Введение. Истоки научной революции

Подготовительный этап первой научной революции пришелся на XV – XVI вв. Именно в этот период переплетения культурных веяний, известных как гуманизм Возрождения и Реформация, зарождались основы современного мышления. То был стихийный и неудержимый переворот сознания, коснувшийся всех сторон западной культуры. Значимым для человека становился посюсторонний мир, а индивид представлялся автономным, универсальным и самодостаточным, способным оспаривать сложившиеся представления. Широкое распространение получил скептицизм. Целая серия технических достижений способствовала не только усовершенствованию производства, но и имела далеко идущие социальные и культурные последствия: изменение социальной структуры общества, а также рождение нового уважительного отношения к технике.

В античной культуре наука и техника рассматривались как принципиально различные виды деятельности. В мышлении существовало четкое различение «эпистеме»¹, на постижении которого основывается наука, и «технэ» (искусство, мастерство, умение), практического знания, которое необходимо для достижения прагматических результатов. Наука была сугубо теоретической деятельностью и не включала технико-прикладные аспекты. Для греческих философов теория представляла ценность сама по себе, и они не проявляли интереса к ее практическому использованию. Технэ (в античности понятие «технэ» включает и технику, и техническое знание, и искусство) не имело теоретического фундамента, причем, теоретические знания и теоретическая деятельность по своему статусу ценились гораздо выше, чем технические ремесла и изобретения. Средневековая наука сохраняла и поддерживала созерцательный характер «theoreos»², в значении незаинтересованности. По мере развития средневековой технологической революции и более поздних технических и технологических достижений возрастала роль ремесленника, изобретателя, технического специалиста. Их труд приобретал все более высокий социальный статус. Новое знание все больше опиралось на союз теории и практики. В эпоху Возрождения именно инженеры, художники и математики, ориентирующиеся на решение конкретных проблем, сыграли решающую роль в принятии нового типа практически ориентированной теории. Сформировался идеал энциклопедически развитой личности ученого и инженера, равным образом хорошо знающего и умеющего в самых различных областях науки и техники.

Наряду с новой фигурой ученого или мыслителя появились и новые институты. Чтобы быть «ученым», не обязательным стало знание латыни или математики, не требовались и схоластическая «ученость» или университетская кафедра. Развитие науки осуществлялось преимущественно вне стен университетов, которые оставались оплотом схоластики и часто равнодушными к новой «механической» и «экспериментальной» философии. Научное знание распространялось через книги, периодические издания, частные письма, деятельность научных обществ, но не через университетские курсы. Обсерватории, лаборатории, музеи, мастерские, дискуссионные клубы зарождались за пределами, а нередко и вопреки университетам.

Для становления современной науки огромное значение имел и пробудившийся интерес к Античности в целом. Наиболее значительный контакт западноевропейской философии с древнегреческой философией реализовался лишь в XII – XIII вв. благодаря посредничеству мусульманской культуры. Произошли встреча с идеями арабо-исламских перепатетиков (последователей Аристотеля) и более широкое знакомство с текстами самого Аристотеля. После падения Византийской империи (1453) интеллектуалы, переместившиеся на Запад, принесли с собой новое знание об античной греческой философии, в особенности платонизма. Перенесение греческих теоретических воззрений в XV век и характерная для Ренессанса секуляризация знания, акцентировавшая внимание на исследованиях природного мира, помогли создать сочетание условий, которое сделало возможным возникновение новой науки. С одной стороны, имелись более или менее адекватные понятия и теории, заимствованные из греческой философии, и теоретическая ученость, приобретенная в процессе занятий средневековой схоластической философией. С другой стороны, пробудился интерес к использованию знаний для преобразования природы и контролю над ней. Следует отметить, что последнее складывалось под значительным воздействием магико-герметической традиции, получившей развитие в период поздней Античности и ставшей вновь востребованной в эпоху Ренессанса, а также Реформации. Рожденный под ее влиянием протестантизм еще больше ограничил сферу применения человеческого разума миром «земных вещей», другими словами, способствовал его нацеливанию на практически ориентированное познание природы.

