Глава 1. Дж. Ст. Милль о роли образования в условиях демократии.

Стремления Милля были направлены на создание научной социальной философии, которая содержала бы в себе специальные научные методы, анализ социальных явлений и обосновывала необходимость общественных реформ. Данная философия должна была содержать в себе этику, психологию, логику, этологию (по Миллю, это наука, которая выводит характер человека из социальных влияний), политическую экономию. По мнению Милля «отрицательная метафизика»¹препятствует научному исследованию и мешает «позитивному направлению».

Человеческой силе везде положены очень узкие пределы. Она может действовать только при помощи какой-то одной или нескольких природных сил. Поэтому силы, которые могут быть направлены к желанной цели, должны существовать, и они действуют по своим собственным законам. В политике, как в механике, надо искать вне машины силу, которая сообщает машине движение, а если ее нет, или она не достаточна, чтобы превзойти возможные препятствия, дело не пойдет на лад. Это означает лишь то, что политическое искусство подвержено тем же ограничениям и условиям, как и все другие искусства.

Силы, говорят нам, от которых зависят великие политические явления, не могут быть подведены под управление политиков и философов. Какова бы ни была преобладающая в обществе сила, она получит преобладание в правлении; перемена в политическом устройстве не будет долговечна, если не предшествует или не сопровождается изменением в распорядке общественных сил. Поэтому народ не может себе выбрать форму правления. Ему доступен выбор только в практическом устройстве, но все остальное, назначение высшей силы, определяют без него общественные условия.

Что подразумевают под силой, когда говорят, что самая значительная общественная сила будет значительнейшей силой в правлении? Не мускулы и не жилы; иначе чистая демократия была бы единственно возможной гражданской формой. К силе мускулов присоедините два другие элемента, собственность и ум и мы будем ближе к истине, хотя все еще далеки от нее.¹

По словам Милля, не только меньшинство руководит большинством, иногда в большинстве может преобладать собственность и дарование и при всем том оно бывает в подчинении насильственном или каком другом, у меньшинства, которое в том и другом отношении стоит ниже его. Чтобы все эти разнообразные элементы силы могли иметь политическое влияние, они должны быть организованы и выгоды организации на стороне тех, в руках которых правление.

Общественная сила, имеющая стремление переходить в политическую силу, не есть сила инерции, пассивная, но и деятельная; другими словами сила, которую действительно прилагают на деле, собственно говоря, очень небольшая доля существующей силы. Как говорил английский философ, большая часть всякой силы состоит в воле. Кто думает, что достаточно иметь в руках общественную силу, чтобы завладеть под конец и правительственной силой, и что поэтому нет нужды стараться о влиянии на склад правительственных форм путем влияния на мнения – тот забывает, считал он, что мнение само по себе одна из значительных общественных сил. Одно лицо с убеждением есть социальная сила, равная девяносто девяти лицам, имеющим одни только интересы. Кто успел создать общее убеждение, что известная представительная форма или какой-нибудь общественный факт достоин предпочтения, тот сделал самый важный шаг, чтобы склонить общественные силы на сторону этого факта.

Милль предлагает тем, кто хочет убедиться, что отвлеченная мысль есть одна из главных элементов общественной силы, вспомнить тот век, когда едва ли был престол в Европе, который не был бы занят либеральным любящим преобразования королем, либеральным и преобразующим императором и, что всего удивительнее либеральным и преобразующим папой : век Фридриха Великого, Екатерины II, Иосифа II, Петра Леопольда, Бенедикта XIV, Ганганелли, Помбаля, д’Аранда, когда сами неаполитанские Бурбоны были либералами и реформаторами, когда все деятельные умы французской аристократии были исполнены идей, которые вскоре обошлись им столь дорого. Доказательство того, как часто физическая и экономическая силы еще не составляют всей общественной силы. Как люди мыслят, определяет, что они делают, и если мнения и убеждения обычных людей в гораздо большей мере зависят от их личного положения, чем от разума, не малое влияние на них имеют и мнения и убеждения тех, которые занимают иное положение, чем они и совокупный авторитет образованных людей. Поэтому если все образованные люди могут придти к заключению, что такое-то социальное устройство, такое политическое или какое другое учреждение хорошо, а другое дурно, одно желательно, другое достойно осуждения, уже этого одного достаточно, чтобы дать одному и отнять у другого содействие общественной силы, которая одна дает возможность ему существовать. Таким образом, истина, по которой правление страны бывает таким, каким создают его необходимо существующие общественные силы, эта истина верна только в том смысле, в котором она поощряет, вместо того, чтобы отвращать попытку разумного выбора между всеми формами правления, возможными в данном состоянии общества.

