Sovetskaya_voennaya_razvedka_v_Kitae

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

дабы максимум сумм бросить на секретный (агентурный) аппарат».

«Мы слишком бедны людьми и деньгами, чтобы позволить себе иметь двойное число резидентур на периферии», — утверждалось в документе. И далее указывалось, что необходимо сделать «…при разрешении этого вопроса в положительном смысле»:

«1) Персональная договоренность между военными и ОГПУ разведорганами в Пекине о назначении резидентов и помощников.

2)Удачная организация резидентуры: при резиденте военном товарище помощник должен быть чекист и обратно.

3)Оперативная подчиненность по отрасли работы (Пекинскому развед[ывательному] центру).

4)Административное и финансовое подчинение по принадлежности к соответствующему ведомству …

5)Оператив[ные] и тех[нические] расходы также распределяются между военной и чекистской разведкой. Опер[ативные] расходы, оплата агентов определяется отраслю (отраслью. — Авт.); технические расходы приблизительно пополам».

Когда речь шла об «отрасли», имелось в виду, что материалы, относившиеся к политической, экономической областям

идеятельности белой эмиграции, а также «услуги агентов», добывавших эти материалы, должны оплачиваться ИНО ОГПУ, а материалы, относившиееся к военной и военно-политическим сферам, включая содержание агентов, — IV-м управлением.

Эти предложения отражали все еще продолжавшееся обсуждение среди руководства разведки (военной и политической) и вышестоящих инстанций проблемы объединения военной и политической разведок, к чему подталкивало существование ряда объединенных резидентур в Западной Европе. Опыт создания подобных резидентур в Китае оказался отрицательным.

Возможно, следствием докладов комиссии Бубнова явился отзыв Рыбакова из Пекина. «Центральный пекинский резидент» уехал 25 сентября 1926 г., не дождавшись замены — А. И. Огинского («Островский», «Александр»), который прибыл в Пекин 8 ноября 1926 г. А в течение нескольких месяцев межвластья центральной резидентурой руководил «Лубе» — Иван

171

Глава 1

Васильевич Лебедев139. Это был, безусловно, незаурядный человек и способный агентурный работник.

В июне 1926 г. полпред Л. М. Карахан направил письмо на имя заместителя председателя РВС СССР И. С. Уншлихта (псевдоним в переписке — «Яворский»), в котором развивал идеи, высказанные комиссией Бубнова, членом которой он сам являлся.

«Практика нашей военной работы в Китае все более убеждает нас в необходимости пересмотреть существующую организацию этой работы, — отмечал Карахан. — Явным, весьма вредным недостатком является отсутствие организационной увязки работы по линии инструкторства (советничества) и военной разведки. Между тем практика показала нам, чтот весьма ценные разведывательные данные, при условии сносной связи, дает именно работа по линии инструкторства, с другой стороны, эта последняя нуждается в постоянной систематической ориентировке относительно военно-политической обстановки, т. е. в обслуживании имеющимися разведывательными данными. Существующая организация, когда названные выше линии работы искусственно разделены, и здесь, в Китае, не имеют общего центра (подчеркнуто Караханом. — Авт.),

мешает достигнуть наиболее полных результатов по обеим линиям работы».

«Вопрос этот поднимался уже несколько раз, — подчеркивал полпред. — Между прочим, по нему имела суждение и комиссия Ивановского (Бубнова. — Авт.), которая высказалась

за возложение на военного атташе и обязанностей резидента Разведупра. Такое решение вопроса всецело гарантирует как исполнение заданий Москвы по разведке в Китае, так и обслуживание наших инструкторских групп. Гарантирует нас [и] от мешающих работе недоразумений, как это было на днях в кантонской группе (подчеркнуто Караханом. — Авт.), где резидент Р. У. доказывал Галину (Блюхеру. — Авт.) свою

самостоятельсность. В группе имеются специальные лица, ведущие разведывательную работу, имеющие возможность отчасти вести эту работу через кит[айские] органы. — А тут приезжает резидент Р. У. и требует передачи разведки себе, заявляя о своей независимости от начгруппы. Получается нелепость».

