Закономерность в истории

Мы уже отмечали, что важнейшей задачей исторического исследования является установление закономерности в развития общества. В самом общем определении закон – это определенный порядок, отражающий некие существенные и устойчивые связи, имеющие свойства повторяться при определенных обстоятельствах.

В физическом мире действие законов проявляется на эмпирическом уровне. Так вода всегда будет замерзать при температуре ниже 0, а закипать при 100 градусах. И здесь закономерность, т.е. устойчивая, повторяющаяся взаимосвязь явлений очевидна. В общественных науках, эту связь выявить не так просто. Смутное понимание того, что происходящее в истории подчинено определенному порядку, отражающему внутреннюю причинно-следственную связь между событиями, т.е. детерминированность, было осознано уже историками древности. Правда, долгое время за эти силы принимали божественное провидение. Такое направление в историографии называется провиденциализмом.

Попытка разобраться с этими силами и раскрыть законы общественного развития на научном, т.е. рациональном уровне натыкались на барьер, мешавший историкам увидеть скрытые механизмы исторических событий и явлений. Ведь на первый взгляд исторические события предстают как результат сознательной деятельности людей. К примеру, войны часто повторяются в истории, и казалось бы, должны иметь какие-то общие закономерности, но каждый раз мы видим совершенно конкретные причины, не редко имеющие случайный характер. Крымская война началась из-за конфликта вокруг святых мест, Первая мировая из-за убийства эрцгерцога Фердинанда.

Создается видимость, что в истории царит случайность. На этой почве возникали течения в историографии, отрицавшие какую-либо закономерность в истории. Даже в ХХ в., когда в исторической науке уже был накоплен немалый материал, подтверждавший объективную детерминированность социально-политических явлений, находились историки, называвшие исторический детерминизм опасным заблуждением. Они утверждали, что исторический процесс носит иррациональный характер, отсюда вытекает непредсказуемость истории.

Действительно, любой современный человек даже очень далекий от науки, все же может на вскидку припомнить хотя бы несколько законов физики, химии, естествознания: закон Бойля и Мариотта, Джоуля Ленца, Закон сохранения и превращения энергии и т.д. Но кто может назвать хотя бы один закон в истории. Можно ли вывести, например закон, раскрывающий механизм такого явления как социальные революции ?

Очень часто советские теоретики приводили в качестве такого примера учение Ленина о революционной ситуации. Но если попытаться разобраться в её признаках, которые сводятся к следующему: кризис верхов, обострение нужды и бедствий народных масс выше обычного и нарастание их активности. Что, например, значит «кризис верхов». Ленин говорит: это когда правительство не управляет, а стреляет. Но это в истории происходит очень часто и далеко не всегда приводит к революциям. Обострение нужды и бедствий народа – но где мера, которой можно это измерить? Или активность народных выступлений? Сколько их должно произойти, чтобы ситуация переросла в революционную. Такой пример: накануне первой революции, численность массовых выступлений была незначительной по сравнению с 1900-1904 гг. Современник событий П.Б. Струве буквально за несколько дней до 9 января 1905 г. писал, что в России революции не может быть. И вот всего лишь одна демонстрация мирная взорвала ситуацию, а сотни выступлений – нет.

Историк не обладает таким инструментарием, чтобы сканировать ситуацию социально-политическую, и назвать эту точку кипения народного возмущения, которая с неизбежностью как в примере с кипением воды вела бы к революции. Но дело не только в этом, а в том, что даже достижение высокого уровня недовольства может не перерасти в революцию. Так накал социального возмущения в России в 1859-1861 гг. был снят крестьянской реформой.

Таким образом, проявление закономерности в истории не носит характера неотвратимости как в природе, поскольку она накладывается на сознательную деятельность человека или субъективный фактор, который способен видоизменять направленность объективных факторов. Закономерность - это воплощение закона в реальной исторической действительности через всевозможные альтернативы. Таким образом, в приведенном примере закон проявляется в том, что нарастание социальных противоречий ведет к революционным потрясением, но он реализует себя через закономерность, в которой эта предопределенность имеет вероятностный или альтернативный характер.

