Sovetskaya_voennaya_razvedka_v_Kitae

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

всех угнетенных. Такой подход к вербовке, как выяснилось уже тогда, в 1926 г., никуда не годился.

Среди привлеченных таким образом к сотрудничеству с разведкой оказывались и проходимцы, которым не было никакого дела до политики, а важно было одно: поскорее закончить все эти разговоры и перейти к более существенному — оплате работы. К проходимцам можно отнести и провокаторов, которых китайская контрразведка подсылала к тому или иному разведчику.

Вместе с тем вербовочная работа приносила и свои положительные результаты. В ноябре 1925 г. пекинской резидентурой был завербован агент, член левого крыла Гоминьдана. На него были возложены функции вербовщика среди низших звеньев служащих иностранных посольств. Так, им был завербован китаец-бой, служивший в канцелярии японского военного атташе. И это был не единственный агент из числа боев в японском посольстве. К сотрудничеству с советской военной разведкой были также привлечены бои при общей канцелярии английского посольства, у американского торгового атташе и др., через которых были получены многие ценные сведения. Например, «срочное отношение» японского военного атташе «товарищу военного министра», телеграммы начальника штаба войск Квантунской области военному атташе по военно-политическим вопросам, в том числе оценка японцами Чан Кайши, противоречий в Гоминьдане, циркуляры английского посланника консулам и т. д.

Как выяснилось, все документы в аппарате японского военного атташе печатались на одном ротаторе, так что оставалось только «брать восковки и перекладывать их на наш ротатор». В результате в резидентуру поступали японские информационные сводки, циркуляры и прочее.

Помимо того, из аппарата военного атташе в течение двух месяцев 1926 г. были получены копии 17 телеграмм, из которых 12 телеграмм были «приведены или полностью, или с законченными сюжетами».

Вот выдержка одной из телеграмм, полученных из канцелярии японского военного атташе в ноябре 1926 г.: «По словам маршала Чжан Цзолиня, он едет в Тяньцзин для того, чтобы произвести смотр своим войскам, распределить сто-

161

Глава 1

янки мукденских войск и созвать военную конференцию и разобраться в положении, создавшемся на юге Китая...» В телеграмме указывалось, что до осуществления поставленных задач Чжан Цзолинь не предусматривает вмешиваться в дела центрального правительства.

Из информации, полученной от спутников маршала Чжана, следовало, что дальнейшие его шаги будут обусловлены результатами совещания с представителями в Пекине и Тяньцзине по вопросу о центральном правительстве.

Пекинской резидентуре удалось через боя, работавшего

вяпонском посольстве, установить всех китайцев, состоявших в Пекине на службе у Японии, их фамилии, адреса, служебное положение, какую каждый выполняет работу и т. д. Следующая ступень работы заключалась в том, чтобы добыть компрометировавшие этих китайцев документы и, наконец, осуществить их перевербовку. В этом случае предполагалось платить агентам-двойникам ту же сумму, что и японцы, требуя от них весь материал, даваемый ими японцам, и все задания японцев. Списки были добыты, однако к перевербовке японских агентов так и не удалось приступить из-за того, что документы пекинской резидентуры попали

вруки китайской полиции во время нападения на военный городок советского представительства в Пекине в апреле 1927 г.

Ханькоусской резидентурой был привлечен к сотрудничеству чиновник телеграфа, который передавал разведке все телеграммы иностранных представительств своим правительствам.

Для того чтобы быть всегда в курсе всех политических и военных событий, очень полезно было иметь информацию и из среды сотрудников газет, которые могли сообщать обо всем, что не печаталось по цензурным или политическим соображениям. Среди неопубликованных материалов всегда имелось достаточно ценных сведений, представлявших интерес для разведки. Некоторые опытные источники из европейцев и китайцев покупали эти материалы и перепродавали за большие деньги. Работники редакций очень легко привлекались к сотрудничеству с разведкой под предлогом работы на другую газету, выступавшую с иных позиций.

