Цыганков - ТМО хрестоматия

ситуацию, описанную в старой концепции атомистического либерализма внутри индивидуальных политических единиц. Модель разрывов с ее постоянным акцентом на взаимодействии и интерпретации предлагает концепцию международной политики, которая представляет собой прямую оппозицию модели фрагментации5.

Одной из самых интересных характеристик модели разрывов международной системы является мера включения в модель логических двусмысленностей, аналогичных некоторым центральным проблемам международной политики в современную эпоху. Существует ряд источников этих двусмысленностей. Во-первых, напряженность между сходством и различием в рамках тех или иных подсистем порождает отношения «ограниченного противоречия» очень специфического характера, особенно между великими державами6. Короче говоря, в такой ситуации глубокие различия невозможны. Великие державы, особенно сверхдержавы, вынуждены все более и более смягчать свои конфликты в данной подсистеме, поскольку они могут иметь важные интересы в других подсистемах, которые они не хотят подвергать угрозе. В то же время эти державы часто отстаивают общие интересы одновременно внутри подсистем и на глобальном уровне, так как они оказываются участниками острых конфликтов в других подсистемах. Например, мало сомнений в том, что важным источником изменения в поведении США и Советского Союза в Европе стали общие интересы, появившиеся у этих держав в азиатской подсистеме. Можно взять другой пример: главное препятствие на пути американосоветского сотрудничества в глобальных вопросах контроля вооружений проистекает из их противоположных интересов по таким конкретным проблемам, как ситуация в Германии и Вьетнаме.

Во-вторых, существование подсистем создает значительные возможности для манипулирования, что способно придать системе дополнительные двусмысленности, превосходящие ту, что возникла в результате напряженности между сходством и различием. В конечном счете эти возможности объясняются тем, что при всех значительных различиях между подсистемами между ними имеются одновременно и важные взаимосвязи. [с.244] Это иногда позволяет получить выгоду, используя политический кредит и политическую репутацию в подсистемах. Так, победы, одержанные в подсистеме, на которую относительно легко воздействовать, могут быть полезны государству при поиске своих интересов в других подсистемах. Но иногда можно породить в подсистеме конфликт как средство посеять замешательство и отвлечь внимание от главной зоны интересов своей страны7. В системе такого рода имеются и некоторые другие, менее осязаемые возможности манипулирования, вытекающие из осязаемых проблем. В частности, при помощи положений и понятий, которые первоначально разрабатывались для изучения других областей, в быстро меняющемся мире иногда можно определить и концептуализировать новые балансы сил. Конечно, это может привести к опасным концептуальным ошибкам и негибкости… но благодаря соответствующему усилию вероятны условия, благоприятные для актора, который способен добиться изменений в восприятии реальностей и норм, существующих в некоторых зонах, таким образом, чтобы их функционирование приносило ему выгоду.

В-третьих, логические двусмысленности, которые могут следовать из модели разрывов, значительно возрастают при переходе от мира, состоящего из двух основных подсистем, к миру, который содержит большее число таких подсистем. Как особенности значимых вопросов, так и соотношение региональных и глобальных проблем далеко не одинаковы в разных системах. Для держав, интересы которых касаются системы в целом, ситуации множественных подсистем более сложные, поскольку возникает большее количество комбинаций проблем и разрывов, которым надо противостоять. Более того, переход к множественным подсистемам обусловливает появление международных проблем нового

типа, которые не свойственны индивидуальной подсистеме и пока еще не явkяются универсальными, так как они возникают не во всех подсистемах глобальной системы. В конечном счете при переходе системы от двух подсистем ко многим подсистемам количество возможных манипуляций, о которых упоминалось выше, быстро возрастает.

Из-за сложности и двусмысленностей системы, описанной в модели разрывов, эта система порождает проблемы и неясности интеллектуального характера, которые затрудняют работу как аналитиков, так и тех, кто принимает решения. В частности, сложная и взаимопроникаемая природа ситуации препятствует реализации глубоко укорененных психологических потребностей в ясности и сравнительной простоте концептуализации реальности. Возможно, по причине этих потребностей [с.245] существуют два характерных типа средств упрощения, которые постоянно влияют на усилия понять мир, проявляющий столь значительные различия. В определенном смысле эти два типа средств противоположны, но оба приводят к значительным деформациям реальности, способным породить очень серьезные трудности для тщательного анализа и принятия решения.

