то, что произошло.

Истории о смерти дракона королевы крайне противоречивы. Некоторые приписывают это Хоббу Дровосеку и его топору, хотя почти наверняка ошибочно. Разве мог бы на самом деле один и тот же человек убить двух драконов в одну и ту же ночь одним и тем же способом? Кое-кто говорит о безымянном копейщике, «окровавленном великане», который спрыгнул с треснувшего купола Драконьего Логова прямо на спину дракона. Третьи вспоминают, как рыцарь, именуемый сиром Уорриком Уитоном, отрубил крыло Сиракс мечом из валирийской стали. Арбалетчик по имени Бин также приписывал убийство себе, хвастаясь во многих тавернах и погребках, пока некий сторонник королевы, которому надоел длинный язык болтуна, не отрезал его. Правда в том, что никто ничего не знает - кроме того, что Сиракс в ту ночь нашла смерть.

Одновременная утрата и сына, и дракона оставила Рейниру безутешной и мертвенно-бледной. Она удалилась в свои покои, оставив заседание советников. Королевская Гавань потеряна – соглашались все; город придется оставить. На рассвете следующего дня не без труда государыню удалось убедить покинуть город. Грязные ворота были во вражеских руках, а все корабли по реке сгорели либо затонули. Рейнира с небольшой свитой бежала через Драконьи ворота, решив проехать вдоль побережья в Сумеречный Дол. Королеву сопровождали братья Мандерли, четверо выживших королевских гвардейцев, сир Бейлон Берч и двадцать золотых плащей, четыре фрейлины и ее сын Эйгон Младший.

Многое множество событий происходило также в Тамблтоне, и на сие место нам нужно перевести свой взор. Когда весть о беспорядках в Королевской Гавани достигла лагеря принца Дейрона, у великого числа молодых лордов тут же возросло желание наступления на столицу. Главными среди таких воинов были сир Джон Рокстон, сир Роджер Корн и лорд Анвин Пик... но сир Хоберт Хайтауэр советовал им поостеречься. А Два Изменника отказались присоединяться, пока их требования не будут удоволены. Ульф Белый, как можно припомнить, хотел получить великий замок Хайгарден со всеми его землями и доходами. Ну а Здоровяк Хью Молот желал всего лишь... короны для самого себя.

Сей котел забурлил, когда в Тамблтоне с опозданием узнали о гибели Эймонда Таргариена в Харренхолле. Ибо короля Эйгона II не видели и не слышали со времени перехода Королевской Гавани к его сводной сестре Рейнире. Многие опасались, что королева втайне убила государя и уничтожила тело, дабы не быть заклейменной как братоубийца. Теперь же, с гибелью принца Эймонда, зеленые оказались и без короля, и без вожака. Следующим в очереди был принц Дейрон. Лорд Пик заявил, что мальчик должен быть провозглашен принцем Драконьего Камня; другие, полагая, что Эйгон II мертв, хотели сразу провести коронацию.

Два Изменника также ощущали потребность в государе... но Дейрон Таргариен не был тем королем, которого им желалось.

– Нас должен возглавлять сильный человек, а не мальчишка! – объявил Здоровяк Хью Молот. – Трон будет моим!

Когда Храбрый Джон Рокстон потребовал обосновать, по какому праву тот осмелился называть себя королем, лорд Молот ответил:

– По тому же праву, что и Завоеватель. Дракон!

И в самом деле, после гибели Вхагар наистарейшим и наивеличайшим из живущих драконов всего Вестероса оставался Вермитор – в прошлом дракон Старого короля, ныне – Здоровяка Хью Молота, бастарда. По величине Вермитор втрое превосходил Тессарион, драконицу Дейрона. Ни один человек, хотя бы мельком видевший вместе этих драконов, не усомнился бы в том, что Вермитор выглядит намного более устрашающим.

Хотя притязания Молота человеку столь низкого рождения явно не подобали, сомневаться не приходилось, что в жилах этого бастарда течет кровь Таргариенов. Он уже показал и свирепость на поле брани, и щедрость по отношению к своим соратникам – щедрость того рода, которая притягивает к вождю людей так, как труп притягивает мух. Такие прихлебатели – отребье наихудшего пошиба: наемники, разбойные рыцари и им подобный сброд. Люди порченых кровей и неясного происхождения, они любили битву ради нее самой, а жили не иначе как насилием и грабежом.

Тем не менее, дерзость притязаний Изменника оскорбила лордов и рыцарей Староместа и Простора, а более всего – самого принца Дейрона Таргариена. Он так разгневался, что швырнул чашей с вином в лицо Здоровяку Хью. Лорд Белый посетовал на пустую трату хорошего вина, а лорд Молот лишь произнес:

–Малышам надо быть повежливее, когда говорят взрослые люди. Похоже, отец тебя порол не часто – смотри, как бы я этого не восполнил.

Два Изменника вместе ушли с совета и начали строить планы коронации Молота. Уже на следующий день Здоровяк Хью носил корону из черного железа – к ярости принца Дейрона и его высокородных лордов и рыцарей.

Один из них, сир Роджер Корн, даже осмелился сбить корону с головы Молота.

– Корона не делает человека королем, – заявил он. – Тебе, кузнец, следует надеть на голову конскую подкову.