Sovetskaya_voennaya_razvedka_v_Kitae

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

чем советская. Он мог бы по крайней мере параллельно работать на другие иностранные разведки и хорошо зарабатывать. Однако «Иностранец», по утверждению Кассони, этого не делал. Во время скитаний по всему миру «Иностранец» лишился подданства и не имел никакого паспорта — оказался человеком «без национальности». Его судьба в Китае зависела от частых и неожиданных перемен в политической обстановке, и поэтому он искал для себя, по его выражению, «страну упора». Этим требованиям, по его мнению, отвечал Советский Союз, страна победившей револющии, где все его способности, такие как знание иностранных языков, умение приспосабливаться к любой обстановке, находчивость и т. д., вполне могли быть востребованными.

По утверждению Кассони, в течение 1929 г. «Иностранец» работал (исключая китайцев) только на советскую разведку. Его связи с сотрудниками других разведок были, как доносил Кассони, «…более или менее случайными и всегда с нашего ведома и разрешения, а часто по нашим заданиям». Его работа для Министерства иностранных дел самими китайцами оценивалась как отличная, но она производилась под контролем резидентуры. Все сведения, передаваемые «Иностранцем» китайцам, предварительно проверялись Кассони, а зачастую и Гурвичем. Отметал Кассони и другое обвинение против «Иностранца», что он якобы частенько не давал сведений, несмотря на то что располагал ими.

В этой связи Кассони отмечал, что информационные возможности «Иностранца» не были постоянны и сильно зависели от любых изменений в расстановке китайских руководящих кругов. Так, в частности, в начале работы с Кассони, «Иностранец» (как и во все время его сотрудничества с разведкой) делал ставку на возможность прихода к власти «левого» Гоминьдана, вернее, блока Фэн Юйсян — Ван Цзинвэй. В этом случае и он сам, и Кассони, без всякого сомнения, получили бы хорошие официальные назначения. Когда в ноябре 1928 г. «Иностранец» устроился секретарем Военного министерства, он имел возможность получать «хорошие сведения».

После ухода Фэна и отставки военного министра его связи с Военным министерством прервались. Когда в августе 1929 г.

371

Глава 3

прежний военный министр вернулся на свой пост, «Иностранец» опять восстановил прерванные связи. В результате намечалось его назначение на должность по линии Военного министерства, о чем свидетельствовало письмо министра, адресованное лично «Иностранцу». Копия письма была представлена в Центр. В Министерстве иностранных дел, несмотря на положительную оценку его работы, «Иностранец» тем не менее особым доверием никогда не пользовался и только в последние два месяца 1929 г. мог получать интересовавшие разведку сведения о направлениях внешнеполитической деятельности Китая, в частности инструкции по проведению китайско-советских переговоров.

Было одно обстоятельство, которое, возможно, привело к провалу Кассони и «Иностранца», желавшего устроиться

вМоскве и стать «нашим» работником». Ему еще при Горбатюке была обещана поездка в СССР для установления непосредственной связи с Центром, а потом уже Гурвич заверял его, что летом 1929 г. он поедет в отпуск в Москву. Однако в мае 1929 г. ему в этой поездке было отказано, и он усмотрел в этом недоверие к себе и посчитал, что сотрудничество с ним

вскором времени подойдет к концу. Естественно, что при таком раскладе он попытался отыскать «опору» в другом месте. Об этом «Иностранец» сказал Кассони «только постфактум», сообщая, что он связан продолжительное время с китайской компартией через своего секретаря «Чжана», а после отказа в поездке в Москву решил укрепить эту связь, вплоть до вступления в компартию. Центр в конце концов принял решение направить «Иностранца» в Москву.

Надуманным, по мнению Кассони, было и обвинение в том, что «Иностранцу» якобы известна вся шанхайская резидентура и он только ждет удобного момента для провокации. «Иностранец» после отъезда Горбатюка и Натальи Никандровой никого, кроме Кассони, не знал и не сделал никаких попыток выявить кого-либо еще из числа сотрудников резидентуры или агентов. Что касается собственной безопасности, то Кассони был уверен, что «Иностранец» за весь год не подвергался никаким опасностям и мог бы продолжать работу в том же духе, без угрозы провала, разумеется, при умелой организации связи с резидентом.