Проблема инвариантности и альтернативности в истории

В обычном смысле, инвариантность - это способность величин не меняться при определенных преобразованиях. Применительно к истории этот термин означает необратимость исторического процесса, его однолинейность. Совершенно противоположное значение имеет понятие альтернативности, означающее наличие различных альтернатив, т.е. путей и возможностей развития истории. Например, средневековое христианское понимание истории было сугубо инвариантным, основанным на провиденциализме. С этой точки зрения, Провидение именно так, а не иначе определяло весь ход исторического развития, все происходящее в мире есть реализация Божественного замысла, предначертания.

В современной немарксистской историографии существует представление о существовании абсолютной альтернативности в истории. Согласно этому взгляду, в истории существует огромное количество различных альтернатив и то, какая из них победит, дело исторической случайности. Наиболее характерным для раскрытия названного подхода можно считать небольшое эссе А. Дж. Тойнби об Александре Македонском «Если бы Александр не умер». Строя гипотетическую картину, ученый рассуждал так: предположим, что Александр Македонский преодолел свою болезнь и прожил еще 36 лет. В результате он создал великую державу, которая объединяла весь мир. Пока полководец воевал, реальная власть находилась в руках его советников. Это привело к тому, что исчезла противоположность между Востоком и Западом, возникла единая мировая религия, и весь мир стал успешно развиваться и процветать.

Близок к этому взгляду английский историк Дж. Б. Бьюри, утверждавший, что исторические события объясняются «случайными совпадениями». В очерке «Нос Клеопатры» он развивает эту идею. История определяется не причинными рядами, а случайным «столкновением двух или большего числа причинных рядов». В результате сложилась так называемая теория «носа Клеопатры», выражающая квинтэссенцию западной исторической науки. Эта теория предполагает, что если бы у Клеопатры нос был чуточку длиннее или короче, то она не была бы так красива, и не влюбила бы в себя стольких полководцев. Следовательно, история стала бы развиваться по-иному, чем это произошло.

В марксистской науке абсолютная альтернативность категорически отрицалась. С точки зрения советских историков, альтернатива - это тенденция общественного развития, которая имеет объективные основания для своего существования в материальных условиях жизни общества. В реальной исторической действительности, - отмечают они, - не бывает бесчисленного множества альтернатив, а лишь такие, которые вытекают из материальных условий жизни общества. В борьбе этих альтернатив осуществляется историческое развитие общества. Таким образом, советские ученые синтезировали инвариантное и альтернативное видение истории, рассматривая их во взаимодействии. Так автор ряда общепризнанных трудов по методологии историиБ. Г. Могильницкий утверждал, что, исторический процесс является альтернативным в том смысле, «что в рамках действия объективных исторических законов постоянно идет противоборство разнородных тенденций-альтернатив, каждая из которых имеет свое основание в реальной действительности и, следовательно, определенные возможности реализации». Победа какой-либо одной из этих тенденций-альтернатив не запрограммирована в самом историческом процессе, она всегда выступает как результат сложного взаимодействия объективных и субъективных факторов, их определенной комбинации, складывающейся в ходе деятельности людей.

В качествепримера он приводит учение о двух путях развития капитализма в пореформенной России. Инвариантным здесь оказывается само развитие капитализма, но пути, формы этого развития («прусский» или «американский») альтернативны. Но при этом советские историки не допускали мысли, что и сама капиталистическая модель может быть такой альтернативой. Событии 1917 г. с этой точки зрения рассматривались как закономерность перехода от капитализма к социализму. Тогда как в западной немарксистской историографии они рассматривались как альтернатива капиталистической модели модернизации. Западные историки отмечали, что либеральные реформы в России в 19-нач. 20 вв. не продвигали капитализм, а наоборот вызывали обострение социально-экономических и политических противоречий в российском обществе. Альтернативой капиталистической модернизации стал советский проект, основанный именно на противоположных либерально-буржуазной модели принципах (тотальное огосударствление экономики, её жесткое регулирование не рыночными, а административными рычагами, авторитаризм и патернализм в социально-политической сфере). Но в 1960-1970 гг. в советской историографии появилось так называемое «новое направление» (Тарновский, Гиндин, Гефтер, Волобуев, Аврех), представители которого по сути выразили эту идею в дискуссии по проблемам многоукладности в России. Обобщая результаты своих исследований, выявивших незрелость капиталистических отношений в России перед революцией И. Ф. Гиндин писал: «В итоге исторически краткого существования русского капитализма наша страна стояла перед скрещением ряда альтернативных путей своего развития», т.е. или капитализм или социализм. Это подрывало ортодоксальную марксистскую трактовку о закономерности капиталистической стадии, которой нет альтернативы. «Новое направление» было охарактеризовано как «ревизионистское» и заявлено, что оно представляет собой покушение на теоретические основы ленинизма.

