5 курс / Психиатрия детская (доп.) / Нейропсихология / Govard_Gardner_Struktura_Razuma

Похожие примеры таких способностей можно найти и на заре нашей цивилизации: в период античности и Средневековья были разработаны детальные системы для облегчения запоминания, в том числе нумерованные списки, взаимосвязанные образы, пространственные коды, зодиакальные системы и астрологические схемы.

Если человек с хорошей памятью был когда- то в большом почете, то с распространением грамотности и с появлением возможности хранить информацию в книгах, доступных каждому, значение развитой вербальной памяти несколько снизилось. Позже благодаря появлению книгопечатания эта способность еще больше утратила свою важность. И все же в некоторых кругах эти способности по- прежнему ценятся. К. Андерс Эриксон и Уильям Чейз недавно доказали, что умение запоминать

количество знаков от семи до 80 и даже больше. Это достигается с помощью упражнения, в котором укрупняются запоминаемые элементы. Ведь всем известно, что намного проще запомнить последовательность

14921066177620011984,

если представить ее в виде знаменательных дат англо-американской истории32. Учебники для тренировки памяти и люди-мнемоники не утратили своей популярности. Наконец, в некоторых сферах

32 1492 — Христофор Колумб открыл Америку; 1066 — герцог

принятие Декларации о независимости США; 2001 — теракт в Нью-Йорке (разрушение Всемирного торгового центра); 1984 — проведение в Лос-Анджелесе XXIII Олимпийских игр. — Примеч. ред.

хорошая вербальная память имеет решающее значение. Философ Сузан Ланджер рассказывает следующее.

Моя вербальная память похожа на бумагу от мух. В этом есть как хорошие, так и плохие стороны, потому что в таком случае мозг заполняется и нужными, и бесполезными сведениями. Например, я до сих пор помню любой куплет из рекламных роликов, которые видела в детстве, и они всплывают в моей голове в самые неожиданные и неподходящие моменты. И в то же время я помню множество хороших стихов, прочитанных много лет назад, которые очень приятно иногда процитировать. Хотя моя вербальная память, наверное, скорее исключение, чем правило, я не могу похвалиться хорошей зрительной памятью... Плохая зрительная память особенно мешает при работе с обширным исследовательским материалом. Вот почему мне пришлось разработать свою систему карточек с записями.

Умение запоминать большой объем информации

— это очень важный дар в необразованных сообществах. Люди, наделенные такой способностью, выделяются на общем фоне, а обряды инициации иногда настолько сложны, что способствуют выявлению у человека такого таланта. Конечно, подобные способности можно развивать и культивировать, но намного лучше, если человек в состоянии запоминать множество сведений без особых усилий, как это было в случае с мнемоником, которого изучал Александр Лурия33, и в чуть меньшей степени — в примере, описанном Сузан Ланджер.

Иногда хорошая память ценится сама по себе, но намного чаще она важна вместе со способностью соотносить слова с другими символами, например с числами или изображениями.

33 См. Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти. — Примеч. ред.

В данном случае мы сталкиваемся с возникновением неких тайных кодов, прежде всего вербальных, к которым человек может прибегнуть при выполнении заданий, требующих развитых навыков. Способность представителя западной цивилизации решать кроссворды или разгадывать акростихи можно сравнить с умением жителей других культур с ходу выдавать каламбур или изобретать и осваивать бессмысленный язык. В почете были словесные поединки. Например, у народности чамула в мексиканском штате Чиапас распространена игра, в которой один участник подает фразу, имеющую как явный, так и скрытый смысл (как правило, сексуальный). Его соперник должен ответить своей фразой, которая в незначительной звуковой детали отличается от первой и тоже имеет двойное значение. Если он не может подобрать вариант, то проигрывает. Например.

Мальчик 1 (начинает): ак'Ъип avis ("дай мне твою сестру").

Мальчик 2 (отвечает): ак'Ъо avis ("дай это твоей сестре").

Состязания в ораторском искусстве, во время которых участники соревнуются, подбирая подходящие цитаты из известных пословиц или песен, описаны у многих народностей. Это способ, который мог бы одобрить Уильям Джеймс, искавший "нравственный эквивалент" войны. Действительно, соревнования по произнесению речей у маори, например, зачастую заменяли военные сражения, так как те полагали, что победа в подобных состязаниях убедительно доказывает превосходство той или иной общины. И, как будто чтобы подчеркнуть важность устной речи, в языке цельталь семьи майя существует больше 400 терминов, описывающих возможности ее использования.

