из электронной библиотеки / 810576617019251.pdf

волнах мисологии1 и присоединились к массовой травле Разума. Лучшие из них сберегали память о взлетах классической философской мысли и как могли защищали ценности, завещанные человечеству эпохой «модерна». В ожидании более светлых времен, когда характер отношений человека к человеку сделается логичнее и прозрачней для Разума.

1 Мисология (от греч. misos и logos) – ненависть к разуму, логосу. Нет большего несчастья для человека, как сделаться мисологом, говорил Платон.

61

ЧастьII. Философскиепроблемыикатегории

Мы не можем мыслить ни одного предмета иначе как с помощью категорий.

Иммануил Кант

У каждой науки есть свои категории – понятия, очерчивающие круг явлений, который она изучает. В философии насчитывалось от десяти (у Аристотеля) до сотни и более (в «Науке логики» Гегеля) категорий. Отличительная черта философских категорий заключается в том, что они позволяют описывать любой предмет во Вселенной. Что угодно можно помыслить в категориях бытия и сущности, причины и следствия, качества и количества.

Но описывать всё значит не описывать, по существу, ничего. Быть может, философские категории – чистой воды абстракции, не выражающие ничего конкретного? Это не так. Философские (логические) категории описывают вполне конкретный предмет – мышление. Это универсальные средства познания мира. С их помощью разум добывает знание о вещах и о себе самом. Без них не обходится ни одно наше суждение. Правда, на каждом шагу пользуясь этими категориями, мы обыкновенно их не замечаем, как не замечаем пульсацию крови в венах. Посмотрим, что они собой представляют и как работают в процессе познания мира.

Тема1. Материяимышление

Как соотносятся материя и мышление, бытие и сознание, телесное и духовное? Что здесь первично? Эту философскую проблему марксисты, и далеко не они одни, именуют «великим основным вопросом философии» (Фридрих Энгельс). Посмотрим, как она возникла, какие решения и аргументы предлагались философами.

Родословнаякатегорииматерии

Слово «материя» происходит от латинского materia, а то, в свою очередь, скопировало греческое hyle: «лес, дрова, древесина». В широкое обращение эту категорию пустил Аристотель, однако ее можно встретить и в самом древнем религиозно-философском тексте из сохранившихся до наших дней:

«Что эта была за древесина и что за дерево,

Из чего вытесали небо и землю?» [Ригведа, X, 81].

Античные философы понимали материю как первичное вещество, из которого состоят все вещи. Материя – это своеобразная «древесина» мира, строительный материал природы, в качестве которого выступает то вода, то воздух, то огонь, то движущиеся в пустоте неделимые частицы, «атомы», а то и просто некое «беспредельное» (apeiron).

Камнем преткновения оказался вопрос, каким образом это вещество упорядочивается, как из хаоса возникает космос? Жизненный опыт учит людей, что порядок и гармония не возникают в вещах и делах сами собой – они требуют усилия, стоят немалого труда. Наверное, так же обстоит дело и космосе?

62

Мифы издавна повествовали о Творце мироздания, устроившем все «очень хорошо», в соответствии с собственным грандиозным замыслом. «Материей» Бог воспользовался таким же образом, как строитель жилища или лодки пользуется древесиной, воплощая в ней свои мысли, волю, умения. Только, в отличие от человека-строителя, Бог не материальное, а чисто духовное, идеальное существо, своего тела у него нет. В подобном ключе рассуждали Платон и Аристотель.

Так начиналось великое противостояние материалистической и идеалистической философии, длящееся и по сей день. Причина разногласий в том, чтó считать истинной субстанцией и первоначалом бытия – материю или же нечто идеальное (дух, разум, мышление, сознание, «я»).

Если материалистически настроенные философы затруднялись объяснить, откуда в мире порядок и гармония, то идеалисты мучились с определением материи. В определении полагается дать идею определяемой вещи, в данном случае – идею материи. Но если

материальное – полная противоположность идеального, то идея материи – это оксюморон1.

Платон не сумел даже термин подходящий подыскать для обозначения этой «до крайности неуловимой» штуки. Аристотель тоже не от хорошей жизни прибег к метафоре древесины. Оба подчеркивают, что материя как таковая аморфна, т.е. абсолютно бесформенна. Этим-то материя и отличается от идеи-формы. Словом forma (букв.: вид, образ, явление, красота) римляне станут переводить греческие idea, eidos.

