Обзор источников

Обращаясь к источникам по истории опричнины, исследователь сталкивается с чрезвычайными трудностями. Многие из важнейших видов источников для 60-70-х годов XVI в. почти целиком отсутствуют. Так, мы почти совершенно не располагаем законодательными материалами, уставными земскими и губными грамотами. 1567 годом обрывается официальное летописание. Только небольшими отрывками представлены писцовые книги. Другая трудность — это резкая тенденциозность памятников, содержащих оценку политики Ивана Грозного. Здесь мы сталкиваемся, с одной стороны, с откровенно выраженной враждебностью большинства иноземцев, бежавших с русской службы, а, с другой, — с полемической нетерпимостью Ивана Грозного и Андрея Курбского. Вместе с тем можно считать, что все основные сохранившиеся материалы по истории опричнины в настоящее время уже опубликованы.

Благодаря неутомимой и кропотливой работе П.А. Садикова историк теперь обладает значительным комплексом актов по истории земельной политики в годы опричнины²⁵². Несмотря на то что эти документы почерпнуты главным образом из монастырских фондов, они дают представление о характере «перебора» опричных земель и «людишек». В них обнаружились совершенно новые данные о возврате земель дворянам после отмены опричнины²⁵³.

В.Б. Кобрину удалось найти несколько весьма интересных актов, рисующих земельные владения опричников Черемисиновых и обстоятельства конфискации земель у боярина И.П. Федорова²⁵⁴.

Еще Д.Я. Самоквасов издал целый ряд писцовых выписей, послушные грамоты и другие памятники из остатков новгородского архива²⁵⁵. До того времени мы не обладали столь красноречивыми свидетельствами беззастенчивого грабежа опричниками новгородских крестьян. Аналогичные факты теперь известны и для других районов Русского государства²⁵⁶.

В. А. Кучкин обнаружил сотную выпись по Мурому 1566 г. — один из интересных документов, рисующих состояние городов и посадского населения в опричные годы²⁵⁷.

Исключительное значение имеет Ярославская писцовая книга 1567–1569 гг., обнаруженная С.Б. Веселовским²⁵⁸. Это единственное описание земель центральных районов страны, дошедшее до нас от опричных времен. В книге содержатся сведения о землевладении в волостях Игрище, Черемхе, Едомской. Подробно описана огромная вотчина И.Ф. Мстиславского в Юхте, Слободище и Черемхе²⁵⁹. Ярославская книга позволяет по-новому поставить целый ряд проблем, связанных с земельной политикой в период опричнины.

Много разнообразных сведений находится в писцовых книгах городов Казани и Свияжска 1565–1568 гг.²⁶⁰В частности, особый интерес представляют материалы по истории городского ремесла и данные о детях боярских, попавших в Казань и Свияжск в результате царской опалы. Писцовые книги Шелон-ской пятины 1571–1576 гг. рисуют состояние новгородских земель после опустошительного похода Ивана IV²⁶¹. В Веневских и Епифанских писцовых книгах 1571–1572 гг. обращают на себя внимание крупные княжеские вотчины на юге страны в годы опричнины (в частности, И.Ф. Мстиславского).

Ретроспективно сведения о служилом землевладении в годы опричнины можно почерпнуть из писцовых книг Московского уезда 1573–1574 и 1576–1578 гг., Коломенского уезда 1577–1578 гг. и некоторых других²⁶². Выпуклое представление о вотчине и служилых людях рязанского владыки дает сотная грамота 1567/68 г.²⁶³

В связи с почти полным отсутствием законодательных материалов²⁶⁴для изучения финансовой и судебной политики чрезвычайное значение приобретают жалованные грамоты, выдававшиеся духовным феодалам. В них мы находим и упоминания о земельных вкладах, и определение объема судебно-финансовых привилегий, и сведения о дьяках, выдававших грамоты. Составленный С.М. Каштановым перечень иммунитетных актов 1548–1584 гг. является ценным подспорьем для исследователей жалованных грамот. В нем около 150 грамот относятся непосредственно к 1561–1572 гг.²⁶⁵

