Прокофьев н.И. Предисловие //Хождение за три моря Афанасия Никитина. М., 1980. С.7-41.

Более пятисот лет назад, в середине XV века, рус­ский купец из Твери Афанасий сын Никитин совершил смелое путешествие в загадочную Ин­дию, о богатстве и жизни которой тогда бытовали на Руси и в Западной Европе сказочные предания, и составил для соотечественников описание свое­го путешествия, известное под названием «Хожение за три моря». До этого путешествия Афанасий Никитин побывал в других странах. Это был предприимчивый и энергичный купец, образован­ный, наделенный природным умом и дипломати­ческим тактом.

Путешествия, особенно торговые, в то время были весьма рискованными и опасными. На купеческие караваны нападали местные феодальные власти­тели и разбойники, державшие под неусыпным наблюдением торговые пути. Поэтому, отправ­ляясь в дальний путь, купцы собирались партия­ми, держали вооруженную охрану, да и сами носили оружие и в совершенстве владели им. Феодальные условия жизни побуждали их созда­вать специальные купеческие корпорации, спо­собные защитить сословные интересы. Корпора­ции требовали строгой дисциплины и организо­ванности от всех своих членов. Занятие торгов­лей, необходимость путешествия воспитывали в купцах отвагу, решительность, умение быстро ориентироваться в сложной и необычной обста­новке, смекалку и расчетливость.

В XV веке купечество было прогрессивным сосло­вием на Руси. Оно оказывало большое влияние на политику великих князей. Купцы принимали деятельное участие в государственном правле­нии. Выходец из купеческой среды Василий Мамырев, например, во второй половине XV века занимал пост дьяка посольского приказа, то есть ведал всеми внешними делами Московского госу­дарства. И это не случайно: купцов особенно ин­тересовали внешние связи Москвы. Приемы за­рубежных послов или поездки русских послов за границу не проходили обычно без их участия.

Поздней весной или в начале лета 1466 года в Моск­ву прибыл Хасан-бек, посол Ширванского царст­ва, находившегося в Прикаспийском Закавказье. Московские и тверские купцы, узнав о пред­стоящем обмене послами, с разрешения москов­ского великого князя Ивана III подготовили ка­раван для торговой поездки Волгою в Прикаспий­ские страны и Персию. Собрались в путь около трех десятков русских купцов, среди них нахо­дился и Афанасий Никитин, купец небогатый, но, несомненно, пользовавшийся влиянием и автори­тетом в своей среде, что дало ему возможность большую часть товара получить в кредит.

Торговый караван готовился отправиться из Ниж­него Новгорода, с кораблем московского посла в Ширванское царство Василия Папина, вниз по Волге до Каспия, а оттуда морем в Прикаспийское Закавказье. Однако почему-то Василий Папин отплыл из Нижнего Новгорода раньше. Плавание вниз по Волге было опасным. Русские купцы решили подождать возвращения из Москвы ширванского посла Хасан-бека и плыть с ним.

До Астрахани купеческие и посольские корабли спустились благополучно. Но под Астраханью вспыхнула жестокая схватка с татарами. По дого­вору город Астрахань должен был играть посред­ническую роль в торговле Московского государ­ства с Прикаспийскими странами и Персией, однако договорное обязательство нередко нару­шалось астраханским ханом. Корабли были за­хвачены и разграблены. Афанасий Никитин так описал эти события: «Поехали есмя мимо Хазта-рахан, а месяц светит, и царь (астраханский хан. — Н. П.) нас видел, и татарове к нам клика­ли: «Качма, не бегайте». А мы того не слыхали ничего. А бежали есмя парусом. По нашим гре­хом царь послал за нами всю свою орду. Они нас постигли на Богуне (на одном из прото­ков Волги. —Н. П.), и учали нас стреляти, у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили... а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне. А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, а они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверх по езу. И тут судно наше меншее пограбили и четыре головы взяли (заложника­ми.— Н. П.) рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверх нас не пропустили вести деля (то есть чтобы не дали вести москов­скому князю о нарушении договора.—Н. П.)».