В платоновском диалоге «Тимей» идеальное именуется отцом, а материальное «воспринимающее начало» – матерью всего сущего. Дитя их союза – космос, мир изменяющихся вещей. Платон оспаривает гипотезы натурфилософов, приписывающие материи ту или иную конкретную форму: воды, огня, воздуха или иной чувственно воспринимаемой «стихии». Материя есть абсолютное отсутствие формы, нечто вроде стерильно чистой и ровной доски, на которой Бог-демиург чертит письмена идей.

«Это можно сравнить с тем, как при вычерчивании фигур на каких-либо мягких поверхностях не допускают, чтобы на них уже заранее виднелась та или иная фигура, но для начала делают все возможно более гладким. Подобно этому и начало, назначение которого состоит в том, чтобы во всем своем объеме хорошо воспринимать отпечатки всех вечно сущих вещей, само должно быть по природе своей чуждо каким бы то ни было формам» [Платон: Тимей].

Наравне с «вечно сущими вещами» – идеями, материя вечна. При этом она является источником изменений во времени и, вообще, любых несовершенств телесных вещей. Вопрос в том, каким образом материя, будучи абсолютно пластичной и начисто лишенной положительных качеств, может деформировать идеальные формы? И как из слияния вечных идей с вечной же их «восприемницей» могут рождаться вещи временные? Внятного ответа у Платона мы не находим.

Аристотелю также практически нечего сказать о «первоматерии»: это чистая возможность бытия, совершенно отличная от бытия истинного, идеального, и не имеющая отношения к «сути вещей». Вот и вся Аристотелева «идея» материи.

Вершиной античной материалистической философии стал атомизм. К ряду указанных Демокритом механических свойств атомов Эпикур добавил способность самопроизвольно менять траекторию своего движения. Материя обрела свободу, но какой ценой? Пожертвовать пришлось фундаментальным физическим принципом – законом сохранения движения. О каких законах физики вообще речь, если любой атом может беспричинно отклониться от траектории своего движения?

Вплоть до XVII столетия обе партии, материалистическая и идеалистическая, не могли существенно углубить понятие материи. Новое, по-настоящему эвристичное понятие

1 Оксюморон (греч. oxymoron – «остроумно-глупое»), сочетание слов с противоположным значением: «живой труп», «грустная радость», «красноречивое молчание» и т.п.

63

предложил Декарт. Отвергнув атомистическую теорию, он отождествил материю с пространством. Материя лишена чувственных качеств, но обладает чисто количественной, геометрической размерностью – «протяжением» в трех измерениях.

«Природа материи, или тела, рассматриваемого вообще, состоит не в том, что оно – вещь твердая, весомая, окрашенная или каким-либо иным образом воздействующая на наши чувства, но лишь в том, что оно – субстанция, протяженная в длину, ширину и глубину» [Декарт: Первоначала философии].

При таком взгляде «первая материя» оказывается предметом математики, так как именно эта наука занимается «протяжением» и количественными вычислениями вообще. Физика радикально математизируется, благодаря чему стала возможной научная революция Нового времени. «В моей физике нет ничего, что не имелось бы уже в геометрии», – признался в одном из писем Декарт. Им была создана аналитическая геометрия, описывающая «протяженный», физический мир при помощи алгебраических уравнений.

Очень скоро понятие материи отвоевало для себя еще ряд сил и свойств. К концу XVII столетия общепринятым становится атомистическое понимание материи, подкрепленное колоссальным авторитетом Ньютона. Теперь, помимо геометрических определений, материи приписывается и физическая масса с присущими ей «силами» инерции и гравитации. Началась эра классической механики.

Механическое учение о материи, однако, подверглось жестокой критике со стороны философов-идеалистов – Лейбница, Беркли, Юма и др. К началу XIX века становится ясно, что одними только геометрическими и механическими свойствами невозможно объяснить такие материальные явления, как свет или магнетизм, не говоря уже о живой природе и человеческом обществе.

Философское понятие материи предельно расширяется и в то же время очищается логически, освобождаясь от физических черт. К числу логических определений материи не относятся ни энергия, ни масса, ни величина. Всё это свойства отдельных материальных вещей, физических тел, а не материи как таковой. В логическом плане материя определя-

ется как первопричина и закон существования всех вещей.

