Психология социального бытия

Г.Г. Шпет считал, что человека, как и плоды его трудов, нельзя рассматривать только извне. Исходя из соответствия закономерностей и динамики развития внешних и внутренних форм, необходимо изучать и внутреннюю, духовную сущность личности. Поэтому нельзя анализировать науки, связанные с человеком и его творчеством, по прямой аналогии с естественными, точными науками биологией, математикой и т.д. Методы исследования и критерии истинности, объективности полученных данных должны учитывать и субъективные состояния, установки и ценности человека или группы людей. В настоящее время становится очевидным, что даже в естественных науках, исследующих человека (например, в медицине), и диагноз, и течение болезни, и курс лечения зависят не только от объективного состояния организма, но и от психологического состояния больного и его близких. Тем более это относится к культуре, к исследованию человеческой личности и художественных произведений, созданных ею.

В течение жизни процесс вхождения человека в культуру, его социализации рассматривался Г.Г. Шпетом с разных точек зрения. В ранних работах его внимание было сосредоточено на анализе развития психики, или, как он писал еще в первых заметках, души человека, на ее структуре и содержании. Затем он пришел к выводу, что чисто эмпирическим путем, через исследование психических процессов (памяти, мышления) понять природу становления человека, личности как производного не только биологии, но и культуры, невозможно. Он сделал вывод о том, что без философии, которая должна стать основой всех наук о человеке и его творчестве, невозможно понять ни природу, ни законы психической жизни [5]. Первоначально такую философскую основу он видел в феноменологии. Однако уже к концу 10-х гг. нашего века он пришел к убеждению, что и абстрактная логика не может быть путеводной нитью на сложном пути исследования социального бытия личности. Можно предположить, что в таком пересмотре позиций сыграли роль работы по этнической психологии и лингвистике, которые в это время начали занимать и все больше интересовать Г.Г. Шпета. Не отказываясь от мысли о приоритете философии (и феноменологии) над всеми эмпирическими науками о человеке и его творческой деятельности, Г.Г. Шпет внес существенные изменения в феноменологические принципы Э. Гуссерля, так как в центре его исследования были уже не отвлеченные феномены сознания, а феномены исторического и культурного сознания, содержание которых связано с этническими и эстетическими переживаниями человека.

Неудовлетворенность современным ему состоянием философии и психологии привела Г.Г. Шпета к идее о необходимости дать анализ формирования психологии и философии как наук найти закономерности становления этих областей знания, их зависимости от исторической и социальной ситуации, взаимосвязи с особенностями личности ученых. Таким образом, он совершенно по новому поставил вопрос о влиянии личностных качеств деятелей науки на результаты их труда, переведя его из плоскости науковедения в психологию творчества. Приравняв научное и художественное произведения, Г.Г. Шпет в работах конца 10-х гг. впервые задался вопросом о специфических национальных и социальных особенностях отечественной науки, о влиянии внешних условий на содержание научных концепций. Так, формирование культурного самосознания он рассматривал через призму формирования научного сознания и самосознания ученых.

Проникновение в мир науки один из аспектов концепции Г.Г. Шпета, его стремления раскрыть законы понимания и интерпретации мира, разных ипостасей бытия человека. Именно такой подход позволяет ответить и на частный вопрос о законах творческого процесса и процесса формирования личности. Отказываясь от логики, от простейших рациональных ответов на эти вопросы под давлением новых данных, полученных, в том числе, и с помощью последних достижений психологии, прежде всего психоанализа, дифференциальной психологии и рефлексологии, Г.Г. Шпет тем не менее не считал возможным полностью отказаться от рациональной психологии, интерпретируя социализацию только в терминах бессознательного сублимации, архетипов или вытеснения. Соединение всех достижений психологии, философии, лингвистики и этнографии для начала должно было помочь ученому в ответе на вопрос о том, как влияют национальные особенности, в том числе национальная культура, представляющая собой часть всеобщей культуры, на психику отдельного человека и этноса в целом.

Связывая развитие личности с культурой, Г.Г. Шпет и формирование этнической идентичности связывал не с биологией, а с приобщением к культурным ценностям через формирование адекватного эмоционального отношения к ним. Каждая группа людей в определенную историческую эпоху, так же как и каждый этнос, посвоему воспринимает, воображает и оценивает окружающую действительность, и именно в этом отношении народа к объективному, в частности к продуктам труда и творчества (культуре), и выражается душа этой общности. Говоря о том, что национальное самосознание является особым переживанием, в основе которого лежит "присвоение себе известных исторических и социальных событий и взаимоотношений и противопоставление их другим народам ", Г.Г. Шпет подчеркивал его субъективность и изменчивость, объясняющие как динамику развития самого народа, так и его отношение к другим этносам.

Именно через переживания "этнические эмоции " (в его терминологии) в большей степени, чем через рациональное осмысление, человек открывает себя, определяет свое отношение к себе и к той социальной среде, в которую он входит. Такое понимание переживания прекрасно выражено в стихотворении М. Цветаевой: "Тоска по родине! Давно разоблаченная морока! / Мне совершенно все равно / Где совершенно одинокой / Быть... Не обольщусь и языком / Родным, его призывом млечным. / Мне безразлично, на каком / Непонимаемой быть встречным... / Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, / И все равно, и все едино. / Но если на дороге куст / Встает, особенно рябина... "

