из электронной библиотеки / 810576617019251.pdf

Канту нравилось сравнивать себя с Коперником. Космос не таков, каким он представляется чувствам: мы не чувствуем своего собственного движения в нем. Приняв в расчет движение наблюдателя, Коперник открыл истинное строение солнечной системы. Ну а Кант требует учитывать движение собственной мысли в процессе познания мира.

Возможно ли выяснить, чтó в рисуемой наукой картине мира является реальным, а что привносит в нее наш разум от себя? Чтó может знать человеческий разум и чтó ему в принципе недоступно? Остров истины окружен океаном иллюзий, и, чтобы не утонуть в нем, надобно изготовить точную карту береговых границ, советует Кант.

Проект«конституцииразума»

«Чистым разумом» Кант именует теоретическое мышление, главным образом математику и математическое естествознание. Наука в ту пору на взлете, открытие следует за открытием – казалось бы, чего лучшего остается желать? Канта восхищают эти завоевания человеческого разума, однако царящая в научном сообществе анархия ему не по нраву. Прусский профессор жаждет правопорядка и «вечного мира». Естественное состояние вражды ученых партий и доктрин, вольтовы дуги противоречий и непримиримые битвы умов кажутся ему приметами варварства.

«В естественном состоянии конец спору кладет победа, которой хвалятся обе стороны и за которой большей частью следует лишь непрочный мир, устанавливаемый вмешавшимся в дело начальством; в правовом же состоянии дело кончается приговором, который, проникая здесь в самый источник споров, должен обеспечить вечный мир» [Критика чистого разума].

Состояние «бесправия и насилия», в котором разум может отстаивать истину «не иначе как посредством войны», недостойно человека, тем более ученого. В один прекрасный век своей истории люди учредили гражданское общество, стоящее на принципах морали и права, – аналогичная реформа должна быть проведена и в «республике ученых», считает Кант. Люди мысли нуждаются в «конституции разума», которая прекратила бы войну всех против всех и позволяла рассудить ученые споры, показывая в каждом частном случае, кто прав и какую логическую ошибку в ходе своих размышлений допустил его оппонент.

«Критике чистого разума», по замыслу Канта, предстояло заложить основы научного законодательства, к которому ученые обращались бы за мирным решением теоретических тяжб. Граждане цивилизованной страны решают серьезные споры в суде, – точно так же подобает поступать и людям науки. Должность третейских судей в республике ученых отводится профессиональным логикам.

Кант сознавал, что законодательство разума не может быть установлено ни волевым актом, ни по договору заинтересованных сторон, как это бывает в сфере обычного права. Оно должно опираться на ясное и отчетливое понимание внутренней структуры процесса познания. Ученые подчинятся лишь такому законодательству, которое диктуется природой самой науки и теоретического мышления вообще. В поисках истинных законов мышления Кант и предпринимает свою «критическую» одиссею: он препарирует разум – так же, как в наши дни нейрохирурги препарируют орган разума, мозг.

Структуразнания

Знание состоит из двух компонентов: данные чувственного опыта плюс логические категории рассудка. Чувства поставляют нашему мышлению материал, а рассудок придает этому материалу логическую форму.

41

Деятельность чувств протекает по схемам пространства и времени. Мы не можем воспринимать предметы иначе, как существующие в трех пространственных измерениях и изменяющиеся во времени. Такова природа наших чувств, так они устроены.

Пространство – это форма «внешнего чувства», присущий нам способ созерцания явлений внешнего мира, физических тел. Время же есть общая форма всех наших чувств, внешних и внутренних. Простейшими элементами чувственного восприятия являются ощущения. При помощи форм пространства и времени наше воображение упорядочивает и вяжет многообразные ощущения в «узелки», создавая чувственные образы вещей.

Скажем, образ яблока складывается из ощущений округлой формы, красного или желтого цвета, приятного запаха, кислого или сладкого вкуса. Что же связывает столь разные ощущения в цельный образ яблока? Суть в том, что эти свойства яблока являются нашим чувствам вместе, смежно, в соседних точках пространства-времени повседневного опыта.