За 60-е годы XVI в. монастырские приходно-расходные книги сохранились плохо. В нашем распоряжении имеются книги Кирилло-Белозерского монастыря за 1567–1568 гг.²⁶⁶и комплекс книг северного Николаевского Корельского монастыря (1560–1563,1565,1567,1568–1571,1572-1576 гг.), хранящиеся в архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР (ныне Санкт-Петербургского филиала Института российской истории РАН, далее — ЛОИИ ныне СПб ФИРИ)²⁶⁷. Представляют интерес книги Павлова Обнорского монастыря (декабрь 1568-январь 1570 г.²⁶⁸и фрагменты соловецких книг за 1571–1572 гг. (РГАДА, ф. 1201, № 207).

Из других хозяйственных книг, дающих картину феодальной эксплуатации в годы опричнины, отметим приходные книги 1564–1565 гг. и вытные книги конца 60-х годов небольшого Николаевского Антониева монастыря (Бежецкий Верх), изданные А.Г. Маньковым²⁶⁹. Всего этого, конечно, явно недостаточно, чтобы проследить сложные экономические процессы, протекавшие в феодальной деревне и в городе в бурные опричные годы.

Случайные фрагменты дошли до нас и из состава Царского архива. Но и они представляют исключительную ценность, ибо помогают постичь цели опричной политики и пути их осуществления. Множество документов архива, к сожалению, безвозвратно пропало в годы иностранной интервенции и крестьянской войны начала XVII в. О них сохранились лишь самые смутные упоминания в описях Царского архива и Посольского приказа 1614 и 1626 гг.²⁷⁰В последней (изданной только в отрывках) содержится краткое изложение статейного списка «из изменного дела 78-го году» о Великом Новгороде²⁷¹.

Среди материалов Царского архива находятся такие уникальные документы, как завещание Ивана Грозного 1572 г.²⁷², меновные грамоты 1566 г. с князем Владимиром Андреевичем на земли Старицкого удела²⁷³, поручные записи 1561–1571 гг. по некоторым князьям²⁷⁴, приговор земского собора 1566 г.²⁷⁵, приговор об избрании митрополита Филиппа²⁷⁶и некоторые другие.

Дошедший до нас состав записей можно считать более или менее полным. Большинство из них перечислено в 39-м ящике описи Царского архива, сделанной уже в 60-х годах XVI в.²⁷⁷

Отсутствуют только поручные по Д.Ф. Бельском, И.М. и А.М. Шуйским и И.И. Пронском. Но они вместе с названными выше есть в описи архива Посольского приказа 1614 г.²⁷⁸Никаких других поручных записей по княжатам и боярам в обеих описях нами не обнаружено, хотя они тщательно отмечают все документы подобного рода.

Опричнина неразрывно связана с ходом Ливонской войны. Поэтому для ее изучения очень важны как разрядные книги, содержащие записи о назначениях на высшие военные должности и о походах русских войск, так и посольские книги, сохранившие сведения о мирных переговорах в 60-70-х годах XVI в. К сожалению, разрядные книги изданы явно неудовлетворительно. Только разряд Полоцкого похода 1562–1563 гг. представлен обстоятельной публикацией²⁷⁹. Неоднократно публиковались различные разновидности краткой редакции разрядных книг: «Государев разряд» 1556 г. с продолжением до конца 1565 г.²⁸⁰, краткая редакция 1585 г. за 1556–1585 гг.²⁸¹и сокращенная редакция 1605 г.²⁸²К сожалению, пространная редакция остается еще не изданной, а именно она содержит наиболее обстоятельное описание военных служб 60-70-х годов²⁸³. Разрядные книги — основной источник для установления личного состава опричного корпуса, для изучения состава Боярской думы и служебной карьеры наиболее именитых лиц из верхушки московских феодалов.