Помимо этих относительно редких случаев использования речи известны примеры, когда величайшего успеха в политике добивались именно те люди, которые обладали исключительными ораторскими способностями. Конечно, не случайно многие выдающиеся лидеры в Африке и Азии завоевали всеобщее признание как талантливые риторы, а их стихи до сих пор декламируются в народе. Такая поэзия, как и пословицы, часто применялась в качестве легко запоминающегося способа передачи важной информации. Ораторское искусство входит в список обязательных предметов для изучения аристократией в странах с традиционной кастовой системой, и очень часто бывает так, что для представителей более низких слоев населения такие способности имеют решающее значение для дальнейшей жизни. Традиционный источник авторитета для старейшин рода — это их понимание смысла пословиц и популярных изречений, которые по-прежнему остаются загадкой для менее уважаемых членов сообщества. Например, в языке народности кпелле в Либерии существует особый говор, "глубокий кпелле", — сложный язык, богатый пословицами, понять который молодые члены общины не в силах. Более того, в некоторых традиционных сообществах способность красноречиво представить свое дело в суде часто играет решающую роль при вынесении вердикта.

В племени чиди в Ботсване реальная власть вождя определяется его умением выступать в публичных дебатах, которые по окончании тщательно анализируются другими членами группы. Элементы подобных ценностей можно заметить и в

изучают политическую риторику, а совершенные навыки сохраняются до конца жизни. Корни такого уважения теряются в эпохе Древней Греции, где политическую власть удерживали лишь те, кто обладал превосходными ораторскими навыками. Вот что пишет Эрик Хавлок, изучавший ораторское искусство тех времен.

Вопределенных пределах лидерство в общине

принадлежало тем, кто превосходил других в понимании мелодичности и ритма речи. Примером этого служит эпический гекзаметр. Такие же способности проявлялись и в умении сочинять rhemata — емкие высказывания, в которых помимо метрических приемов использовались также ассонанс и параллелизм. Хороший исполнитель на пиру ценился не только как талантливый актер, но и как прирожденный лидер...

Признанный судья или полководец чаще всего были людьми с отличной устной памятью... В целом в процессе социальных взаимоотношений в Греции больше всего ценился интеллект, и он же отождествлялся с властью. Под интеллектом мы понимаем отличную память и превосходное чувство словесного ритма.

Ошибкой было бы считать, что в нашем обществе значение ораторского искусства постепенно сошло на нет (здесь уместно вспомнить политические заслуги таких талантливых ораторов, как Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди, а в последнее время — Рональд Рейган). И все-таки по

столь высоко. Логико-математический интеллект, сфера применения которого не столь широка, ценится все же не меньше лингвистического. И если в традиционных сообществах устная речь, риторика и игра слов по-прежнему играют важнейшую роль, то в нашей цивилизации большее значение имеет письменное слово — от хранения информации в книгах до умения ясно выражать свои мысли в письменном виде.

Хотя и устная, и письменная речь, несомненно, базируются в основном нa одних и тех же способностях, но для того, чтобы четко формулировать мысли в письменной форме, требуются особые дополнительные умения. Человек должен уметь доступно изложить ту дополнительную

(жесты, интонация и обстоятельства разговора). Здесь необходимо высказать все, что требуется, лишь с помощью слов. Эти сложности не приходят человеку на ум, когда он впервые пробует себя в литературе. Если он совершенствует свое умение высказывать мысли с помощью одного выразительного средства, овладеть другими ему будет не всегда просто (хотя всегда были и будут поразительные исключения из этого правила, например Уинстон Черчилль или Шарль де Голль).

Создание объемного труда — романа, исторической пьесы, учебника — требует иных способностей, чем при написании литературных произведений малой формы, например письма или стихотворения, или же в устных выступлениях, будь то краткая речь, длинная лекция или декламация поэзии. Если в стихотворении акцент делается на подборе каждого слова и его подаче в относительно небольшом числе строк, на том, чтобы в этой краткой форме передать одну или несколько мыслей, то в случае с романом необходимо изложить намного больше тем и идей, которые зачастую сложно переплетаются друг с другом. Подбор слов по-прежнему остается важным, но уже не играет той роли, что сохраняется за выражением идей, тем, настроения или описанием сцены. Конечно, некоторые романисты (например, Джеймс Джойс, Владимир Набоков или Джон Апдайк) проявляются как истинные поэты в выборе лексики,

другие же (Оноре де Бальзак, Федор Достоевский) отличаются намного большим интересом к тематике и идеям.

РЕЧЬ КАК ИНСТРУМЕНТ

Я обратил основное внимание на те сферы, где речь как таковая играет важнейшую роль. Будь то написание стихотворения или победа в ораторском турнире, правильный выбор слова имеет решающее значение. Но в большинстве сообществ и, что самое удивительное, в таком сложном обществе, как наше, речь является скорее инструментом — средством для достижения определенной цели — и далеко не всегда оказывается в центре внимания.