Пространство и время – своего рода «клей», более или менее прочно скрепляющий ощущения (цветá, геометрические формы и величины, вкусы и осязания, запахи и звуки) в целостные, конкретные чувственные образы.

Далее в дело вступает рассудок. Его задача – связать готовые образы чувств логически. Так образуются эмпирические суждения, умозаключения и теории. Орудиями работы рассудка служат категории: количество и качество, причина и следствие, утверждение и отрицание, необходимое и случайное, и так далее.

Например, когда мы размышляем, почему нечто существует, мы пользуемся категориями причины и следствия. Говоря «все», «любые», «некоторые», «отдельные», «вот эти» вещи, мы оперируем категориями всеобщего, особенного и единичного. Когда мы считаем что-либо, в дело вступают категории количества и качества.

Мы всегда считаем нечто качественно определенное – будь то дни, деньги или овечки от бессонницы. Сами числа, при помощи которых мы считаем, и те имеют особого рода качества: они бывают натуральными, рациональными, вещественными и т.д.

Категории рассудка более или менее явным образом присутствуют в любом нашем суждении. Люди мыслят категориями на каждом шагу, не обращая на них внимания, так же как дышат, не замечая вкуса и запаха обычного воздуха.

Категории образуют невидимый скелет человеческого мышления, а ощущения и чувственные образы – это его живая плоть.

Ясно, что ощущения приходят к нам извне, от предметов, действующих на наши органы чувств, но вот откуда взялись в человеческой душе категории и формы пространствавремени? Этого мы не знаем и никогда не сможем узнать, уверяет Кант. Человеческая душа так устроена, что воспринимает вещи в трехмерном пространстве и наблюдает, как они меняются со временем. Но можем ли мы увидеть время и пространство как таковые, отдельно от вещей? Нет – их можно лишь помыслить. Чувственного опыта о категориях или формах пространства и времени у нас нет и никогда не появится. Мы обладаем ими до всякого опыта. Говоря языком Канта, они априорны1.

Без схем пространства и времени мы ничего не смогли бы почувствовать, а без категорий ничего нельзя было бы помыслить. Это два корня, из которых вырастает древо человеческого познания. Чувства без рассудка слепы, рассудок без чувств – пуст.

При помощи такого вот компромисса Кант решает спор эмпириков, утверждавших, что всякое знание должно опираться на чувственный опыт, с рационалистами, считавшими первоистоком знаний рассудок. У миротворца Канта знание превращается в подобие кентавра, состоящего из двух абсолютно разных по своей природе половинок. В дальнейшем он пытается объяснить, как могли срастись в одно целое чувства и рассудок – две формы

1 A priori (лат.) – «из предшествующего». У Канта: предшествующее опыту, образующее внутреннюю структуру человеческой души. Априорное знание противостоит знанию эмпирическому, почерпнутому из чувств.

42

мышления, у которых, по его мнению, нет абсолютно ничего общего, никакого единого основания или корня.

Такая философская позиция называется дуализмом (от лат. dualis – «двоякий, двойственный»). Декартов дуализм «субстанций» души и тела находит свое продолжение и дополнение в Кантовом дуализме «познавательных сил» чувственности и рассудка.

Антиномиичистогоразума

Таковы ли вещи сами по себе, в действительности, какими мы их чувствуем? Этого, отвечает Кант, нам опять-таки знать не дано. Человеческий разум способен познать лишь феномены (греч. phainomenon – «явившееся, кажущееся»), отлитые нашими чувствами в формы пространства и времени.

Допустим, я смотрю на каплю воды. Образ, который я вижу, обусловлен не только тем, какова эта капля сама по себе, но и тем, как я смотрю на мир. Невооруженный глаз видит в ней совсем не то, что показывает глазу микроскоп. Реальная структура капли всегда искажается структурой моего восприятия.

Следовательно, вещь мыслимая и реальная – не одно и то же. Для того чтобы сделаться предметом мышления, вещь должна проникнуть в поле восприятия наших чувств, сообразуясь с природой человеческой чувственности. На каком же основании образ вещи, просочившийся через оптические, слуховые и прочие «фильтры» чувств, мы принимаем за реальную вещь «в себе»?

