Sovetskaya_voennaya_razvedka_v_Kitae

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

В связи с закрытием генконсульства в Харбине прерывалась радиосвязь с Москвой, так как харбинская нелегальная резидентура так и не была радиофицирована и продолжала поддерживать связь с Москвой через советское представительство. Опыт предыдущих налетов на советские консульства в Китае с последующим отзывом их сотрудников ничему не научил. Оказались невыполненными и решения Центра о переводе разведки на нелегальные рельсы, что предполагало безусловную радиофикацию нелегальных резидентур.

Накануне описываемых событий, в мае, в Харбин прибыл «Костя» — Анулов, назначенный нелегальным резидентом вместо находившегося там с июня 1927 г. «Фрица» — Шмидта. Следом за Ануловым в Харбине появился назначенный его помощником «Бенедикт» — Сигизмунд Скарбек. Новых руководителя резентуры и его заместителя объединяло одно — оба никогда не были не то что в Китае, а на Дальнем Востоке вообще со всеми вытекавшими отсюда последствиями.

Анулов вынужден был констатировать почти «…полное отсутствие технических элементов аппарата, как-то: явочных квартир, фотографии, курьерской связи и т. д.». Судя по всему, наличие до последнего времени «под боком» резидентуры «крыши» (генконсульства) расслабляюще действовало на нелегального резидента Шмидта. Из-за отсутствия явочной квартиры Анулову приходилось носить при себе в течение недели огромную сумму — 17 тыс. американских долларов.

Вербовать новых источников в тот период нагнетания напряженности, по оценке нового резидента, не было возможности. Во-первых, отсутствие сочувствия со стороны большей части «…общественного мнения, которое считало, что большевикам в Маньчжурию не вернуться». Во-вторых, из-за отсутствия специальных подготовленных для этой работы людей. Непосредственно самому резиденту, Анулову, заниматься вербовкой источников было невозможно из-за перегруженности чисто технической работой и по причине малой его осведомленности о местной обстановке в силу кратковременного пребывания здесь, в Харбине. Более того, «принцип агентуры», утверждал Анулов, «…не рекомендует резиденту заниматься личной вербовкой ввиду легкости провала по этой линии».

381

Глава 3

В ситуации надвигавшегося китайско-советского вооруженного конфликта было принято единственно правильное

иединственно возможное решение — опереться на уже имевшуюся агентуру и восстановить старые связи.

15 июля 1929 г. Центр потребовал от резидента в Шанхае свежей информации по Китаю в связи с китайской акцией на КВЖД. От Гурвича требовалось выяснить позицию нанкинского правительства и разузнать все о планировавшихся военных мероприятиях, выявить иностранные державы, поддерживающие китайцев, а также определить позиции иностранных государств в целом по конфликту на КВЖД.

Тем временем ситуация в Маньчжурии обострялась, а у нелегального резидента Анулова в Харбине не было ни рации, ни радиста, который только готовился к отправке из Москвы в Китай. В этой тупиковой ситуации Центром было принято решение, согласно которому Гурвичу следовало развернуть рацию в Харбине и обеспечить связь с Москвой до прибытия харбинского радиста. К выполнению этой сложной задачи шанхайским резидентом были привлечены Кассони, Гогуль

и«Иностранец».

21 июля 1929 г. Гурвич доложил в Москву, что он выезжает в Харбин вместе с Гогулем, но свою поездку считает крайне неподготовленной. Своим заместителем в Шанхае он оставил «Джо», так как за Кассони была почти непрерывная слежка. Гурвич подчеркнул, что оставаться в Харбине ему можно максимум 10 суток, не возбуждая подозрения консула.

Вскоре в Шанхай вернулся «Иностранец». Он получил задание от Министерства иностранных дел Китая установить рации в Шанхае, Мукдене, Пекине и Харбине для связи с агентами. Ему также предписывалось расширить сеть на Севере Китая — в штабах и правительственных органах за счет китайских и иностранных агентов. Для выполнения этой задачи требовались радисты и агенты с иностранными и белогвардейскими паспортами. Такое совпадение заданий не могло не насторожить Центр.