Наряду с разрядными книгами для изучения военной истории России времени опричнины необходимо использовать отдельные документы разрядного характера. Так, изданы документы по организации сторожевой службы на южных окраинах в 70-х годах (и в том числе устав сторожевой службы 1571 г. князя М.И. Воротынского²⁸⁴. Недавно В.И. Буганов опубликовал росписи воевод и другие новые материалы о победе русских войск при Молодях в 1572 г.²⁸⁵Разгром татарских отрядов земскими войсками сыграл важную роль в ликвидации опричнины.

Из дипломатических бумаг по истории сношений России с европейскими странами лучше всего сохранились книги, содержащие статейные списки и договоры с Польшей и Литвой (1560–1571 гг.)²⁸⁶. Этот комплекс документов, конечно, особенно важен, потому что Великое княжество Литовское было той державой, с которой велись наиболее оживленные дипломатические сношения²⁸⁷.

В составе польских посольских дел находятся послания Сигизмунду II Августу, написанные от имени князей И.Д. Бельского, И.Ф. Мстиславского, М.И. Воротынского и И.П. Федорова, а на самом деле, вероятнее всего, составленные самим царем Иваном IV²⁸⁸. Неплохо представлены также и шведские дела за 1562–1572 гг.²⁸⁹Балтийскому вопросу посвящен ряд специальных публикаций²⁹⁰. Некоторые документы по русско-датским отношениям извлечены из Копенгагенского архива²⁹¹. Отдельные грамоты и донесения сохранились в Таллиннском архиве²⁹². Русско-английские переговоры можно изучить по дипломатической переписке, хранящейся в Англии²⁹³.

Восточные дела дошли до нас в более полном виде. Это статейные списки посольства И.П. Новосильцева (1570 г.) и А. Ище-ина (1571–1572 гг.) в Турцию²⁹⁴. Очень обстоятельные крымские дела за интересующее нас время, к сожалению, не изданы²⁹⁵. А именно здесь находятся столь широко известные памятники, как переписка Ивана IV с опричником Василием Грязным, находившимся в крымском плену²⁹⁶, документы об измене Кудеяра Тишенкова и т. п. Ногайские дела сохранились лишь за самое начало опричнины, причем изданы они очень скверно²⁹⁷.

Основную массу сведений о казнях Ивана Грозного мы черпаем из царских синодиков — списков казненных лиц, рассылавшихся для поминания по монастырям. Уже давно отброшены сомнения апологета опричной политики Е.А. Белова, считавшего синодики фальшивкой²⁹⁸. С.Б. Веселовским установлено, что только в начале 80-х годов Иван Грозный «пришел к мысли обеспечить души казненных поминовением»²⁹⁹и направил в различные монастыри списки лиц, казненных во время опричнины, и большие денежные суммы «на помин души». Изучение синодиков сопряжено с большими трудностями, несмотря на то, что С.Б. Веселовский составил алфавит лиц, упомянутых в них, который он сопроводил обстоятельным комментарием.

До недавнего времени были изданы только отдельные списки синодиков, причем, как правило, очень небрежно. Это два кирилло-белозерских синодика³⁰⁰, синодики Нижегородского Печерского³⁰¹, Спасо-Прилуцкого³⁰²и Никитского Переяславского монастырей³⁰³.

Несколько очень важных текстов остаются вовсе неизданными. Это указанные С.Б. Веселовским³⁰⁴синодики: Троицкого монастыря³⁰⁵, Костромского Богоявленского (на л. 157–168 в одном из списков синодика Костромского областного архива), Чудова монастыря³⁰⁶и дефектные списки Московского Богоявленского монастыря³⁰⁷. Д.Н. Альщиц нашел рукопись XVII в. полного Богоявленского синодика 14 января 1584 г.³⁰⁸Можно указать еще синодик Благовещенского Киржачского монастыря³⁰⁹и копию XIX в. с синодика Свияжского Богородицкого монастыря³¹⁰. Р.Г. Скрынников обратил внимание еще на Соловецкий список XVII в.³¹¹и отрывок из синодика Антониева Сийского монастыря XVII в.³¹²Он же опубликовал сводный текст синодика по сохранившимся спискам. Правда, принцип отбора им вариантов и основных чтений остается не вполне ясным. Текстология списков синодика нуждается еще в доисследовании. Зато вывод Р.Г. Скрынникова о том, что в основу составления синодика в целом положен хронологический принцип размещения материала, может быть принят. Он также предположил, что источником синодика были списки казненных, хранившиеся в Государственном архиве. Однако данный вопрос должен быть рассмотрен более обстоятельно³¹³.