Из всего каравана уцелело только два корабля, один из них был разбит позже во время шторма на Каспийском море, у Дагестанского побережья, и разграблен местными племенами, а русские купцы были захвачены в плен.

В Дербенте русские купцы через посла Василия Папина обратились к правителю Ширвана с прось­бой оказать помощь в освобождении товарищей и хотя бы частичном возмещении убытков, что­бы вернуться на Русь, но получили отказ. Афана­сий Никитин пишет о создавшемся тяжелом по­ложении купцов: «И мы, заплакав, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке».

Афанасий Никитин не мог вернуться на Русь, ему нечем было расплатиться за взятые в долг товары. Он отправился в Баку, а оттуда перебрался в Пер­сию. Чем он занимался в этих местах — осталось неизвестным. Подробности пребывания в Каспий­ском Закавказье и Персии он не описывает, а ограничивается перечислением крупных городов, где ему пришлось побывать.

Из всех персидских впечатлений он поведал лишь о представлении мистерии, свидетелем которой он был, находясь в знаменитом средневековом городе Ирана — Дрее (развалины его сохранились вблизи нынешнего Тегерана). Это массовое зре­лищное представление не могло не поразить во­ображение нашего путешественника. В мистерии инсценировалось предание о гибели Хусейна бин-Али и других потомков пророка Мухаммета. Ми­стерия исполнялась на площади в первые десять дней мусульманского лунного календаря. Ми­стерия имела стихотворный текст, но в ходе ее представления допускалась и импровизация. Во время представления экзальтированные зрители колотили себя в грудь кулаками, сопровождали игру выкриками, бурно реагировали на все то, что разыгрывалось на подмостках. Подробности этого представления Афанасий Никитин не опи­сывает, он ограничивается лишь замечанием: «А ту (в Дрее.— Н. П.) убили Шаусеня Алеевых детей и внучат Махметевых, и он их про­клял».

В Персии Афанасий Никитин находился более двух лет. Он сблизился с местными купцами, вошел к ним в доверие. Надо полагать, что именно здесь у него возникло намерение посетить загадочную Индию вместе с персидскими купцами, которые оказывали покровительство обаятельному чуже­земцу. К этому времени он сумел приобрести какие-то средства, что позволило ему совершить это путешествие.

На небольшом острове в Персидском заливе Ормузе (Гурмызе) Афанасий Никитин прожил месяц, готовясь к плаванию через Индийский океан. Этот маленький островок, несмотря на тяжелые природные условия, являлся важнейшим центром средневековой торговли. Здесь были сооружены водные бассейны, разведены сады, где днем укры­валась от зноя, а по ночам веселилась купеческая и феодальная знать. Одним словом, Ормуз утопал в роскоши, но Афанасий Никитин не обратил внимания на эту сторону феодально-купеческой жизни, а указал лишь на страшную жару, господ­ствовавшую на острове («солнце варно, человека сожжет») и на морские приливы, повторявшиеся дважды в день.

Весной 1469 года Афанасий Никитин под именем купца хаджи Юсуфа из Хорасани вместе с персид­скими купцами погрузился на острове Ормузе в парусный и весельный корабль (таву). В Индию наш путешественник вез коня, что освобожда­ло его, по индийским законам, от довольно вы­сокой пошлины. Через десять дней корабль прибыл в порт на Аравийском побережье Москат, а оттуда отправился через Индийский оке­ан к западному побережью Индии, в порт Камбат.

Первое время русский купец вращается среди тор­говых людей в той части Индии, которая была завоевана мусульманами, в царстве Бахманидов, во главе которого в то время стоял Мухаммед-шах III.

Из царства Бахманидов Афанасий Никитин пере­брался в индуистское государство Виджаянагар. Еще в столице Бахманидов Бидаре (Бедерь) он познакомился с индусами, признался им, что он русский, христианин, а не мусульманин, не за­воеватель и что имя ему не Юсуф из Хорасани, а Афанасий. После этого признания индусы не стали ничего от него скрывать: «ни о ястве, ни о торговле, ни о маназу (молитве.— Н. П.), ни о иных вещех, ни жон своих не учали крыти (скры­вать. — Н. П.)».

