Sovetskaya_voennaya_razvedka_v_Kitae

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

академий, участники Гражданской войны, отобранные для работы по линии разведки на должностях инструкторов (советников), не имели опыта разведывательной деятельности, и проведенный в Центре инструктаж (если он и проводился) был явно недостаточен. В свою очередь, центральный резидент в Пекине не был в достаточной степени проинструктирован сам в части организации руководства деятельностью прибывавших разведчиков и не имел необходимых рычагов, чтобы воздействовать на них в нужном направлении.

В такой обстановке разведчики, попавшие в штабы китайских армий на должности инструкторов, так и не создали на местах агентурной сети из китайцев. А вернее, и не пытались, так как не представляли себе, как это делать. В лучшем случае они пользовались всякого рода осведомителями, которые с поражением национальных армий прекратили контакты.

Показателен в этом отношении доклад о ведении разведки в калганской группе военных советников летом — осенью 1925 г. начальника штаба группы Н. В. Корнеева (находился в распоряжении Разведупра штаба РККА):

«Разведывательная работа группы мыслима в двух направлениях: 1) на пользу армии ФЫНА (Фэн Юйсяна. — Авт.), 2) на

пользу государства, к которому принадлежат инструктора. По первому направлению… можно вести советническо-

организаторскую работу в штабе ФЫНА (к чему мы допущены не были) и прямо передавать разв[едывательные] данные, полученные штабом группы от своих источников. Последнее имело место в видах «завоевания делового доверия» и немало способствовало поднятию престижа группы сотр[удников] штаба ФЫНА. Здесь роль дачи таких сведений соответствовала роли снабжения оружием в отн[ошении] всей армии: она делала «стоящим» терпимое отношение к нашему проникновению в штаб. Однако, несмотря на лично хорошие отношения со штабом и его н-ком, никогда не удавалось заблаговременно проникнуть в планы ФЫНА, и все беседы в его штабе были чисто платоническими, безо всякого влияния на ход дела.

По второму направлению морально обязательное содействие соответствующим органам, вполне возможно… приведет к столкновению с принципом «завоевания доверия», коль скоро

181

Глава 1

необходимо становится вести аг[ентурную] разведку против той армии, в которой группа работает.

Вопрос решается возможностью надежно обеспечиться от провала, который неминуемо прорвет доверие ко всей группе. В данном случае в маленьком городе, где никто не может укрыться от наблюдения провала, и потому в группе твердо проводится отказ от аг[ентурной] работы против армии ФЫНА».

Под выражением «морально обязательное содействие соответствующим органам» автор понимал добывание информации в интересах Разведупра. Скорее это был не доклад о ведении разведки, а отстраненные размышления неглупого человека о специфических вопросах, объяснявших, почему разведка с позиции военных советников (инструкторов) невозможна, а поэтому не организовывалась и не велась. И более того — вестись не будет. Причиной тому были не только далеко не бесспорные рассуждения Корнеева, но и отсутствие должного руководства со стороны центрального резидента в Пекине и каких-либо инструкций на данный счет. Хотя, возможно, устный инструктаж в Москве перед отправлением в Китай был получен.

Еще более удручающую оценку положению советских инструкторов в «народных» армиях дает помощник военного атташе при советском полпредстве в Пекине В. А. Трифонов, описывая отношения Фына (Фэн Юйсяна) к нашим инструкторам: «Какую работу они несут в фыновской армии? Обучают одиночных бойцов, выполняют обязанности артиллерийских техников по ремонту оружия, строят поезда. Основные отрасли военного дела — штаб, снабжение и оперативное руководство — являются заповедными для нас отраслями, куда наших инструкторов не подпускают и близко. Политработа разрешается в армии в минимальных дозах (в течение очень короткого времени существовало три клуба) под сугубым контролем и руководством фыновской администрации». Зато, подчеркивал Трифонов, Фэн Юйсян «…разрешает нашим инструкторам заниматься преподавательской деятельностью в школах». Именно к этому роду деятельности наши инструктора были менее всего пригодны, так как подбирались для активной оперативной работы. Они, хорошие бойцы с большим стажем