Трудность изучения синодиков вызвана самим характером записей в этих памятниках: синодики представляют собой перечни собственных имен для поминовения. Только в отдельных случаях между строк над тем или иным именем помещена фамилия (часто киноварью). Расшифровка этих перечней чрезвычайно затруднена. Дополнительным источником для изучения состава казненных Иваном Грозным могут служить вкладные книги монастырей с записями о суммах, данных «на помин души» того или иного лица. Записи дают сведения о времени смерти интересующего нас деятеля: поминальный вклад делали некоторое время спустя после смерти поминаемого, а число, когда раздавали монахам «корм», иногда совпадает с датой его смерти. Много вкладных книг издано, но не менее остается еще не опубликованными. Так, не издана важнейшая вкладная книга Троице-Сергиева монастыря (хранится в Загорском музее)³¹⁴.

Вкладные книги Волоколамского монастыря изданы, но с серьезными искажениями (как, впрочем, и другие публикации A.A. Титова³¹⁵. Основной текст их написан еще в 1553/54 г., а отредактирован в 1563/64 г. Вассианом, бывшим архимандритом Тверского Возмицкого монастыря. Позднейшие приписки в книгах доходят до 1572/73 г., т. е. захватывают время опричнины. Не меньший интерес представляют записные книги Волоколамского монастыря, составленные Евфимием Турковым в 1584/85 г.³¹⁶Сложность изучения вкладных книг заключается в том, что обычно по истечении определенного срока поминовения имя вкладчика вычеркивалось из них. В результате книги вскоре становились непригодными для употребления, их уничтожали, а оставшиеся имена переписывались в другие книги. Поэтому основная масса дошедших до нас книг относится не к XVI, а к XVII в., и в них очень мало сведений более ранних. Как правило, это только крупнейшие вклады царя и княжат (во вкладных книгах вообще записывались главным образом крупные вкладчики). Опубликовано несколько вкладных и кормовых книг, интересных для историка опричнины. Это книги монастырей: Кирилло-Белозерского³¹⁷, Нижегородского Печерского³¹⁸, Антониева Сий-ского³¹⁹, Ростовского Борисоглебского³²⁰, Брянского Свенского³²¹и некоторых других³²². Не изданы вкладные книги Симонова монастыря с интересными сведениями о царских вкладах «опальной рухляди» (оружие, платья, иконы и т. п.)³²³.

Для того, чтобы разобраться в сложных генеалогических взаимоотношениях русского дворянства, имевших столь важное значение для московской служилой лестницы чинов, необходимо внимательно изучить родословные книги и местнические дела. К сожалению, до настоящего³²⁴времени не существует издания официальной родословной книги XVI в., которое бы отвечало современным археографическим требованиям³²⁵, а многие десятки списков разбросаны по различным архивохранилищам. Не опубликована основная масса родословных росписей, подававшихся дворянами в Разряд в конце XVII в.³²⁶

После отстранения от власти Алексея Адашева официальное летописание постепенно приходит в упадок. Последние записи официального свода относятся к 1567 г.³²⁷В 224 ящике Царского архива помещались «списки, что писати в летописец, лета новые прибраны от лета 7068-го до лета 7074-го и до 76-го»³²⁸. Итак, действительно, летопись доходила до 1567 г. (7076 год начинался с 1 сентября 1567 г.). В этой летописи (которую по одному из списков иногда называли Александро-Невской) содержались такие ценные сведения, как изложение указа об учреждении опричнины, первые мероприятия, направленные против боярской крамолы, записи о ходе Ливонской войны.