В понимании альтернативности истории советские ученые акцентировали внимание на том, что альтернативность различается на разных уровнях социальной действительности. Чем дальше стоит данная область общественной жизни от экономического базиса, тем зримее становится роль случайностей в историческом процессе и, следовательно, тем зигзагообразнее выглядит ход истории. Так например в области общественно-политической, где особенно ярко проявляется возможность субъективного выбора личности, выше возможность многовариантного исхода событий. В области экономики спектр различных альтернатив заметно сужен или же вообще сведен к 0. Однако это не бесспорно. Приведем такой пример. В Западной Европе в процессе экономической эволюции общинная форма владения землей сменилась частной. И это считалось закономерным явлением. В России она сохранялась вплоть до ХХ в. И либерально настроенные государственные и общественные деятели исходя из этой «закономерности» пытались её реформировать, полагая, что сохранение общины является неким отклонением от общих правил, мешающим прогрессу. Но любопытно, что сам К. Маркс в знаменитом письме к В.И. Засулич, обосновывал альтернативы экономической эволюции. «Конститутивная форма русской общины, - писал К. Маркс, «допускает такую альтернативу: либо заключающийся в ней элемент частной собственности одержит верх над элементом коллективным, либо последний одержит верх над первым. Всё зависит от исторической среды, в которой она находится… возможен и тот, и другой исход». На этом основании он выводил возможность не капиталистического развития России. Чего категорически не допускали российские марксисты и наоборот доказывали народники.

Вообще тема альтернативы, являясь проекцией проблемы закономерность и случайность в истории, очень трудна для понимания. Ибо то, что возникает как случайность переходит в закономерность и наоборот. И диалектика этих переходов ускользает и запутывает историков. Например, появление первого совета в Иванове в 1905 г. – случайность. Сколько было стачек и нигде ничего подобного. Но почему именно эта форма организации стала клеточкой государственного устройства страны почти на столетие, став по сути альтернативой парламентской демократии, возникшей в ходе буржуазно-демократических революций. Советы уже к октябрю 1905 г. возникают по всей стране, как в крупных промышленных центрах, так и в деревне, армии. Это означает, что советы стали отражением объективно существовавшей потребности в иной форме политической организации. Эта новая форма была «неправильной» с точки зрения либералов, меньшевиков и даже эсеров, такой правильной формой они считали парламентскую демократию. Один лишь В.И. Ленин узрел в ней будущее. И вот эта случайность превращается в закономерность в 1917 г.

Сама ситуация двоевластия в 1917 г. яркий пример альтернативы в истории. Могла революция пойти по буржуазному сценарию, если бы нашелся Наполеон. Но вместо Наполеона в русской революции появился Ленин. Что это случайность? Сейчас можно встретить такое мнение, что если бы не первая мировая война, приостановившая столыпинские преобразования, то в России укрепился бы капитализм западноевропейского типа, и Октябрьская революция не произошла бы. Несостоятельность этого мнения состоит в игнорировании того факта, что все возможности укрепления существовавшего в России буржуазного строя и самодержавного государства на базе преобразований предусмотренных столыпинской реформой, были исчерпаны уже к началу 1-ой Мировой войны. Таким образом, необоснованное «расширительно временное» толкование возможностей укрепления буржуазного строя в России, служит основой для искажения реального хода исторического развития.