6 августа 1929 г. Центр запретил какие бы то ни было «коалиции» с «Иностранцем» по устройству радиосвязи в Харбине. У Центра не было доказательств о двурушничестве «Иностранца». Однако подозрения имелись, и они представлялись вполне

382

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

обоснованными: Гуравичу была поставлена задача организовать радиосвязь из Харбина и «наладить там информацию»; в это же самое время «Иностранец» получил такое же указание от китайцев. У Центра создавалось впечатление полной осведомленности «Иностранца» о наших мероприятиях.

Однако события развивались своим чередом, и запоздалые предупреждения Центра ничего изменить не могли. В связи с тем что Харбин находился на военном положении, проезд с рацией или ее частями без соответствующего прикрытия был обречен на провал. Приобрести рацию на месте, в Харбине, не зная местного радиорынка и в условиях дефицита времени, не представлялось возможным. Оставалось одно — везти из Шанхая вторую рацию, собранную к тому времени Клаузеном. Но как?

План, который разработал Гурвич, должен был способствовать преодолению существовавших трудностей. Гурвич рассчитывал на легальные возможности «Иностранца» по перевозке различных грузов. И верил в его надежность.

В20-х числах июля Гурвич и Гогуль выехали в Харбин без рации; им необходимо было подготовить место для организации радиосвязи с Центром. В Харбине шанхайский резидент подобрал квартиру для рации, встретился с Ануловым, уже месяц сидевшим без связи, и взял от него депеши, которые надо было отправить из Шанхая.

Вначале августа выехали в Харбин Кассони, Клаузен и «Иностранец» с рацией, собранной Максом в Шанхае. Привлечение «Иностранца» было продиктовано необходимостью провоза рации — он был «крышей» в поездке. У «Иностранца» на руках имелось письмо от Министерства иностранных дел, разрешавшее провоз рации. Как утверждал Гурвич, «Иностранец» не знал радиста и, пробыв несколько дней в Харбине, вернулся назад.

Вотчете о работе в Китае Макс Клаузен уточняет некоторые детали этой операции. Летом 1929 г. он сам начал монтировать передатчик. Посоветовавшись с Гурвичем, купил специализированный американский журнал и нашел там схему передатчика «Армстронг». Но так как к тому времени у него не было еще достаточного опыта, передатчик, который Клаузен сконструировал, оказался очень громоздким. Чтобы

383

Глава 3

сделать передатчик удобным для переноски, Макс вмонтировал его в чемодан. Когда из Москвы поступило указание ехать

вХарбин и установить там радиосвязь с «Висбаденом» (так в оперативной переписке назывался Владивосток), эту рацию и решено было взять с собой.

Гурвич объяснил Клаузену, что передатчик в Харбин повезет его приятель, французский дипломат, которого Макс не знал. Этим «дипломатом» был «Иностранец». Когда пароход, на котором Клаузен, Кассони и «Иностранец» прибыли из Шанхая

вДальний, ошвартовался к причалу, среди других чемоданов, выгруженных на палубу парохода, Макс увидел и свой чемодан с передатчиком. Он сильно перепугался, так как тогда еще не знал, что багаж дипломатов не подлежит досмотру.

Не дожидаясь прибытия передатчика, Гурвич, оставив Гогуля для связи с Ануловым, 6 августа убыл в Шанхай. Путь обратно занял десять дней из-за наводнения в Маньчжурии и холерного карантина шанхайских пароходов в Дайрене.

По приезде в Харбин Клаузен снял комнату в пансионате, подобранном ему Гурвичем. Особой легенды пребывания Клаузена в Харбине разработано не было. Людям, которые интересовались, что он делает в Харбине, Макс отвечал, что приехал на несколько месяцев, чтобы познакомиться с городом.

Поскольку тогда Клаузен не знал еще о существовании комнатных антенн, он должен был просить администрацию пансионата разрешить ему развернуть антенну на крыше, объяснив, что хочет установить приемник.

Первой задачей было смонтировать приемник. Это было нелегко, так как магазины, где он мог купить радиодетали, принадлежали японцам, которые проявляли повышенный интерес к покупателям-иностранцам. И когда один из торговцев спросил Макса, что он собирается делать с коротковолновым приемником, Клаузен сделал вид, что не понимает вопроса, и покинул магазин. Больше там он не показывался. Несмотря на трудности, Макс все-таки достал необходимые детали для приемника и сборал его в один день.