162

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

Обо всех замыслах империалистов, направленных против

СССР на Дальнем Востоке, как представлялось, было проще узнать в Китае, чем в Европе. Специфика китайской действительности состояла в том, что представители иностранных государств в Китае очень редко разделяли внешнеполитический курс своих правительств, проводимый в Поднебесной. Почти ни одно изменение в политике иностранного правительства не происходило без обсуждения его среди представителей этой страны. Нередко случалось, что вокруг того или иного вопроса возникали бурные дискуссии, отражение которых иногда проникало даже в прессу. Больше всех подобной несдержанностью отличались англичане.

Представители Англии в Китае почти поголовно стояли за самую жесткую политику в отношении Поднебесной, а английское правительство под тем или иным предлогом бывало вынуждено предпринимать шаги, которые в Китае воспринимались как отступление от жесткого курса. Это приводило англичан в бешенство, и они, ни с кем и ни с чем не считаясь, в своем кругу критиковали всех и вся.

Любопытно отметить, что почти все иностранцы, прожившие некоторое время в Китае, делались страшно болтливыми, хотя у себя на родине отличались сдержанностью. Просто они привыкали смотреть на китайцев свысока, не считая нужным сдерживать себя в их присутствии. При этом они часто выбалтывали такие вещи, которые являлись служебной тайной.

Очень интересные сведения можно было получить от иностранцев и в то время, когда они завершали срок своего пребывания в Китае. Обычно за месяц отъезжавшие начинали пьянствовать, устраивая попойки у кого-либо из товарищей, и обязательно с дамами. Во время этих вечеринок у всех присутствующих развязывались языки. Особо ценные сведения можно было получить, когда устраивались всевозможного рода выпивки по поводу прибытия в Китай новых лиц на службу. Здесь каждый старался преподать максимум политической мудрости новичку и показать себя наиболее осведомленным человеком.

Невзирая на все это, в рассматриваемый период военная разведка отрицательно относилась к вербовке агентов из числа западноевропейцев и американцев. Имевшаяся агентура состояла из китайцев (большая ее часть), бывших белогвардейцев и

163

Глава 1

эмигрантов из России. Причем привлекать к сотрудничеству бывших белогвардейцев в качестве агентов, за очень редким исключением, не рекомендовалось, так как можно было очень легко выйти на провокатора или двойника.

Проникнуть в среду иностранцев и сделаться там своим человеком легко могла русская женщина. Русские женщины, бежавшие из России от революции, Гражданской войны, а потом от советской действительности, высоко ценились всеми иностранцами, особенно англичанами. В каждом номере шанхайского иллюстрированного журнала можно было увидеть фото новобрачных иностранцев, женившихся на «наших белогвардейках».

При этом подавляющее большинство русских невест ранее работали в барах и кабаре. Кроме этого, каждый иностранец в Китае считал своим долгом приглашать для холостых пирушек знакомых русских дам. А так как эти дамы воспринимались иностранцами как враги Советской России, то при них не стеснялись говорить обо всем, касавшемся СССР, полагая, что это русских женщин не интересует и, более того, что такие разговоры должны быть выше их понимания.

ВКитай ежемесячно из Приморья и Забайкалья эмигрировало по нескольку женщин, которые оседали в таких городах, как Харбин, Шанхай, Тяньцзин и частично в Пекине. Во всех этих городах в ресторанах, кабаре, кофейнях прислуживали русские женщины, которым хозяин ничего не платил — они работали за чаевые. Для поступления на работу от новой русской официантки требовалось, чтобы она не была уродливой и умела танцевать фокстрот — это также входило в ее обязанность.

ВТяньцзине, Шанхае и в других городах, где размещались иностранные концессии, постоянными посетителями разного рода заведений, где можно было потанцевать с хорошенькой женщиной фокстрот, были прежде всего военнослужащие из числа иностранцев, народ очень осведомленный, не считавший нужным «держать язык за зубами». Однако ни до 1927 г., ни позже попыток привлечь к сотрудничеству с разведкой женщин русского происхождения не отмечалось.