372

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

Такую же позицию занял и Гурвич, который 23 октября 1929 г. докладывал Берзину, что в связи с отъездом «Иностранца» в «Мекку» (Москву) он намерен дать оценку его работе. Учитывая особенности оперативной обстановки в Шанхае, по словам Гурвича, «Иностранец» был нужным работником и всегда сохранял лояльность Москве. Он предлагал использовать его в одной из стран Западной Европы или возвратить обратно в Китай после поездки в Москву. Однако ни того, ни другого сделано не было. В учетной карточке «Иностранца» было записано, что его исключили из агентурной сети как двойника в 1930 г.

Таким образом, в течение 1928–1929 гг. «Иностранец» был основным источником шанхайской резидентуры, дававшим ценную разведывательную информацию.

Выступал он и в качестве вербовщика. В частности, им был привлечен к сотрудничеству китаец «Лева», местный агент Ван Цзинвэя, который информировал шанхайскую резидентуру о взаимоотношениях последнего, находившегося на тот момент в Германии, с Фэн Юйсяном. Оба являлись основными оппонентами Чан Кайши в Южном Китае.

21 ноября 1929 г. Гурвич доносил из Шанхая, что «Лева» получил письмо от Фэн Юйсяна для Ван Цзинвэя, в котором Фэн обещал поддержку последнему. Информация, полученная от «Левы», оценивалась как ценная.

До Шанхая между тем докатывались сведения о провалах, происходивших за многие сотни километров от города.

В начале апреля 1929 г. в Шанхай поступило предупреждение по поводу Никандровой и Гогуля. В частности, сообщалось, что, по имевшимся сведениям, туда выехал «провокатор Лебедь», бывший сотрудник разведывательного пункта во Владивостоке, который знал Никандрову и, возможно, Гогуля. Предлагалось принять меры предосторожности. Уже 19 апреля Гурвич сообщил в Центр, что «провокатор Лебедь» прибыл в Шанхай и наводил справки о Гогуле и Никандровой.

Никандрова выехала в Центр в начале мая. С Гогулем было сложнее. Тот отказался покинуть Шанхай, что наводило Центр на некоторые подозрения.

Гурвич считал, что Москва сгущает краски в отношении Гогуля, который «просто деклассирован», но с Лебедем не связан,

373

Глава 3

и не желает покидать Шанхай из-за семьи. По мнению Гурвича, рвать с Гогулем было нельзя, однако следовало настоять на его отъезде. В итоге Гогуль был изолирован — получал деньги, а от агентурной работы его отстранили. Во Владивосток он был переброшен только в конце 1929 г.

В начале мая 1929 г. Гурвич информировал Москву о том, что из полиции поступил список на 38 лиц, за которыми осуществляется наблюдение; на каждого имеются фотографии и характеристики. В этом списке присутствовали Никандрова, Лядов и Лурье. Однако это не означало еще, что их принадлежность к разведывательной деятельности в целом и к шанхайской резидентуре в частности была раскрыта.

4 мая 1929 г. в связи с отъездом Никандровой и изоляцией Гогуля шанхайский резидент запросил у Центра присылки помощников. И Москва пошла навстречу: в течение трех месяцев в Шанхай прибыли три человека. Но в силу поспешности подбора разведчиков без учета их состояния здоровья, позволявшего переносить климатические условия страны, двое из них уже к концу года покинули Китай.

Первой в Шанхай прибыла «Джо», о чем Гурвич доложил в Москву 30 мая 1929 г. Она открыла студию английского языка и имела четырех учеников. «Джо» обеспечивала связь резидента с «Имре» и радистом. Уже 28 августа Гурвич сообщил в Центр, что женщина измучена местным климатом, больна, настаивает на работе вместе со своим мужем И. Е. Овадисом (Черновым)226 здесь или по месту его назначения. В этой связи Гурвич ходатайствовал о переводе Овадиса в Китай. Центр всерьез отнесся к этому предложению. Но уже в ноябре шанхайский резидент стал настаивать на замене «Джо», так как врач запрещал ей оставаться в Шанхае из-за непрекращающихся сердечных приступов. Четыре месяца непрерывных дождей с последующей жарой делали пребывание «Джо» в Шанхае опасным для ее жизни. «Очевидно, нужно будет отзывать, пригодится в другом районе», — прокомментировали в конце декабря 1929 г. в Центре сложившуюся ситуацию. Гурвич рекомендовал Центру посылать в Шанхай работников со здоровыми легкими и сердцем, а также обучать их радиоделу.