182

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

Гражданской войны, были совсем не готовы к педагогической деятельности. На родине «…большинство из них не подпустили бы к военной школе на пушечный выстрел». А в Китае они преподавали через плохих переводчиков, что отчасти спасало их от совсем конфузного провала. «Следует отметить, — указывал В. А. Трифонов, — что, как общее правило, наших инструкторов пускают в китайскую армию, за исключением Кантона, как бы в оплату за материальную помощь с нашей стороны. Даем мы оружия на миллион рублей — и китайцы разрешают нескольким нашим инструкторам работать у себя в армии, причем ставят в такие условия, чтобы они были минимально активны и полезны китайской армии».

Тем не менее, находясь в штабах 1-й и 2-й национальных армий, военные советники (инструкторы) могли добывать ценную информацию на доверительной основе, не прибегая к использованию агентуры. Но, как пишет Корнеев, все беседы в штабе Фэн Юйсяна были «чисто платоническими». Что в этом превалировало: объективные препятствия, чинимые китайским командованием, незнание, неумение или нежелание вести разведку, сказать трудно. Скорее все вместе взятое.

Поступавшие из Пекина от военного атташе указания никоим образом не настраивали военных советников на серьезную работу по добыванию разведывательной информации. Так, 21 декабря 1925 г. руководитель группы советских военных советников в Кайфыне Г. Б. Скалов получил от комкора А. И. Егорова распоряжение умерить активность наших советников. Их дальнейшая активность, по мнению А. И. Егорова, была чревата опасными последствиями, которые могли «…серьезным образом повлиять и даже нарушить хорошо отлаженные и вполне установившиеся взаимоотношения всего нашего состава группы с руководящими кругами 1-й Народной армии и, в частности, с самим маршалом Фыном». О какой организации разведки после таких распоряжений могла идти речь?

В ходе налета на советское полпредство в Пекине в начале апреля 1927 г. среди захваченных документов была и инструкция военным советникам от 6 сентября 1926 г., регламентировавшая их отношения с Разведывательным управлением. Инструкция была разработана на месте — в центральной пекинской резидентуре.

183

Глава 1

От каждого инструктора требовалось предпринимать все возможное для ознакомления с военной организацией армии, в которой он находится, а также и для осведомления о состоянии армии противника. Инструктор должен был систематически собирать нужную информацию и передавать ее старшему своей группы, а последний — местному резиденту, сотруднику IV управления, находившемуся на должности инструктора в штабе китайской армии. От инструкторов требовалось оказывать любую помощь местным резидентам. Инструктор должен был указывать также на тех, кто мог бы быть привлечен к сотрудничеству в качестве агента.

Инструктору вменялось в обязанность следующее:

—вести подробный дневник с указанием всего того, что ему приходиться делать, и перечислением лиц, с которыми он встречается, с изложением содержания проведенных бесед и своих впечатлений;

—составлять доклад (не менее одного раза в месяц) относительно положения дел в его собственной части и у противника, а также общей военной ситуации; при этом предписывалось излагать свое мнение по затронутым вопросам;

—составлять отчеты (даже не приведенные в должный порядок) военно-статистического и географического характера (не реже одного раза в три месяца) с детальным описанием региона (провинции), занятого армией, и соседних провинций, уделяя особое внимание коммуникациям;

—представлять специальный доклад о деятельности шпионских организаций и организации контрразведывательной работы в «его армии» и в армии противника;

—сообщать о состоянии революционного движения крестьян (бандитов, «красных пик» и т. д.) в своем регионе.

В случае возникновения необходимости срочно доставить информацию по назначению старший группы мог отправить сообщение непосредственно в Пекине, минуя местного резидента.