Первый тип средств упрощения, основанный на когнитивном несогласии, можно назвать сегментацией или дроблением. Главная черта этих средств состоит в усиленном акцентировании уникального характера индивидуальных региональных подсистем и в отрицании, по крайней мере имплицитно, важности интерпретации и совпадения этих подсистем. Сегментация обусловливает характерный недостаток работы аналитиков, которые опираются на специализацию в отдельных областях, и недостаток работы лиц, принимающих решения, и чиновников, которые ориентированы на национальную систему или региональную бюрократическую систему. Такая ориентация часто ведет к невозможности оценить воздействие акторов и глобальных проблем на региональные властные процессы. Еще более серьезным недостатком, связанным с сегментацией, является игнорирование взаимных отношений между подсистемами в таких областях, как репутация, последствия демонстрации и манипуляции.

Второй тип средств упрощения можно назвать слиянием или универсализацией, его основа – применение фундаментальных измерений или понятий, позволяющих концептуализировать любую международную политику. Это средство, возможно, еще более часто используется, чем сегментация, особенно в непрофессиональной среде, потому что оно удовлетворяет ощутимую потребность в «понимании» глубокого значения международной политики. Слияние – еще более деформирующее средство, чем сегментация, так как оно требует еще больших упрощений и привлечения поляризованной концепции мира, а не более или менее неадекватной концептуализации частных региональных подсистем. Даже самое поверхностное исследование поляризованных концепций: противопоставление демократии и коммунизма, капитализма – социализму, большого города – деревне свидетельствует о степени деформации, которую способна вызвать универсализация.

Возникновение разрывов в международной системе

Проблемы, вытекающие из множественности равновесий сил и политических разрывов, относительно новые для международной политики. Фундаментальное предварительное условие достаточно тесных контактов [с.246] между региональными подсистемами преимущественно было реализовано только в современную эпоху. Но эта оговорка не

исключает существования интересных исторических примеров значительных разрывов между региональными подсистемами…

В период между франко-прусской и Первой мировой войнами на международной арене более или менее одновременно проявляются многие разрывы. Начиная с 1880-х гг. Великобритания и Франция были втянуты в различные конфликты, касающиеся территориальных разделов в Африке. Эта ситуация создала значительные напряженности, но к концу XIX в. вследствие различных изменений ситуации в Германии становятся более важными интересы обоих государств на европейском континенте. В тот же период Великобритания и Россия были почти в постоянной оппозиции на Ближнем Востоке и на Дальнем Востоке, хотя у них были общие интересы в Европе, усиливалось франкорусское сотрудничество в европейских вопросах. Фактически до англо-русского договора, касающегося Персии, эти две державы представляли главную ось конфликта на Ближнем Востоке. Далее, даже во время Первой мировой войны Великобритания поддерживала договорные отношения с Японией, несмотря на то, что Япония и Россия были прямыми антагонистами на Ближнем Востоке. Кроме того, все эти расходящиеся оси конфликта еще более усложнились в результате участия всех главных европейских держав, за исключением Австро-Венгрии и Италии, в операции, проводимой с целью получить концессии от Китая. В течение всего этого периода оси конфликта на китайской сцене, где были представлены также Япония и США, имели тенденцию к перемещению, оси и темпы которых отличались от свойственных конфликту, развивавшемуся в самой Европе.

Примеры разрывов в международной политике дает и межвоенный период, хотя в подавляющем большинстве сложности этого времени несколько менее разительны, чем те, которые характеризовали международную систему перед Первой мировой войной. В этот период Великобритания и Франция четко расходятся во взглядах на организацию безопасности в Восточной Европе, в частности на роль Советского Союза в этом вопросе. Значительное и относительно острое соперничество между Великобританией и Францией на ближневосточном театре в 1920–1930-е гг. играло очевидную роль, состоящую в возникновении чувства неуверенности и неудовлетворенности в связи с возрождением Германии в Европе. Даже в конце 1930-х гг., например, в союзе между двумя государствами не согласовывались формальные обязательства процедур координации. В межвоенный период США все больше и больше втягивались в противостояние на Ближнем Востоке, в то же время сохраняя изоляционистское поведение в том, что касалось событий [с.247] в Европе. Наконец, и сама Вторая мировая война дала пример политического разрыва, созданного продолжавшимися длительное время усилиями Советского Союза избежать войны с Японией, тогда как уже начавшаяся война на Тихом океане и вступление США в европейский конфликт глобально поляризовали ситуацию. Четкость этого разрыва особенно поразительна с учетом явной взаимозависимости союзнических держав на европейской сцене, а также согласия Великобритании присоединиться, по крайней мере формально, к США в войне на Тихом океане.