20 июля 1929 г. Гурвичу сообщили, что в его распоряжение через Владивосток направлен «Джон» — Альберт Фейерабенд

374

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

(американец латышского происхождения), к которому советовали присмотреться и использовать его предположительно в Кантоне. По мнению Центра, командируемый как американский подданный мог бы жить в Кантоне и без особой «крыши», так как «дряная лавочка» могла его только скомпрометировать.

Пробыв месяц в Кантоне, Фейерабенд вернулся в Шанхай в начале октября. Из его доклада следовало, что город на военном положении и переполнен войсками. Основаться в Кантоне, по словам Фейерабенда, было нельзя, а можно поселиться в Гонконге, но с обязательной легализацией, для чего требовались деньги. Центр посчитал, что в Гонконге делать ему нечего; требование же «крыши» со стороны американца было признано необоснованным — с таким паспортом, как у него, можно было «жить сколько угодно».

Гурвич, со своей стороны, поставил вопрос об отзыве вновь прибывшего в связи с его малограмотностью и отсутствием возможности найти ему применение в Шанхае. Результатом затянувшейся переписки с Центром явилось решение Берзина, датированное концом октября 1929 г., срочно отправить А. Фейерабенда в Америку.

7мая в Шанхай поступило сообщение о направлении нового человека в резидентуру — «связистки» Р. С. Беннет227, которая имела настоящие американские «сапоги» и могла быть использована как для внутренней (с сотрудниками резидентуры), так и для внешней (с агентами) связи.

По прибытии Раисы Беннет («Юзя», «Жозефина») ей была поручена шифровальная работа; она также занималась обработкой англо-американской прессы. Ее прикрытием было преподавание английского языка.

В первых числах августа в Шанхай прибыл из Америки японец «Жорж» — Кито Гинити. Гурвичу предписывалось дать японцу задание, установить военные связи в Корее и наладить работу. Одновременно предлагалось рассмотреть возможность его переезда в Японию для ведения там разведывательной работы в будущем.

Их встреча состоялась, и вскоре японец убыл в Корею с намерением восстановить там старые связи. 20 августа 1929 г. Гурвич доложил в Москву, что получил письмо от Кито из Сеула,

375

Глава 3

вкотором тот просил 1200 американских долларов и сообщал адрес и явку. «Видимо, для «крыши», считает, что может осесть там», — высказал предположение Гурвич.

Уже в начале сентября Центр сообщил Гурвичу, что связать Кито с аппаратом в Токио пока не может. Шанхайскому резиденту предлагалось по-прежнему держать с ним связь и финансировать его работу. Выделение денег «для крыши» было сочтено нецелесообразным, пока не будет полной ясности, насколько Кито подходит для «нашей работы». Вскоре Центр усомнился в необходимости постоянного пребывания Кито

вКорее. Гурвичу было дано указание, что Кито может жить и

вШанхае и вести работу «оттуда».

Воктябре Кито уже был в Шанхае. Он легализовался как служащий японской фирмы и начал представлять сводки японской прессы. Гурвич считал, что Кито — способный парень и ему надо дать возможность развернуться как на «нашей» работе, так и в местной японской колонии, что должно было облегчить его работу на Корею.

Всвязи с этим Гурвичу было предписано «особенно часто» не встречаться с Кито и ни в коем случае не знакомить его ни с кем из аппарата, особенно с «Иностранцем».

3.5. Макс Клаузен — верный соратник Рихарда Зорге.

«Одной рукой в ладони не хлопнешь».

(Китайская пословица)

В начале января 1929 г. с Владивостоком состоялся радиообмен, который Гурвич квалифицировал как «блестящий». Отныне устойчивая радиосвязь с Москвой (через Владивосток) была установлена.

Однако уже в конце февраля Гурвич пожаловался, что работать самому на рации весьма опасно и запросил радиста.