Для того чтобы выявить переброски войск по железным дорогам во время войны, вполне можно было обойтись без добывания приказов и распоряжений на этот счет. Это стоило

164

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

дорого и, как все у китайцев, не всегда соответствовало действительности. Гораздо проще и намного дешевле было иметь на узловых станциях агентов из простых конторщиков или сцепщиков, которые располагали этими сведениями. Так был завербован старший сцепщик на станции Тяньцзин. Информация, поступавшая от него, позволяла отслеживать переброски войск и, опираясь на полученные данные, предполагать направление нанесения ударов по противнику.

Приходилось учитывать и такое обстоятельство, как использование завербованных агентов по месту их жительства по ряду следующих соображений. Во-первых, при наличии в Китае большого числа наречий акцент агентов, прибывших из других регионов, привлекал к ним внимание. Во-вторых, перед агентами открывалась возможность использовать имевшиеся связи среди многочисленной родни, знакомых и друзей. И, наконец, в-третьих, появлялась возможность сразу же приступать к разведывательной работе в привычной для агента обстановке, в противном случае ему требовалось время «на простое приглядывание и легализацию себя».

Рядовые китайские коммунисты, работая, по существу, на разведку, были уверены, что работают на китайскую компартию. Кому и куда поступали результаты работы агентов, китайца мало интересовало. Для него важно было быть уверенным в том, что результаты его работы будут использованы в интересах Китая, а не иностранной державы. Кроме того, привлеченный к сотрудничеству китаец должен был знать, что и тот, кто его работой руководил, будь это даже иностранец, прежде всего его единомышленник.

В ряде случаев вербовали агентов для работы на Гоминьдан в целях «углубления китайской революции», ибо любой китаец (не исключая и Чжан Цзолиня, и ему подобных) самым искреннем образом считал себя «революционером».

Проще всего было завербовать «приличных» агентов на работу для «китайской революции», направленной в первую очередь против иностранцев. Такой способ привлечения к сотрудничеству, конечно, проще всего было осуществлять при наличии вербовщика-китайца. Иногда случалось, что агент, завербованный таким образом, очень долго не знал, на кого работает.

165

Глава 1

Таким способом в пекинской резидентуре был завербован уже упоминавшийся бой японского военного атташе, молодой парень, гоминьдановец. Во время пекинского налета он был раскрыт и, как говорили, был убит японцами.

Некоторых агентов удавалось завербовать и под другим «соусом». В тех провинциях, где власть, предположим, находилась в руках Чжан Цзолиня, легко было найти сторонника У Пэйфу и завербовать его для работы в пользу последнего, а там, где власть принадлежала У Пэйфу, все делалось с точностью до наоборот.

Однако и среди китайцев встречались «такие типы, которых невозможно купить за деньги». Так, в сентябре 1926 г. пекинской резидентуре стало известно, что четыре представителя шаньсийского дуцзюня Янь Сишаня при правительстве Пекина состоят агентами японского военного атташе. Янь Сишань уже в то время выходил на авансцену китайской неразберихи, поэтому завербовать его представителей, да еще работавших у японцев, было очень важно и заманчиво. Через боя японского атташе, о котором уже упоминалось, удалось достать компрометирующие материалы на этих агентов, и для большей верности решили вербовать их на работу для левого Гоминьдана. Вербовку вел китаец, коммунист, выделенный специально для этой цели. Условия сотрудничества предлагались, казалось, самые приемлемые — передавать все то, что они сообщали японцам, за ту же цену (по 200 иен в месяц). В успехе сомнений не было, но советских разведчиков ждало жестокое разочарование.

Двое из намеченных для привлечения к сотрудничеству лиц отказались. Оставшимся двум китайцам было предложено за ту же работу двойное жалование, по 400 иен каждому, но и здесь последовал отказ. Пришлось прибегнуть к крайнему средству. Сфотографировали расписку на получение денег от японцев и заявили одному из вербуемых, что в случае его отказа работать на левый Гоминьдан расписка будет отослана Янь Сишаню. Не помогло и это. Китаец скрылся из Пекина, и разыскать его не смогли.