Итак, инструкция, регламентировавшая деятельность военных советников (инструкторов) в интересах сбора разведывательной информации, была разработана в Пекине только в сентябре 1926 г. — на «закате» пребывания советских представителей в Китае. А когда она была доведена до сведе-

184

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

ния самих инструкторов и была ли доведена — не известно. Мало было провести инструктаж, надо было еще наладить получение информации и организовать ее передачу, а в ходе повседневной деятельности выявить возникающие при этом недостатки и внести соответствующие коррективы. А для этого требовалось время, которого уже не было. Что же касается IV управления Штаба РККА, оно почему-то оказалось в стороне от этой важной работы и только сетовало на недостаток информации.

Главный штаб кантонской армии к этому времени почти не имел никакой разведки. Южнокитайская группа военных советников вела спорадическую разведывательную работу, посылая агентов в тыл противника в исключительных случаях. Наряду с этим существовала налаженная разведка китайских генералов (и довольно широкая).

«Генеральская» разведка была построена не столько на платных агентах, сколько на друзьях и знакомых, которые на основе данного генералу слова информировали его обо всем необходимом. Это была личная агентура конкретного генерала, и, кроме него, никто другой не был посвящен в ее детали. Поэтому, когда какой-нибудь китайский генерал устранялся с военно-политической арены (такое случалось, правда, нечасто), его агентурная разведка никому не передавалась.

В это время, учитывая психологию китайцев, предлагалось организовывать разведывательную работу в виде «…осведомления какого-нибудь из популярных членов Гоминьдана, которому будут писать в порядке дружеской информации». Вполне очевидно, что подобное предложение как генеральное направление работы было совершенно несостоятельно.

Попытки создания объединенной резидентуры в Центре нашли свое отражение на Юге Китая, правда, только в конце 1925 г. и, конечно, в весьма специфичной форме.

Ставилась задача создать организацию типа советского ГПУ, способную защитить страну от контрреволюции, шпионажа, бандитизма, крупных должностных преступлений, контрабанды и пр. В результате была создана коллегия в составе пяти человек, в том числе четверо китайцев: председатель — «Тан-Пин-Сан», «Фу-Ли» (секретарь военной комиссии), «Ян-Ин» и «тов. Чен» (помощник начальника политотдела

185

Глава 1

3-го корпуса) и один советский представитель, собственно организатор всей работы, — военный советник В. Е. Горев (псевдоним «Никитин»).

Кроме вопросов контрразведывательных коллегия занималась и вопросами разведки, которые были включены в программу деятельности, так как заниматься этим делом было больше некому.

Владимир Ефимович Горев, как никто другой, подходил к выбранной роли: участник Гражданской войны, в недавнем прошлом уполномоченный особого отдела 16-й армии Западного фронта, заместитель начальника Особого отдела Московского ВО, выпускник Восточного отдела Военной академии РККА, в распоряжении IV управления Штаба РККА.

«Организация секретной работы, — утверждал Горев, — базируется на трех вопросах, а здесь, в Китае, — на четырех. При отсутствии хотя бы одного из условий она идти не может». К первому условию были отнесены деньги, второму — личный состав, третьему — поддержка парторганизаций и четвертому — переводчики.

В части выполнения первого и третьего условий недостатка не чувствовалось, в то время как второе и четвертое условия совершенно не выполнялись.

Вопрос личного состава играл первостепеннейшую роль

иотражался на всей работе. Если в отношении китайского личного состава и принимались какие-то меры, то в части русских сотрудников возникли проблемы. «В отношении инструкторского состава повторилась обычная история, — отмечал Горев в «Отчетном докладе о контрразведывательной работе в Кантоне за ноябрь 1925 г. ». — Когда я уезжал, мне было обещано и даже подтверждено честным словом, что… будут немедленно посланы Браиловский и Катюшин по линии Г. П. У.

икто-либо [из] работников по линии Разведупра. Я позволил себе еще в Пекине высказать свое сомнение в выполнении этого обещания. Сейчас я принужден убедиться, что поступил неправильно, уехав, не дождавшись обещанных людей. По меньшей мере странно думать, что можно работу Г. П. У. организовать, не дав ни одного человека». В этой связи Горев докладывал, что, если не будут срочно присланы обещанные люди, он будет «…принужден считать, что работа Г. П. У. счита-

186

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

ется второстепенной» и обратиться «…к выполнению работы более важной» (видимо, военной), где он найдет, «вероятно, большее применение». В последней фразе заключались все приоритеты в работе Горева.