В чем преимущество логического определения материи перед натурфилософскими (метафизическими)? Его истинность не зависит от успехов и неудач всех прочих, нефилософских наук. Прежние философы-материалисты пытались приспособить свое понимание материи к естествознанию, повторяя и «обобщая» господствовавшие в разные эпохи истины и заблуждения. Бóльшую часть своей истории философский материализм плелся в хвосте естественных наук. Такая философия не вызывала, да и не заслуживала уважения в ученом мире. Вероятно, поэтому родоначальник «нового материализма» Карл Маркс предпочитал говорить о «природе» вместо «материи».

Метафизические определения выдавали за сущность материи те или иные свойства: объективность и ощущаемость, подвижность и протяженность, вещественность и делимость и др. Хорошее же определение должно указывать способ действия данной вещи, а не какие-то ее признаки, пусть даже и уникальные. Так учил еще «отец логики» Аристотель:

«Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это действие» [Политика].

Хочешь выразить сущность материи – определи, чтó и как материя делает. С точки зрения последовательного материализма, материя делает всё возможное. Материя – причина всего сущего и всеобщий закон бытия.

Логическая категория материи восходит к древнегреческим натурфилософам, хотя у них не встретишь еще самого слова «материя». Когда Фалес объявил материальную стихию, воду, первоначалом сущего, здесь уже содержалась в скрытом, зачаточном виде и логическая категория материи. В дальнейшем эта категория развивалась и прояснялась, то

64

обрастая разнообразными физическими атрибутами (у философов-эмпириков), то теряя всяческую конкретную определенность (у Платона и Аристотеля).

До наших дней, наряду с чисто логическим понятием материи как природы вещей, сохраняются и старые, метафизические понятия материи как вещества и как ощущаемого объекта. Последнее, сенсуалистическое1 определение, стараниями Плеханова и Ленина, возобладало в русском марксизме, а затем и в советском «диамате».

«“Материей” называют то, что, действуя на наши органы чувств, вызывает в нас те или другие ощущения» [Плеханов: Еще раз материализм, 1899].

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется нашими ощущениями, существуя независимо от них» [Ленин: Материализм и эмпириокритицизм, 1909].

Этими дефинициями марксистская философия была отброшена на полтора столетия назад. Под обеими без раздумий подписались бы материалисты XVIII столетия.

Маркс окрестил весь прежний материализм «созерцательным», за то, что действительность берется им «только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как чувственночеловеческая деятельность, практика; не субъективно» [Тезисы о Фейербахе, 1845].

В ощущениях человеку дана не только и не столько объективная реальность, сколько его собственная практическая субъективность, преобразующая объективную реальность, а с ней и все человеческие мысли и чувства, «ощущения». Мы видим и слышим материальный мир не напрямую, своими природными глазами и ушами, как наивно полагают сенсуалисты, но через посредство мощных культурных «линз» языка и морали, мифа и религии, искусства и науки. Наши органы чувств отшлифованы трудом, своим собственным и многих других людей, при помощи созданных тем же трудом предметов.

«Не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т.д.), – одним словом, человеческое чувство, человечность чувств, – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной <трудом> природе. Образование пяти внешних чувств – это работа всей предшествующей всемирной истории» [Маркс: Экономическо-философские рукописи 1844 г.].

Маркс открыл, что реальный мир дан человеку практически, в формах его собственной материальной деятельности – человеческого труда. Поэтому сам себя Маркс называл «практическим материалистом».

Оприродемышления

Человек мыслит, это факт. Мыслит при помощи головного мозга. Мышление – одна из функций нервной ткани, которую эволюция поместила в черепную коробку особи рода homo отряда приматов, прибавит образованный человек. Осталось понять, чтó это за функция, – понять сущность мышления.

Научное исследование мышления может протекать в двух плоскостях: субъектной и предметной. В первом случае ученый фиксирует изменения в теле и душе человека во время мыслительного процесса. Во втором – исследует предметы, на которые направлена мысль.

 Субъектный подход к мышлению в материалистической традиции ориентирует на поиск особых нервных (нейродинамических) или информационных процессов в коре больших полушарий. Среди его приверженцев немало философствующих натуралистов – физиологов и генетиков, плюс кибернетики – строители «искусственного интеллекта». Для медика и естествоиспытателя подобный взгляд на мышление естествен, как утренний зов природы.