Теперь встал вопрос о передатчике. Сам передатчик у него уже был, но не хватало ключа и некоторых деталей. Обойдя весь Харбин, Клаузен конце концов купил необходимые комплектующие, за исключением ключа. Ключ он сделал сам из

384

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

лезвия небольшой пилки, прикрепив его к куску железа. Эта конструкция мало напоминала ключ, но работать на нем было можно. Передатчик Клаузен поместил в чемодан, который поставил под кровать. Приемник же всегда держал на столе.

В Харбине Макса нашел Скарбек, его знакомый по Гамбургу. В последующем телеграммы для отправки в Центр Макс получал именно от него.

21 августа 1929 г. Макс Клаузен впервые вышел на связь с Москвой. Уже 22 августа он получил телеграмму, в которой Кассони предписывалось рацию передать Анулову, а самому вернуться в Шанхай. Предполагалось, что вместе с ним следовало выехать и Гогулю. Макс же должен был оставаться в Харбине до прибытия радиста из Москвы. Центр требовал от Анулова принять все меры по выяснению перебросок китайских войск и складывавшейся политической обстановки. Газетная информация Центр уже не удовлетворяла.

Клаузен вспоминал, что ему приходилось работать почти каждый день. Обстановка в пансионе была «ужасной». Его комната выходила непосредственно в коридор, где все время находились люди. Радист не испытывал страха, но сильно нервничал, так как ответственность была слишком велика. Незначительный шум от работы ключа мог испортить все. И эта нервотрепка продолжалась около шести недель.

Другая трудность заключалась в том, что надо было куда-то девать вышедшие из строя батареи. В комнате Клаузен хранить их не мог, поэтому укладывал по пять-семь штук в чемодан, выносил их в парк и в темноте выбрасывал. Всегда приходилось тщательно проверять, нет ли рядом посторонних.

Однажды положение сильно усложнилось. Как-то возвращаясь домой, Клаузен заметил двух человек, которые выглядели необычно. Они прохаживались вдоль дома и рассматривали антенну на крыше. Лифтер пояснил, что один из незнакомцев — директор радиостанции, находившейся неподалеку от пансионата, а другой — «офицер в гражданском платье».

На следующее утро Клаузен пошел на радиостанцию и зарегистрировал свой приемник. На вопрос о характеристиках приемника он ответил, что приемник длинноволновый, так как полагал, что коротковолновые приемники в Харбине запрещены. У Макса же приемник мог принимать передачи и

385

Глава 3

на коротких, и на длинных волнах. По окончании работы он всегда настраивал станцию только на прием длинных волн.

На радиостанции Клаузену выдали железный жетон, который он должен был повесить на дверях своей комнаты. Макс жил

впостоянном ожидании, что кто-нибудь придет с радиостанции осмотреть его приемник, но так никто и не появился.

29 августа в Харбин прибыл радист-немец Келлерман, знакомый Клаузена по радиошколе. Гогуль и Кассони к тому времени уже выехали в Шанхай.

26 сентября рация была перевезена на новую квартиру. Эта квартира принадлежала агенту харбинской резидентуры — американскому вице-консулу в Харбине, который передавал доклады американских консулов в Китае, адресованные Вашингтону, и поступавшие из США директивы. Клаузену пришлось самому устанавливать радиостанцию. Только после этого он был отправлен обратно в Шанхай, куда и прибыл 14 октября.

Вконце августа Гурвич ходатайствовал перед Москвой о представлении к ордену Красного Знамени Кассони и Клаузена «…за отличную работу в связи с установкой рации

вХарбине».

Тем временем харбинский резидент Анулов, получив рацию, стал направлять в Центр информацию: «документальные материалы военного характера» добывались через «А. И.» и «Ал. Ив.», а «недокументального характера» — через № 1702.

Развить агентурную сеть в этих условиях было чрезвычайно трудным занятием. В этой связи максимум внимания было обращено на усиление качественной стороны имевшейся сети и использование ее возможностей, а также на восстановление старых связей. Так, «старый агент» «Ал. Ив.», китаец, подполковник Генерального штаба, занимавший должность адъютанта дежурного генерала штаба охранных войск, «возобновил работу во время конфликта».