Афанасий Никитин совершает с индусами палом­ничество к религиозному индуистскому центру — Парвату, живет среди социальных низов Индии, проникаясь уважением к народу, к их быту, ве­рованиям и нравам, знакомится с ремеслами, с добычей и обработкой драгоценных кам­ней, с религиозно-художественными памятни­ками.

После путешествия по городам и селам Виджаянагара Афанасий Никитин вернулся в Бидар. Здесь ранней весной 1472 года у него сложился план возвращения на Русь. Русский путешественник тосковал по родине и сокрушался, что на чужбине забыл христианский календарь: «А Великаго дни въскресения Христова (пасхи.—Н. П.) не ведаю, а по приметам гадаю... А со мною нет ничего, никоея книги, а книги есмя взяли с собою с Руси; ино коли мя пограбили... а яз забыл веры крестьяньские всее... праздники...»

Афанасий Никитин сердцем и мыслями устремился на родину, но для возвращения обстоятельства складывались неблагоприятно. Из портового го­рода западного побережья Индии Добыля он бо­лее месяца плыл по Индийскому океану и ока­зался у берегов Эфиопии — видимо, корабль попал в шторм и потерял ориентацию. Из Эфио­пии он перебрался в Ормуз. Еще в Индии он узнал, что прежним путем возвращаться на Русь нельзя, так как вся эта территория охвачена военными действиями между правителем объеди­нения туркменских племен Ак-Койюнлу — Узун-Хасаном и султаном османской Турции. Скорбно записывает Афанасий Никитин: «А иного пути нет никуды. А на Мякку (Мекку.— Н. П.) итти, ино стати в веру бесерменскую (мусульман­скую.— Н. П.), занеже кристьяне не ходят на Мякку за веру. А жити в Гундустани, ино вся собина (средства.— Я. П.) исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человек, ино по полу­третья (два с половиной.— Н. П.) алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты». И все же, несмотря на опасность, им было при­нято решение продвигаться до Центральной Пер­сии прежним путем, затем свернуть на северо-запад к одному из крупных экономических и культурных центров средневекового Ирана — Тевризу и, пересекая Турцию, добраться до пор­тового города на Черном море Трапезунда. есь путь от Индии до Черного моря Афанасий Никитин преодолел для того времени и суровых условий путешествия довольно быстро, почти за шесть месяцев, и прибыл в Трапезунд 1 октября 1472 года. Этот город ранее был столицей Тра-пезундской империи, здесь проживали греки, грузины, лазы, но в середине XV века он был завоеван османской Турцией.

В Трапезунде Афанасий Никитин был задержан на пограничной заставе. Заподозрили в нем лазут­чика Узун-Хасана, обыскали и отобрали все то немногое, что у него имелось. В своем «Хожении» он записал: «А в Трапизоне ми же шубашь да паша (военачальник и наместник.— Н, П.) много зла учиниша, хлам мой весь к себе възнесли в город на гору, да обыскали все — что мелочь добренкая, ини выграбили все, а обыскывают грамот, что есми пришол из орды Асанбега (Узун-Хасана.—Н. П.)». Вполне возможно пред­положить, что за грамоты были приняты на по­граничной заставе записи, которые Афанасий Никитин вел во время путешествия и которые, по-видимому, были у него отобраны.

Третье море, Черное, Афанасий Никитин переплыл поздней осенью на попутном корабле и 5 но­ября прибыл в крымский портовый город Кафу (Феодосию). Здесь встретился с русскими купца­ми и с ними отправился на Русь. Однако добрать­ся до родного края ему было не суждено. В пути он заболел и под Смоленском скончался.