1 Сенсуализм (фр. sensualisme, от лат. sensus – чувство, ощущение), философское течение, усматривающее в ощущениях первооснову познания.

65

Коль скоро мышление – материальный процесс, то и описывать его следует методами «конкретных наук», при помощи высокоточной аппаратуры, измеряющей активность мозга, и кибернетических моделей трансляции и переработки информации. Пока что ученым не удалось найти такой «нейродинамический процесс», который отвечает за выделение мыслей в мозге, или построить, хотя бы на бумаге, информационный аналог мыслительного процесса. Однако надежды они не теряют.

В философии вышеописанная методология заслужила название вульгарного материализма. Критики указывают, что затея увидеть и реконструировать ход мысли, изучая материальные структуры, с помощью которых человек мыслит, ничуть не умнее попытки понять музыку Моцарта, препарируя рояль, на котором она исполняется. Столь же мало для понимания его музыкального мышления дает и (сколь угодно точное) описание схем «трансляции информации» между мозгом, пальцами пианиста и клавишами рояля. Ясно, что без мозга и рояля не было бы и самой этой музыки, но все же ее истоки – не внутри рояля или черепной коробки Моцарта, а в культуре, которая сформировала личность композитора, вдохновляла его и поставляла идеи для опер и сонат.

 В идеалистической традиции субъектный подход восходит к английскому эмпиризму (Джон Локк, Джордж Беркли и Дэвид Юм). Мыслить значит воспринимать, ощущать, – постулируют эмпирики. В таком случае исследование мышления сводится к описанию ощущений и операций их связывания в «узлы» или, лучше сказать, «картины» внешних вещей.

Скажем, такая вещь, как снег, представляет собой связь ощущений белого, холодного, влажного, мягкого и др. «впечатлений» (Юм) или «простых идей» (Локк). Остается понять, согласно каким принципам и правилам эти ощущения связаны в «сложной идее» снега, и как эта последняя отделяется от других идей, сравнивается или связывается с ними в суждениях и умозаключениях.

При таком взгляде мышление перестает быть отличительным признаком рода человеческого. Шотландский философ-скептик Дэвид Юм писал:

«Ни одна истина не кажется мне более очевидной, чем та, что не только люди, но и животные обладают способностью мышления и рассудка» [Трактат о человеческой природе, 1739].

«Я хочу знать, как чувствует себя изнутри сама летучая мышь!» – восклицает современный американский философ Томас Нагель. Увы, сетует он, пережить опыт летучей мыши «от первого лица» невозможно: она мыслит при помощи ультразвуков, которые неслышимы человеческим ухом.

«Эти переживания (experiences) имеют некий субъективный характер, которого нам постичь не дано.... Существуют факты, невообразимые и недоступные человеческому пониманию, даже если бы человечество жило вечно – просто потому, что наша структура не позволяет нам оперировать необходимыми для этого понятиями» [Нагель: Каково это – быть летучей мышью?, 1974].

Редуцируя1 мышление к «переживанию ощущений», идеалисты-эмпирики так же, как и вульгарные материалисты, теряют из виду культурно-историческую природу мышления.

За спиной любого процесса мышления стоит интеллектуальный опыт человечества. В отличие от животных люди мыслят мир сообща, оперируя общезначимыми понятиями – «идеями», как назвал их Платон, – кардинально отличными как от физиологических ощущений белизны снега или тяжести в желудке, так и от сопровождающих эти ощущения субъективных «переживаний».

«Когнитивный1 субъект» эмпириков – это фикция, философская химера, образованная путем «вычитания» из процесса мышления идеальной, специфически человеческой компо-

1 Редукция (лат. reductio – возвращение), сведéние сложного к более простому, высшего – к низшему.

66

ненты. Вряд ли стоит многого ожидать от философии, ставящей человека на одну доску с летучей мышью.

 Принцип предметности мышления ясно формулируется уже у досократиков. Мыслить значит прислушиваться к природе вещей, выражать общий всему сущему

Логос, учил Гераклит. Тех же, чья мысль ограничивается «субъективными переживаниями», эфесский философ называет «спящими наяву». Некоторые строки из поэмы Гераклита звучат, словно критика в адрес Томаса Нагеля:

«Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный». «Дóлжно следовать общему, но хотя разум (логос) – общ, большинство людей живет так, как если бы у них был особенный рассудок» [Гераклит: О природе].

