The_Princess_and_The_Queen

Тем временем войска собирались в Тамблтоне, процветающем торговом городе на берегах Мандера. Над городом возвышался крепкий замок, хотя и невеликий, с гарнизоном не более, чем в сорок человек. Однако еще тысячи пришли, с более нижних земель Мандера: из Горького Моста, Длинного Стола, и еще более дальнего юга. Крупные силы речных лордов еще более увеличили войско и укрепили решимость людей. Говорили, что под знаменами королевы Рейниры в Тамблтоне собралось около девяти тысяч человек. Силы королевы числом значительно превышали те, что имелись у лорда Хайтауэра. Без сомнения, защитники Тамблтона горячо приветствовали и появление драконов Вермитора и Среброкрылой вместе с их всадниками. Они и помыслить не могли об ужасах, что их ожидали.

О том, при каких обстоятельствах и по каким причинам произошло событие, получившее известность как Тамблтонская Измена, до сей поры продолжаются серьезные споры. Правды обо всем случившемся, вероятно, никогда уже не узнать. Представляется, что иные из людей, что нахлынули в город, спасаясь от армии лорда Хайтауэра, в действительности были частью его войска, посланной вперед намеренно, дабы оказаться в рядах защитников. Однако их предательство сыграло невеликую роль по сравнению с изменой сира Ульфа Белого и сира Хью Молота, которые также решили сменить сторону именно в данный час.

Поскольку ни один из Изменников (как поименовала их история) не ведал ни чтения, ни письма, мы никогда не узнаем, что их сподвигло на совершенное. Однако о битве при Тамблтоне нам известно предостаточно. Шесть тысяч воинов королевы построились, дабы встретить лорда Хайтауэра в поле, и какое-то время сражались храбро. Но смертоносный дождь стрел лучников лорда Ормунда проредил их ряды, а сокрушительный удар тяжелой конницы разбил полностью, так что уцелевшим пришлось бежать к городским стенам. Когда большинство выживших оказались в безопасности за стенами, Родди Разоритель и его Зимние Волки устроили вылазку из задних ворот. С устрашающими северными боевыми кличами они окружили левый край нападающей армии. Разразился хаос, и северяне пробились сквозь вдесятеро большее количество врагов к знаменам Староместа и Высокой башни, к золотому дракону короля Эйгона. Там на боевом коне сидел лорд Ормунд Хайтауэр. Если верить певцам, лорд Родерик был в крови с головы до пят, его щит был выщерблен и шлем расколот, но он был столь опьянен боем, что, как казалось, не ощущал своих ран. Сир Бриндон Хайтауэр, родич лорда Ормунда, встал между северянином и своим сюзереном. Он по плечо отрубил руку Разорителя вместе со щитом одним ужасным взмахом секиры... однако дикий лорд Барроутона продолжал сражаться, убив и сира Бриндона и лорда Ормунда, прежде чем погиб сам. Знамена лорда Хайтауэра рухнули, и горожане радостно закричали, думая, что победа склонилась на их сторону. Даже появление Тессарион по ту сторону поля не встревожило людей, ибо они знали, что и на их стороне есть два дракона... но когда Вермитор и Среброкрылая взмыли в небо и извергнули пламя на Тамблтон, все радостные крики стали воплями ужаса.

Тамблтон вспыхнул – лавки, дома, септы, люди, все и вся. Пылающие люди падали с ворот и укреплений и с криками ковыляли по улицам ровно живые факелы. Два Изменника исхлестали город огненными плетьми с одного края до другого. Далее последовало разорение города – наиболее дикое за всю историю Вестероса. Тамблтон, богатый торговый город, превратился в пепел и угли и так никогда и не отстроился. Тысячи человек сгорели и столько же потонули, пытаясь уплыть по реке. Кое-кто потом утверждал, что таким людям еще повезло, ибо выжившим пощады не было. Воины лорда Футли сложили мечи и сдались, но их связали и обезглавили. Над горожанками, что выжили в пожарах, многократно надругались, даже над восьмилетними и десятилетними девочками. Предали мечу и стариков, и младенцев, а драконы пожирали изуродованные, дымящиеся тела своих жертв.