Желание заглянуть в реальность, какова она есть «в себе» – в потусторонний сознанию мир, – не более чем «трансцендентная»1 иллюзия человеческого разума. Единственное, что может быть предметом нашего знания, – это феномены опыта, т.е. чувственно созерцаемые явления вещей. Реальные вещи – «вещи в себе» – навсегда скрыты от человеческого разума. Мы ровным счетом ничего не можем знать о таких вещах, утверждает Кант.

«Все, что может быть дано нашим чувствам (внешним – в пространстве, внутреннему – во времени), мы созерцаем только так, как оно нам является, а не как оно есть само по себе... О том, каковы вещи сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т.е. представления, которые они в нас производят, воздействуя на наши чувства» [Кант: Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука, 1783].

Проникая в поле нашего сознания, на границе сознания и реальности, вещи преломляются в призмах пространства и времени. Тем самым они перестают быть в себе, становясь вещами для нас – феноменами. Если и есть на свете какие-либо непространственные и вневременные вещи (например, Господь Бог), то они не могут быть восприняты нами – никогда не попадут в поле человеческого опыта. Такие вещи в принципе непознаваемы: существуют они в действительности или нет, узнать невозможно.

Размышления о «вещах в себе» – предметах, которые мы пытаемся помыслить, не имея возможности их почувствовать, – неминуемо приводят к абсолютно неразрешимым противоречиям, антиномиям2.

Антиномия состоит из положительного и отрицательного утверждения, тезиса и антитезиса. Причем для обоих взаимоисключающих утверждений тут можно представить убедительное и логичное доказательство, заявляет Кант. Вот четыре знаменитые кантовские антиномии (в несколько упрощенной формулировке):

1Трансцендентный (от лат. transcendens – «перешагивающий, выходящий за пределы»), у Канта: недоступный познанию, лежащий за границами познавательных возможностей человека.

2Antinomia (греч.) – «противоречие в законе».

43

Бог существует  Бога нет

Такие вещи, как Бог, свобода, элементарные частицы и границы Вселенной, навсегда останутся «вещами в себе», скрытыми от человеческого разума. Учение о непознаваемости реального мира, которое отстаивал Кант, называется агностицизмом (от греч. agnostos

– «неведомый, непонятный»).

На протяжении всей истории человечества лучшие умы тщетно бились над тем, что лежит за гранью наших познавательных потенций. «Неистребимую жажду разума стать твердой ногой где-то за пределами опыта» Кант предлагает смирять дисциплиной и критическим воздержанием от спекулятивных1 суждений.

Человеческому разуму унизительно сознавать свое бессилие постичь истину вещей, сетует Кант, – да ничего не попишешь. Реальный мир лишь снится нам в догматических снах. Остается утешаться тем, что критический разум сам, по доброй воле ограничивает собственные притязания, «не допуская чужой цензуры», и что «вечный мир» под угрозою антиномий положит конец междоусобным распрям догматиков.

Разумнапрактике

Для самых важных, кардинальных проблем философии, и чистого разума вообще, кантовская «конституция разума» предлагала один, универсальный рецепт – компромисс. По мнению Канта, у этих проблем нет однозначного решения.

Так, в споре верующих и атеистов правыми оказываются... и те и другие. Чисто теоретически их доказательства равноценны. Существует ли в действительности Бог, этого знать с достоверностью нельзя, – вот и все, что смог сказать Кант относительно самого предмета полемики. Правда, Кант склонен был полагать, что верить в Бога все же было бы для человека предпочтительнее – из соображений морали.

«Кант поступил здесь почти столь же мудро, как один мой приятель-вестфалец, который разбил все фонари на улице и, стоя в темноте, держал перед нами длинную речь о практической необходимости фонарей, каковые он разбил лишь с той теоретической целью, чтобы доказать нам, что мы без них ничего видеть не можем», – иронизировал Генрих Гейне [К истории религии и философии в Германии, 1834].

В сфере «практического разума» Кант компромиссы не жаловал. Здесь его мысль делается весьма и весьма категоричной: каждый человек обязан исполнять веления долга.