172

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

Подобная «нелепость» между Блюхером и резидентом повторилась еще раз в конце 1926 г. (по крайне мере об этом стало известно).

«Существующая организация представляет неудобство и другого свойства. Учет и изучение обстановки производится в одном аппарате, а докладчиком мне по военным вопросам является военный атташе. Такой порядок не может не отражаться на полноте его докладов», — обращал внимание Уншлихта на недостатки сложившейся практики организации работы военного атташе Карахан. «Руководствуясь интересами дела и целесообразностью (объединение указанных выше двух линий военной работы дает также некоторую экономию средств)», полпред в Китае просил «…срочно вашего решения о возложении на военного атташе исполнения обязанностей резидента Р. У.». При этом Карахан указал, что «…однажды вопрос этот уже был решен в пользу подчинения разведывательных органов в Китае военному атташе — телеграммой от 17.IX.1925 г. Берзин сообщил военному атташе, что он согласен подчинить ему все разведывательные группы Китая».

Кому адресовал телеграмму Я. К. Берзин? И как долго действовало его распоряжение? С 22 октября 1925 г. военным атташе в Пекине был назначен А. И. Егоров, сменивший на этом посту Н. М. Воронина. Что же касается самого Егорова, то именно он высказывался за возложение на военного атташе, «руководителя всей военной работы», и обязанностей резидента Разведупра.

Аргументируя свою мысль об объединении усилий разведок разных ведомств, Карахан писал: «Можно предвидеть еще одно соображение при решении поставленного мною вопроса — знает ли исполняющий в данное время обязанность В. А. (А. Я. Лапин. — Авт.) дело разведки? Судя по тому, что он в

свое время был начальником разведывательного отдела армии и… наверное, знает и с делом справится, имея специального помощника по разведке».

Нельзя не согласиться с целесообразностью и оправданностью высказываемых Л. М. Караханом предложений о возложении на военного атташе обязанностей резидента Разведуправления, имея в виду, что военный атташе осуществлял бы общее руководство, а разведывательную деятельность

173

Глава 1

организовывал бы и направлял специальный помощник — «центральный» резидент. Подобная вертикаль позволила бы «встряхнуть» начальников групп инструкторов (советников), а через них и самих инструкторов, и побудить их работать в интересах разведки (ставить им разведывательные задачи и требовать их исполнения), а также впредь исключить коллизии между резидентами и начальниками групп инструкторов. Подобные новации, с оговорками, способствовали бы улучшению работы по добыванию военно-политической информации по широкому кругу проблем. Так, наряду с положительными моментами существовала опасность, связанная с субъективными моментами и в первую очередь с личностью самого военного атташе, — подобная централизация руководства могла привести к ступору разведывательной деятельности.

Сам же Карахан, выступая с подобными предложениями, видел в лице военного атташе — прямого и непосредственного докладчика и военного консультанта при полпреде по вопросам военно-политического порядка. Военный атташе, по его оценке, должен был быть в состоянии всегда дать исчерпывающий ответ на тот или иной вопрос военного порядка, возникавший при общей политической оценке обстановки, а также неизбежный при принятии тех или иных решений, опираясь на разведывательные сведения. Карахан считал, что военная и политическая стороны в работе военного атташе неразрывно связаны — помимо руководства и контроля над деятельностью групп инструкторов (советников) предусматривалось использование этих инструкторов как «фактора политического влияния». Эту мысль он неоднократно высказывал и продвигал. Отсюда, по мнению Карахана, исключалась какая-либо самостоятельность и отвлеченность военных атташе.

И тот факт, что за период с июня 1924 г. по сентябрь 1926 г. (с момента появления первого военного атташе в Китае и до отъезда Л. М. Карахана в Москву) в Китае сменились четыре военных атташе — А. И. Геккер, Н. М. Воронин, А. И. Егоров, А. Я. Лапин (пятый, Р. М. Лонгва, заехал в Пекин сентябре 1926 г.), свидетельствует о том, что советского полпреда больше всего волновало подчинение ему военных атташе, чем все остальное, о чем он так разумно рассуждал.

174

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

1.7. «Я на таком острове, откуда очень трудно видеть бушующий океан».