Переход к концу XIV столетия от реализма к номинализму был, в определенном смысле, частью смещения интереса с общих понятий к конкретным вещам, к познанию, ориентирующему больше на чувственный опыт, т. е. к эмпирическому знанию. Концепция «двойной истины», закрепившаяся в науке оккамистов, не оставила никакого «мостика» между тем, что человек знает, и тем, во что он верит: разум и чувственный опыт предоставляют человеку некое ограниченное знание о мире, но они не в состоянии дать ему сколько-нибудь определенного знания о Боге. Разуму следовало сосредоточиться на природе, а не на Боге, так как только природа представляет чувствам те конкретные данные, на которых разум может основывать свое знание. Подобная дуалистическая позиция предоставляла науке возможность развиваться вполне самостоятельно, почти не страшась возможных расхождений с вероучением. Союз номинализма и эмпиризма, ставший известным как «via moderna», в противоположность «via antiqua» Аквината и Дунса Скота, подтолкнул позднее Средневековье к современным воззрениям.

В истории развития научной мысли, подчеркивает А. Койре, имея в виду развитие физической теории, можно выделить три эпохи, которые соответствуют трем различным типам мышления: Аристотелевская физика, физика «импетуса», разработанная парижскими номиналистами и, наконец, новая, математическая физика – физика архимедовского или галилеевского толка.

Не являясь математической, физика Аристотеля все же была теорией, учением, которое, исходя из данных здравого смысла, подвергала их систематическому истолкованию. Например, все мы, точно так же как и Аристотель, считаем «естественным», что тяжелые тела падают «вниз». Нам бы показалось «противоестественным», если что-либо тяжелое самопроизвольно устремилось «вверх». Последний феномен мы бы попытались объяснить наличием некоего скрытого механизма. Из этой интуитивной убежденности здравого смысла Аристотель проводит разграничение движения «по природе» и «насильственного» движения. Это разграничение вписывается в целостную концепцию физической реальности. Ее основными метафизическими (мировоззренческими) принципами выступают следующие постулаты. Во-первых, вера в существование качественно различных «природ»: мир надлунный – божественный, совершенный и мир подлунный, физический, качественно разнородный. Во-вторых, вера в существование Космоса, понимаемого в качестве неких принципов порядка, в силу которых множество реальностей образуют иерархически упорядоченное целое.

Понятие «упорядоченного целого» (космического порядка, гармонии) предполагает, что во Вселенной все вещи должны быть распределены в определенном порядке: любая вещь в соответствии со своей природой обладает своим собственным «местом». Понятие «естественное место» выражает это теоретическое требование аристотелевской физики. Порядок понимается как статическое состояние, когда каждая вещь находится в своем «естественном месте», останется и пребудет в нем навсегда. Она будет оказывать сопротивление любой попытке удалить ее из этого места. И если в результатепринуждениятело окажется вне «своего» места, оно будет стремиться в него возвратиться.

Таким образом, всякое движение вызывает своего рода космический беспорядок, нарушение равновесия Вселенной. Оно есть либо прямой результат принуждения, либо некоторого усилия со стороны бытия, направленного на противодействие этомупринуждению, чтобы восстановить свой порядок, свое потерянное место и нарушенное равновесие необходимо вернуть вещи в их естественные места, в которых они должны покоится и пребывать. Это восстановление порядка и названо движением «по природе».