Разум «чистый» превращается в «практический», когда им определяется воля человека, сознательно совершаемые людьми поступки. Тут нечего и пытаться усидеть между стульями тезиса и антитезиса, приходится выбирать что-либо конкретно. Чистый разум взвешивал истинность мыслей; теперь же, в практическом применении, разум заботит

нравственность поступков. И во весь рост встает проблема свободы – та самая, что была выдворена за границы познания антиномией номер три.

Как может быть человек свободен в мире, где действуют непреложные законы природы и все вещи связаны по рукам и ногам причинно-следственными узами? Никак, это невозможно, отвечает Кант. Факт свободы личности указывает на ее принадлежность к миру иному – кругу «вещей в себе». Одной ногой человек стоит в чувственном, «феноменальном» мире природы, другой ногой – в сверхчувственном мире «вещей в себе».

Каждый из нас имеет чувственные склонности, требующие своего удовлетворения и, однако, люди в какой-то мере способны эти склонности сдерживать, усмирять, погашать,

– если они идут вразрез с нашим чувством долга. Этот факт Кант толкует как свидетельство сверхъестественной природы морального чувства. Чувство долга – не от мира сего. Исполнение человеком долга, нравственного закона, есть акт свободы. Причина нравст-

1 Спекулятивным (от лат. speculatio – «умозрение») Кант называет знание сугубо умозрительное, не имеющее опоры в чувственном опыте.

44

венного поступка – в тебе самом, в твоей человеческой природе и «доброй воле». В природном мире свободы воли нет, все происходящее там обусловлено естественными причинами и законами. В чистом чувстве долга Кант видит единственный и безусловный мотив нравственного поведения.

Конкретнее понимание долга отливается Кантом в форму «категорического императи-

ва» – безусловного повеления: совершай лишь те поступки, которые могли бы стать за-

коном для всех людей. Представь, что ты – верховный законодатель нравов, и все люди равняются на тебя. Действуй так, чтобы каждый твой поступок мог стать нормой жизни для всех.

Категорический императив принято сравнивать с евангельским заветом: «как хочешь, чтобы с тобой поступали люди, так и ты сам поступай с ними». Кант облагородил эту заповедь. Поступай с людьми по-человечески не из желания того же для себя лично, но просто потому что ты – человек.

«Человек... есть цель сама по себе, т.е. никогда никем (даже богом) не может быть использован только как средство, не будучи при этом вместе с тем и целью, что, следовательно, само человечество в нашем лице должно быть для нас святым» [Кант: Критика практического разума, 1788].

Человек должен быть конечной целью, самоцелью любых наших действий, и никогда – простым средством достижения цели. Звучит возвышенно. Проблема в том, что на практике святые цели – «свобода, равенство, братство» – требуют человеческих жертв и достигаются не иначе как в схватках взаимоисключающих воль.

Великая французская революция (начавшаяся всего год спустя после того, как Кант предложил городу и миру свой категорический императив) эту истину наглядно продемонстрировала. Заставив философов призадуматься о том, почему категорические императивы, нагорные проповеди и тому подобные «общечеловеческие ценности» не в силах изменить объективный ход истории.

Впрочем, из истории видно, что число «степеней свободы» век от века растет. Для этого людям приходится работать, трудиться, не уповая на добрую волю «вещей в себе». Чем активнее люди осваивают этот мир, тем свободнее в своих поступках и мыслях человеческая личность. Свобода и нравственность не пришельцы из трансцендентной реальности, но имманентные1 формы нашей практической деятельности.

«Действовать! действовать! – вот для чего мы существуем», – с энтузиазмом воскликнет Иоганн Фихте [Несколько лекций о назначении ученого, 1794].

Дело Канта, начатую им одиссею разума, продолжат, каждый по-своему, Фихте, Шеллинг и Гегель. В трудах последнего классическая немецкая философия достигнет вершины своего развития.

Тема8. Диалектическаялогика

Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился в Штутгарте в семье секретаря казначейства. Окончив теологический факультет местной Академии, он раздумал становиться священником. Прослужив несколько лет домашним учителем, молодой философ перебирается в Йену, культурный центр тогдашней Германии. Там он издает философский журнал, защищает докторскую диссертацию и преподает в местном университете.