Когда обратились за разъяснениями к китайскому вербовщику-коммунисту, тот объяснил, что вербуемые китайцы, по его мнению, являлись идейными и активными членами

166

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

партии Аньфу, имевшей прояпонскую ориентацию, и это была единственная причина их отказа от работы.

Среди китайцев редко попадались агенты-двойники. И тому было свое объяснение: для определенной категории китайцев все иностранцы считались врагами, и между ними не делалось никакой разницы, а совместные выступления иностранцев против китайцев во время различных конфликтов окончательно убедили китайцев, что все иностранцы заодно. Поэтому, когда кто-либо из них вербовал китайца, уже работавшего на другую иностранную разведку, тот воспринимал это как ловушку и не соглашался работать, боясь потерять уже имевшийся заработок.

Мало было завербовать агента, нужно было еще таким образом организовать с ним связь, чтобы своевременно получать от него информацию. Бывали случаи, когда агент, своевременно узнав о назревавшем событии, не мог передать в разведывательный орган эти данные из-за отсутствия связи. В результате Пекин получил донесение вместе с газетными сведениями.

Как признавал сам Рыбаков, подобная неорганизованность связи являлась существенным недостатком имевшейся сети. Существовали всевозможные способы доставки информации: особым кодом по телеграфу (заранее обусловленными словами), «письменным порядком» — «нарочным» также через код или тайнописью, живой связью через агентов-почтальонов до заранее намеченных «сборных пунктов донесений» и т. п.

Крайне медленная и нерегулярная связь посредством дипкурьеров между Пекином и в особенности Ханькоу и Кантоном (даже при наличии телеграфного шифра) чрезвычайно затрудняла работу.

Пекинская резидентура широко практиковала использование тайнописи. Почта, как утверждал Рыбаков, работала хорошо и регулярно, обеспечивая дешевую, безотказную и своевременную связь. Предпринимались следующие меры предосторожности: в донесении (между строк — на газете, прейскуранте и т. п.) помещался только информационный материал. Письма и газеты направлялись на условные, «крепкие» адреса. В связи с этим приобретал особое значение состав тайнописи — особенно для китайской бумаги в летнее

167

Глава 1

время — все тайное проявлялось порою в пути и становилось явным, что грозило провалом.

И все же почтовая связь могла действовать только на территориях провинций, не затронутых войной, и не могла рекомендоваться как универсальное средство.

Нередко резиденты-китайцы встречались со своими агентами в общественных и увеселительных местах, где каждый вечер собиралось большое количество народа и стоял такой шум, что самый опытный сыщик не смог бы уследить за тем, за кем вел слежку. Существовало, правда, одно «но» — сам разведчик уже не мог контролировать обстановку вокруг себя.

На китайских базарах легко можно было даже европейцу получать от китайца сведения и давать ему задания. Китайские базары обычно кишели местными мелкими «компрадорами», которые по два-три человека увязывались за европейцем в качестве посредников при совершении покупок. Под видом посредника агент мог свободно говорить с европейцем сколько угодно, не вызывая подозрений.

Самым безопасным считался способ перевозки донесений и документов между провинциями, когда агент-связник доставлял документы не сам, а сопровождавшая его женщинакитаянка. Женщинами в Китае полиция мало интересовалась и никогда их не обыскивала. При этом европеизированные китаянки для этой цели не годились. Для перемещения донесений и документов через опасные участки использовали «старозаветных» китаянок — с забинтованными ногами и с китайской прической. Особо секретные документы с гарантией можно было провезти, если спрятать их под бинтами. Даже при обыске китаянки, если он все-таки происходил, никто не требовал у нее разбинтовать ноги.

Связь между Китаем и Советским Союзом в отдельных случаях осуществлялась через китайцев-контрабандистов. Контрабандист за самую незначительную оплату проходил через китайские посты без всякого обыска в любом месте границы в одну и другую сторону.

В 1927 г. харбинская резидентура переправила через контрабандиста большой сверток чертежей и планов секретных сооружений на «толстой» бумаге, обмотав все это для види-

168

Советская военная разведка в Китае (1922 г. — март 1927 г.).