Однако на протяжении большей части современной истории международной политики гораздо более очевидными и влиятельными были другие типы отношений, отличные от типов разрывов, обсуждавшихся выше. Фактически только в современной международной системе эти типы разрывов возникли в масштабе, охватывающем весь мир, и стали чрезвычайно важными. Многие важные причины обусловливают актуальность модели разрывов международной политики.

Во-первых, влияние глобальных акторов и значимых проблем в настоящее время чувствуется гораздо сильнее, чем когда-либо прежде. Период, который последовал за Второй мировой войной, характеризовался резким ускорением темпов развития

коммуникаций, средств транспорта и военных технологий. Вследствие этого степень взаимозависимости различных составляющих глобальной международной системы, которую сейчас можно назвать завершенной мировой системой, в современный период необычайно возросла8. Во-вторых, в период после Второй мировой войны произошло выделение двух сверхдержав из большого числа великих держав и возникло много значимых проблем, касающихся всей международной системы. Следовательно, современная система характеризуется не только большей взаимозависимостью (в таком общем смысле: то, что возникает в одной ее части, может оказать сильное влияние на другую), но и существованием многих акторов и отдельных проблем глобального значения, которые очень конкретны и специфичны в разных региональных подсистемах. Эти изменения представляют фундаментальную тенденцию, которая впервые проявилась во второй половине XIX в. Однако самих по себе этих изменений недостаточно для того, чтобы сформировать такую международную систему, как система, описанная моделью разрывов. Например, в период после Второй мировой войны доминирование [с.248] двух сверхдержав стало настолько явным, что версия биполярной модели казалась верным представлением реальности. В течение этого периода региональные подсистемы в действительности не существовали, поскольку находились под господством сверхдержав или были весьма периферийными, поэтому не выполнялись условия модели проблем разрывов, кроме ее глобальных характеристик. Однако недавао произошли некоторые важные изменения, которые в какой-то мере смягчили жесткий характер биполярной модели в этой политике и породили уникальные черты во властных процессах разных подсистем международной системы.

Во-первых, прошел значительный период без широкомасштабной международной войны, которая поляризовала бы и упростила бы модели международной политики. В результате этого возникали условия, все более и более благоприятные для политических разрывов.

Во-вторых, происходит постепенная диффузия эффективной власти в системе, несмотря на большое превосходство сверхдержав в том, что относится к физическим элементам власти. В-третьих, современный мир стал свидетелем рождения или возрождения небольшого числа малых центров власти, значение которых постоянно растет, хотя они пока еще гораздо менее влиятельны, чем сверхдержавы. К этой категории принадлежат такие державы, как Франция, Германия, Китай, Япония и Индия. В-четвертых, с 1945 г. быстро возросло число независимых государств в системе, особенно в новых региональных подсистемах Азии и Африки. В этих подсистемах разрушение колониализма стало важным упрощающим фактором международной политики последующих периодов. В-пятых, изменения числа и типов акторов в системе сопровождалось в «новых государствах» повышением уровня политического сознания и распространением активного национализма. В настоящее время даже о таком интернациональном движении, как коммунизм, трудно сказать, основаны ли его специфические проявления в конкретных государствах больше на интернационализме или национализме. В-шестых, в той мере, в какой распространяется эффективное влияние в системе и возникают новые оси конфликта, сами сверхдержавы начинают лучше осознавать общие интересы, даже если они продолжают преследовать интересы, противоположные в разных региональных подсистемах. Результатом всех этих изменений является то, что главные упрощающие гипотезы о биполярном мире 1950-х гг. или уже не годятся, или же должны дополняться анализом разного рода отношений второго уровня, делающих модели более сложными. Следовательно, региональным подсистемам возвращается как дополнение глобальная природа всеобщей международной системы…

[с.249]