Как лектор Гегель поначалу успехом не пользовался: малопонятная речь усугублялась долгими паузами, чиханием (он любил нюхать табак) и покашливанием. Писал он слогом

1 Имманентный (от лат. immanens), пребывающий в сущности вещи, неотъемлемо ей присущий.

45

настолько темным, что на сей счет ходили анекдоты. Студенты дали наставнику недружелюбное прозвище – «Деревянный».

В Йене Гегель завершил работу над своей первой книгой – «Феноменология духа» (1806). Она дописывалась в ночь битвы при Иене, после которой город был захвачен войсками Наполеона. Вскоре Гегель перебирается в Бамберг, где некоторое время работает редактором газеты, затем занимает пост директора гимназии в Нюрнберге. Лишь с выходом в свет первого тома «Науки логики» (1812) Гегель становится знаменит. Ему предлагают профессуру университеты Гейдельберга и Берлина, в последние двадцать лет жизни он окружен армией почитателей и учеников.

Автопортретмировогодуха

«Феноменологию духа» сравнивали с гётевским «Фаустом», несмотря на ее громоздкий, необычайно трудный для понимания язык. Там мысль Фауста в сомненьях и ошибках нащупывает дорогу к пониманию смысла жизни; здесь – мировой дух, шаг за шагом преодолевая противоречия, продвигается к истине вещей. Гегель на склоне лет назвал свою первую книгу «путешествием за открытиями». История мировой культуры представляется в ней как процесс познания духом самого себя.

Познать себя – дело нелегкое, диалектичное. Скажем, глаз сам себя не видит, он видит только другое. Чтобы увидеть себя, глаз должен реально стать «другим» для самого себя, предстать перед собой в зеркальном отражении. Так же обстоит дело и в сфере духа, только готового зеркала тут не нет. Узреть себя дух может, лишь запечатлев свой облик в ка- ком-нибудь внешнем материале. Хочешь познать себя? – Придется потрудиться.

«Благодаря труду сознание приходит к самому себе» [Феноменология духа, 1806].

Столетие за столетием трудящийся дух создает все более ясные «зеркала» – строит руками людей дома и корабли, пашет землю и прокладывает торговые пути, пишет книги и симфонии... Вся природа, начиная с живого тела человека и кончая едва заметными глазу звездами, превращается в строительный материал, из которого дух не спеша лепит свой культурный автопортрет – опредмечивает1 себя, стараясь как можно точнее и глубже запечатлеть свой внутренний мир в веществе природы и общественном строе. В наши дни уже на всем, что нас окружает, лежит печать этой вековой работы духа-творца.

«Работающее сознание приходит, следовательно, этим путем к созерцанию самостоятельного бытия как себя самого... Оно становится собственным смыслом именно в труде» [Феноменология духа].

В труде смысл бытия не просто открывается духу, но также и создается, творится изнутри духа. Вещи природы наполняются высшим смыслом, одухотворяются, и сам дух совершенствуется в процессе труда, растет и развивается, вырабатывая в себе новые качества и способности. Труд облагораживает душу.

Наконец, по завершении всех трудов дух глазами философов всматривается в свои творения и достигает искомой цели – самосознания. Философия всегда приходит последней:

«В качестве мысли о мире она появляется лишь после того, как действительность закончила процесс своего формирования и достигла своего завершения... Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы2 начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» [Гегель: Философия права, 1820].

1Опредмечивание (нем. Vergegenständlichung), превращение формы человеческой деятельности в форму внешнего предмета; материальное воплощение человеческой потребности или идеи.

2Сова была спутницей римской богини мудрости Минервы (у греков – «совоокая дева» Афина).

46

Гегель ввел в философию понятие труда, увидев в труде необходимое условие самопознания и саморазвития духа.

«Мировой дух», о котором повествуется в «Феноменологии», – это не просто человеческий дух. Человек сам есть творение и воплощение мирового духа, пусть наиболее совершенное из всех, но все-таки лишь одно из несчетного множества его творений. О духе как таковом, взятом абстрактно, отдельно от его деяний и воплощений, сказать почти нечего. Лишь то, что он есть закон, управляющий миром в целом и каждой вещью в отдельности. Это логический принцип бытия, благодаря которому из хаоса рождается порядок и гармония и который придает смысл всем и каждой отдельной вещи.