Афанасий Никитин совершил путешествие из Евро­пы в Индию на четверть века раньше португаль­ского мореплавателя Васка да Гамы. Важно подчеркнуть и различные цели путешествий этих людей. Афанасий Никитин отправился в далекое и небезопасное путешествие с исключительно мирными целями, с намерением разведать путь из Руси в Индию, установить дружеские культурно-экономические связи русского народа с народами Юго-Восточной Азии. Подвижнически, в одиночестве преодолел путь туда и обратно. Васко да Гама прибыл в Индию на трех кораблях с командой 160 человек, он выступил как завое­ватель: вторично он прибыл в Индию с военной флотилией, состоящей из 13 кораблей, которые возвратились в Европу с награбленными цен­ностями. Афанасий Никитин вернулся на Русь без богатства, с утратой даже того немногого, что имел, но с добрыми воспоминаниями о странах Востока и с добрым чувством к индийскому народу.

Афанасий Никитин обессмертил свое имя не только отважным путешествием, но в большой степени составлением путевых записок, известных под названием «Хожение за три моря». Эти записки вызвали интерес его современников, «Хожение» стало известно на Руси уже в год возвращения Афанасия Никитина из Индии, сразу после его смерти. Им в первую очередь заинтересовались русские купцы, которые по достоинству оценили «написание Офонаса Тверетина». Возможно, это были те самые купцы, с которыми Афанасий Ни­китин добирался из Кафы на Русь, которые слы­шали его рассказы об Индии и которые похоро­нили русского путешественника где-то под Смо­ленском. Именно они бережно сохранили «его рукы те тетрати» (а возможно, и переписали), привезли их в Москву к дьяку посольского при­каза Василию Мамыреву.

Не могли не заинтересовать путевые записки Афанасия Никитина и дьяка Василия Мамырева, од­ного из образованнейших людей того времени, знавшего цену подобным произведениям. Еще до Афанасия Никитина Василий Мамырев сам со­вершил путешествие по странам Ближнего Восто­ка и описал эти страны. Надо полагать, что дьяк докладывал и о путешествии и о записках Афана­сия Никитина царю Ивану III.

Три года спустя после возвращения Афанасия Ни­китина из Индии, когда составлялся московский летописный свод, летописец, пользовавшийся обычно великокняжеским архивом для этого дела, обнаружил рукопись «Хожение за три мо­ря», заинтересовался ею, пытался узнать подроб­ности о самой личности Афанасия Никитина и об обстоятельствах его путешествия, но сведений оказалось немного. Рукопись была бережно пе­реписана и включена в летописный свод под 1475 годом. При переписывании летописец ста­рался сохранить каждое слово, нарушая тради­цию исправления и переработки источника для летописного текста, копировал даже непонятные иноземные фразы, особенно на языке хинди, ко­торый не был известен в то время на Руси. Так в европейской литературе впервые появилось правдивое и точное, без легенд и домысла описа­ние Индии, ее природы, народа, быта и нравов, созданное русским путешественником Афанасием Никитиным.

Свой литературный труд Афанасий Никитин завершал на территории Руси, на пути от Кафы к Смоленску, когда он уже миновал три моря. Не все его сочинение написано с одинаковой тща­тельностью. Для первой половины характерно вы­сокое литературное мастерство: краткость, яс­ность, отточенность слова (эта половина оканчи­вается описанием индуистского религиозного центра—Парвата). Во второй половине встреча­ются повторения и даже противоречивые сведе­ния. Именно в этой части в изобилии присутст­вуют иноязычные слова и фразеологические обороты — тюркско-арабско-хинди-персидские.

О том, что литературная обработка и составление «Хожения» как целостного литературного произ­ведения проводились автором на территории Ру­си, уже после возвращения Афанасия Никитина из путешествия, свидетельствует само начало пу­тевых записок, где упоминается «третье море Черное, дория Стемъбольская» как пройденное. В конце вторично говорится: «Милостию же божию преидох три моря». Следовательно, и начало и конец были написаны после возвращения путе­шественника «из-за морей».