Очевидно, что состояние порядка составляет прочное и длительное состояние, в котором тело само по себе стремиться пребывать безгранично. Следовательно, состояние покоя, понимаемого как пребывание некоторого тела в свойственном ему естественном месте, не нуждается в объяснении. Оно выводится из его собственной природой, как, например, представление о том, что Земля покоится в центре мира. Точно также очевидно, что движение является преходящим состоянием. Движение по природе, достигнув своей цели, заканчивается естественным образом. Полагать же, что насильственное движение, понимаемое как анормальное состояние – беспорядок, порождающий беспорядок – может продолжаться неопределенно долго, означало бы отказ от самой идеи абсолютно упорядоченного Космоса. Таким образом, движение в аристотелевской физике, по крайней мере, в отношении каждого из движущих тел подлунного мира, есть преходящее состояние. Для мира в целом движение является вечно необходимым феноменом: онтологическая структура материального мира мешает ему достичь состояния совершенства, включающего понятие абсолютного покоя. В то же время движение не является некоторым состояниемв собственном смысле слова (положением, в котором что-нибудь или кто-нибудь находится). Движение – это некоторый процесс, поток,становление, в котором и посредством которого вещи конституируются, актуализируются, и собственно в нем они-то и овеществляются. Бытие есть предел становления, а покой – цель движения.

Каждое изменение, каждый процесс для своего объяснения нуждается в причине. Предполагается, что каждое движение нуждается в двигателе, который производил бы его и поддерживал столько времени, сколько оно длится. В случае движения «по природе» такой причиной, двигателем является природа самого тела, его «форма», которая стремится вернуть его в свойственное ему место и таким образом поддерживает движение. Для насильственного движения, движения «против природы» требуется двигатель. Прервите связь движущегося тела с двигателем – движение остановится. Как известно, Аристотель не допускал действия на расстоянии. С его точки зрения, всякая передача движения предполагает соприкосновение. Следовательно, существует только два вида такой передачи: для перемещения тела его необходимо либо толкать, либо тащить.

Таким образом, аристотелевская физика является связанной теорией, которой присущ лишь один недостаток (помимо того, что она в целом ложная): в нее не укладывается повседневно наблюдаемый факт движения брошенного с силой тела. Феномен наблюдаемого движения брошенного с силой тела при отсутствии двигателя Аристотель объясняет реакцией окружающей среды – воздуха или воды, что совершенно невозможно с точки здравого смысла. Критика аристотелевской динамики всегда сводилась к роковому для него вопросу: чем движется брошенное с силой тело? [Койре А. Галилей и Платон // А. Койре. Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий: пер. с фр. / Общ. ред. и предисл. А.П. Юшкевича. Изд. 3-е. стереотипное. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – С. 132 - 136].

Натурфилософия парижских оккамистов существенно отдалилась от аристотелевской метафизики, важнейшим компонентом которой было выявление целевых причин. По Жану Буридану, исследование действующих причин важнее выявления целевых. Сформулированный им принцип импульса (impetus) предвосхищал закон инерции. Согласно этому понятию брошенное с силой тело движется до тех пор, пока сообщенный ему импульс сильнее встречаемого им сопротивления среды. Формировавшееся механистическое мировидение постепенно теснило появившуюся еще в древности и сохранявшую свою значимость и в Средние века органистическую картину мира. Парижский ученый распространял принцип «импетуса» не только на земные, но и небесные тела, конкретизировав тем самым идею Оккама относительно физической однородности универсума, другими словами идею подчиненности движения небесных и земных тел одним и тем же, по существу, механическим законам. Предвосхищая Декарта, Буридан сформулировал воззрение, согласно которому Бог – первоначальный источник движения, которое затем остается неизменным. Другой доктор Парижского университета, философ и математик Николай Орем заложил основы закона о движении с равномерным ускорением для свободно падающих тел. Вслед за Буриданом Орем формулировал мысль о суточном вращении Земли. Он же сравнивал роль Бога, «запустившим Вселенную, с ролью часовых дел мастера.

Завершая обзор этого периода можно отметить, что глубинные пласты средневекового мировоззрения по-прежнему оставались незыблемыми, но появлялись и новые, критические толкования, породившие интеллектуальный плюрализм, стремление вырваться из схем аристотелевской философии, считавшейся единственно истинной и непогрешимой. Во многих вопросах уверенность сменилась вероятностью, метафизику стали теснить одновременно эмпиризм, грамматика и логика. Наступала эпоха, получившая название Возрождение.