22 марта 1929 г. радист прибыл. Это был «Ганс» — Макс Готфрид-Фридрих Клаузен228. Он родился 27 февраля 1899 г. в Нордштранде, на маленьком острове в Северном море у западного берега Земли Шлезвиг-Гольштейн. Его отец был мелким

376

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

торговцем велосипедами. Мать умерла, когда Максу было всего три года. И он перебрался к своему дяде по отцовской линии, у которого и проживал до 1914 г. — до окончания начальной школы. Мечтой Макса было стать механиком, но началась Первая мировая война, которая нарушила все его планы. Идти учиться было некуда. Поэтому Макс стал помогать отцу, занимаясь ремонтом велосипедов. В 1915 г. он поступил в обучение к кузнецу. В 1917 г. Клаузена призвали в армию, в войска связи, и в начале 1918 г. он был отправлен на французский фронт.

«До этого времени я не имел ни малейшего понятия о политике и поэтому был исправным солдатом. Но агитация старых солдат и страшное убийство людей заставили меня переменить взгляды. Во время заключения мира я стал революционером. Но тогда я не знал, что между социалистами и коммунистами была разница», — писал о себе Макс Клаузен.

В марте 1919 г. он обратился с просьбой о демобилизации из армии, так как его отец возражал против продолжения службы. После ухода из армии Макс решил продолжить обучение ремеслу кузнеца, но оказался физически не способным для этой профессии из-за последствий отравления газами на фронте. Он год проработал помощником воспитателя в исправительной школе. И только после смерти отца Клаузен почувствовал себя свободным человеком и в 1921 г. уехал в Гамбург.

Там он поступил моряком на небольшое судно и через два года стал настоящим «морским волком». Весной 1922 г. Клаузен вступил в Союз моряков в Штеттине. А уже летом того же года был арестован за участие в забастовке судовых механиков и приговорен к трехмесячному тюремному заключению. В 1923 г. Клаузен снова вернулся в Гамбург, где стал членом Союза моряков Гамбурга, но все еще не имел связи с коммунистической партией. В последующие годы Макс плавал на различных судах; он все больше и больше приобщался к политике. Этому способствовало и посещение коммунистической ячейки моряков в Гамбурге.

Поворотным в судьбе Макса, как он сам считал, оказался 1927 г., когда он на большом танкере «Нептун» попал в Батуми, где команда была очень тепло встречена местными жителями, что и подтолкнуло его к решению вступить в коммунисти-

377

Глава 3

ческую партию. По возвращении в Гамбург он направился в коммунистическую ячейку моряков, где и заявил о своем желании вступить в партию.

Кандидатский билет Клаузен получил от Августа Рата, одного из руководителей ячейки, а через шесть месяцев стал полноправным членом компартии Германии. С этого момента жизнь Клаузена определялась указаниями партии. Круг его обязанностей был достаточно широк — от привлечения в партию новых членов и проведения пропагандистской работы среди сочувствующих до сбора денег в пользу Международной организации помощи борцам революции. Когда Клаузен оказался без работы, ему поручили распространять листовки, газеты, организовывать собрания.

Летом 1928 г. на вечеринке, которую Клаузен устроил для своих друзей, он сказал присутствовавшему там Августу Рату, что во время войны служил в войсках связи. Вскоре его пригласили в помещение коммунистической ячейки моряков и представили человеку, назвавшемуся Сигизмундом, который сказал, что хочет послать Клаузена в Москву, где он получит хорошую работу. Это был советский разведчик Сигизмунд Абрамович Скарбек229, работавший в Германии под именем Сигизмунда Крейцера.

Макс Клаузен начал готовиться к поездке в Москву. 28 сентября 1928 г. у него на руках был настоящий паспорт, полученный в городском управлении Гамбурга. Объяснение, что он собирается в Голландию на работу по приглашению друга, удовлетворило полицейского чиновника.

Спустя несколько дней Клаузен вместе со Скарбеком выехали в Берлин, где встретились с человеком по имени Георг, который забрал паспорт Макса и дал ему другой. Это был австрийский паспорт на имя Генриха Рихтера. Клаузену также сообщили адрес, куда он должен был явиться по прибытии в Москву. Его Макс должен был выучить наизусть. Ему это не удавалось, поэтому Клаузен купил роман Томаса Манна и отметил буквы в этой книге, чтобы не забыть адрес: Большой Знаменский переулок, дом № 19.

В начале октября Клаузен выехал из Берлина в Москву. Оказавшись в столице СССР, он сразу же направился по этому адресу. Тогда он еще не знал, что в особняке располагался

378

Первые шаги по созданию нелегальной резидентуры в Шанхае (1928–1929)

центральный аппарат IV (разведывательного) управления Штаба РККА.