Примерно в те же дни потрепанный торговый корабль «Нессария» приплелся в гавань Драконьего Камня для починки и закупки провизии. Матросы говорили, что корабль возвращался из Пентоса в Старый Волантис, когда шторм сбил его с пути... но к этой знакомой песне про опасности моря волантийцы добавили странную ноту. Когда «Нессарию» уносило на запад, и перед ней нависла Драконья гора, огромная на фоне заходящего солнца... моряки заметили двух сцепившихся в схватке драконов, чей рев отдавался от черных отвесных утесов восточных склонов вулкана. Историю рассказывали, пересказывали и приукрашивали во всех тавернах, трактирах и борделях на побережье, пока о бое драконов не узнали все жители Драконьего Камня.

Для жителей Старого Волантиса драконы являлись чудом; для матросов «Нессарии» бой двух ящеров стал незабываемым зрелищем. А люди, рожденные на Драконьем Камне, выросли рядом с этими зверями... тем не менее, история моряков вызвала любопытство. На следующее утро местные рыбаки проплыли мимо Драконьей горы и вернулись, рассказав, что углядели обугленные и истерзанные останки дракона у подножия вулкана. Судя по цвету крыльев и чешуи, туша принадлежала Серому Призраку. Дракона разодрали пополам и частично съели.

Рейнира, отбывая в Королевскую Гавань, назначила кастеляном Драконьего Камня сира Роберта Квинса, человека добродушного и известного своей толщиной. Сир Роберт, услышав новости о бое драконов, немедленно объявил убийцей Каннибала. Большая часть людей с ним соглашалась, ибо все знали, что Каннибал в прошлом нападал на маленьких драконов, хотя и редко с такой свирепостью. Кое-кто из рыбаков опасался, что станет следующей жертвой убийцы, и посему убеждали Квинса послать рыцарей к логову зверя, дабы покончить с ним. Но кастелян отказался:

– Если мы не потревожим его, Каннибал не потревожит нас, – объявил сир Роберт. И для уверенности он запретил ловить рыбу у восточного склона вулкана, где лежала гниющая драконья туша.

А на западном берегу Черноводного залива слухи о битве и предательстве в Тамблтоне между тем достигли Королевской Гавани. Говорят, вдовствующая королева Aлисента даже рассмеялась, когда услышала такую весть. «Все, что они посеяли, то они и пожнут», пообещала она. А королева Рейнира на Железном троне побледнела и ослабла. Она повелела закрыть городские ворота – отныне никому не должно покидать Королевскую Гавань или въезжать в столицу.

– В моем городе не будет перевертышей, что откроют ворота бунтовщикам, – так провозгласила государыня.

А войско лорда Ормунда может оказаться у стен столицы завтра же или через день, а драконорожденные Изменники могут появиться еще раньше.

Новость взволновала принца Джоффри.

– Пусть они приходят, – заявил мальчик. – Я встречу их на Тираксесе!

Такие разговоры сильно тревожили его матушку. Она противилась сыну:

– Ты еще слишком молод для битвы.

Тем не менее, королева позволила мальчику остаться на Черном совете для обсуждения возможностей борьбы с приближающимся врагом.

В Королевской Гавани оставалось шесть драконов. Но только Сиракс, собственная драконица королевы, находилась в стенах Красного замка. Персонально для нее освободили конюшни и посадили на тяжелую длинную цепь. Сиракс свободно передвигалась по двору, но не могла улететь без всадника. К цепям драконица давно уже привыкла; ее прекрасно кормили и она не охотилась уже много лет.

Прочих ящеров держали в огромном Драконьем Логове, что построили по велению короля Мейгора Жестокого как раз для содержания драконов. Под большим куполом укрылось кольцо из сорока огромных подземелий, вырубленных в недрах холма Рейнис. Толстые железные двери закрывали рукотворные пещеры с обоих сторон: внутренние вели на песок арены, наружные выходили прямо на склоны холма.

В здешних логовищах, прежде чем отправиться на войну, среди прочих обосновались Караксес, Вермитор, Среброкрылая и Овечий Вор. Ныне там осталось еще пятеро: дракон принца Джоффри – Тираксес, серый Морской Дым Аддама Велариона, юные драконы Шрикос и Моргул, связанные с принцессой Джейхейрой (бежала) и ее братом-близнецом Джейхейрисом (погиб)... и Пламенная Мечта, принадлежащая королеве Хелейне. Согласно давней традиции, по крайней мере, один всадник должен был проживать в Логове, дабы встать на защиту города в час нужды. Сей долг выпал Аддаму Велариону, поскольку королева Рейнира желала держать сыновей при себе.