В отечественной науке первым опытом систематизированного изучения проблемы исторических альтернатив стала монография П. В. Волобуева "Выбор путей общественного развития: теория, история, современность". (1987). Под выбором пути общественного развития автор имел в виду «выбор каждой данной страной принципиально нового направления или типа ее социальной эволюции, а также существенно различных путей в уже определившемся направлении (или вариантов, форм и стадий одного и того же порядка)».

Диалектика возможности и необходимости, по П. В. Волобуеву, заключается в том, что любая возможность обусловлена и порождена определенной необходимостью, а это значит, что новая необходимость, прежде чем стать действительностью, существует вначале в виде возможности». В развивающейся действительности ввиду ее сложности, противоречивости и многосторонности имеются не одна, а несколько потенциальных возможностей или тенденций развития. Историк считал, что законы истории не только не препятствуют, но и включают в себя акт выбора пути как важнейший компонент. Историческая необходимость сравнивается с «широкой колеей, по которой люди своей деятельностью прокладывают маршрут истории». Автор пишет: «Если поставить вопрос, что же определяет в конечном счете выбор пути развития – законы или свободная воля людей, то ответ можно сформулировать однозначно: воля и действия людей, направляемые законами».

Поднятые Волобуевым методологические аспекты проблемы альтернативы исторического процесса получили дальнейшее плодотворное развитие в дискуссиях и круглых столах перестроечной эпохи. Так участники круглого стола «XX век: альтернативы развития» (1988) попытались приложить этот дискурс к изучению довоенного периода СССР. Была ли иная альтернатива сталинской модернизации? Е. Г. Плимак утверждал, что в условиях обострения международного положения СССР, сбоев НЭПа, трудностями с хлебозаготовками план сбалансированного развития, предложенный Н.И. Бухариным был утопией. Таким образом, у страны не было другой альтернативы кроме сталинского плана форсированного индустриального рывка. Сам Бухарин отказался от своих предложений (нормализация рынка, временные закупки хлеба за рубежом сокращение капиталовложений в металлургию и машиностроение), он протестовал уже только против репрессий, возведенных в систему.

Другой историк (в последствии видный идеолог либеральных реформ в начале 1990-х гг.) Клямкин утверждал, что реализация сталинской административно-командной системы была неизбежна. Неизбежность ее была обусловлена тем, что Россия относилась к странам "второго эшелона" развития капитализма, где возможности индустриализации на основе капиталистической модели предельно сужены и даже более того, невозможны вообще. Оппоненты Клямкина резонно возражали, что он отождествляет возможность и необходимость. Партия, конечно, могла выбрать план Бухарина, другое дело, что его реализация бы неизбежно поставила страну перед катастрофой в 1941 г., так как к этому времени страна бы не смогла создать необходимый военно-экономический потенциал. Т.е. выбор в тех условиях мог быть правильным и ошибочным, но он все же был. И то, что партия выбрала план форсированной индустриализации, потребовавший огромного напряжения всех экономических и людских ресурсов, спасло страну и народ от поражения в Великой Отечественной войне. Именно в этом смысле этот выбор был необходимым.

В 1990 году вышла статья Б. Г. Могильницкого «Историческая альтернативность: методологический аспект», являвшаяся своеобразным кратким подведением итогов изучения идеи альтернативности в советской методологии истории. Он определяет историческую альтернативу как «объективно существующую тенденцию общественного развития, которая коренится в материальных условиях жизни общества, содержащих возможность определенного исторического действия». Автор подчеркивает, что историческая альтернатива – не просто умозрительное понятие, не некая "умственная конструкция", создаваемая историками в познавательных целях, а объективная категория, отражающая реальные связи, существующие в исторической действительности, имманентно присущее обществу состояние. «…Коль скоро история не "происходит", а "делается", фундаментальное значение приобретает вопрос, как это совершается в реальной жизни». Ученый считает неправомерным противопоставление категорий "историческая альтернативность" и "социальный детерминизм". Ведь детерминирована сама многовариантность общественного развития.

По определению Б. Г. Могильницкого, «альтернативность в истории является формой существования исторической необходимости, так как последняя может выразить себя не иначе как в многообразии социальной действительности, которая всегда выступает результатом деятельности человека». Исход альтернативной ситуации зависит от того, насколько адекватный «ответ» сумеет дать общество на внутренний или внешний «вызов» истории.