Для изучения русской общественной мысли опричных лет и для характеристики политической направленности карательных мер правительства Ивана IV огромный интерес представляют вставки в Синодальный список лицевого (иллюстрированного) летописного свода и в Царственную книгу (копия). Интерполяции в официальное летописание, сделанные, как это убедительно показал Д.Н. Альшиц³²⁹, в канцелярии Ивана Грозного, относятся к событиям, совершавшимся в малолетство царя и в годы правления Избранной рады (до 1557 г.). Но так как они составлялись уже много лет спустя, то раскрывают перед читателем происшедшие к тому времени разительные перемены в политических и личных симпатиях царя.

Редакционная правка Синодального списка лицевого свода, несомненно, связана с опалой на князя Владимира Андреевича Старицкого. В самом деле, согласно приписке, относящейся к расследованию причин побега за рубеж князя Семена Лобанова-Ростовского, этот князь заявил «сыскной комиссии» следующее: «Ко мне на подворье приезжал ото княгини от Офросиньи и от князя Владимира Ондреевича, чтобы я поехал ко князю Володимеру слушати ее и людей перезывал»³³⁰. Князь Семен Лобанов-Ростовский в 1553 г. был, вероятно, глашатаем идеи воцарения князя Владимира после смерти Ивана IV. Но после какой опалы на князя Владимира (1563 или 1566 г.) появилась летописная версия, приписывающая инициативу старицкому князю в переговорах с Лобановым-Ростовским? Д.Н. Альшиц считает, что это было еще в 1563 г., когда царь Иван забрал себе для просмотра дела об отъезде князя Семена «во княж Володимерова деле Ондреевича»³³¹. В июне 1563 г. действительно Иван IV «опалился» на Владимира Старицкого³³². Но все это само по себе еще не дает основания датировать приписки к летописи 1563 годом.

Не более основательны и другие аргументы автора в пользу предложенной им датировки. Синодальный список излагает события до августа 7075, т. е. 1567 г. Однако приписки делались на той части текста, которая доходит до 1557 г. Отсюда Д.Н. Альшиц заключает, что в момент редактирования рукопись Синодального списка обрывалась ранее 1567 г., по его соображениям, — 1560 г. Для доказательства этого необходимо было показать наличие палеографического рубежа (смены почерков) в тексте списка, но этого-то рубежа Д.Н. Альшиц не нашел, что исключает возможность многоэтапного составления Синодальной рукописи. Более того, Н.П. Лихачев показал, что этот текст лицевого свода написан на той же французской бумаге, что и книги дипломатических сношений с Польшей: № 9 (1570–1571) и № 10 (1575–1579)³³³, т. е. работа над составлением лицевой рукописи велась вряд ли многими годами раньше 1570 г., тем более что даже во Франции наиболее ранние документы на подобной бумаге датируются 1566 г. Поэтому дата 1560 г. для какой-то части Синодального списка невероятна.

Источниковедческие наблюдения Д.Н. Альшица показывают, что существовал первый вариант официальной летописи, протограф Синодального списка, оканчивавшийся 1560 г., но, что он был тождествен самой Синодальной рукописи (без дополнений за 1561–1567 гг.), доказать автору не удалось.