Но ныне на Черном совете заговорили о степени преданности Аддама. Отпрыски драконов Ульф Белый и Хью Молот перешли на сторону врага... но были ли они единственными переметчиками? Что насчет Аддама из Халла и девушки Крапивы? Они ведь тоже родились бастардами. Должно ли им доверять?

Лорд Селтигар счел, что нет.

– Бастарды – изменники по своей натуре. Предательство у них в крови, – заявил он. Лорд призвал государыню схватить двоих оставшихся отпрысков драконов заранее, прежде чем те смогли бы перейти к врагу вместе с драконами. И прочие поддержали Селтигара: и сир Лютор Ларджент – командир городского дозора, и сир Лорент Марбранд – лорд-командующий Королевской гвардии. Даже двое мужей из Белой Гавани, грозный рыцарь сир Медрик Мандерли и его тучный и умный брат сир Торрхен, призывали королеву к недоверию.

– Лучше не рисковать. Если враг получит еще двух драконов, мы пропадем, – сказал Торрхен.

Только лорд Корлис высказался в защиту бастардов, заявив, что сир Аддам и его брат Алин «истинные Веларионы» и достойные наследники Дрифтмарка. Что же касается девушки, то пусть будет и грязной, и некрасивой, однако она храбро сражалась в Глотке.

– Так же, как и Два Изменника, – возразил лорд Селтигар.

И страстные протесты десницы оказались напрасными. Все страхи и подозрения государыни вышли наружу. Ее предавали столь много и часто, что она сочла лучшим думать наихудшее о ком угодно. Измена более не удивляла королеву. Рейнира даже ожидала ее от тех, кого любила более всего.

Королева повелела сиру Лютору Лардженту взять с собой двадцать Золотых Плащей в Драконье Логово, дабы взять под стражу Аддама Велариона. И такое предательство породило королеве на погибель предательство еще большее. Едва сир Лютор Ларджент добрался до холма Рейнис, как двери распахнулись и из Логова вылетел Морской Дым, размахивая светло-серыми крыльями и испуская дым. Сира Аддама Велариона предупредили как раз вовремя, дабы он успел совершить побег. Разъяренный сир Лютор вернулся в Красный замок и ворвался в Башню десницы. Он схватил лорда Корлиса и обвинил его в измене. Старик сего не отрицал. Даже будучи связанным и избитым, он не сказал ни слова. Его бросили в темницу, в каменный мешок – в ожидании суда и казни.

А по городу тем временем разносились слухи о бойне в Тамблтоне… и вместе с ними расползался страх. «Ныне черед Королевской Гавани»,- шептали друг другу люди. Дракон будет биться с драконом, и на сей раз город уж точно заполыхает. Страшась наступающего врага, горожане сотнями стремились покинуть столицу, но золотые плащи отгоняли их от ворот. Кое-кто из жителей, запертых в кольце городских стен, сооружал себе укрытия в погребах, дабы пересидеть там грядущий огненный шторм; другие обратились к молитвам, вину и тем удовольствиям, что можно найти промеж бедер женщин. К сумеркам городские таверны, бордели и септы полнились мужчинами и женщинами, искавшими успокоения или забытья. И страшные слухи шли вместе с людьми.

Хаос царил и в Тамблтоне, шестьюдесятью лигами к юго-западу, но совсем иного рода. Если Королевская Гавань трепетала в ужасе перед врагом, что вот-вот должен надвинуться на город, то сторонники короля Эйгона остались без вождя, и их терзали разногласия, споры и сомнения. Ормунд Хайтауэр погиб, как и его кузен сир Бриндон, первейший рыцарь Староместа. Его сыновья остались в Высокой башне в тысяче лиг позади, да и были они зелеными мальчишками. И хотя лорд Ормунд и назвал Дейрона Таргариена «Дейроном Отважным» и хвалил его отвагу в битве, принц и сам был мальчишкой – самый младший из сыновей короля Эйгона, выросший в тени своих старших братьев и скорее привыкший подчиняться приказам, нежели отдавать их. Старшим из Хайтауэров, что остались при войске, оказался сир Хоберт, еще один родич лорда Ормунда, которому доселе доверяли лишь командовать обозом. Человек «столь же упорный, сколь и тугой на ум», Хоберт Хайтауэр прожил на свете шестьдесят лет, ничем себя не отличив. Теперь же ему должно было принять на себя руководство войском в силу своего родства с королевой Алисентой.