Не столь важно, кто мыслит и как, главное – о чем эта мысль. Определение мышления должно выражать его предметное содержание. Настоящая, полноценная мысль есть «голос» предмета в человеческой душе.

«Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит», – заявлял Парменид из Элеи. Ему вторил и Аристотель:

«Разум и предмет его – одно и то же. Ибо то, что способно принимать в себя предмет мысли и сущность, есть разум» [Метафизика].

Если душа животного или «спящего наяву» человека содержит в себе лишь их персональные «переживания», то мыслящая душа схватывает реальную суть дела, предмета мышления.

Чем меньше структура человеческого тела влияет на ход мышления, тем лучше – тем вернее мышление схватывает реальный предмет. Вот почему даже самое лучшее знание принципов работы мозга ровно ничего не скажет нам о природе мышления. Мозг не источник или законодатель мышления, а всего лишь орудие разума – «зеркало мира», в материальных структурах которого отражается сущность всех прочих вещей, причины и законы их бытия. Законы мышления, поэтому, не имеют ничего общего с законами физиологии.

Мыслящее, разумное существо действует по логике вещей, с каждой вещью обращаясь так, как того требует ее собственная природа. Законы мышления суть отраженные законы природы. Отражаются они не только в структурах мозга, но и в предметах культуры, и в практической деятельности человека. У разума нет никакой собственной, «эгоистической» логики, которая отличалась бы от логики постигаемых им вещей.

Вот отчего невозможно построить «информационную модель» мышления. У мышления нет никакой собственной «модели». Эту простую истину строителям искусственного интеллекта мог бы преподать уже Гераклит:

«Границ души тебе не отыскать, в каком бы направлении ты ни пошел: столь глубок ее логос» [О природе].

У мыслящей души ровно столько же «моделей», сколько существует вещей в природе, – бесчисленное множество. Разум универсален. Смоделировать его значило бы построить точную и полную модель бесконечной Вселенной, – ибо «одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит».

Чтопервичнее?

Идеалисты утверждают, что разум правит миром и творит этот мир; материалисты – что мышление лишь отражает реальный мир. Решающим аргументом в этом споре должно стать объяснение генезиса, происхождения материи или мышления. Чтобы доказать пер-

вичность материи или мышления, необходимо логически вывести одно из другого: пока-

1 Когнитивный (от лат. cognitio – познание), относящийся к процессу познания.

67

зать, как материя порождает мышление, или наоборот, как мышление «материализуется» и творит физический мир.

Идеалисты охотно рассуждали о том, как дух творит из материи разные вещи, но вот откуда взялась сама материя, материя как таковая? Одни, вслед за Платоном, попросту постулировали существование независимой от духа материи, другие начисто отрицали ее существование (Джордж Беркли) или считали материю творением силы воображения, т.е. воображаемой реальностью (Иоганн Фихте).

Скептики высказывались осторожнее: если по ту сторону нашего духа и в самом деле существует нечто материальное, то доказать это, а тем более логически вывести существование материальной вещи из понятия духа, невозможно (Дэвид Юм и Иммануил Кант). Материя тут превращалась в некую «вещь в себе», о которой нельзя сказать ровным счетом ничего вразумительного.

При этом идеалисты отвергли саму возможность объяснить происхождение мышления. Мысль, разум, дух – абсолютное первоначало бытия.

Материалисты, со своей стороны, объявляют вечным и бесконечным первоначалом мировую материю. Им приходится объяснять, как материя порождает мышление.

Дальше других в решении этой проблемы продвинулся марксизм. Первоисток мышления – в труде, в практической деятельности людей, стремящейся привести окружающий мир в соответствие с их материальными нуждами – потребностями в еде и жилище, безопасности, продолжении рода и т.п. Это труд некогда научил людей мыслить, и в наши дни именно экономика продолжает направлять и стимулировать процессы мышления.

Созданный трудом мир предметной культуры образует «пространство», в котором совершаются и текут мыслительные процессы. Из этой культурной субстанции (а вовсе не из генов или нейродинамических структур мозга) рождаются в головах людей правила языка и политико-правовые нормы, звуки музыки и научные теории – вообще всё идеаль-

ное.