В условиях новой культурной перспективы сыграл важную роль математический мистицизм древних греков. Пифагорейская уверенность в том, что природа доступна постижению в простых понятиях математической гармонии, оказала сильное влияние на тех, кто подготавливал становление современной науки. В атмосфере ренессансного неоплатонизма все больше укреплялась вера в то, что в основании универсума лежат объективные отношения пропорции, выразить которые можно с помощью математической формализации. Математика постепенно становилась ключом к познанию природных явлений.

В качестве пролога ренессансной философской культуры можно рассматривать воззрения Николы Кузанского. Именно он задал ее основные векторы и аксиологические ориентиры: гуманизм, пантеизм, эмпиризм и натурализм. Его можно рассматривать и как предшественника математического естествознания. Расширительно комментируя слова из «Премудрости Соломона», Кузанский подчеркивал, что «Бог применил при сотворении мира арифметику, геометрию и музыку вместе с астрономией – искусства, которыми мы пользуемся, исследуя пропорции вещей, элементов и движений»³. Его идеи оказали влияние на Леонардо да Винчи, Николая Коперника, Джордано Бруно, Иоганна Кеплера, Галилео Галилея и предвосхитили главные черты философии Нового времени.

Особо следует выделить Леонардо да Винчи. Помимо искусства областями его интересов были области механика, физика, астрономия, геология, ботаника, анатомия и физиология человека. Леонардо подчеркивал значимость опыта и считал его минимальным условием, при котором возможно истинное познание. Он ориентировался на спонтанное экспериментирование, которое осуществлялось во многих художественных мастерских. Но его методологическая проницательность привела к уяснению того, что наука не сводится только к опыту и экспериментированию, а включает в себя потребность теоретического обобщения данных опыта. Именно Леонардо пришел к осознанию необходимости органичного соединения эксперимента с математическим осмыслением, которое станет основой экспериментального естествознания. Его глубокие методологические и гносеологические идеи сохранились в многочисленных записных книжках. В большинстве своем они были зашифрованы автором для собственного прочтения, как и его многочисленные и удивительные для того времени изобретения и проекты. Они обгоняли свою эпоху и были оценены по достоинству лишь в XIX–XX вв.

Существенную роль в становлении новой науки сыграли и мистические учения. Помимо вклада в развитие опытных исследований, они способствовали формированию убеждение в том, что знание – могучая сила в руках человека, а в ряде случаев прямо подталкивали к рождению новых идей, как это было в случаях с Коперником, Кеплером, Галилеем, Парацельсом и многими другими учеными и мыслителями Ренессанса.

Период с XV по XVI вв. можно назвать «битвой вокруг метода». То была эпоха путаницы, время магико-герметической традиции и алхимии, страстной заинтересованности в господстве над природой, в получении золота из простых металлов, в изготовлении эликсира вечной молодости и т. п. Однако отсутствовало знание как всего этого добиться.

В средневековой схоластической философии господствовал дедуктивный научный идеал, злоупотреблявший силлогистикой («via antiqua»). Получаемое с помощью чистой дедукции утверждение неявно содержится в предпосылках. Дедуктивные выводы являются правильными, но стерильными в отношении нового знания. По этой причине критика дедуктивного метода была направлена не на то, что он неправилен, а на то, что он бесплоден (Ф. Бэкон).

Известно, что эмпирические исследования появились задолго до возникновения науки. Более или менее явное их применение обнаруживается в преднауке цивилизаций Древнего Ближнего Востока. Именно там начинало формироваться рецептурно-эмпирическое, утилитарно-технологическое знание, функционирующее как система индуктивных обобщений и технических навыков. Эти начальные формы эмпирических «открытий» глубинных бытийных структур мира, как и первичные идеализации эмпирического знания, создали предпосылки для последующего развития научно-познавательной деятельности.

В качестве методологического принципа эмпиризм (эмпирико-описательный стиль научного мышления) восходит к Аристотелю, который, как и античные философы натуралистического периода, признавал значение опытного познания, сводящегося к наблюдению окружающей природы. Он был и первым античным мыслителем, создавшим науку о природе – «физику».