Немного найдется городов в истории Семи Королевств, которые подверглись бы такому долгому, жестокому и бесчеловечному разграблению, как Тамблтон после Измены. Принц Дейрон преисполнился отвращением после всего, что увидал, и повелел сиру Хоберту Хайтауэру прекратить погром, но от всех усилий Хайтауэра было не более проку, чем от него самого.

Наихудшие преступления лежали на совести Двух Изменников – низкородных драконьих всадниках, Хью Молоте и Ульфе Белом. Сир Ульф всецело предался пьянству, утопив себя в вине и женских ласках, а тех, кто не мог его удоволить, скармливал своему дракону. Рыцарское звание, которым одарила его королева Рейнира, Ульфа не устраивало; мало ему было и титула лорда Горького Моста, что вручил принцем Деймон. У Белого была на уме награда посолиднее: он желал себе не более и не менее чем Хайгарден, заявив, что Тиреллы устранились от Танца, а посему должно считать их изменниками.

Но честолюбие сира Ульфа блекло по сравнению с притязаниями его товарища по предательству – Хью Молота. Молот, сын простого кузнеца, был человеком огромного роста, со столь сильными руками, что он, как говорили, мог связать себе ожерелье из железных прутьев. Хотя Молот никогда не учился владеть мечом, рост и сила делали его грозным противником. А на поле боя сир Хью раздавал сокрушительные и смертоносные удары боевым молотом, своим излюбленным оружием. В бой Молот летал на Вермиторе, что некогда носил на себе самого Старого короля; изо всех драконов Вестероса только Вхагар была старее и крупнее Бронзового Гнева. Лорд Молот, как он ныне себя величал, начал грезить о короне. «Зачем быть лордом, если можно стать королем?», - говорил он тем людям, что стал собирать вокруг себя.

Ни один из Двух Изменников не спешил помочь принцу Дейрону начать наступление на Королевскую Гавань. На стороне зеленых имелось мощное войско и к тому же три дракона. Но и у королевы было три дракона (как считали собравшиеся в Тамблтоне), а с возвращением принца Деймона и Крапивы стало бы пять. Лорд Пик предлагал отложить всякое наступление до того времени, пока к ним от Штормового Предела не подтянется лорд Баратеон со своим войском. Хоберт Хайтауэр и вовсе желал отступить назад в Простор, дабы пополнить быстро тающие припасы. Никого, казалось, не заботило, что само войско тает с каждым днем, испаряется, как утренняя роса – все более и более солдат исчезало, возвращаясь к родным очагам и несобранному урожаю с той добычей, что могли унести с собой.

Во многих лигах к северу от них, в замке, выходящем на Крабий залив, еще один лорд нежданно для себя оказался на острие меча. Из Королевской Гавани прибыл ворон с посланием королевы к Манфриду Мутону, лорду Девичьего Пруда: ему было велено доставить королеве голову Крапивы, девицы-бастарда, которая, как говорили, стала возлюбленной принца Деймона, и которую королева обвинила в государственной измене. «Не чините никакого зла моему лорду-мужу, принцу Деймону из дома Таргариенов, – повелевала королева. – Когда дело будет сделано, отправьте принца обратно ко мне, ибо он нам нужен».

Мейстер Норрен, хранитель летописей Девичьего Пруда, повествует, что после прочтения письма государыни его лорд испытал такое потрясение, что потерял дар речи. Лорд не обрел его снова, пока не испил три чаши вина. Затем Манфрид Мутон послал за капитаном стражи, за своим братом и за сиром Флорианом Грейстилом, своим сторонником. Мейстеру он тоже приказал остаться. Когда все собрались, лорд зачитал письмо и испросил их совета.

– Такое содеять легко, – сказал капитан стражи. – Принц спит рядом с ней, но он уже стар. Вздумай он вмешаться – троих вполне хватит удержать его. Хотя я бы взял шестерых, для уверенности. Желает ли милорд совершить дело сегодня?