Тому, кто хочет понять законы мышления, следует изучать не структуру мозга, а культурную среду, в которую с головой погружен человеческий дух. «С головой» – в самом прямом смысле слова, так как главный орган мышления, мозг, действует в соответствии с теми культурно-историческими принципами и схемами, которые с детских лет внушаются ему обществом. Человек научается мыслить так же, как он учится ходить в вертикальном положении на двух конечностях: ни мышление, ни прямохождение не записаны в генах, но продиктованы человеческому телу культурой.

Во второй половине прошлого века марксистским педагогам и психологам под руководством А.И. Мещерякова удался поразительный эксперимент: они первыми в мире смоделировали, теоретически и практически, процесс формирования мышления, научив мыслить слепоглухих детей. Четыре воспитанника Загорского интерната окончили МГУ, а один, Александр Суворов, защитил докторскую диссертацию по психологии и стал профессором.

И материалисты, и идеалисты, в большинстве своем, исходят из допущения, что между материей и мышлением существует каузальная связь. Либо материя в ходе своей эволюции порождает мышление, либо мировой разум творит материальные вещи и управляет ими. Так или иначе, отношение материи и мышления в обоих случаях мыслится в категориях «первичного» и «вторичного» – причины и следствия.

Помимо материалистических и идеалистических представлений об отношении мышления и материи, существует и третье решение проблемы, которое высказал Бенедикт Спиноза.

С его точки зрения вопрос о том, что первично – материя или мышление, не имеет ответа, ибо исходит из ошибочного представления о взаимодействии или же противодейст-

68

вии материального и духовного начал. На самом деле протяжение1 и мышление – это два «атрибута» (формы бытия) одной и той же вещи, считал Спиноза.

С простым примером такого отношения знакомит нас аналитическая геометрия. Декарт предложил метод, позволяющий выразить любую величину двумя разными способами: графически, в виде множества точек на координатной плоскости, и алгебраически, в форме уравнения. До Декарта математики считали фигуры и числа разными сущностями. Оказалось, что это лишь две разные формы выражения одной и той же реальности (величины).

Реальность, формами бытия которой являются протяжение и мышление, Спиноза именует «Природой, Богом или субстанцией». Строго говоря, эта субстанция не «вещь» в обычном, эмпирическом смысле слова, но то, что мы называем законом природы. Закон этот остается неизменным, выражается ли он в движении материальных вещей (тел) или в виде мыслей, идей.

Протяжение и мышление – две абсолютно равноправные формы выражения природы вещей. Ни одна из них не является причиной другой, не является «первичной» по отношению к другой.

Задача о приоритете материи или мышления, над которой бьются материалисты и идеалисты, неразрешима, потому что неверно поставлена. Материальный мир не может быть логически выведен из деятельности мышления, а мышление нельзя вывести из движения материи. Отношение между материей и мышлением – это не отношение двух разных реальностей, «субстанций», а отношение двух разных форм выражения одной и той же реальности, Природы. Сама же эта Природа – «причина себя» (causa sui), ее законы вечны и самодостаточны, утверждал Спиноза.

Категорияидеального

Прилагательное «идеальное» в русском языке образуется сразу от двух родственных слов – «идея» и «идеал», т.е. нечто совершенное, образец или цель действия. Считается, что идеи и идеалы могут существовать лишь в голове, в уме, а не в реальности. В повседневном языке слово «идеальное» превратилось в синоним «умственного, мысленного» и часто противопоставляется, как антоним, «действительному, реальному». Между тем идеальное существует вполне реально, просто его реальность неосязаема. Идеальное нельзя увидеть или потрогать – да, но разве это значит, что идеальное нереально?

Один остроумный философ заметил, что, хотя при осаде Вены ее защитники целились в идеальных турок и стреляли, руководствуясь вычисленными в уме идеальными траекториями полета ядер, однако убиты-то были турки самые настоящие, во плоти и крови...

Идеальное окружает нас со всех сторон: «внутри» любой вещи, созданной человеческим трудом, живут чьи-то идеи и идеалы. Буквально все предметы, среди которых мы обитаем, – от детских пеленок и игрушек до песен и книг, от жилища и предметов быта до государственных институтов – суть не что иное, как материализованные мысли. Все они излучают невидимый глазу идеальный свет. Попадая в поток этого света, человеческое тело, будто стебель цветка, распрямляется навстречу его лучам: ребенок встает на ноги, преодолевая гравитацию инстинктов, его руки делаются свободными, научаясь орудовать ложкой, жестикулировать, рисовать; звуки голоса наполняются смыслом, превращаясь в человеческую речь; и вот, в один прекрасный день он начинает генерировать собственные идеи. Так в коре головного мозга поселяется идеальное существо – личность, которую мы зовем своим «я».