«Ал. Ив.» работал «из-за сочувствия к нам», имел доступ к документальным данным, однако не использовал эту возможность «…по причине отсутствия опыта в работе и малограмотности», хотя считался одним из лучших офицеров. Агент часто выезжал на инспекции с генералами, но не мог «…изложить на бумаге сущность этой инспекции». От него поступали копии документов, сделанные от руки. При этом «Ал. Ив.» всегда де-

386

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

лал отметку на передаваемой информации — достоверна она или нет. Анулов писал: «…В работе ленив и нуждается в частом подталкивании…» Чтобы его научить работать, полагал Анулов, нужно было «еще потратить год» и связать его с человеком, который говорит по-китайски. Судя по всему, к сотрудничеству с разведкой китайца «Ал. Ив.» привлек «А. И.» — А. Т. Сукин.

Псевдонимы «А. И.», «Ал. Ив.», под которыми скрывались А. Т. Сукин и китайский агент соответственно, свидетельствовали о небрежности резидентов на месте при выборе «кличек», что создавало предпосылку к путанице. И тот, и другой агенты в отдельных документах проходили как «Александр Иванович», и это при том, что одно время в состав агентуры харбинской резидентуры входил Александр Иванович Андогский.

Продолжала поступать информация и от № 1716, вицеконсула генконсульства США в Харбине.

С объявлением военного положения местные условия работы значительно ухудшились. В такой стране, как Китай, «человек с ружьем» имел все права. Поспорив с китайским солдатом в автобусе, № 1702 при выходе был ранен этим солдатом из маузера, несмотря на то, что он имел «офицерский значок из штаба» и прекрасно говорил по-китайски. В результате ранения агент около двух недель находился на излечении. Что касается рядового населения, то оно было в сильной степени терроризировано, что в значительной степени затрудняло работу. Движение по улицам разрешалось до 11 часов вечера. С наступлением темноты даже в тех районах города, которые считались отосительно безопасными для проведения встреч, встречаться все-таки было нельзя из-за патрулей, которым «принадлежала вся власть». Встречаться с работниками аппарата приходилось под видом знакомых коммерсантов, а с источниками — вечером, до 23 часов. Но в обоих случаях встречи были сопряжены со значительным риском.

27 ноября 1929 г. Анулов получил телеграмму за подписью Берзина, в которой сообщалось, что поступавшие из Харбина телеграммы ценны, однако им следовало придать более систематизированный вид.

Перед харбинской резидентурой в качестве основной ставилась задача следить за дислокацией войск, переброской подкреплений из Мукдена, взаимоотношениями генералитета,

387

Глава 3

особенно Чжан Цзосяна (в 1928–1932 гг. — председатель правительства провинции Цзилинь, заместитель командующего пограничными войсками Северо-Восточного Китая) и Чжан Сюэляна, а также отслеживать политико-моральное состояние китайских частей в зоне боевых действий.

Центр высоко оценил деятельность харбинской резидентуры в ходе конфликта на КВЖД. Агентуре в Китае приходилось работать буквально в боевых условиях. Тем не менее

вХарбине бесперебойно функционировала нелегальная резидентура, удовлетворительно освещавшая оперативные переброски китайских войск и политическую жизнь края. Центр отметил также эффективность использования во время конфликта на КВЖД радиостанции, установленной в Харбине. Она безотказно работала «до последних дней», благодаря чему имелась возможность своевременно передавать информацию о положении в Маньчжурии.

Резидентура во время ведения боевых действий находилась в абсолютно нелегальных условиях и вне всякой связи с советскими учреждениями в Маньчжурии. За весь период конфликта провалов по линии харбинской резидентуры не было. Во главе харбинской резидентуры, как подчеркивал Центр, стоял товарищ с большим агентурным опытом.

За обеспечение боевых действий в Маньчжурии развединформацией Леонид Анулов был награжден орденом Красного Знамени, а его помощник — Сигизмунд Скарбек — серебряными часами.

Однако деятельность шанхайского резидента Гурвича и сотрудников резидентуры Макса Клаузена, Кассони, Гогуля, а также агента «Иностранца», которыми в совершенно незнакомой и непривычной для них обстановке был налажен канал бесперебойной передачи информации от имевшейся агентуры и были достигнуты столь впечатляющие результаты, оказалась обойденной вниманием.

Использование рации в Харбине и Шанхае дало положительные результаты. В 1930 г. было решено организовать рации

вКантоне и Ханькоу.