Средневековье также не исключало использования опыта и наблюдения, особенно натурфилософия поздней схоластики. Многие средневековые ученые (Р. Бэкон, Гроссетест и др.) занимались опытным познанием, не прибегая к авторитету Священного писания, что дает основание говорить о «схоластическом эмпиризме». Но и они, утверждая необходимость и даже преимущество опытного постижения «божественных истин» через наблюдение порядка творения, продолжали оставаться представителями своего времени. В частности, Роджер Бэкон, утверждавший, что всякое знание восходит к человеческому опыту и «опытная наука – владычица умозрительных наук», продолжал рассматривать чувственный опыт как подготовительный этап к «душевному опыту», понимаемому как августинианское озарение. Таким образом, в познании частных истин предпочтение отдавалось мистическому опыту непосредственного постижения божественных истин внутренним созерцанием, озарением. Методология эмпиризма в целом – методология созерцания, невмешательства в естественный ход вещей. Физика Аристотеля, а еще больше физика парижских номиналистов Буридана и Николая Орема была близка к опыту здравого смысла

На рубеже эпох (Возрождение и Новое время) рождается новое понимание опытной науки, получившее название экспериментального метода познания. В отличие от эмпиризма, экспериментальный метод познания, при помощи которого явления действительности исследуются в контролируемых и управляемых условиях, признает возможность и правомерность вмешательства человека в естественный ход событий. В ходе эксперимента ученый управляет физической реальностью, вынуждает ее действовать по определенному «сценарию» или, как подчеркивал В. Гейзенберг, эксперимент есть способ постановки «конкретных вопросов природе, ответы на которые должны дать информацию о закономерностях».

Стихийные элементы экспериментальной методологии можно обнаружить у Архимеда, в исследованиях оптических явлений Ибн аль Хайсаном (латинизированное имя – Альгазен), труды которого оказали большое влияние на западноевропейскую науку, в частности, на таких ее видных представителей как Р. Бэкона, Кеплера и Ньютона. Можно конечно, упомянуть Р.Бэкона и Гроссетеста, но возникновение эксперимента (лат. “experimentum” – опыт, проба), как нового понимания опытного исследования, правомерно связывают с именем Галилея.

Размышления о методе познавательной деятельности превратились в одну из центральных проблем и философских исканий. Однако относительно того, что собой являет этот метод, мнения философов существенно расходились.

актуализировались также тексты Евклида и Архимеда.

«В античности под опытом понимали жизненный опыт чувственного восприятия, в средние века – конструкцию из эмпирических данностей, создаваемую в контексте истин откровения. Для Галилея «опыт» - это конструирование некоего явления из эмпирических данностей на основе определенной теоретической посылки, сформулированной самим ученым. Галилей заставил чувственность послушно следовать за разумом исследователя. Теперь процедура познания не сводилась ни к чистому умозрительно-созерцательному теоретизированию, ни к эмпирическому наблюдению, оторванному от всяких теоретических предпосылок. Галилей воспроизвел формальную структуру построения теории, изобретенной Евклидом: вначале создавал первичные идеальные объекты (сила, материальная точка и т. д.), а затем использовал их для построения “вторичных” идеальных объектов, в качестве которых выступали модели явлений природы (Философия науки: учеб. пособие для аспирантов и соискателей. – Ростов н / Д: Феникс, 2006. – С. 73).

Британские эмпиристы (Бэкон, Гоббс, Локк, Беркли) полагали, что новое и существенно важное заключается в его эмпирическом и критическом духе и что познание должно быть основано на опыте. Рационалисты (Декарт, Спиноза, Лейбниц) считали существенным дедуктивный и математический характер метода, думая, что источником достоверного знания может быть только дедукция. Развитие философии XVII – XVIII вв., от Декарта до Канта, демонстрирует превращение эпистемологии⁴ в общий фундамент философских исканий.