– Шестерых или шестьдесят - но он все еще Деймон Таргариен, – возразил брат лорда Мутона. – Мудрее будет подлить ему в вечернее вино сонного зелья. Пусть найдет ее мертвой, когда проснется.

– Девушка еще почти ребенок, сколь мерзки бы ни были ее грехи, – заявил сир Флориан, постаревший, седой, суровый рыцарь. – Старый король никогда не попросил бы о таком ни одного человека чести.

– Мы живем в мерзкие времена, – сказал лорд Мутон, – и мерзкий выбор велит мне сделать королева. Эта девочка – гость у моего очага. Если я повинуюсь, Девичий Пруд будет проклят вовеки. А если откажусь, наш род будет обесчещен и уничтожен.

И на это его брат ответил:

– И какой бы выбор мы ни сделали, мы будем уничтожены в итоге. Принц любит это смуглое дитя, и дракон его недалече. Умнее было бы сгубить их обоих, иначе принц во гневе сожжет Девичий Пруд.

– Государыня запретила чинить ему зло, – напомнил лорд Мутон. – И убийство двух гостей в их постелях вдвойне подлее убийства одного. И я буду проклят дважды, – и тогда он вздохнул и сказал. – Хотел бы я никогда не читать такое письмо.

И тогда заговорил мейстер Норрен, заявив:

– А возможно, вы его и не читали.

Что было сказано после сего – неизвестно. Мы знаем лишь то, что мейстер, молодой человек двадцати двух лет, нашел тем вечером принца Деймона и девицу Крапиву за ужином и показал им письмо королевы. Прочитав письмо, принц Деймон сказал:

– Слово королевы, дело шлюхи, – и он обнажил свой меч и спросил, ждут ли люди лорда Мутона за дверью, дабы схватить их. Узнав, что мейстер пришел один и втайне, принц опустил меч в ножны, сказав:

– Плохой вы мейстер, но хороший человек.

И повелел ему уйти, и не говорить ни слова лорду до самого утра.

Нигде не записано, как принц и его девица-бастард провели последнюю ночь под крышей дома лорда Мутона. Но на заре они вместе появились во дворе, и принц помог Крапиве оседлать Овечьего Вора в последний раз. Обычно Крапива кормила его каждый день перед полетом, ибо драконы гораздо терпимей к всадникам, когда сыты. В то утро девица скормила Овечьему Вору черного барана, самого большого в Девичьем Пруду, самолично перерезав скотине горло. Она забралась на дракона в кожаной полетной одежде, еще обагренной кровью барана. Мейстер Норрен также записал, что «щеки ее заливали слезы». Ни слова прощания не прозвучало между мужчиной и девицей. Но когда Овечий Вор забил бурыми крыльями и воспарил в светлеющее небо, Караксес поднял голову и издал такой вскрик, что раскололись все окна в башне Джонкиль. Высоко над городом Крапива повернула дракона на Крабий залив и исчезла в утреннем тумане, дабы более никогда не вернуться.

Деймон Таргариен воротился в замок лишь для завтрака с лордом Мутоном.

– Мы видимся в последний раз, – сказал он лорду. – Благодарю за ваше гостеприимство. Дайте знать всем в ваших землях, что я лечу в Харренхолл. И если мой племянник Эймонд осмелится на встречу, то найдет меня там. Одного.

И принц Деймон навсегда покинул Девичий Пруд. Когда он уехал, мейстер Норрен пришел к лорду, дабы сказать:

– Снимите цепь с моей шеи и свяжите ей мои руки. Вам следует отправить меня к королеве. Предупредив изменницу и дав ей сбежать, я сам совершил предательство.

Но лорд Мутон отказался:

– Оставь себе свою цепь, – произнес лорд. – Мы все здесь изменники.

И в ту же ночь развевающиеся над вратами Девичьего Пруда расчетверенные флаги королевы Рейниры опустились, а вместо них вознеслись золотые драконы знамен короля Эйгона II.