В прошлом история знает немного значительных примеров такого воздействия, которое предполагало бы трезвый учет противоборствующих альтернатив и, соответственно, выбор оптимального ответа на вызов времени. В этой связи Б. Г. Могильницкий считает, научно несостоятельными абстрактные рассуждения на тему, какая альтернатива «лучше» – революция или реформа, и осуждение революционного насилия вообще. По его мнению, революционное решение отражало уровень развития российского общества на тот момент, являясь закономерным результатом многих факторов.

В постсоветский период решении проблемы альтернативности в истории выходит концепция синергетики и тесно связанной с ней теории хаоса. Синергетику часто называют наукой о сложном, учением о самоорганизации, об универсальных закономерностях эволюции сложных динамических систем, претерпевающих резкие изменения состояний в периоды нестабильности. Её основные положения были сформулированы в трудах немецкого физика Г. Хакена и известного бельгийского ученого русского происхождения И. Пригожина.

В соответствии с этой концепцией развитие понимается как последовательность длительных периодов стабильного состояния системы, которые прерываются короткими периодами хаотического поведения ("бифуркациями"), после чего происходит переход к следующему устойчивому состоянию ("аттрактору"), выбор которого определяется, как правило, флуктуациями (случайными отклонениями) в точке бифуркации. Другими словами, порядок (устойчивость, закономерность) возникает из хаоса (случайности).

Эта концепция стала по сути методологической парадигмой в постнеклассической науке. Некоторые ученые называют синергетику даже метанаукой, новым идеалом научности, новым способом постановки и решения задач, наконец, новым принципом использования познавательных возможностей человека.

Системы, составляющие предмет изучения синергетики, могут быть самой различной природы и изучаться различными науками, например, физикой, химией, биологией, математикой, экономикой, социологией, лингвистикой и др. И совершено естественно стал вопрос о её применимости к анализу исторических явлений.

Синергетика исходит из того, что линейный характер развития процессов и равновесные состояния отнюдь не являются доминирующими в реальности; большего внимания исследователей заслуживает непредсказуемость поведения изучаемых систем в периоды их неустойчивого развития, в точках бифуркации, в которых малые случайные флуктуации могут оказать сильные воздействия на траекторию процесса (в то время как в условиях "равновесия", обычно рассматриваемых традиционной наукой, большие флуктуации мало влияют на ход процесса). Возникающий вблизи точки бифуркации "хаос" не означает, что порядок исчезает; он означает, что динамика процесса становится внутренне (а не в силу внешних причин) непредсказуемой. Если в рамках классической науки царствовали принципы детерминизма, случайность считалась второстепенным фактором, практически не оставляющим следа в общем течении событий. Так диалектическая концепция Гегеля и Маркса рассматривала развитие как процесс перехода от одного порядка к другому, а хаос при этом или вообще не учитывался, или рассматривался как некий побочный и потому несущественный продукт закономерного перехода от порядка одного типа к порядку другого (обычно более сложного) типа. То для синергетики же характерно представление о хаосе как о таком же закономерном этапе развития, что и порядок.

Центральный вопрос, который обсуждается историками в этой связи - влияние случайностей, которые принципиально невозможно предугадать и прогнозировать, на общий характер развития изучаемого процесса. С этим вопросом связаны и новые подходы к изучению альтернатив общественного развития, возникающих в точках бифуркации. Идея нелинейности включает в себя многовариантность, альтернативность выбора путей эволюции, ее необратимость. При этом возникает вопрос: ограничено ли число вариантов развития системы в точке бифуркации? Исследователи считают, что даже в точках бифуркации может происходить не "все что угодно": количество реальных сценариев всегда ограничено, и коль скоро события вошли в один из режимов, система необратимо изменяется в направлении соответствующего конечного состояния (аттрактора).