Последовавший за этим переход от геоцентрической (аристолевско-птоломеевской) к гелиоцентрической (коперниканской) картине мира был не просто сменой конкурирующих теорий, а началом сдвига парадигмы⁵.

Современное естествознание использует математический язык (формулы, выводы и модели) и количественные понятия (масса, сила, ускорение и т. п.). Эта наука не является ни чисто дедуктивной, ни чисто индуктивной, а гипотетико-дедуктивной.

Под дедукциейсегодня понимается не только метод перехода от общих суждения к частным, но всякий логический вывод, т. е. когда заключение следует с необходимостью из посылок независимо от степени общности посылок и заключений. В математике, например, мы начинаем с некоторых предпосылок (аксиом) и с помощью правил логического следования приходим к соответствующим утверждениям. Бинарной оппозицией дедуктивного метода являетсяиндукция. Этот способ аргументации понимается как метод перехода от знания отдельных фактов к знанию общего, к эмпирическому обобщению и установлению общего положения, преходящего в закон или другую существенную связь. Однако перечисление фактов никогда не может быть практически завершенным, и мы не можем быть уверены в том, что следующий факт не будет противоречащим. Это означает, что индуктивные утверждения могут быть опровергнуты, но никогда не могут быть полностью подтверждены. Кроме того, в посылках индуктивного заключения не содержится знания о том, насколько обобщаемые признаки, свойства являются существенными. Поэтому, как отмечал в свое время Энгельс, индуктивное умозаключение по существу является проблематичным.

Например, мы выдвигаем гипотезу, что движущиеся на поверхности стола шары подчиняются закону F = ma (сила равна произведению массы на ускорение), то переходим от понятий наблюдаемого уровня – шары, повозки и т. д. – к выраженным в формулах понятиям абстрактного уровня – сила, масса, ускорение. Мы никогда не увидим «силу», «массу», «ускорение». Они являются понятиями, которые введены на основе определенной гипотезы и выражены с помощью языка математики. Иными словами, мы не получаем индуктивным путем формулу вида F = ma, а «изобретаем» ее. Как мы видим, процесс формулировки гипотезы отличается от процесса индукции. В данном случае не важно как мы ее изобретаем.

Главная составляющая гипотетико-дедуктивного метода – гипотеза – форма вероятностного знания, истинность или ложность которого еще не установлена. Объяснение причин и закономерностей эмпирически исследуемых явлений высказывается первоначально в предположительной форме (в виде одной или нескольких конкурирующих гипотез). Исходя из гипотезы, выводятся по правилам дедукции определенные утверждения о вещах (следствия), которые должны иметь место, если гипотеза верна. Затем эти следствия подвергаются экспериментальной проверке, в процессе которой подтверждается или опровергается гипотеза. Необходимость таких процедур следует из того, что в гипотезе высказываются суждения о свойствах, отношениях и процессах, непосредственно недоступных наблюдению и требующих догадки, воображения – творчества.

Начиная с позднего Ренессанса, новая наука – естествознание, первоначальной формой которого явилась классическая механика, опиралась преимущественно на гипотетико-дедуктивный метод. Причем доминирующей становилась мировоззренческая установка, требующая при выдвижении гипотез опоры на естественнонаучные, а не религиозные или мистические представления о действительности. Знание, основанное на гипотетико-дедуктивном методе, позволяло предсказывать и при известных обстоятельствах контролировать природные процессы и имело далеко идущие технологические последствия.

Перестройка философских оснований науки и формирование новой стратегии познавательной деятельности позволяют нам говорить об этих событиях как глобальной научной революции, в ходе которой и произошло становление классического естествознания. Его возникновение неразрывно связано с формированием новой картины мира, а также особой системы идеалов и норм исследования.

Один из наиболее значимых моментов научной революции – изменение представлений о космосе. После пребывания в центре конечного мира люди обнаружили себя на одной из малых планет бесконечной Вселенной.