Саморазвитие духа Гегель сравнивает с метаморфозом растения: вначале образуется семя, затем почка, цветок и плод, – каждая новая форма здесь возникает из предыдущей и вбирает в себя ее содержание, при этом уничтожая ее.

Первым культурным деянием духа, первым его историческим феноменом, является наименование вещей. Именно так начинает свое развитие, пробуждаясь к жизни, и человеческое сознание, индивидуальное «я»: ребенок усваивает слова, имена.

«Через имя предмет рожден изнутри Я как сущий. Это первая творческая сила духа. Адам дал имя всем вещам. Это право высшей власти и первое вступление во владение целой природой, или творение ее изнутри духа» [Иенская реальная философия, 1806].

В «Феноменологии» Гегеля, как и в Евангелии от Иоанна, в начале было Слово. Далее,

вслед за языком, дух поочередно создает право, нравственность, религию, искусство и,

наконец, науку.

Заключительной ступенью этого восхождения мирового духа – плодом, впитавшим лучшие соки тысячелетнего древа человеческой культуры, – должна стать наука логики, которую в то время уже замыслил написать сам Гегель. Логика доставляет духу абсолютное знание о самом себе, это своеобразный рентгеновский снимок структуры духа и квинтэссенция всей его истории.

«Наукалогики»

В ходе научной революции Нового времени мышление о природе – естествознание – далеко опередило в своем развитии мышление о мышлении – логику. Традиционная, формальная логика1 утратила авторитет в глазах ученых. Со времен Бэкона философы не оставляли попыток реформировать науку логики, превратить ее в эффективное орудие, «органон» теоретического познания. Вершиной этих усилий и стала гегелевская «Наука логики».

Процесс познания предстает в ней как непрерывный поиск и разрешение реальных противоречий. Формальная логика пыталась избавиться от любых противоречий в мышлении. Первый же тезис докторской диссертации Гегеля бросал ей вызов:

«Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия – критерий заблуждения» [Об орбитах планет, 1801].

Речь, разумеется, не о том, что человеку позволительно без всяких на то оснований противоречить самому себе – утверждать то одно, то другое, прямо противоположное. А о том, что все истинные проблемы выражаются в форме противоречия. Какого предмета ни коснись, разум повсюду сталкивается с противоречиями. Противоречие не злой демон, коего надо изгнать из человеческого мышления, но – здоровая пища для ума. В отсутствие противоречий мысль хиреет и угасает.

1 «Формальной», напомним, называется логика, которая исследует взаимные отношения суждений, полностью отвлекаясь от их предметного содержания. Основу формальной логики образует аристотелевская теория силлогизма. С XIX века формальная логика разрабатывается средствами математики, благодаря чему стало возможным создание языков программирования.

47

Противоречия бывают разными. Многие из них обязаны своим существованием невнимательности или небрежности в обращении с понятиями. От таких противоречий можно и нужно избавляться, руководствуясь рецептами формальной логики. А бывают противоречия, являющиеся точным теоретическим выражением реальной противоречивости вещей. Не надо быть Сократом, чтобы видеть, например, что в современном обществе полным-полно острейших противоречий. Раз так, то самое точное и строгое теоретическое описание этого общества окажется противоречивым.

Мышление должно научиться «выдерживать напряжение противоречия», настаивал Гегель. Однако на констатации противоречия нельзя останавливаться. Противоречие должно конкретным образом разрешаться.

Конечно, не всегда это возможно. Противоречие может привести к гибели вещи. Это формальное устранение противоречия. Для его реального разрешения требуется найти конкретное условие, в силу которого противоположности сливаются и переходят одна в другую, порождая новую – «синтетическую» – форму бытия данного предмета.

Так действует сама Природа, «синтезируя» всё новые типы существ и явлений. Диалектическое мышление прослеживает этот процесс эволюции мира, выясняя условия рождения на свет, в муках противоречий, той или иной новоявленной сущности.

