Глава 2. «социально-нравственный облик русского рабочего на золотых приисках в середине XIX – начале XX веков»

Производственно-экономический статус различался у золотопромышленных рабочих, что и определяло социальный облик. На крупных и средних приисках чаще всего работали «хозяйские» рабочие: общеконтрактные или вольнонаемные. В основном на мелких приисках были распространены вольностарательные работы. В данном случае владелец, находился в роли скупщика золота и поставщиком орудий труда (чаще примитивных)¹⁶.

На отдаленных, глухих золотоносных площадях гнездилось большое количество «копачей» или хищников, т.е. рабочих, производящие самовольную разведку и добычу золота¹⁷.

По таежным тропам, не боясь казачьих карабинов, в одиночку и группами бродили знаменитые «спиртоносы». Люди которые пытались незаметно вынести из тайги золото с надеждой повыгодней его сбыть где-нибудь в далеке¹⁸.

Вся эта приисковая масса и около – приисковая группа формировалась через одни каналы. До 90-х годов XX века социальную физиономию рабочих сибирской золотопромышленности определяли ссыльно-поселенцы. В 1891 г. в разных золотодобывающих районах Сибири их количество достигало 40-50 % от общего числа рабочих¹⁹.

Именно в те года, когда на приисках превалировал ссыльный элемент вкупе с разного рода бродячим людом, авантюристами, беглыми каторжниками, сложился своеобразный тип приискателя с его характерным полу-профессиональным, полу-бранным жаргоном, с его разудалыми, примитивными песнями, большинство из которых были нецензурными, с его психологией и стремлению к жизни²⁰.

В массе своей ссыльно-поселенцы привносили в социально-психологическую атмосферу приисков обычаи и нравы уголовного и бродяжного мира. Разгульное пьянство, драки, воровство, азартные игры в карты и т.п., - все эти негативные черты приисковой жизни исходили от данной прослойки рабочих, заражая, таким образом, всю приисковую массу²¹.

Характерной чертой это то, что идейно-психологический уровень приисковых рабочих на протяжении ряда лет не изменялся. Субъективной причиной такого положения, служила постоянная обновляемость контингента рабочих из одних и тех же социальных источников. Рабочие приисков как бы варились в собственном соку традиционных обычаев и представлений, ни изнутри, ни снаружи не получая стимулирующих толчков для качественного сдвига²².

Социально-экономический уклад золотопромышленности детерминировал и другие стороны нравственного облика приисковых рабочих. Много писалось в те годы о грубых межполовых отношениях в среде рабочих. Проституция как явление на приисках было широко распространено не случайно²³.

Недостаток женщин на приисках (8-10% от общего населения приисков) приводил к тому, что торг собой был очень выгоден. А если муж попадался ревнивый, то и он ничего не мог поделать в тех случаях, когда его жена «приглянулась» какому-нибудь приисковому служащему: в случае сопротивления и женщине, и ее мужу приходилось оставлять прииск, что зачастую граничило с самоубийством²⁴.

Все эти негативные черты социального облика приисковых рабочих: пьянство, грубость, безнравственность, не являлись в них подавляющими, они соседствовали рядом с природным чувством прекрасного, с нравственной внутренней красотой, которую трудно было проявить в существующей обстановке²⁵. Все эти явления на приисках вытекают из социальных законов подражания, когда окружающая среда (приисковая масса) отчуждает личность (рабочего) от своего «Я», и этот рабочий подчиняется настроениям массы. А чувства приисковой массы в силу тяжелого принудительного труда, в связи с примитивным бытом проявляются на том уровне, где человеческие потребности не отличаются от потребностей животного²⁶.

Все-таки зачатки пролетарской морали в психологии той эпохи просматриваются. Важнейшими из них являлись проблески коллективистских отношений, появление чувства локтя товарища как предпосылок будущей пролетарской солидарности. Примеры самопожертвования во имя товарища, честности и бескорыстности отношений между рабочими указывают на то, что рабочие приисков очень отзывчивы к несчастью товарища, т.к. сами могла оказаться на их месте. Немало случаев было, когда рабочие жертвовали крупные части своих сбережений. Уже в этом простом акте человеческого сострадания видно, что крестьянская собственническая жилка или эгоизм мещанина отступают перед законами товарищества²⁷.

Крайне враждебно относились рабочие к служащим – своему непосредственному начальству: десятникам, мастерам и т.п. Дело в том, что если хозяев-владельцев приисков рабочие зачастую почти не видели, то контакты со служащими были прямыми и постоянными. Но главное, что определяло взаимоотношения между рабочими и служащими, вытекало из условий труда рабочих. Чрезмерные уроки изматывали рабочих настолько, что обычных материальных стимулов для интенсивного труда не хватало. Поэтому на приисках держались в большом количестве служащие, роль которых заключалась лишь в постоянном понукании рабочих. Профессиональное невежество подобного рода служащие заменяли матерной бранью, а порою и крепкими кулаками. Само собой разумеющееся, что рабочие ненавидели таких служащих, и ненависть эта выплескивалась порою мстительным избиением служащего, требованием убрать такого с прииска²⁸.

Но все материальные установки ничто, по сравнению с идеологией привитой сверху. Рабочие издавна приучались к мысли, что их положение на приисках ненормальное, называя его «каторгой». Однако понимание того, что изменение существующего «каторжного» режима зависит, в конечном счете, от самих рабочих, у них еще не было. Отсюда стихийный и неорганизованный характер наступлений рабочих²⁹.

Таким образом, социальный облик рабочего прииска формировался в подавлении воли идеологией начальства и под сильным влиянием окружающей среды. Также стоит отметить консервирование традиций и обычаев в среде пролетариата, что повлияло на замедленный темп создания рабочего класса, из чего следует отсутствие сколько-нибудь значительной прослойки квалифицированных кадров. А вместе взятые факты, объясняют причины медленного перехода сибирской золотопромышленности от мануфактурного производства к стадии машинной.