Заключение

Описанная в статье модель разрывов не может дать ответы на совокупность вопросов, которые ставит международная политика. Напротив, она более похожа на совокупность концептов, призванных вызвать противоречивые замечания об изменяющемся состоянии современной международной системы. Мне кажется, что в этом смысле модель разрывов позволяет придать анализу новые направления и выявить новые проблемы, которые часто игнорируются биполярными и мультиполярными моделями, служащими основой для большинства современных дискуссий в этой области. Например, она вводит идеи о разного рода типах сложного взаимопроникновения между подсистемами, каждая из которых есть в достаточной мере sui generis9, и поэтому невозможно предположить существование между ними отношений прямого соответствия. В этой связи в современном мире представляют особый интерес общие интересы и возможности манипулирования через подсистемы, отказ от некоторых конфликтов. Кроме того, модель разрывов раскрывает некоторые перспективы, касающиеся проблем акторов, интересы которых простираются на всю систему в целом. Такие перспективы особенно полезно знать, чтобы понять изменения, происходящие в международной политике. Например, противоречия в советском и американском поведении гораздо легче объяснить, когда ясно, что интересы этих двух государств значительно расходятся и довольно часто несовместимы, так же как несовместимы различные подсистемы глобальной международной системы. [с.250]

Примечания

1Оригинал: Young O.R. Political Discontinuities in the International System // World Politics. 1968. Vol. XX. P. 369–392 (перевод П.А. Цыганкова).

2Понятие системы, состоящей из страт, было развито Ричардом Роузкрансом: Rosecrance R. Bipolatiry, Multipolarity, and Future // Journal of Conflict Resolution. 1966. Vol. X.

3Возможно, единственным очень важным представлением абстрактных моделей международных систем остается представление М. Каплана: Kaplan M.A. System and Process in International Politics. N.Y.: Wiley & Sons, 1957.

4Интеллектуально мультиполярная модель международной системы восходит к концепциям внутренней политики группы американских теоретиков. Оригинальное и в некоторых отношениях наиболее ясное изложение этих концепций дает: Bentley A.F. The Process of Government. Chicago, 1908.

5Другой формой, прямо противоположной фрагментации, было бы развитие подлинной политической интеграции между элементами международной системы.

6Понятие отношений «ограниченного противоречия» введено и развито в работе: Shulman M.D. Beyond the Cold War. New Haven, 1966.

7Эта возможность всегда была главным источником американских забот по отношению к ближневосточным проблемам в послевоенный период.

8Взаимозависимость понимается здесь как степень, в которой действия в одной части системы затрагивают другие ее части. Следовательно, она не имеет меры общих или переплетающихся интересов. Взаимозависимость может быть как позитивной, так и негативной.

9Своеобразный, особый, оригинальный (лат.).

Цыганков П.А.

Томас Шеллинг и применение теории игр в исследовании конфликта и сотрудничества

Томас Шеллинг принадлежит к тем исследователям, чьи работы относят к модернистскому направлению в науке о международных отношениях, прежде всего в таком ее разделе, как процесс принятия внешнеполитического решения. Как известно, один из распространенных методов изучения процесса принятия решения связан с теорией игр, которая базируется на теории вероятностей и состоит в конструировании моделей анализа или прогнозировании различных типов рационального поведения участников взаимодействия, находящихся в особых ситуациях, в частности в ситуации конфликта.

Как справедливо отмечали отечественные ученые, Т. Шеллинг – один из первых западных исследователей, понявших, что для понимания международного конфликта не пригодна модель игры с нулевой суммой (когда выигрыш одного участника непременно означает точно такой же по масштабам и ценности проигрыш для другого, ибо интересы сторон полностью противоположны) 1. Обратившись к более сложным моделям теории игр, Шеллинг приходит к следующим важным выводам: наиболее распространенные международные конфликты представляют собой не «игры с постоянной суммой», а «игры с переменной суммой», т.е. суммарный выигрыш участников не фиксирован так, что больший выигрыш одного из них равносилен точно такому же (и даже сопоставимому) проигрышу другого. Фактически, подчеркивает Шеллинг, исследователь должен исходить из предположения о том, что международным делам присуще не только противоборство, но и взаимозависимость. Чистый конфликт, в котором интересы двух антагонистов полностью противоположны, является частным случаем; например, это война на полное истребление, но здесь речь идет уже не о войне. По этой причине «победа» в конфликте не есть победа над противником. Она означает выигрыш относительно собственной системы ценностей2. Именно с этим связан второй важный вывод, который делает Шеллинг. Он касается не только выигрышей и потерь в конфликте между двумя [с.251] игроками, но и того, что некоторые пути его развития или некоторые потенциальные выходы из конфликта, способы и итоги его разрешения являются более (или менее) предпочтительными для обоих участников, чем другие. Это означает, что даже в ситуации конфликта взаимодействующие стороны имеют общий интерес в достижении взаимно выгодных результатов. Таким образом, конфликты могут рассматриваться как ситуации, включающие в конечном счете элемент чистого торга – заключение сделки, в которой каждая сторона руководствуется преимущественно своими ожиданиями того, что другая хочет или может принять. Но если каждая из сторон исходит из подобных ожиданий и обоснованных прогнозов по отношению к другой, то это означает, что ожидания становятся взаимодополнительными. Отсюда следует, что на основе взаимных ожиданий (вполне обоснованных с точки зрения рационального поведения участников) возможен компромисс между сторонами конфликта.