Концепция синергетики имеет особенно важное значение для изучения переходных эпох в истории человечества, так как именно в это время проявляются различные альтернативы исторического развития, соотношение закономерностей и случайностей в периоды социальных потрясений. Она позволяет преодолеть ограниченность классических подходов в истории, сочетая идею эволюционизма с идеей многовариантности исторического процесса. Известный исследователь Ионов утверждает, что именно из факта выбора, свершившегося в точке бифуркации, исходит представление об историческом детерминизме, закономерностях в истории. И хотя выбор исторической альтернативы в точке бифуркации происходит во многом стихийно, факт выбора, став исторической реальностью, требует от историка, чтобы прошлое ретроспективно оценивалось, исходя именно из этого факта. В итоге, - пишет Ионов, - вместо реальной картины непредсказуемого (в точке бифуркации) развития неравновесной культурной или социальной системы мы получаем картину практически детерминированного линейного развития, которую привыкли называть историей (Ионов И.Н. Теория цивилизаций и эволюция научного знания // Общественные науки и современность. №3, 1997. С.32). Для теории истории в рамках классической науки имеет значение только сам факт выбора, происшедший в точке бифуркации. Он один считается явлением "объективным", т.е. свершившимся в истории событием, обусловившим перспективу дальнейшего развития и возможности для понимания развития предшествующего. Все остальные варианты, потенциально присутствовавшие в точке бифуркации и оставшиеся нереализованными, как бы не существуют, их предпосылки обычно не фиксируются в последующих исторических исследованиях. Так в классической теории строятся линейно-стадиальные схемы. Неклассическая наука, по Ионову, концентрируется на процессах, предваряющих точку бифуркации и идущих в ней самой; соответствующие теории акцентируют внимание на случайности выбора и большом влиянии внешних культурных воздействий на факт выбора. Это период господства "теории факторов" и исторического релятивизма, идеи самоценности исторического в его противопоставлении логическому, ибо подлинно историческое здесь - это история до "точки бифуркации. Синергетический подход позволяет рассматривать исторический процесс как движение от порядка (закономерности) к хаосу (случайности) и от случайности к порядку.

Новый эволюционно-синергетический подход уже апробирован в конкретных исследованиях динамики рынка акций на петербургской бирже в первом десятилетии ХХ века, динамики стачечного движения в России в конце XIX - начале XX веков. При помощи математических моделей удалось выявить возникновение хаотического режима при определенных значениях параметров модели.

Однако новый подход с трудом пробивает себе дорогу в изучении конкретных исторических проблем, и не только потому, что все новое всегда вызывает неоднозначное отношение, но и потому что при традиционных методах исторического исследования очень трудно охватить многозначность вероятностных оценок изучаемого явления. К тому же некоторым историкам трудно согласиться с утверждением о хаотичности истории, так как в отличие от природы в ней действуют люди, наделенные сознанием, и их действия носят не стихийно рефлекторный характер, а целенаправленный. Хотя не следовало бы преувеличивать возможности людей в этом плане. Ведь в истории немало примеров, как из замыслов исторических деятелей, общественных групп, политических партий получалось нечто очень далекое от первоначального проекта. Печально знаменитое выражение одного исторического персонажа: «Хотели как лучше, а получилось как всегда» - неслучайно стало крылатым.

Вопросы для самопроверки

В чем состоит различие в понимании исторического процесса между сторонниками унитаристского и плюрально-циклического подходов?

Есть ли направленность у исторического процесса?

Каковы критерии исторического прогресса?

В чем заключается

А) концепция эсхаталогического финализма, господствовавшая в средневековой историографии?

Б). Гегельянская и марксистская концепция прогресса

В). Современные представления о прогрессе в истории

В чем специфика исторического процесса и его отличий от эволюционных изменений в природе?

Как менялись представления о факторах исторического процесса, в чем сущность провиденциализма, географического и экологического детерминизма, экономического монизма, концепции детерминантных и доминантных факторов?

Как эволюционировало представление о всемирности истории в историографии Нового и Новейшего времени (Вико, Гегель, Маркс, Тойби, Шпенглер)?

Какую роль играет пространственный фактор в истории?

Дать определение: календарное время, историческое время, хроноструктура

Как эволюционировало понятие об историческом времени: от древности до современности?

В чем выражается субъективный характер исторического времени?

Что такое временные изоляты?

Периодизация всемирной истории, спорные аспекты проблемы.

В чем суть теории длинных и коротких волн в истории Н..Кондратьева?