Как телу требуется пища, чтобы жить, так душа человека «питается» находимыми ею вокруг идеями. Что случается с тем, кто волей судьбы оказывается вне досягаемости для «лучей» идеального? Его личность угасает, как растение без солнечных лучей, и со вре-

1 По примеру Декарта, Спиноза охотнее именовал материю «протяжением» (лат. extensio).

69

менем он дичает, превращаясь в животное. Если только в его распоряжении не сохранились разумные, пропитанные идеальностью вещи, как на необитаемом острове у Робинзона Крузо.

Поначалу ребенок лишь впитывает готовые идеи из окружающего его мира культуры, но очень скоро и сам научается их создавать – на основе тех мыслей, которые ранее были почерпнуты им у других людей, в процессе общения с ними. Каким образом человек мыслит, сознает себя и внешний мир, зависит от характера идей, которые достаются ему уже готовыми в наследство от прежних поколений. По большому счету, мой персональный мир идей, сознание – это творение всей предшествующей истории человечества.

Сознание по природе своей исторично.

Почвой, «субстанцией», из которой вырастает сознание, является культура – мир вещей, в которых представлено нечто значимое, существенное для людей. Материальные предметы, втягиваемые в круг человеческой деятельности, утрачивают свою природную форму: их натуральные тела превращаются в знаки, указывающие на сущность какойлибо иной вещи.

Любая культурная вещь что-нибудь значит для человека, т.е. выполняет какую-то несвойственную ее природной «материи» функцию и предполагает особый способ ее использования. Так, камень превращается в топор, огниво, наконечник копья или в стену человеческого жилища. Превращение натурального в культурное совершается в процессе труда. В этот самый момент и рождается на свет идеальное.

Идеальное – это своеобразный отпечаток человеческого труда, оставляемый им на теле природы. Нет на свете вещи, в теле которой не могла бы «поселиться» идея, и равным образом природа всякой вещи может быть выражена в идеальной форме.

Идеальное есть акт представления. Оно возникает там, где вещь A превращается в

представителя сущности вещи B.

Так, дипломат представляет свое государство, деньги на рынке представляют стоимость всех товаров, а взявшиеся за руки балерины – маленьких лебедей. Все это чисто идеальные, и вместе с тем вполне реальные, представления.

«Идеей» и «идеальным», подчеркнем, вправе называться далеко не всякое представление, не какое угодно состояние души и тела, а только то, которое выражает суть дела, сущность какой-либо реальной вещи или события.

Простые чувственные образы имеются и у животных, однако в них нет ровным счетом ничего идеального. Животное не идет дальше восприятия полезных или вредных для него свойств вещей. Сущности (причины бытия) этих вещей животному недоступны, а стало быть, у него нет и мыслей, идей.

Человек умеет извлекать сущность (законы бытия) вещей и представлять их в идеально чистом виде – посредством знаков. Идеальная реальность напоминает волшебное зеркало,

вкотором отражается не внешность вещи, а ее скрытая суть. Идеальное есть то же материальное, только вывернутое сущностью наружу.

«Природа любит прятаться», – говорил Гераклит Эфесский, имея в виду, что сущности вещей как правило скрыты, их не увидишь глазом и не коснешься руками. Сущности можно лишь умозреть. Та – и только та! – мысль, что схватывает сущность своего предмета в чистом виде, не примешивая к ней ничего лишнего, постороннего, достойна зваться «идеей».

Вматериальном мире сущность вещи выражается всегда не вполне адекватно, несовершенным образом, из-за того, что на любую вещь тут оказывает воздействие бесчисленное множество внешних факторов. В мире же идей сущность всякой вещи выражается

вчистом виде и без помех – идеально.

Вфизическом мире невозможно начертить совершенный круг или абсолютно прямую линию, а в мире идей нет ничего проще. Только тут можно повстречать идеальный кристалл, идеальный газ, идеального героя с массой совершенств.

70