Когда принц Деймон спустился с неба, дабы в одиночку захватить Харренхолл, над обуглившимися башнями и разрушенными стенами замка знамен не было. Только несколько пастухов с овцами нашли убежище в подвалах и подземельях замка, но шум крыльев Караксеса прогнал их прочь. И когда последний бродяга покинул замок, принц Деймон остался один в похожих на пещеры залах Твердыни Харрена, в обществе только лишь Караксеса. Каждый вечер на закате принц оставлял зарубку на сердце-дереве богорощи, дабы обозначить еще один прошедший день. Тринадцать отметин все еще можно узреть на том чардереве. Раны стары, глубоки и темны, но всякий лорд, что правил Харренхоллом со времен Деймона, утверждал, что каждую весну они кровоточат вновь.

На четырнадцатый день бдения принца над замком пронеслась тень, что чернее любого мимолетного облака. В богороще поднялись в воздух растревоженные птицы, а горячий ветер погнал через двор упавшие листья. Вхагар наконец явилась, и на спине ее сидел одноглазый принц Эймонд Таргариен в полночно-черной броне, выложенной золотом.

Убийца Родичей оказался не один. С ним прилетела Алис Риверс, с развевающимися длинными черными волосами и округлившимся животом. Принц Эймонд описал два круга над башнями Харренхола и опустился во внешнем дворе, в сотне ярдов от Караксеса. Драконы со злобой глянули друг на друга, и Караксес с шипением расправил крылья, а пламя заплясало между его зубов.

Принц помог своей женщине спуститься со спины Вхагар и повернулся к Деймону.

– Я слышал, что ты искал нас, дядюшка.

– Только тебя, – отозвался Деймон. – Кто подсказал, где найти меня?

– Моя леди, – ответил Эймонд. – Она видела тебя в грозовой туче, в горном пруду на закате, в огне, который мы разожгли, дабы приготовить ужин. Она много чего видит, моя Алис. Ты глупец, раз пришел один.

– Не будь я один, не пришел бы ты, – произнес Деймон.

– Но ты один, и вот я здесь. Ты, дядюшка, слишком долго прожил.

– Единственное, с чем я соглашусь, – отвечал Деймон. Старый принц приказал Караксесу склонить шею и неуклюже взобрался на его спину, тогда как Эймонд поцеловал свою женщину и легко вскочил на спину Вхагар, не забыв застегнуть четыре короткие цепи, что соединяли пояс и седло. Деймон же оставил свои цепи свободными. Караксес зашипел вновь, наполнив воздух пламенем, Вхагар ответила рыком. Как один, драконы ринулись в небо.

Принц Деймон стремительно гнал Караксеса ввысь, подбадривая дракона кнутом со стальным наконечником, пока оба не скрылись среди облаков. Вхагар, будучи старше и крупнее, по сей причине была и медлительнее. Собственная величина сделала ее неповоротливой, и потому она поднималась более плавно, вознося своего всадника над водами Божьего Ока расширяющимися кругами. Час был поздний, и солнце клонилось к закату, в его лучах поверхность озера мерцала, ровно лист чеканной меди. Все выше и выше поднималась Вхагар в поисках Караксеса, а Алис Риверс следила за ней с вершины харренхолльской башни Королевский Костер.

Нападение удалось внезапным, как гром среди ясного неба. Караксес ринулся на Вхагар с пронзительнейшим криком, что слышали за дюжину миль от места схватки. Скрытый сиянием заходящего солнца, он напал со стороны слепого глаза Эймонда. Со страшной силой Кровавый Змий врезался в старшего дракона. Отзвуки их рева раскатывались над Божьим Оком, драконы сражались и рвали друг друга, чернея на фоне кроваво-красного неба. Их пламя сияло столь ярко, что рыбаки внизу опасались, как бы не загорелись сами облака. Сцепившиеся драконы падали к озеру. Челюсти Кровавого Змия сомкнулись на шее Вхагар, его черные зубы погружались все глубже в плоть громадной драконицы. Даже когда когти Вхагар стали раздирать его брюхо, а зубы оторвали крыло, Караксес лишь вгрызался сильнее, терзая ее рану – а озеро с ужасающей скоростью неслось навстречу бойцам.

И в тот самый миг, как повествуют нам сказания, принц Деймон Таргариен перекинул ногу через седло и перепрыгнул на другого дракона. Он держал в руках Темную Сестру, меч королевы Висеньи. Эймонд Одноглазый в ужасе взирал на врага, пытаясь нашарить цепи седла. Деймон сорвал с племянника шлем и вонзил меч в его пустую глазницу с такой силой, что острие вышло из задней части шеи молодого принца. Через пол-удара сердца драконы рухнули в озеро, подняв столь огромную волну, что рассказывают, будто она была выше башни Королевский Костер.