Налаживание контрразведывательной и разведывательной деятельности в Кантоне требовало подготовки китайских кадров. И здесь снова возникала проблема инструкторов. И не только инструкторов.

Без инструкторов школу открыть нельзя, замечал Горев, «… без школы нельзя получить китайских работников, без работников нельзя организовать дела». С переводчиком дело обстояло еще хуже: «Здесь переводчиков нет, а те, которые есть, загружены работой и выделены быть не могут. Обещаемый Ли не едет». Разговоры об английском языке — «чепуха», считал Горев. «Из партийцев по-английски говорят очень мало», — отмечал советский советник. А спекулянта для переговоров, не говоря уже об агентурных материалах, привлекать он не решался.

В докладе о разведывательной работе в Гуандуне за ноябрь 1925 г. Горев отмечал, что к концу отчетного месяца уже имелось «а) две резидент[уры] в пров. Гуанси, куда посланы окончившие краткие курсы коммунисты, местные (Гуанси) работники, б) резидентура в пров. Цзянси, полученная через китайский штаб, но еще не достаточно проверенная, в) резидентура в Гонконге, тоже новая, но организованная нами через нашу контрразведку».

Была начата информационная работа: приступили к обработке английской гонконгской прессы, были выписаны китайские газеты из Гонконга, Макао, Юньнаня, Гуанси, Гуйчжоу, Хунаня, Цзянси и Фуцзяня. Газеты обрабатывались только в военном отношении.

«До тех пор пока нам не удастся создать сильного руководящего аппарата в штабе, вернее, не подберем подходящего начальника, разведдело будет вестись под руководством коллегии, созданной для организации контрразведки. Затем функции будут поделены», — подчеркивал В. Е. Горев.

Им же был разработан «План организации разведывательной работы в провинциях Южного Китая и сопредельных районах». В первую очередь предусматривалось послать резидентов в провинции Южного Китая и сопредельные райо-

187

Глава 1

ны — Гонконг, Макао и Французский Индокитай. При расчете по одному человеку-резиденту на район в Китае нужно было иметь 15 человек, а в прилегающих районах — трех. В этом случае нашей агентурой должны были быть «…накрыты важные для нас провинции [и] столичные районы, откуда идет политика провинции, и пограничные районы, важные для нас».

Выпуск школы контрразведывательной и разведывательной службы в Кантоне 15 марта 1926 г. должен был решить проблему дефицита кадров. Согласно разработанному Горевым плану организации школы, предусматривалось одновременное проведение 3-месячных курсов на разведывательном (12 человек) и контрразведывательном (48 человек) отделениях из расчета восемь часов в день, не считая строевой подготовки, всего около 624 часов (астрономических). Преподавание должно было быть организовано чтением лекций, проведением семинаров и практических занятий. Предметы подразделялись на общие для всей школы и специальные по отделениям. К общим предметам были отнесены следующие: политграмота, политпартии и политзадачи (100 ч); элементы военного дела (оружие, стрельба, подрывное дело) (50 ч); элементы гражданского управления страной (14 ч); правила конспирации, основы разведки и контрразведки (4 ч); организация (4 ч); основы информационной службы (30 ч) и тайнопись (20 ч).

Среди специальных дисциплин, подлежавших изучению на отделении разведки, были названы: военное дело и войсковая разведка (114 ч); агентурная разведка (110 ч); информация (60 ч); организация (6 ч); контрразведка (60 ч); противник (40 ч); запасные часы (22 ч).

Каждый слушатель должен был изучать один из европейских языков, причем предпочтение должно было быть отдано русскому, затем английскому и французскому языкам.