Не могут быть признаны убедительными и соображения Аль-шица об исправлении Синодальной рукописи до 1564 г. (точнее, около 1563 г.). Первое соображение автора касается оценки в летописи деятельности деда А.М. Курбского М.В. Тучкова. В приписке к Синодальному списку говорилось, что в 1539 г. Шуйские посадили «за сторожи» князя И.Ф. Вельского, а М.В. Тучкова сослали «в его село»³³⁴. В Царственной книге сообщается, что в 1539 г. «бысть вражда между великого князя бояр», причем Шуйские стали враждовать с И.Ф. Бельским и М.В. Тучковым. О ссылке Тучкова уже не упоминается³³⁵. Из этого Д.Н. Альшиц делал вывод, что М.В. Тучков «из жертв усобицы… превратился в одного из зачинщиков кровавых местнических споров». Поэтому он считает, что приписки к Синодальному списку сделаны были еще тогда, когда внук Тучкова А.М. Курбский «был в чести», т. е. до 1564 г., до побега князя Андрея и до первого послания Грозного Курбскому, где уже содержались нелестные отзывы о Тучкове³³⁶. Прежде всего необходимо внести уточнение: летом 1563 г. (когда, по Альщицу, делались приписки) князь Андрей был отнюдь не в чести, а находился в ссылке в Юрьеве. Но дело даже не в этом. И в рассказе Синодального списка Тучков представлялся одним из зачинщиков боярских распрей, каковым он выступает в Царственной книге, может быть только не так явно. Ничто не указывает на то, что во время составления синодального рассказа его внук князь Андрей был «в чести». В приписке под 1554 г. указано, что окольничий А. Адашев вел расследование по делу о князе Семене Ростовском. Если следовать ходу рассуждений Алыиица, то и этот уже явный «крамольник» в 1563 г. пользовался у Грозного полным доверием: он считал возможным специально оговорить, что Адашев возглавлял следственную комиссию из преданных царю лиц. Не большую весомость имеют и другие доводы Д.Н. Альшиц³³⁷.

Нам представляется, что Синодальный список правился уже тогда, когда он был закончен, т. е. после августа 1567 г. В приписке под 1554 г. среди сторонников князя Семена Лобанова-Ростовского названы лица, подвергшиеся репрессиям в 1565 г. (П.М. Щенятев, Д.И. Нагой и Куракины). Это, казалось бы, датирует Синодальный список во всяком случае временем более поздним, чем 1565 г. Подробный рассказ об «измене» князя Семена также уместно было вставить скорее после 1565–1566 гг., когда князь Семен был казнен, чем в 1563 г., когда он еще был жив.

Весьма вероятно, что работа над Синодальным списком производилась после августа 1568 г., когда царю были посланы «летописец» и «тетрати» для просмотра³³⁸.

«Летописец» в это время содержал рассказ также до 1560 (7068) г.³³⁹, а «списки новые, что писати в летописец» или «тетрати» повествовали о событиях 7068–7076 гг., после того как все эти материалы были взяты в Слободу и появился текст Синодального списка, позднее подвергшийся правке по указаниям царя³⁴⁰.

С канцелярией Ивана Грозного связывал интерполяции Царственной книги еще С.Б. Веселовский, считая, что «они сделаны лет 18–20 спустя после болезни царя 1553 г. при непосредственном близком участии самого царя и с определенной тенденцией — оправдать царя в казни старицких князей в 1569 г.»³⁴¹. Существенные коррективы в построения Веселовского внес Д.Н. Альшиц, доказавший, что приписки к Царственной книге появились не позднее 1570 г., т. е. до казни И.М. Висковатого, предстающего в этих текстах перед читателем в качестве верного сподвижника царя³⁴². Но вот когда автор пытается уточнить датировку, то тут и возникают сомнения. Д.Н. Альшиц ссылается на сведение описи Царского архива, согласно которому царь в августе 1568 г. взял в Слободу «летописец и тетрати»³⁴³. По мнению Алыиица, в 1568 г. речь может идти только о просмотре текста за 7068–7076 гг. Более ранний текст редактировался, вероятно, ранее, т. е. Царственная книга составлена была до 1568 г.³⁴⁴Выше мы показали, что Альшиц неудачно интерпретирует запись составителя описи Царского архива. В 1568 г. составлялся, вероятно, Синодальный список. Работа над приписками к Царственной книге проходила позднее³⁴⁵. Исправления в текст Синодального списка внесены между октябрем 1569 г.³⁴⁶и июлем 1570 г.³⁴⁷, т. е. уже после казни Владимира Старицкого и до расправы с Иваном Висковатым и другими лицами, изображенными в приписках сторонниками царя³⁴⁸. К тому же в 1569 г. был казнен И.И. Пронский, представленный в приписках сторонником Владимира Старицкого³⁴⁹.