В этом и состоит третий важный вывод Шеллинга, который имеет особенно большое значение в свете того, что всякий компромисс предполагает и делает возможным

сотрудничество, а в определенной степени, по существу, и представляет собой сотрудничество, хотя в самой его начальной, примитивной стадии.

Выводы Шеллинга, касающиеся особенностей рационального поведения участников конфликта, стали предпосылкой развития такой относительно самостоятельной области исследования международных отношений, как теория межгосударственного сотрудничества. Сегодня научное сообщество разделяет положение, согласно которому межгосударственное сотрудничество предполагает наличие трех элементов: общих целей государств-партнеров, ожидание ими выгод от имеющейся ситуации и обоюдный характер этих выгод3.

Шеллинг не ставит задачу создания общей теории конфликта. Он выделяет два направления в исследовании конфликта: первое рассматривает конфликт как патологическое состояние и занимается поиском его причин и путей преодоления, а второе принимает конфликт как данность и изучает связанное с ним поведение. Относя свои работы к второму направлению, Шеллинг указывает, что в рамках этого направления можно выделить тех, кто исследует участников конфликта во всей их сложности – с точки зрения как «рационального», так и «иррационального» поведения, и тех, кто сосредоточивается на рациональном, осознанном, обдуманном виде поведения: «Грубо говоря, последние [с.252] трактуют конфликт как своего рода соревнование, в котором участники стремятся «выиграть». Изучение сознательного, интеллектуального, сложного конфликтного поведения – успешного поведения – подобно поиску правил «правильного» поведения в смысле соревнования с целью победы». Именно эту, достаточно узкую область исследования Шеллинг называет теорией конфликта, теорией торга или теорией стратегии. Он пишет: «…стратегия в том смысле, в котором я использую здесь этот термин, касается применения не действительно силы, а потенциальной силы. Она касается не только врагов, которые ненавидят друг друга, но и партнеров, которые не доверяют или не соглашаются друг с другом».

Шеллинг отмечает, что преимущество использования «стратегии конфликта» для теоретического исследования состоит не в том, что из всех возможных подходов она ближе всего к истине, а в плодотворности самого предположения о рациональном поведении участников конфликта. Однако, оценивая возможное применение своих выводов, он явно выходит за очерченные им самим узкие рамки. Во-первых, он полагает (и, как уже отмечалось выше, не без определенных на то оснований), что стратегия конфликта дает мощный стимул развитию теории международных отношений, имея в виду ту центральную роль, которую в ней играет исследование межгосударственных столкновений и противоборств. С этой точки зрения методологическое значение стратегии конфликта состоит в том, что она позволяет идентифицировать наши собственные аналитические процессы с процессами гипотетических участников конфликта; исходя из требования определенной последовательности по отношению к гипотетическим участникам конфликта, мы можем исследовать альтернативные типы поведения, выясняя, отвечают ли они этим стандартам последовательности. Важнейшее место при этом отводится предположению о «рациональности» поведения участников конфликта – предположению, играющему роль мощного и плодотворного стимула для развития теории.

Во-вторых, не менее широкой и важной видится Шеллингу область практического использования стратегии конфликта. По его мнению, она применима практически во всех ситуациях, характеризуемых наличием общего интереса, а также в ситуации конфликта между противоположными сторонами, таких, как переговоры, война и угроза войны, борьба с преступностью, молчаливый торг, вымогательство и т.п. «Философия книги, –

пишет Шеллинг в предисловии к книге «Стратегия конфликта», – состоит в том, что она выявляет сходство в стратегии конфликта между, скажем, маневрированием в ограниченной войне и плутовством в торговле, между сдерживанием русских и сдерживанием наших собственных детей, между современным балансом террора и древним институтом [с.253] заложничества». Более того, фактически, по мнению Шеллинга, любая ситуация взаимодействия может быть в конечном счете сведена к торгу, к ожиданию выгод, вымогательству уступок, маневрированию посредством угроз и обещаний, бойкота или вмешательства; короче говоря, к стратегии конфликта. И это заставляет сказать, что при всей важности вклада в исследование международных конфликтов, который был внесен трудами Шеллинга, нельзя не видеть и ограниченности применения его выводов той областью, которую он сам очерчивает в своей книге и за пределы которой он тем не менее выходит.