Главным руководителем по школе Горев видел самого себя — «Никитина». Главным руководителем по разведывательному отделению он предложил назначить Терещатова, прибывшего одним из первых в Китай в 1923 г. Проведение занятий по специальным предметам он рассчитывал поручить Михайлову и Федору (Фрэду) Михайловичу Бородину141. Попрежнему недоставало «главрука по контрразведывательному

188

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

отделению» и трех человек для преподавания специальных дисциплин.

Какая судьба постигла это, безусловно, необходимое, своевременное и здравое начинание, неизвестно. Вызывает лишь удивление предлагаемый дисбаланс слушателей на отделениях школы: 12 — на разведывательном и 48 — на контрразведывательном.

Опять же сказались приоритеты Горева. Он отмечал, что вся конттразведывательная работа в Кантоне на первых порах велась секретно под маркой разведки при гарнизоне. Ввиду ликвидации этой разведки в дальнейшем «официальной маркой» должно было стать «бюро детективов 1-го корпуса». Имелось также «…предположение Политбюро Гоминьдана по проекту Ван-Цин-Вея (Ван Цзинвэя. — Авт.) организовать

«политическое сыскное бюро», которое окажется полностью нашим, т. к. руководителем его намечается т. Тан-Пин-Сан…» Эти проекты так и не были реализованы. По мнению Горева, только контрразведку следует организовывать секретно, а значит — конспиративно. Странно, но свои представления о конспирации Горев не распространял на организацию и ведение разведки.

В январе 1926 г. здесь было принято «Положение о южнокитайской группе военно-политических работников», разработанное под эгидой начальника группы военных советников Н. В. Куйбышева.

Согласно положению, в состав штаба южнокитайской группы советников входил Информационно-разведывательный отдел, задачи которого были определены следующим образом:

—сбор всесторонних сведений из китайской и английской прессы о положении в Китае и, в частности, на Юге его;

—обработка сведений, поступающих от советников о состоянии НРА и армиях сопредельных государств;

—налаживание агентурной разведки в частях НРА, соседних Гуандуну провинций и в сопредельных колониях и обработка агентурных сведений;

—ведение карт боевых действий;

—статистическое и экономическое изучение Юга Китая;

—регулярная информация советников группы и военного атташе в Китае.

189

Глава 1

Информационно-разведывательный отдел, в свою очередь, подразделялся на два отделения: информационное и разведывательное. При отделе был также штат переводчиков и чертежников.

За рамками положения остался такой немаловажный вопрос: какова организация передачи собранной информации военному атташе в Пекине и руководству — в Москве? Средства связи с Москвой (радиостанция, шифровальщик, шифры) находились в руках М. М. Бородина, которыми никто, кроме него, не мог пользоваться. Что касается телеграмм, направляемых В. К. Блюхером через Бородина, то на большинство из них начальник южнокитайской группы не получал ответа. Складывалось впечатление, что телеграммы вообще не отправлялись. Только 19 мая 1927 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило послать В. К. Блюхеру одного шифровальщика и выделить необходимые для телеграфных расходов суммы.

Положение прописывало (вернее сказать, пыталось прописать) и характер взаимоотношений начальника южнокитайской группы, который являлся одновременно и главным военным советником при национально-революционном правительстве и главном командовании НРА, с главным политическим советником: «Получая все директивные указания от военного атташе в Пекине, начальник группы по вопросам политического характера координирует свои решения с главным политическим советником при кантонском правительстве».

Судя по обмену письмами наркоминдела СССР Г. В. Чичерина с полпредом в Пекине Л. М. Караханом, примерно в конце марта 1926 г. Китайская комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) внесла изменения в «Положение о южнокитайской группе военно-политических работников» в сторону расширения прав главного военного советника. Возможно, новый вариант положения готовился под Блюхера, на повторной командировке которого в Китай настаивал Чан Кайши (Блюхер прибыл в Китай в конце мая 1926 г.); предусматривалось некоторое ограничение прав главного политического советника вмешиваться в военную работу.

Л. М. Карахан решительно возражал против тезиса о том, что начальник группы военно-политических работников имеет право самостоятельного решения чисто военных воп-

190