(Р. Лонгва — Центру)

В сентябре 1926 г. в Пекин в качестве военного атташе прибыл Роман Войцехович Лонгва. Он был последним военным атташе в Китае (по апрель 1927 г.). Ему было вменено в обязанность общее руководство центральной пекинской резидентурой. И с самого начала у Лебедева с Лонгва начались трения «…и по методам работы, и по организационным вопросам».

Первое столкновение произошло по поводу перевода резидентуры из главного здания полпредства в военный городок, с чем Лебедев согласен не был. Поэтому, когда в ноябре 1926 г. на должность руководителя центральной пекинской резидентуры прибыл Огинский («Островский»), Лебедев был переведен начальником агентурного пункта во Владивосток, где «имел торговую контору в Харбине и филиал во Владивостоке». В Пекине и во Владивостоке он был связан с «активкой», все теми же «Гришкой» и «Ванко» (Х. Салнынь и И. Винаров).

К октябрю 1926 г. в Китае в составе центральной пекинской резидентуры число источников превысило 50 человек, причем некоторые из них работали со значительными перебоями.

За 1925/26 операционный год (начинался с октября 1925 г.) от пекинской резидентуры было получено свыше 660 материалов, из них весьма ценных — 15, ценных — 518. Остальные материалы были малоценными (свыше 110) и не представлявшими никакой ценности и интереса для Центра.

Это была так называемая количественная и в целом благоприятная оценка разведывательной работы в Китае.

Качественная же оценка работы была далеко не высокой. Это было связано с тем, что данные о вооруженных силах милитаристов, национальных армиях, НРА, а также о политических группировках и внутриполитических событиях, поступавшие в Москву из Китая, имели два существенных недостатка: они страдали «значительной несвоевременностью» и основывались не на агентурной работе, а на сообщениях печатных источников.

175

Глава 1

Центральная пекинская резидентура и подчиненные ей аппараты работали в первую очередь по линии обслуживания повседневной работы руководящего центра в Пекине. Резидентура, по сути, играла роль разведотдела штаба в период военных действий. Был значительно расширен обрабатывающий информационный аппарат, который снабжал руководящих лиц нужными текущими сведениями и сводками. Исполнялись отдельные задания, необходимые лишь местному руководству и не представлявшие подчас особого интереса для Центра. Обстановка военных действий мешала насаждению агентуры

вцентрах противника. Лишь в северной части Китая — Маньчжурии, менее затронутой гражданской войной, были некоторые «достижения» — было завербовано несколько агентов в Мукдене и в Харбине.

Обеспечение текущих потребностей Центра отвлекало внимание от освещения вопросов, «…связанных с обороной

СССР и в первую очередь с обстановкой в Маньчжурии, и вопросов японской экспансии на Дальнем Востоке».

Витоге было принято решение о разделении работы

вКитае по зонам. Так, резидентуре в Харбине вменялась в обязанность организация разведки Маньчжурии с непременным освещением вопросов, связанных с обороной границ Советского Союза. А центральной пекинской резидентуре надлежало вести разведывательную работу собственно в Китае с точки зрения освещения внутрикитайских событий и с акцентом на вопросы политические и военно-политические, необходимые «для нашей китайской политики». Но выведение Харбина из подчинения центральной пекинской резидентуры не было стопроцентным, так как за Пекином осталось право и контроля, и дачи заданий, что никоим образом не могло положительно повлиять на решение поставленных задач.

Следствием подведения итогов деятельности центральной пекинской резидентуры и сделанных предложений о разделении работы в Китае по зонам явилось разукрупнение этой резидентуры. Харбинская резидентура была выведена из подчинения Пекина и подчинена непосредственно IV управлению Штаба РККА с учетом вышеперечисленных оговорок. Ей были переданы в подчинение дайренская и мукденская резидентуры, и предписывалось освещать вопросы, напрямую

176

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

относившиеся к обороне СССР. Руководство всей работой резидентур в Маньчжурии возлагалось с 5 ноября 1926 г. на Вершинина, находившегося в Харбине.