Таким образом, Г.Г. Шпет пришел к важнейшей идее переживания, которая в дальнейшем стала одним из основных механизмов присвоения знания в его концепции [2]. Рассматривая процесс превращения нейтрального, заданного другими знания в собственное убеждение, т.е. фактически процесс интериоризации этого знания, Г.Г. Шпет сделал акцент на том, что новое знание может стать не только собственным понятием, но и собственным мотивом поведения человека. Его интересовали именно условия, при которых происходит превращение знания в мотив. Еще Б. Спиноза говорил о том, что при соприкосновении человека с предметом возникает знание о нем, соединенное с чувством удовольствия или неудовольствия, т.е. с аффектом, регулирующим поведение. Исходя из этого, Г.Г. Шпет приблизился к современному пониманию природы мотива, который является соединением знания о предмете с отношением к нему. Знание, которое осознается и рационально оценивается человеком, может стать частью его сознания, но только переживание этого знания превращает его в мотив. Такая позиция перекликается с современной концепцией эмоционального опосредствования, причем Г.Г. Шпет, как и многие современные психологи, связывает этот процесс с поощрениями и наказаниями, соединяющими нейтральный стимул с эмоционально насыщенным. Однако наиболее эффективным для него оказывается эмоциональное переживание, возникающее при восприятии художественных произведений.

Такой подход не только раскрывает механизмы социализации человека, но и помогает преодолеть натуралистическую позицию в психологии личности и найти для нее место между субъектом и духовным миром, соотнося внутреннее содержание, присущее только личности, с миром культуры. Г.Г. Шпет считал, что человечество в процессе своего развития создает новый мир, социальнокультурный, существующий помимо мира природного [6]. Социальное бытие в этом мире превращает человека в социальнокультурного субъекта, и его рефлексы из чисто биологических актов трансформируются в поведение, имеющее определенный социальный смысл. Таким образом, социальное бытие человека превращает его в социальную личность, поведение которой служит определенным знаком для других людей и одновременно для него самого. Одним из важнейших знаков как раз и является речь. Таким образом, сознание человека носит культурноисторический характер, важнейший элемент которого есть слово, открывающееся не только при восприятии предмета, но и, главным образом, при усвоении его в виде знака.

Именно с этой точки зрения и рассматривал Г.Г. Шпет роль искусства в формировании личности. Он считал, что искусство представляет собой специфический вид знания, особенности которого связаны с его эмоциональной первичностью. Передача в искусстве определенного переживания позволяет сформировать новое понятие, которое основывается на сотворчестве с автором, вызывающем на основе внешних экспрессивных форм произведения сопереживание, сочувствие [3].

Воздействие художественных произведений в процессе становления культурного сознания связано с тем, что одновременно происходит как восприятие (перцепция) этих произведений, так и их означение, сигнификация. Таким образом, при взаимодействии с произведением зритель (слушатель) не только воспринимает форму этого произведения, те эталоны, из которых оно состоит, но и стремится расшифровать его форму, раскрыть ее значение и смысл для художника, для окружающих, т.е. зритель (слушатель) познает произведение как определенный знак, имеющий свойственное данной культуре значение.

Исходя из этого, можно сказать, что значение это кристаллизация культуры, духа народа и переживаний творца, т.е. произведение отражает состояние души как общей, так и индивидуальной. Но при восприятии произведения зритель (слушатель) может не только заразиться чужими чувствами, но и пережить другие эмоции, отличные от тех, которые были заложены автором, т.е. может привнести в данную форму свой собственный смысл. Таким образом, искусство это процесс не только чистого познания, но и возникновения отношения, переживания данной формы не как отвлеченного, объективного эталона, но как символа, имеющего субъективный смысл.

В то же время эти мысли Г.Г. Шпета наводят на размышление о том, что же считать правильной интерпретацией. Любое произведение можно расшифровать, как расшифровываются древние рукописи. Для этого нужно, прежде всего, полное знание о том, как понимали то или иное слово, тот или иной объект в то время, когда было написано произведение. Важно знать также исторический и социальный контекст, круг общения автора, его мировоззрение, чтобы расшифровать скрытые намеки, аллюзии, переживания художника. Этот подход может быть продуктивным для понимания роли данного произведения в свое время и его воздействия на современников. Но оправдан ли он для понимания того, что важно в этом произведении сейчас, для современных зрителей?

Именно невозможность тождественного понимания внутренней формы произведения разными людьми и делает интеллектуальную расшифровку неприемлемой для других художников, для воспитателей, которые, заражаясь эмоциями автора, стремятся передать их зрителям. Такое эмпатийное понимание может осуществляться на основе идентификации, помогающей зрителю или интерпретатору постичь состояние, которое испытывал автор произведения. Но может возникнуть и собственное переживание, при этом смысл, который вкладывает человек в данное произведение, в данную форму и даже в одни и те же слова, может существенно отличаться от первоначального. Такое изменение смысла может быть осознанным или бессознательным, но в любом случае оно происходит не через изменение формы, слова, а через изменение переживания. Поэтому чисто внешнее исследование динамики форм эти изменения не фиксирует. Примером такого изменения подтекста, смысла при неизменности текста может служить тот политический театр, который существовал у нас не так давно, да и сейчас еще не полностью ушел в прошлое.

Таким образом, не зная контекста, круга общения, переживаний художника, мы плохо понимаем и интерпретируем и содержание многих произведений, не умеем их правильно читать, хотя понимаем формы и слова. Но ошибка, как понимает ее автор, не является ошибкой с точки зрения зрителя, для которого может быть верным любое истолкование: ведь оно его собственное, вызывает в нем правильные, с позиции его времени, культуры и личности, эмоции. Значит, произведение остается живым искусством только тогда, когда помогает человеку что-либо осознать в себе и в окружающем мире. Оно живо до тех пор, пока созвучно переживаниям конкретного человека, помогает его личностному росту, становлению его самосознания или катарсису, снимая эмоциональное напряжение.