«Распад космоса означал крушение иерархически упорядоченного, наделенного конечной структурой мира, – мира качественно дифференцированного с онтологической точки зрения; она была заменена идеей открытой, безграничной и даже бесконечной Вселенной, объединенной и управляемой одними и теми же законами; Вселенной, в которой все вещи принадлежат одному и тому же уровню бытия, в противовес традиционной концепции, различавшей и противопоставлявшей друг другу два мира – земной и небесный. Земные и небесные законы отныне были слиты воедино». (Койре А. Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. – М., 2004 – С. 130).

В Новое время произошел также переход от качественной аристотелевской «физики» к механистическому видению физической реальности. В классической механике Вселенная рассматривается как состоящая из бесчисленных малых невидимых материальных частиц (наподобие демокритовских атомов), которые обладают исключительно количественными свойствами. Они двигаются в пространстве и взаимодействуют друг с другом согласно механическим законам, а не в соответствии с какими-либо целями или намерениями. То было обращение к механической причинности, отбросившей все целевые и телеологические представления.

Также можно отметить, что смена парадигмы привела к субъектно-объектному видению познавательной деятельности: вещи в полной мере стали объектами, а человек превратился в субъект, который с помощью мышления и действия исследует объекты.

Субъект (от лат. subjectum – лежащий в основании) – одна из главных категорий философии, обозначающая человека действующего, познающего, наделенного свободой выбора, волей, способного принимать решения в условиях неполной определенности, мыслящего в отвлечении от его конкретных индивидуальных характеристик. Соотносимая с ним категория «объект» (лат. objectum – предмет) обозначает фрагмент материальной или идеальной реальности, на которую направлена активность субъекта.

Неявное введение субъектно-объектных отношений было осуществлено Декартом. Приняв положение «я мыслю, следовательно существую», он на место бытия человека поставил мышление, субъектно-объектные отношения. Сущностью человека становится не бытие, а познание, абстрагированное от человеческой жизни (М. Хайдеггер). В качестве эпистемологической составляющей противопоставления субъекта и объекта выступали представления о познании как наблюдении и экспериментировании с объектами природы, которые раскрывают тайны своего бытия познающему разуму. В идеале разум, он же «познающий субъект» («гносеологический субъект») трактовался как некая абстракция – дистанцированный от вещей разум, как бы со стороны наблюдающий и исследующий их, не детерминированный никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изучаемых объектов⁶.

Эта система идей соединялась с особыми представлениями об изучаемых объектах. Они рассматривались преимущественно в качестве малых систем (механических устройств) с жестко детерминированными связями. Для их освоения достаточно полагать, что свойства целого полностью определяется свойствами и состояниями его частей, представлять вещь как относительно устойчивое тело, а процесс – как перемещение тел в пространстве с течением времени⁷.

В рамках сенсуалисткой концепции познания (Локк) знание стало пониматься как результат воздействия объекта на субъект (физического воздействия объекта на органы чувств), оставляющего «метки» в сознании. Активностью наделялся только объект. Позиция субъекта – пассивно-созерцательная. С другой стороны, человек оказывался субъектом, который с помощью выявления научных причинных объяснений, использования технического знания и технических средств делает себя властелином мира вещей (объектов). Причем субъект обладает двойственным статусом. Мы также можем научно исследовать человека, субъекта. В таком случае человек (субъект) – определенного вида объект. В результате человек стал пониматься как нечто фундаментальное (как subjectum – лежащий в основании), а вещи различными способами стали истолковываться как объекты для их познания абстрактным «частичным» субъектом.

В предшествующую эпоху перед философами стояла задача разграничения философии и теологии, в переходный период и Новое время философии оказалось важным найти свое место по отношению к науке. Многие мыслители – можно упомянуть Декарта, Лейбница, эмпирицистов Локка и Юма, трансценденталиста Канта – были заняты демаркацией границ между философией и естествознанием. Однако христианская теология продолжала еще какое-то время оставаться незыблемым основанием для философов (Декарт, Локк, Беркли).