7 сентября 1929 г. Гурвич доложил, что японскому секретному агенту Мияте Рутвалону было поручено следить за «Иностранцем» и Кассони. Задание, как выяснилось, было не

388

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

местное, оно поступило из Японии. Французская же полиция, в свою очередь, запросила Бухарест о подданстве Кассони. 3 октября он уже выехал в СССР через Японию, при нем была почта из Шанхая. А следом за Кассони, в 20-х числах октября, Шанхай покинул «Иностранец», причем своевременно, так как у него был обыск, в ходе которого, впрочем, ничего не нашли.

Вернувшись в Москву, Кассони, имея за плечами годичный опыт пребывания в Шанхае, решил поделиться с коллегами своими соображениями по организации агентурной работы

скитайцами. Он считал, что подход здесь должен быть иной, чем в других странах.

Совершенно ошибочно считать, утверждал Кассони, что китайский агент — дешевый. Всегда можно найти за 40–75 мексиканских долларов в месяц профессионального агентадетектива, который давал бы сведения и ответы на любой запрос. Но доверять подобным сведениям нельзя, так как они либо почерпнуты из китайских газет, либо просто выдуманы. Верные сведения, подчеркивал Кассони, можно было получить только от чиновников, особенно от секретарей высокопоставленных лиц. Это были, как правило, молодые люди, сорящие деньгами и любившие похвастать (особенно при понимавшем китайские события иностранце) своим знанием и влиянием «в высокой политике». Несмотря на всю продажность китайской бюрократии, указывал Кассони, требовался очень большой срок для того, чтобы перейти к вознаграждению прямой уплатой. Эти секретари получали жалованье около 250–300 мексиканских долларов, воровали сколько можно. Кроме того, все они как один являлись родственниками влиятельных и богатых людей. Один Чан Кайши имел в учреждениях национального правительства в Нанкине, по неполному подсчету, 53 родственника. К таким людям невозможно было подойти

с50 долларами.

Кассони уточнил некоторые требования, предъявляемые к нелегальным работникам-вербовщикам. Они должны владеть английским, хорошо знать Китай, быть в курсе современных китайских событий и хотя бы минимально владеть основами китайского языка и письменности, что очень ценится китайцами. Сам Кассони приобрел, к примеру, несколько

389

Глава 3

ценных «друзей» посредством умения писать около 1500 иероглифов.

Лучше всего, утверждал Кассони, отправлять работников под видом людей, изучающих Китай, его язык, экономику или политику. Это давало возможность вступления в контакт с молодыми китайскими профессорами, окончившими колледжи в Америке или университеты в Англии. При умелом «обращении» такие связи могли перейти в дружбу. Нелегал становился своим среди родственников и друзей новых знакомых и, таким образом, «врабатываясь» медленно, но упорно в китайскую среду, где можно было подобрать людей, которые были бы ценны в дальнейшем как источники.

Однако на подобное «врастание» требуется много времени, так как ко всякому иностранцу китайцы относятся с подозрением и даже при хороших деловых связях редко допускают иностранцев в свою частную жизнь. Следует быть все время рядом с ними, ходить вместе в кино, в дансинг, играть в китайскую игру маджонг. Последнее особенно важно, так как все китайцы любят играть в эту игру и очень ценят иностранца, который усвоил ее правила. В целом следует вести такую жизнь, какую ведет европеизированный молодой китаец. Для этого, как отмечал Кассони, наш работник, конечно, должен иметь навыки «джентльмена». Кроме того, он должен уметь правильно построить беседу. При умелом ведении разговора китаец, который всегда готов спорить о политике, заговорит об интересующей теме, и если ему возражать (при этом не выказывая своего невежества, а демонстрируя иную точку зрения), тот обязательно расскажет все, что ему известно от начальства, влиятельных родственников и друзей. Если таким образом будут получены сведения из двух, трех не зависимых друг от друга источников, то после их сопоставления можно получить более или менее достоверную информацию.

Подобный способ сбора сведений может продолжаться довольно долго (до одного года), «…тем более что в Китае, как правило, документов почти нет, и даже официальные телеграммы, декларации и протоколы большей частью служат маскировкой истинных намерений».

В этот период, по мнению Кассони, вознаграждение должно производиться не прямой оплатой, а дружескими услуга-

390