Нельзя не отметить и еще одного важного обстоятельства. Книга Шеллинга Создавалась и увидела свет в период наиболее острого противоборства эпохи холодной войны, и поэтому многие ее выводы сделаны с позиций «образа врага», грешат односторонностью и предвзятостью. Более того, в стремлении найти средства «эффективного сдерживания советской угрозы свободному миру» ее автор не останавливается перед такими рекомендациями для США, как создание эффективной и реалистичной угрозы «возмездия» Советскому Союзу через совершенствование имеющихся и производство новых видов оружия массового уничтожения4. Но это не отменяет вклада в изучение межгосударственных конфликтов и в более широком плане – в развитие теории международных отношений, который был сделан работами Шеллинга, посвященными игровым моделям торга, конфликта и стратегии. О содержании этих моделей определенное представление дает публикуемый ниже фрагмент его книги. [с.254]

Примечания

1См.: Современные буржуазные теории международных отношений. М., 1976. С. 362.

2См.: Shelling T.C. The Strategy of Conflict. Cambridge, Massachussets, 1963. P. 4.

3Подробнее об этом см.: Цыганков П.А., Цыганков А.П. Анализ межгосударственного сотрудничества: возможности социологического подхода // Общественные науки и современность. 1999. № 1.

4Подробнее об этом см.: Современные буржуазные теории международных отношений. Цит. соч. С. 362–365.

Шеллинг Т.

Стратегия конфликта

Часть II. Переориентация теории игр

Глава 4. К теории взаимозависимого решения1

Игры с нулевой суммой – теория игр – в немалой степени способствовала пониманию сущности и разновидностей стратегии чистого конфликта. Но традиционная теория игр не внесла сопоставимого вклада в понимание стратегии действия, когда конфликт смешан с взаимозависимостью, т.е. игр с ненулевой суммой, имеющих место в таких случаях, как война, угроза войны, забастовки, переговоры, предупреждение преступности, классовые войны, расовые войны, войны цен, шантаж, бюрократические манипуляции, дорожные пробки, наказание собственных детей. Существуют «игры», в которых элемент конфликта обусловливается значительным интересом, но взаимозависимость является частью логической структуры и во избежание катастрофы требует определенного сотрудничества или взаимного согласования – молчаливого или ярко выраженного. В других «играх» секретность может играть стратегическую роль, но в то же время имеется значительная необходимость обозначить намерения и ознакомиться с различными точками зрения.

И, наконец, есть «игры», в которых один игрок может предпринять некоторые действия, чтобы предотвратить взаимный ущерб, однако значение имеет то, что предпримет другой игрок; это доказывает, что инициатива, знание или свобода выбора не всегда являются преимуществами.

Вбольшей степени традиционная теория игр обращалась к методам и концепциям взаимозависимых игр (игр с нулевой суммой), которые успешно зарекомендовали себя в изучении стратегии чистого конфликта. …Попытаемся расширить наше представление о теории игр, считая [с.255] при этом игру с нулевой суммой частным случаем, а не точкой отсчета. Развитие теории будет главным образом происходить в двух направлениях. Первое заключается в том, чтобы определить то, что влияет на формирование взаимных согласующихся ожиданий. Второе – состоит из определении ряда основных «понятий», которые могут быть использованы в стратегических играх и от которых зависят ее структурные элементы; к ним относятся такие понятия, как угроза, принуждение, способность к взаимодействию или прекращению взаимодействия.

Врамках этих двух направлений теория игры менее развита и может отражать недостатки игры с нулевой суммой. Предположения и столкновения, угрозы и обещания несущественны в общепринятой теории игр с нулевой суммой. Они несущественны потому, что подразумевают такое отношение между двумя игроками: до тех пор, пока они не приносят вреда друг другу, это отношение выступает как неудобство для одного из игроков; он может избежать этого неудобства, применяя стратегию, которая может иметь случайный характер. Таким образом, «рациональные стратегии» в ситуации чистого конфликта, названные так из-за стремления к преследованию поставленной цели и