Д.Н. Альшиц обратил внимание на текстуальную и идеологическую близость приписок к лицевым летописям и первого послания Ивана Грозного к Курбскому³⁵⁰. Это чрезвычайно важное обстоятельство позволяет выяснить непосредственное воздействие Ивана IV на создание официального летописания³⁵¹.

До нас дошло сравнительно мало летописных памятников, отразивших взгляды политических противников централизаторской политики Ивана IV. Это в основном летописи новгородского или псковского происхождения. В 1567 г. игумен Псковско-Печерского монастыря Корнилий дополнил и обработал свод 1547 г.³⁵²Составитель нового свода выступает как лицо, враждебно относящееся к московской власти. В духе обличения писал он о деятельности Ивана Грозного, а присоединение Пскова к Москве рассматривал как акт прямого насилия³⁵³. Как известно, Корнилий принадлежал к числу монахов нестяжательского толка, был близок к Андрею Курбскому и в 1570 г. казнен Иваном Грозным³⁵⁴.

Новгородское летописание к концу XVI в. мельчает и как исторический источник теряет свое значение. К 80-м годам XVI в. относятся последние записи в так называемой Новгородской второй летописи³⁵⁵. Наибольший интерес представляет рассказ о походе Ивана IV 1570 г., в котором обстоятельно описан разгром Новгорода. Составлен летописец, очевидно, в канцелярии новгородского архиепископа³⁵⁶. Сухой перечень сведений, относящихся к деятельности новгородских епископов и архиепископов, содержит Краткий летописец новгородских владык, составленный, очевидно, в конце XV в. и пополнявшийся на протяжении XVI в.³⁵⁷Материалы о церковной истории Новгорода XV–XVII вв. находятся в так называемом «Летописце новгородском вкратце, церквам божиим…»³⁵⁸. В его же составе дошел ряд повестей (в том числе Повесть о приходе Ивана IV в Новгород в 1570 г.).

О бурных событиях этих лет сохранились отдельные краткие записи, сделанные, вероятно, в Кириллове монастыре³⁵⁹. Волоколамский летописчик Игнатий Зайцев сообщает о московском пожаре 1571 г. и о «море» 1568–1571 гг.³⁶⁰Велись краткие летописные заметки и в Соловецком монастыре, в них внесены сведения о смерти Владимира Старицкого, судьбе его семейства, Ливонской войне и т. п.³⁶¹Отдельные отголоски опричнины слышатся в лаконичных сведениях местных летописей — вологодских, великоустюжской и др.³⁶²Свежие, хотя и не всегда точные, сведения находятся в Пискаревском летописце и хронографе 1617 г.³⁶³О последнем из этих памятников мы уже упоминали, начиная историографический обзор.

Уже давно классическим источником по истории опричнины сделались сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского. В настоящее время мы имеем прекрасно выполненную Д.С. Лихачевым и Я.С. Лурье публикацию посланий Ивана Грозного³⁶⁴. Следует отметить тщательное выявление Я.С. Лурье рукописной традиции посланий Ивана Грозного Андрею Курбскому и изучение истории текста этих памятников. Сравнительно хорошо Г.З. Кунцевичем изданы оригинальные труды Курбского³⁶⁵, однако принадлежащие Курбскому переводы, снабженные интересными комментариями, еще ждут публикации. Не все, конечно, решены сложные источниковедческие вопросы, касающиеся полемики двух крупнейших публицистов и политических деятелей второй половины XVI в.³⁶⁶Не вполне ясны обстоятельства и время проникновения писем Курбского в рукописную литературу³⁶⁷. Не определена еще степень тенденциозности сведений, содержащихся в трудах обоих полемистов³⁶⁸.