Внепосредственном подчинении пекинской резидентуры, продолжавшей называться центральной, были оставлены только четыре резидентуры — в Калгане, Шанхае, Тяньцзине, Ханькоу. Формально ей же подчинялась резидентура в Кантоне (резидент Велин, «Дмитрий»), однако связь с ней не удалось установить.

Центр потребовал от резидентур в Китае освещать в первую очередь взаимоотношения Англии и Японии по китайскому вопросу; политический курс Японии по отношению к

СССР в Маньчжурии и Монголии; взаимоотношения Японии

иЧжан Цзолиня. Специальное внимание предписывалось уделить вопросу о возможности замены Японией Чжан Цзолиня другим ставленником.

Не были забыты и «милитаристы» (взаимоотношения между Чжан Цзолинем и другими лидерами мукденской группировки; чжилийская группировка и Сунь Чуаньфан, их связь с Англией и США; разногласия и трения между отдельными представителями группировок), и национальные армии, и Гоминьдан, и Компартия Китая, и ее роль в Китае.

Ввоенном отношении тщательному изучению подлежали вооруженные силы всех милитаристских группировок. При этом обращалось главное внимание не на численность отдельных дивизий, бригад и полков и их дислокацию, что в большинстве случаев было изменчиво и малодостоверно, а на основы организации этих частей, моральное и политическое состояние личного состава, обучение и подготовку, финансовые средства, вопросы вооружения, снабжения и комплектования. Задача вскрытия планов военных действий противоборствовавших группировок (которые и до этого не вскрывались из-за отсутствия агентуры) так и не была поставлена.

Невзирая на открытие генконсульства СССР в Шанхае, резидент военной разведки под прикрытие должности генконсульства прибыл только спустя полтора года — в конце 1925 г. Такая задержка объяснялась, во-первых, отсутствием кандидата на эту должность. Вернее, кандидат уже был — И. Г. Чусов, но

177

Глава 1

он находился в Харбине, и ему с лета 1925 г. искали замену. Вовторых, это было связано с отсутствием должностей по линии НКИД. Наряду с элементарным невыполнением обещаний НКИД открыто противодействал ряду таких мероприятий, и поэтому решение вопроса о выделении «крышевых» должностей затягивалось иногда на годы. В Шанхае так и не была выделена Разведупру обещанная и многократно обговоренная должность вице-консула.

Всвязи с этим сложилась практика действовать на месте, не дожидаясь всяких оформлений, посылать работника под каким угодно видом. При этом признавалось, что хотя возможности направляемых разведчиков в представительства

СССР без закрепленных должностей будут у´же, но это будет

целесообразнее, чем долгое выжидание. Именно так и произошло с Чусовым, который был направлен в Шанхай под «крышу» сотрудника генконсульства.

Всостав шанхайской резидентуры «под крышей» генконсульства был включен и переводчик Г. Портнов. Среди агентуры числился белоэмигрант С. Гогуль. В конце июня 1926 г. в Шанхае была похищена дипломатическая почта из Владивостока, в которой были письма, устанавливавшие связь шанхайской резидентуры с «центральным» резидентом Рыбаковым — «Рябининым». Помимо Чусова были «…названы Гри[горьев?], Звонарев, Гогуль и Озорнин как работающие по нашей линии». К. К. Звонарев140 (1-й помощник начальника Разведупра, он же начальник 2-го отдела) находился в служебной командировке в Маньчжурии в январе — феврале 1926 г. для решения организационных вопросов. О Гогуле, сотруднике Разведотдела штаба Сибирского военного округа, речь пойдет далее. Озорнин, судя по всему, также являлся сотрудником разведотдела штаба Сибирского ВО. Принятое Центром решение отозвать Чусова так и не было выполнено.

Перед шанхайской резидентурой была поставлена задача отслеживать ситуацию в районе, охватывавшем провинции Чжэцзян и Фуцзянь и южные части Цзянсу и Аньхой. С июля 1926 г. (по спискам проходило шесть агентов) по январь 1927 г. состав агентурной сети резидентуры в Шанхае обновился полностью. Причиной тому была не только малоценность агентуры, но и пропажа дипломатической почты.