Ни человек, ни дракон не могли пережить подобный удар, как свидетельствуют рыбаки, видевшие бой. И ни человек, ни дракон не выжили. Караксес сумел протянуть достаточно долго, чтобы выползти на сушу. Выпотрошенный, лишившийся одного крыла, окутанный клубами испаряющейся от его жара воды, Кровавый Змий нашел в себе силы выбраться на берег озера и скончался под стенами Харренхола. Туша Вхагар опустилась на дно озера, и на месте упокоения горячая кровь ее ран превратила воду в кипяток. Несколькими годами позже, по завершении Танца Драконов, останки нашли. Скелет принца Эймонда в латах оставался прикованным к седлу, а Темная Сестра - по рукоять вонзенной в его глазницу.

Невозможно сомневаться в гибели принца Деймона. Его кости так и не нашли, но в том озере много весьма прихотливых течений и предостаточно голодной рыбы. Певцы рассказывают, что старый принц пережил падение, а после вернулся к девице Крапиве, дабы провести остаток дней с ней. Такие истории хороши для трогательных песен, но плохи для хроник.

В двадцать седьмой день пятой луны 130 года В.Э. драконы сгинули в танце над Божьим Оком. В день смерти Деймону Таргариену было сорок девять лет, принцу же Эймонду едва исполнилось двадцать. Вхагар, наивеличайшая из драконов после Балериона Черного Ужаса, насчитывала уже сто восемьдесят один год. Так испустило дух последнее живое существо, заставшее времена Завоевания Эйгона, когда сумерки и тьма поглотили проклятую твердыню Харрена Черного. И все же лишь столь немногие стали свидетелями последнего боя принца Деймона, что вести о сражении разошлись через немалое время.

В Королевской Гавани государыня Рейнира становилась все более одинокой с каждым очередным предательством. Заподозренный в измене Аддам Веларион сбежал, прежде чем его успели привести на распрос. Повелев взять под стражу Аддама Велариона, королева потеряла не только дракона и наездника, но и своего десницу... Большая часть армии, что пришла на захват Железного трона с Драконьего Камня, состояла из людей, присягнувших дому Веларионов. Как только стало известно, что лорд Корлис томится в темнице под Красным замком, они принялись покидать королеву сотнями. Некоторые уходили на площадь Сапожника к собравшимся там толпам, иные же выбирались через боковые ворота или даже через стены, желая вернуться на Дрифтмарк. И никому из тех, кто оставался, не должно было доверять.

В тот же день, вскоре после заката, двор государыни постигло еще одно несчастье. Хелейна Таргариен, сестра, жена и королева Эйгона II, мать его детей, выбросилась из окна крепости Мейгора и погибла, упав на железные пики, что унизывали ров под стеной. Ей был всего двадцать один год.

К ночи на улицах и в переулочках Королевской Гавани, в тавернах, борделях и кабаках, даже в священных септах рассказывали историю пострашнее. Королеву Хелейну убили, слышались шепотки, как ранее - ее сыновей. Принц Дейрон и его драконы скоро будут у ворот, и вместе с ними придет конец владычеству Рейниры. А старая королева решила, что молодой сводной сестре не должно жить и упиваться ее падением. И тогда государыня послала к Хелейне сира Лютора Ларджента. Он схватил женщину огромными грубыми ручищами и вышвырнул в окно на пики во рву.

Вскорости слухи об «убийстве» королевы Хелейны были на устах половины Королевской Гавани. То, как скоро в это поверили, показывает, как быстро город обернулся против когда-то возлюбленной государыни. Рейниру ненавидели; Хелейну любили. Обитатели столицы не забыли жестокое убийство принца Джейхейриса, что содеяли Кровь и Сыр. Конец Хелейны был милосердно быстрым: одна из пик пронзила горло, и женщина умерла, не издав и звука. А на другом конце города, на холме Рейнис, в минуту гибели Хелейны ее драконица Пламенная Мечта вскинулась и издала рев, сотрясший Драконье Логово. При этом разорвались две цепи из тех, что удерживали зверя. Королева Алисанта, узнав о смерти дочери, разодрала одежды и призвала ужасные проклятья на голову Рейниры.