Противоречие есть форма и рождения и смерти. В одном лице и палач, и повивальная бабка всего сущего. На то оно и противоречие, чтобы совмещать противоположное.

Формальная логика видела в противоречии лишь одну, «разрушительную» сторону и потому требовала безусловного запрета противоречий. В ней главенствовал «закон противоречия», согласно которому два противоположных суждения, А и не-А, не могут вместе быть истинными. Логика же диалектическая учит не избегать противоречий, словно чумы, а исследовать их и грамотно разрешать.

Метод решения реальных противоречий Гегель именует «опосредствованием» (Vermittlung), или «снятием» (Aufhebung).

«Aufheben имеет в немецком языке двоякий смысл: оно означает сохранить, удержать и в то же время прекратить, положить конец... Таким образом, снятое есть в то же время и сохраненное, которое лишь потеряло свою непосредственность, но от этого не уничтожено...

Нечто снято лишь постольку, поскольку оно вступило в единство со своей противоположностью» [Наука логики].

Это «единство противоположностей» есть истина как самой реальности, так и понятия, в котором эта реальность мыслится. Истина есть «снятое» противоречие, – реальное противоречие, осуществившееся и разрешившееся в конкретном основании (нем. Grund, буквально – «почва»).

Противоречие движет миром. Реальность в сущности своей противоречива и развивается через преодоление присущих ей противоречий. Сам автор «Науки логики» формулирует этот главный урок диалектики так:

«Нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его. Если же нечто существующее... не способно иметь в самом себе противоречие, то оно не живое единство, не основание, а погибает в противоречии».

Гегель испытывал диалектический метод на материале самых разных областей знания

– от правоведения до математики. В «Науке логики» предметом исследования являются категории мышления. Гегель дедуктивно выводит их одну из другой и выстраивает в той последовательности, в какой разум познаёт мир.

Начинается все с самых простых и самых абстрактных категорий – бытие и ничто, «есть» и «нет». Момент взаимного перехода этих противоположностей выражается категорией становления. Все вещи в мире изменяются, возникают и уничтожаются, балансируя на грани бытия и ничто. Каждый миг вещи становятся иными, чем были. Эту простую мысль и схватывает категория становления.

48

Так снимается абстрактная противоположность бытия и ничто и образуется триада логических категорий: бытие – ничто – становление.

Первая категория утверждает нечто, вторая это самое нечто отрицает, ну а третья указывает конкретный момент перехода от утверждения к отрицанию и обратно, тем самым снимая их абстрактную противоположность. Третья категория опосредствует отношение двух первых – выступает в роли посредника, объединяющего в себе противоположности.

По этой универсальной схеме строится вся «Наука логики». Ключевые троицы ее категорий выглядят так:

бытие – сущность – понятие качество – количество – мера сущность – явление – действительность тождество – различие – основание субъективность – объективность – идея понятие – суждение – умозаключение всеобщее – особенное – единичное

Последней, высшей и наиболее конкретной из всех категорий логики является абсолютная идея. В ней достигается единство теории и практики. Абсолютная идея определяется Гегелем как «знающая себя истина и полная истина»: она, как снежный ком, вобрала в себя все остальные категории логики и – остановилась.

Знание оказалось логически исчерпанным до самого дна, полагает Гегель. Далее остается лишь уточнять частности да применять уже готовый диалектический метод ко все новым и новым предметам, попадающим в световой поток человеческой мысли.

Абсолютныйидеализм

Философия Гегеля – идеалистическая. Знаменитый гегелевский постулат гласит:

«Всё действительное разумно и всё разумное действительно» [Философия права].

Читавшие эти строки часто в недоумении спрашивали, а иной раз и возмущались: как, неужели всё зло и все несправедливости мира надо считать вещами разумными?

Говоря «разум», Гегель имел в виду не только и не столько конечный человеческий разум, сколько логику вещей, их собственные законы бытия. «Разумное» для него означало

закономерное:

«Закон есть разум предмета» [Философия права].

Всё действительное повинуется единому закону мироздания, и в этом смысле бытие всякой вещи не случайно, а логично и открыто для понимания, одним словом – разумно.