178

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

По состоянию на январь 1927 г. агентурная сеть шанхайской резидентуры по докладам резидента выглядела следующим образом:

Переводчик, вербовщик в Шанхае. Бывший секретарь комиссара по иностранным делам в Шанхае. Окончил русскую гимназию. Благодаря своему знакомству с сотрудниками комиссариата был всегда в курсе политических событий и закулисных дел комиссариата;

Агент-резидент в Ханьчжоу, бывший командир батальона в Чжэцзянской армии, сохранил связи в армии; «в настоящее время без должности»;

Агент-резидент в Нанкине, «учитель-интеллигент», имел связи в политических кругах Нанкина;

Агент-резидент в Шанхае, коммунист, бывший член Военной комиссии ЦК КПК. Прошел 2-недельные разведывательные курсы. Освещал провинцию Фуцзянь путем периодических поездок в эту провинцию из Шанхая;

Осведомитель в Шанхае, бывший офицер царской армии. Был связан со всеми белогвардейскими организациями и белогвардейскими представительствами при Чжан Цзунчане и Сунь Чуаньфане. Взят на службу условно. Шанхаю было дано указание этого агента ввиду малоценности его сведений и «…малого значения роли белых у Сунь Чуаньфана с работы снять»;

«Внутренний работник» — внутренний агент в Нанкине. Письмоводитель штаба войск Сунь Чуаньфана.

Словом, в большинстве своем агенты были незначительными и малоценными.

В конце 1926 г. пекинский резидент Огинский вынужден был констатировать, что оставлять имевшихся сотрудников резидентуры в Шанхае «в настоящем виде» нежелательно. В частности, Портнов был совсем слабым работником. То же можно было сказать и о Чусове, который давал совершенно «невозможную» информацию; пришлось ему направить телеграмму, что все поступавшее из Шанхая — сплошная дезинформация. Правда, подобная дезинформация шла из Шанхая и по линии ИНО ОГПУ и НКИД, что давало основания для вывода, что условия работы в Шанхае довольно тяжелые.

Для улучшения ситуации предлагалось произвести перемещение: И. Г. Чусова направить в Мукден, а В. Т. Сухорукова, за-

179

Глава 1

нимавшего должность вице-консула в Мукдене, командировать на равнозначную должность в генконсульство Шанхая. Однако такая должность так и не была выделена НКИД военной разведке, и в ближайшее время не приходилось рассчитывать на изменение позиции наркомата по данному вопросу. Да и сам Сухоруков вдруг проявил желание скорее вернуться в СССР и выдвинул условие, что «…в Шанхае будет не более полугода».

Особую роль в получении разведывательной информации, в том числе и агентурного характера, должны были сыграть военные советники — военные инструктора, направляемые советским правительством в китайские армии на Юге, Севере

ив центральной части страны. Должны были, но не сыграли. Работа войсковых инструкторов НРА и национальных армий должна была вестись совершенно самостоятельно по линии военного атташе. При этом на ряд должностей военных советников направлялись специалисты по линии Разведупра.

Предполагалось, что сотрудники IV управления Штаба РККА, посылаемые в составе группы военных советников на Север и в Центральную часть Китая (здесь не предусматривалось создание разведывательного отдела), будут вести работу под видом инструктора официально, входя в состав китайского штаба. Подчиняться они должны непосредственно разведывательному центру, находившемуся в Пекине, от которого

ибудут получать соответствующие директивы и деньги. Однако на деле ничего подобного не произошло. И причин

тому было несколько. Во-первых, развал 2-й и 3-й национальных армий произошел раньше, чем там удалось развернуть намеченную работу (1-я армия прекратила существование еще раньше). Во-вторых, инструкторы, имея иные цели и задания, выполняли разведывательную работу спустя рукава. В-третьих, соображения политического и этического характера не всегда позволяли советским инструкторам вести разведывательную работу в армиях «наших друзей». В-четвертых, в некоторых случаях советских инструкторов отстраняло от объектов разведки само командование национальных армий.

Мешала разведработе и позиция некоторых руководителей групп советских военных советников, которые препятствовали передаче информационного материала своих подчиненных «на сторону». И, наконец, военные, выпускники

180