Тревожную обстановку кануна опричнины рисует опубликованная М.Н. Тихомировым «Повесть о свершении большия церкви», в которой рассказывается о посещении Иваном Грозным Переславля-Залесского в 1564 г.³⁶⁹

Весьма своеобразную группу источников составляют записки иностранцев. Советские историки много сделали для их изучения³⁷⁰. В частности, ими изданы в русском переводе сочинения И. Таубе и Э. Крузе, А. Шлихтинга и Г. Штадена, содержащие наиболее ценные рассказы по истории опричнины³⁷¹.

Таубе и Крузе — два лифляндских авантюриста, попавшие в плен к Ивану IV во время Ливонской войны в 1560 г. В 1564 г. они были отпущены на свободу, вели от имени царя переговоры с магистром Ливонского ордена Кеттлером и принцем Магнусом, но в декабре 1571 г. изменили царю и бежали в Польшу. Вскоре после этого они написали послание, адресованное польскому гетману Яну Ходкевичу. В своем послании они прилагали все усилия, чтобы завоевать доверие гетмана и оправдаться в «перелетах»; средством для этого и было изображение «ужасных злодеяний» царя московского в опричные (1564–1571) годы. Картинное описание казней, составленное обычно по слухам и рассказам очевидцев, занимает центральное место в послании. Позднее (в 1582 г.) оно было с небольшими изменениями перепечатано в виде отдельной брошюры неким Гоффом³⁷².

Померанец Альберт Шлихтинг попал в плен в битве у крепости Озерище (осенью 1564 г.). Зная словенский язык, он сделался переводчиком у бельгийского врача Арнольда Лензея. Прожив на Руси около шести лет, он, проведав о грозящей его жизни опасности, осенью 1570 г. бежал в Польшу, где и составил свое «Сказание» (около февраля 1571 г.)³⁷³. Это произведение Шлихтинга широко использовал веронец Гваньини в 5-й главе своего сочинения «Описание Московии»³⁷⁴, а рассказ Гваньини в переработанном виде лег в основу соответствующей части трактата Павла Одерборна.

Вестфалец Генрих Штаден тоже некоторое время служил при московском дворе. Однако он попал на Русь не военнопленным, а сам в 1564 г. из Риги перебрался в Дерпт, откуда его отправили в Москву. Здесь его пожаловали поместьями и приняли в опричнину. Вместе с царем Иваном он участвовал в Новгородском походе 1570 г. После отмены опричнины Штаден отправился на север и в 1576 г. покинул Россию. Для своего шурина пфальцграфа Георга Ганса в 1577–1578 гг. он и составил «Описание Московии»³⁷⁵и фантастический проект оккупации России.

Несмотря на явную враждебность к Русскому государству, недостоверность многих источников информации, иноземцы-авторы записок — сообщили ценные известия о боярских заговорах (Шлихтинг), о выступлении членов Земского собора 1566 г. (Таубе и Крузе), о приказном аппарате (Штаден) и о других фактах³⁷⁶.

Кроме переведенных на русский язык сохранился ряд сочинений иностранцев о России XVI в., не изданных в переводе: это Ф. Руджиери (1568)³⁷⁷, Джерио (1571)³⁷⁸. Гваньини (1581), Одерборн (1585)³⁷⁹и некоторые другие.

Интересные данные о Ливонской войне и боярской крамоле имеются у польских хронистов Мартина Вельского³⁸⁰, Матвея Стрыйковского³⁸¹и прибалтийских историков Рюссова (1578), Геннинга (1595) и Ниенштедта³⁸². Отдельные сведения об опричнине сообщают иностранные авторы, писавшие специально о России в 60-90-е годы XVI в.: Р. Барберини (1564)³⁸³, Рандольф (1568–1569)³⁸⁴, Пернштейн³⁸⁵, Кобенцель³⁸⁶, Ульфельд³⁸⁷, Даниил Принц³⁸⁸(последние четверо писали о посольстве 1575–1576 гг.), Горсей³⁸⁹, Флетчер³⁹⁰(1591) и др.³⁹¹

Таков краткий обзор источников по истории опричнины.