Обращает на себя внимание еще одна стилевая особенность «Хожения»: на рассказах об Индии, не говоря уже о кратком описании маршрута по Персии, который мог менее всего удержаться в памяти путешественника, лежит печать обобщен­ности, возможной при воспоминании о давно прошедших событиях. По-видимому, и рассказы о столкновениях с татарами в Астрахани, о хода­тайстве русских купцов перед правителем Ширвана относительно освобождения товарищей, захваченных кайтуками у Дагестанского побе­режья, написаны на основе давних воспоми­наний.

В очерках об Индии нередко встречаются числовые подробности: расстояния между основными го­родами, обозначаемые днями хода, количество войск и слуг у султана и правителей Индии. Од­нако и на этих числах лежит печать округлен­ности и той же обобщенности: это обычно цифры с нулями — 10, 20, 50, 100, 300. Лишь в отдельных случаях цифры точны: цена проданного жеребца («наложил на него 60 да 8 футунов»), количество вер в Индии («80 и 4 веры»), количество русских купцов, уцелевших после столкновения под Астраханью («да русаков нас 10 головами, да в другом судне б москвич да 6 тверич»), количество воинов, находившихся на боевых слонах («по 6 человек, а на великом слоне 12 человек») и еще некоторые весьма немногие примеры подобного рода.

Другой вывод, вытекающий из анализа текста, состоит в том, что Афанасий Никитин вторую по­ловину «Хожения» писал торопливо и оставил в незавершенном виде. Возможно, он не мог его завершить по состоянию здоровья: возникает предположение, что смерть оборвала работу писателя на полуслове.. Особенно такое впечатле­ние создается при чтении конца «Хожения». После заключительных слов: «Милостию же божию преидох три моря» — идет фраза на арабско-тюркско-персидской языковой смеси, смысл которой значит: «Остальное бог знает и ве­дает». Затем следует слово «аминь», обычно завершающее текст. Но и вслед за этой традици­онной концовкой продолжается иноязычная запись, довольно бессвязная. Не является ли эта запись последним молитвенным обращением, последним вздохом умирающего русского путе­шественника и писателя?

* * *

Афанасий Никитин поведал русскому читателю об огромных пространствах земного шара — от Егип­та до берегов Тихого океана. Он называет Каир, Дамаск, города Малой и Передней Азии, Красного моря и Персидского залива, Эфиопии, Пакистана, Индии, сообщает сведения о Цейлоне (Силяне), Бирме (Певгу), Южном и Северном Китае, о ка­кой-то неясной для нас восточной стране Шабат, или Шабаит, находившейся, видимо, в Индокитае. Описание мировых портов Востока основывается не только на личных впечатлениях путешествен­ника, но и на знаниях, добытых каким-то иным путем: Афанасий Никитин не был, например, в Калькутте, на Цейлоне, в Бирме, однако его рассказы об этих местах так же точны, как и описание Ормуза, где он побывал дважды.

Все рассказанное Афанасием Никитиным об Индии было новым, неведомым. В известном современ­никам Афанасия Никитина литературном памятнике «Сказание об Индийском царстве», появив­шемся в пору крестовых походов в Европе, а за­тем, в переработанном виде, и на Руси, рассказы­валось об индусах как о людях рогатых, триногих, шестируких, с глазами и ртом на груди, с песьими головами, трехсаженного роста, то есть передавались сказочно-фантастические несура­зицы о народе, животном и растительном мире Индии. В русских летописях содержались тоже лишь единичные упоминания об Индии. Так, в' Псковской первой летописи под 1352 годом гово­рится о страшной эпидемии, во время которой на пути из Пскова умер новгородский архиепи­скоп Василий («на пути борзе разболелся, мало поболев преставился на реце Узе»), и объясняется причина возникновения эпидемии: «Некоторые же реша: той мор из Индейской земли, от Солн­ца Града»(1).

Хожение за три моря» многогранно, почти энциклопедично по содержанию. Из обилия впечатлений, которые вынес во время путешествия Афа­насий Никитин, в записки было занесено все, что интересовало путешественника и что могло интересовать русского читателя. В «Хожении»

-----------------------------------------------