Вот некоторые примеры. Несомненно, ученые используют речь, чтобы сообщить другим о своих открытиях. Более того, как я уже отмечал, прорывы в науке часто оформляются в виде удачных оборотов речи или хорошо скомпонованных заметок. И все же внимание при этом обращается не на собственно речь, а скорее на передачу мыслей, которые явно можно было бы выразить и другими словами (здесь не требуются такие страдания, которые переживал Спендер) либо, в крайнем случае, не менее адекватно передать в виде картинок, диаграмм, уравнений или других символов. Возможно, Зигмунду Фрейду сначала потребовалась метафора — образ неудержимого всадника на лихом коне, — чтобы передать суть отношений между "Я" и "Оно". Вероятно, Чарльзу Дарвину помогли найти термин "борьба за выживание", но в конечном итоге их концепции могут понять и те люди, которые ни слова не

На первый взгляд может показаться, что другие ученые, например историки или литературные критики, намного больше зависят от речи не только как источника того, что они изучают, но и как средства выражения своих выводов. И действительно, ученые-гуманитарии с намного большим вниманием относятся к словам как в текстах, которые они исследуют, так и в письмах к коллегам и в собственных рукописях. Однако и здесь речь является жизненно важным, возможно, незаменимым средством, но все же не основной темой проводимой работы. Цель ученого — точно описать проблему или ситуацию, которую он намерен изучить, и убедить других, что его видение, его интерпретация этой задачи правильна и соответствует действительности. Гуманитарий во многом зависит от доказательств — фактов, записей, артефактов, находок предшественников, и если его идея существенно отличается от того, что уже было высказано раньше, его, возможно, не воспримут всерьез. Однако сам по себе формат его изложения четко не определен, и как только его точка зрения или вывод сформулированы, то слова, которые для этого выбрал ученый, теряют свое значение, предоставляя говорить за себя самой идее. Мы не сможем придумать никакой замены для стихотворений Т. С. Элиота, но легко поймем основные мысли его критических статей даже в чужом изложении (хотя в случае с Элиотом сила его мысли во многом основывается на необычно удачном построении фраз).

Наконец, вспомним о писателе — романисте, эссеисте. Конечно, здесь выбор слова играет важнейшую роль, и мы вряд ли согласились бы на невыразительный подстрочник вместо работ Льва Толстого или Гюстава Флобера, Ралфа Эмерсона или Мишеля Монтеня. И все же первоочередная задача

здесь не совпадает или, по крайней мере, несколько отличается от той, которую ставит перед собой поэт. Ведь, как однажды сказал Генри Джеймс, больше всего прозаик стремится вырвать суть, истину, "фатальную тщетность факта" из "неуклюжей жизни". Писатель-прозаик видит или воображает обстоятельства или эмоции, и его цель состоит в том, чтобы как можно точнее донести свои наблюдения до читателя. Как только это удалось, сами по себе слова, использованные при выполнении этой задачи, теряют свою важность, хотя, конечно же, по-прежнему очень нужны для

привлекающим внимание к самому себе". Если смысл стихотворения основывается на словах, то значение романа не столь тесно связано с ними: перевод, который не способен достоверно передать всю выразительность поэзии, в случае с большинством романов не составляет особого труда

— хотя и не со всеми, и особенно это касается романов, написанных поэтами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя речь можно передать с помощью жестов или письма, по сути она остается результатом работы-толосового канала и слуха. Понимание эволюции человеческой речи и ее функционирования на уровне мозга окажется далеким от истины, если не учитывать неразрывную связь речи человека с его слухом и голосовыми связками. В то же время исследователь феномена речи, обращающий внимание только на эти анатомические характеристики, упустит из виду ее удивительную гибкость и то многообразие способов, которыми люди — как одаренные, так и с задержками развития —

используют это лингвистическое наследие для общения и передачи своих мыслей.

Моя убежденность в исключительной роли слуха и голоса в работе речи повлияла на интерес, с которым я изучаю деятельность поэта как пользователя речью par excellence34, а также на то, что я рассматривал примеры афазии как убедительное доказательство в пользу анатомии речи. Если бы речь можно было считать визуальным средством коммуникации, то она была бы напрямую связана с пространственным интеллектом. Но тот факт, что способность к чтению всегда нарушается в связи с травмой речевого центра мозга, но сохраняется, несмотря на обширные повреждения зрительно-пространственных центров, свидетельст- вует об обратном.

Ивсе же я старался не называть эту

способность слухо-голосовым видом интеллекта. Для этого имеются две причины. Во-первых, тот факт, что глухие люди могут научиться говорить — а кроме того, способны разработать и освоить систему жестов, — служит решающим доказательством того, что лингвистический интеллект нельзя назвать простой разновидностью слухового интеллекта. Во-вторых, существует другая форма интеллекта с не менее давней историей и несомненной автономией, также связанная со слухо-голосовой модальностью. Естественно, я говорю о музыкальном интеллекте —

звуков, а также с коммуникативной целью производить такие последовательности звуков. Эти способности тоже во многом зависят от слуха и голоса и еще меньше поддаются переводу в зримую

34 Par excellence (фр.) — по преимуществу, преимущественно.

— Примеч. ред.