мости соломкой для дамских летних шляпок, так как это был сезонный контрабандный товар.

Работа разведчиков в Китае (и не только) только тогда могла дать положительные результаты, когда им удавалось оставаться объективными, что в китайской обстановке было затруднительно. Все работники в Китае придерживались, как правило, какой-то определенной точки зрения на развитие китайских событий, и из всей массы имевшихся данных начинали подбирать лишь те, которые подтверждали их взгляды, все же остальные сведения рассматривались как негодные, недостоверные и отбраковывались. Как говорится, «легко верится в то, чего хочется», но нельзя. Разведчик должен быть фотографом, а не политиком и передавать все то, что узнает,

ане то, что ему подходит для подтверждения собственных суждений.

Малоэффективность деятельности военной разведки (и не только военной) была зафиксирована в докладе уже упоминавшейся комиссии А. С. Бубнова, направленном в Политбюро ЦК ВКП(б) от 17 мая 1926 г. Лишь освещение Маньчжурии и Монголии Разведупром и ИНО ГПУ было признано удовлетворительным. Весь остальной Китай и боровшиеся там группировки, по оценке комиссии, освещались крайне неудовлетворительно. Это приводило к тому, что политика полпредства и в целом военно-политическая работа базировались зачастую на отрывочных, случайных и непроверенных сведениях. Кроме того, в выводах отмечалось, что сама обработка материалов, изучение страны были организованы в Пекине неудовлетворительно: «Разведупр тратит массу энергии на изучение общей экономики, ИНО не обрабатывает вообще материалов,

аполпредовская информация освещает текущие события с опозданием на 1,5–2 месяца (полпредовские бюллетени)».

Для улучшения информационной работы предлагалось следующее: «а) Разведработу (Разведупр, ИНО ГПУ) построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия, Монголия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственный Китай — с точки зрения потребностей нашей активной политики в Китае и изучения борющихся в нем сил».

При полпредстве предлагалось создать специальное бюро, которое изучало бы и освещало политико-экономическую

169

Глава 1

жизнь Китая, а военному ведомству и ГПУ рекомендовалось договориться о большей согласованности работы и устранении параллелизма.

Вцелом это были далеко не бесспорные и субъективные предложения людей «со стороны».

Работа Пекинского военного центра была признана комиссией неудовлетворительной. В частности, отмечалось следующее: «Довольно слабо разбираясь в общей обстановке Китая и взаимоотношениях народных (национальных. — Авт.) армий между собой и внутри каждой из них, он (центр. — Авт.)

не сумел наладить правильной работы групп инструкторов и поставить им реальные задачи. Работа групп большей частью шла «самотеком» и наугад.

В1-й Народной армии была переоценена практическая возможность внедрения в нее через работу военных инструкторов, во 2-й Народной армии взят был курс на единую армию, какой фактически никогда не существовало и что направило нашу работу по ложному пути».

Совершенно справедливые замечания.

Комиссия Бубнова нашла и объяснение столь неудовлетворительной работе Пекинского центра: «Отсутствие ясно сформулированных обязанностей, ответственности и разграничения функций с полпредом весьма сильно отражалось на организационной стороне работы и в значительной мере тормозило ее».

Выводы комиссии Бубнова во многом отражали личную позицию члена комиссии Л. М. Карахана, который, справедливо критикуя деятельность Пекинского военного центра, почему-то запамятовал, что инициатором сотрудничества с «народными» армиями выступал он сам — чрезвычайный и полномочный представитель СССР в Китае.

19 мая 1926 г. из Пекина был отправлен в Москву документ — «Дополнение к «Соображениям о разведке», подготовленный, судя по всему, все той же комиссией Бубнова. В нем, в частности, предлагалось иметь на периферии объединенный разведывательный и контрразведывательный орган. Это, по мнению авторов, должно было помочь избежать распыления сумм, ассигнованных на разведку разными разведорганами, уменьшить затраты «…на гласный (обслуживающий) аппарат,

170