По Миллю, политический механизм не действует сам собою. Он как делается людьми, так и работает за счет людей и даже очень обыкновенных. Он нуждается не только в допущении, но и содействии и должен подходить к способностям и качествам людей в данный период. Для этого Милль выделял три условия: народ, для которого форма правления предназначена должен желать принять ее, и если не желать, то хотя бы не мешать ее установлению. Он должен иметь желание и способность делать все нужное для ее поддержания. Так же он должен делать все, что потребуется от него, чтобы дать ей возможность достигнуть своего назначения. Народ должен выполнять условия деятельности и воздержания, необходимые для поддержания существующей политической системы, и для того, чтобы сделать ее способной достигнуть своих целей, так как способность достижения составляет ее силу.

При отсутствии хотя бы одного из этих условий делает такую форму правления совершенно невозможной.

С другой стороны народ может не желать и быть не способным выполнить те обязанности, которая налагает на него избранная форма правления. Грубый народ может быть неспособен к воздержанности, которое оно требует, его страсти могут быть слишком необузданны, его личная гордость слишком взыскательна. В подобном случае цивилизованное правление должно быть в значительной мере деспотическим; таким над которым народ не имел бы контроля, и которое в значительной степени стесняло бы его действия.

Далее, должен считаться неспособным к какой -либо другой свободе, кроме ограниченной, всякий народ который в преследовании преступников не содействует по собственной воле закону и общественным властям. Народ, который более склонен скрыть преступника, чем поймать его, более похож на индуса способного дать ложное свидетельство, чтобы спасти человека его ограбившего, чем показать на него, тем самым возбудив его месть. Но что если дело дойдет до убийства на улице на глазах у народа? Все будут сторониться места преступления, тем самым ограждая себя от чужих, по их мнению проблем, считая, что это подлежит ведению полиции. Народ, который негодует на казнь, но спокойно смотрит на убийство:- такой народ требует общественных властей с более обширным правом кары, потому что им только могут быть гарантированы самые необходимые требования цивилизованной жизни.

Как не мало заслуживают порицания выросшие в таких привычках чувства, хотя такие привычки и устраняются под конец хорошим правлением, но пока он существует в народе, он не может управляться с таким малым вмешательством власти, как народ, которого симпатия стоит на стороне закона и который готов деятельно содействовать его приложению.

Всегда нужно брать во внимание народный нрав и народный характер, сопровождаемый мнением, вкусами и обычаями народа. Было бы большой ошибкой со стороны законодателя, не принять таких мер, которые дали бы средство извлечь возможную пользу из таких существующих обычаев и наклонностей. С другой стороны было бы преувеличением возвести в необходимые условия то, что является поддержкой и облегчением. Людям свойственны привычные для них действия; но в то же время они привыкают к вещам для них новым. Если постоянно сталкиваться с одной идеей, то можно превратить ее в привычку, если она даже была чужда в начале. Существует масса примеров, когда целый народ охватывала жажда новизны. Народ очень восприимчив к новизне и способен приспособляться к новым условиям. Но нельзя судить по какой-нибудь одной общей мерке о способностях известного народа, так как у различных народов отличаются степени цивилизации друг от друга. Здесь нужно брать во внимание знания каждого отдельного народа. Предложить и защитить известный институт или форму правления, выставить его преимущества в самом ярком свете, - это один из способов, чтобы воспитать мысль народа не только к принятию и требованию учреждений, но и к исполнению их.

Милль, в своей работе «размышления о представительном правлении», говорил, что важно учитывать культурные особенности и исторический опыт, чтобы понять общественные явления: политические и социальные реформы, которые ведут к демократии уже не рассматриваются им , как средства, которые избавят от несправедливости, так как они зависят от местных условий, нужно учитывать и возможные недостатки, например, возможная власть большинства, которая может привести к распространению конформизма и посредственности.