После нескольких формальных вопросов его отвели в комнату, где уже находились три человека. Как впоследствии выяснилось, один из них был преподавателем радиодела, венгром по национальности, а двое других — будущие ученики: Вильгельм Максимович Тель (Георг Максимович Шульце)230 и Келлерман. Вместе с ними он должен был обучаться специальности радиста-коротковолновика.

Втечение первых двух месяцев М. Клаузен проходил подготовку по теории и практике радиосвязи с использованием азбуки Морзе. Несколько недель спустя Макс был снова вызван на Большой Знаменский, как выяснилось, для опознания только что прибывшего человека. Это был Йозеф Вейнгарт231, проживавший в СССР под именем Йозефа Иогановича Манеса. Он также был членом коммунистической ячейки моряков в Гамбурге. Макс знал его очень хорошо. Зеппель, как называли его окружающие, также присоединился к начинавшим радистам.

После двух месяцев подготовки Клаузена и его товарищей перевели в Кунцево, где им отвели маленький деревянный домик, в котором были установлены радиопередатчик и приемники. Здесь он под руководством А. У. Филимонова232 настойчиво приобретал навыки в сборке радиостанций и работе на них. Обучение давалась нелегко. И все же Макс Клаузен первым из трех учеников-радистов успешно выдержал экзамен. И почти сразу же был командирован за границу, в Китай.

ВШанхае он остановился в отеле «Плаза», как ему было указано в Москве. Уже на следующий день в его комнату зашел человек и спросил: «Как поживает Эрна?» «С Эрной все в порядке, от нее привет», — ответил Клаузен.

Гостем оказался шанхайский резидент «Джим» — Гурвич, который отвел Макса Клаузена к «Мише» — Константину Мишину, белоэмигранту, офицеру старой русской армии. Мишин покинул Россию в 1918 г. и поселился в Шанхае. Здесь он испробовал множество разных профессий: с мандолиной в руках ходил по улицам и ресторанам Шанхая; много лет был офеней — торговал вразнос перочинными ножами, бритвами и другим мелким товаром. Целыми днями, летом и зимой, бродил

379

Глава 3

Мишин со своим коробом. В результате такой жизни здоровье его сильно пошатнулось — он заболел туберкулезом. «Я должен сказать, что Мишин был замечательным человеком, — напишет в 1946 г. о русском эмигранте Клаузен в своем отчете по поводу своей нелегальной деятельности за рубежом в пользу

СССР. — Он делал все, что только было в его силах. Он всегда сожалел, что эмигрировал во время революции. Я думаю, о нем следует помнить как об одном из людей, которые отдали свою жизнь за пролетарскую революцию».

В Шанхае Мишин проживал в трехэтажном жилом доме на улице Даумер, № 9. В нем Клаузену отвели две комнаты на третьем этаже, но рации там еще не было. Спустя несколько дней Гурвич познакомил его с Гогулем, который жил на улице Фош. Именно у него на квартире находилась радиостанция, и отсюда Гурвич проводил радиосеансы. Через некоторое время радиостанцию перенесли в квартиру Мишина. Первые недели Клаузенпровелвизученииособенностейработынаэтойрадиостанции; одновременно он приступил к изучению английского языка, которым совсем не владел. Освоив работу на собранной рации, Макс стал обучать этому ремеслу и Мишина.

Клаузен в переписке проходил под псевдонимами «Макс» и «Ганс». Псевдонимы были, как правило, незатейливыми и совпадали с именами разведчиков (агентов) или наиболее распространенными именами той или иной национальности (в данном случае «Ганс» или «Фриц»). Самих же немцев в переписке по странной ассоциации нередко называли «колбасниками».

5 июля 1929 г. Гурвич информировал Москву, что по заданию национального правительства «Иностранец» выехал на разведку в Мукден и для ведения переговоров с атаманом Семеновым. Семенов через «Иностранца» выступил с инициативой формирования русской бригады в Маньчжурии. «Иностранец» готов был провести переговоры с белогвардейцем в нужном IV управлению русле. Очевидно, что в организации белогвардейской бригады Москва не была заинтересована.

15 июля 1929 г. приказом из Харбина был уволен со своей должности заведующего агентством КВЖД Лядов. Ему было предписано явиться в Читу для получения дальнейших указаний.

380