Любимые историками разговоры о фортуне и воле случая, по мнению Гегеля, свидетельствуют лишь о недостатке разума и понимания исторических событий. Человек разумен в той мере, в какой он понимает законы, управляющие всеми вещами и его собственным поведением.

«Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно» [Гегель: Лекции по философии истории, 1822-1831].

К действительности (Wirklichkeit) Гегель относит далеко не всё существующее в настоящий момент, здесь-бытие (Dasein). Действительно лишь то, что сохраняет свой смысл и значение и за пределами сиюминутного бытия. В этом смысле у всякой вещи – разная мера действительности. Погибший в бою герой действительнее, чем спасшийся дезертир. В умершем от яда Сократе куда больше действительного, чем в осудивших его согражданах, ибо он жил и умер разумнее.

Гегелевская система знаменует собой вершину и конец всей классической философии с ее культом разума и верой в разумность бытия.

49

Тема9. Русскаяфилософскаямысль

Начало русской философии связывается, как правило, с трудами Михаила Ломоносова. Тот первый опыт «вольного философствования» (собственное выражение Ломоносова) не отличался глубиной и не имел прямого продолжения в последующей истории русской философии. Иногда отмечают еще более ранние, XV–XVII веков, сочинения русских «вольнодумцев» Матвея Башкина и Ивана Пересветова, князя Андрея Курбского, а также труды богословов – старца Филофея, Петра Могилы, Феофана Прокоповича, Григория Сковороды и других. Мы отнесем их к предыстории русской философии. В ее двухсотлетней истории можно выделить три периода:

становление (первая половина XIX в.),

расцвет (вторая половина XIX – начало XX вв.),

разделение ветвей (начиная с 1922 г.).

Характерныечертырусскойфилософии

Философия в России возникает намного позже, чем в Западной Европе – почему? Почвой, на которой растет древо философии, всегда и повсюду были отношения част-

ной собственности. Точно кислота, частная собственность разъедает архаические формы коллективного мышления, заменяя их формами сугубо личностными, к числу которых относится и философия. Пример России вполне подтверждает это общее правило: начало интенсивного саморазвития философской мысли приходится здесь на время становления капиталистической экономики.

В России отношения частной собственности никогда не выступали в своей чистой форме: долгое время они наслаивались поверх отношений общинных, а в советскую эпоху и вовсе подверглись формальному упразднению. Неудивительно, что и в русской философии преобладал дух архаического коллективизма. Последний исторически принимал две основные формы – православной «соборности»1 и общинного, уравнительного коммунизма.

Русская философия всегда была с головой погружена в общественную жизнь своего времени. Это обстоятельство предопределило ее характерные черты: преобладание этической проблематики над логической, высокую эмоциональность и прагматический2 склад.

Западная философия своими лучшими достижениями была обязана соблюдению завета Спинозы: «не плакать, не смеяться, не проклинать, но понимать». Русские философы постоянно пренебрегали этим императивом. Для них типично эмоциональное восприятие мира, нервная озабоченность «злобой дня» с мучительными раздумьями на темы «что делать?» и «кто виноват?». Практически никто из них не питал доверия к отвлеченной, «спекулятивной» философии: мыслью движет рожденная жизнью страсть! В абстракциях гегелевской диалектики Александр Герцен усмотрел «алгебру революции», а Виссарион Белинский, читая тексты фихтевского Наукоучения, «чуял запах крови». Пристрастие западных философов к «чистому разуму» Лев Шестов объяснял простым человеческим страхом, боязнью непредсказуемых перемен, таящихся в «безднах бытия». От них и бежит человек в «интеллигибельный мир»3 в надежде обрести вечность...

Аффектация свойственна природе религии и искусства, наука же стремится, насколько возможно, освободиться от аффектов. Русская философия далека от идеала научности, она

1Соборность (соборный, от греч. katholikos – «всеобщий»), богословский термин, призванный подчеркнуть «вселенский», объединяющий дух христианской церкви.

2Прагматический (от греч. pragma – «дело, занятие, событие»), ориентированный на практическую пользу, прикладной.

3Интеллигибельный (лат. intelligibilis), умопостигаемый, скрытый от чувственного восприятия.

50