5. Романтический бунт Лиончины и его последствия (роман м. Слуцкиса «Поездка в горы и обратно»).

Сестра Алоизаса Губертавичюса Гертруда хотела самого лучшего для своего младшего брата. Он должен был стать искуплением ее вольных или невольных ошибок, оправданием усилий, наградой за многолетнее самоотречение. Завтрашнюю славу Алоизаса героиня Слуцкиса воспринимала как венец самых смелых своих мечтаний.

Выросший в атмосфере неусыпной опеки, Алоизас Губертавичюс той же опекой и сформирован. Его индивидуальное “я” стиснуто в гранитных берегах долга и регламентаций. Внутренне он давно проникся ощущением своей исключительности. Оно сквозит и в менторской интонации, и в педантической требовательности к другим, и в нескрываемой брезгливости ко всему, что отвлекает от письменного стола, от академических занятий.

Алоизас Губертавичюс ревностно охраняет от презренной прозы быта свой кабинет, свой интеллектуальный мир. Дабы не опроститься, не угодить в тенета обыденности. Уж кто-кто, а он не имел права увязать в мелочах. Возвышенная гармония духа, благословенная “чистота просторов эстетики” были несовместимы с ними. Даже хождения по больницам или участие в похоронах выглядели непростительной саморастратой.

Подобно скульптору, Гертруда создавала свой шедевр, решительно отсекая все лишнее, мешающее восхищаться совершенством творения. Создавала не для кого-нибудь — для самой себя.

Возводя вокруг своего кумира неприступные стены, Гертруда и ставшая его женой Лионгина не спасали, а губили его. Оберегали не от презренной суеты, но от самой жизни. Хлопотной, порой хаотической, вздорной, мешавшей “реять в недосягаемых высотах” теории, но все же не выхолощенной, а настоящей. Ведь эти восхитительные высоты безмолвны, пустынны. В их разреженной атмосфере нет места гомонящей житейской ярмарке, но нет места и любви. Брезгливо отшатнувшись от неупорядоченных фактов, от “потных человеческих тел”, Алоизас обескровил и обесцветил свое творчество. Не потому ли отточенные строки, выходящие из-под пера мужа, поражали Лионгину бесстрастной академичностью: “Он не скрывал своего пренебрежения к тому, что не есть искусство или мысли о нем, и в первую очередь к жизни простого человека”.

Воцарившийся общественный штиль, сиречь застой, был просто-напросто затишьем перед грозой. Опостылевшая официальная риторика не по дням, а по часам превращалась в бессодержательную, фальшивую оболочку. То, что эвфемистически именовалось с трибун отдельными недостатками, недоработками, упущениями, исподволь формировало двойную мораль. Одну - для службы, для активов и партсобраний, другую — для практического обихода. Одну - парадную, чинную, другую — закулисную, изнаночную, зато прагматичную, по-хозяйски использующую то, что якобы безоговорочно осуждалось, — систему блата, протекций, знакомств, взяток, валютных приманок. В этом смысле поразительна метаморфоза главной героини “Поездки в горы и обратно”. Разочаровавшись в своём мужн Алоизасе, устав от его менторства, апломба и педантизма, от роли заложницы его необыкновенного предназначения, она круто, но уже по собственному почину меняет судьбу. И не чуть-чуть, а самым радикальным образом. Откуда что взялось! Уже не затюканная машинистка, не серая конторская мышка, но излучающая энергию мать-начальница, предводительница, командирша, играючи манипулирующая расхристанной артистической богемой, оказавшейся во вверенном ее попечению вильнюсском Гастрольбюро.

Пустившись в автономное плавание, Лионгина без сантиментов выбрасывает за борт психологический балласт, доставшийся ей от супруга, — всю эту скованность, застенчивость, манеру держаться на втором плане. Она решительно выходит из тени, чтобы жить не по чужому, а по своему сценарию, чтобы в полный голос заявить о себе и не дожидаться манны небесной, а добиваться ее. Трепет перед Алоизасом, перед чиновными кабинетами остался позади — теперь она сама хозяйка положения. И все ей по плечу — любая заграница, любой дефицит, любая блажь.

Это человек словно из перестроечного времени. Уж очень легко вообразить себе Лионгину не в обшарпанных коридорах почившего в бозе Гастрольбюро, а в щегольских интерьерах современного офиса. Просто вылитая бизнес-леди, деловая женщина пореформенного образца. Коммерческий нюх, умение с завидной точностью просчитать конъюнктуру, сопоставить возможные выгоды и риски. Вплоть до безразличия к моральным издержкам, входящим в накладные расходы предприимчивости. Это еще не рынок, но его преддверие, психологическая подготовка, выдвижение на стартовые позиции.