Сванидзе А.А. (ред.) - Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 3. - 2000

палача, по всей вероятности, не была абсолютным новшеством: она скорее всего отражала представления о должном, существовавшие и раньше. С известной осторожностью мы можем предположить, что в значительной мере она действовала как неписаный закон и в XV в., а может быть, даже и раньше, но документальных свидетельств об этом

внашем распоряжении на данный момент нет, поэтому самое большее, что можно утверждать - это что в конце средневековья, видимо, усили­ лись настроения, отграничивавшие палача от остального общества и сближавшие его с другими представителями маргинализованных реме­ сел, что нашло свое отражение в изменении законодательства.

Интересен характер той регламентации, которой подвергалось по­ ведение палача в этот период. Она, как можно заметить, была весьма подробной (что, впрочем, вообще характерно для эпохи “ордонансов” и “регламентов”), причем нацелена она была не просто на укрепление ди­ сциплины, но, на мой взгляд, также - или в первую очередь —на преду­ преждение потенциально опасных контактов палача с “честными” людьми. Мы видим, что многие нормы призваны исключить саму воз­ можность конфликта с его участием. Дело тут было, с одной стороны,

втом, что, как уже говорилось выше, палач очень легко мог стать жер­ твой аффективных действий, с другой - в том, что и другим людям при­ ходилось его опасаться. Своими знахарскими искусствами (от которых один шаг до колдовства) он мог сильно навредить обидчику; более того, уже одно только прикосновение “бесчестного” было само по себе бес­ честящим. Тот, кто побывал под пыткой или на эшафоте, даже если он был потом оправдан или помилован, почти никогда не мог восстановить свое доброе время, потому что побывал в руках палача. Даже случайное прикосновение, тем более удар или проклятие, полученные от палача на улице или в трактире, были бы фатальны для чести - а значит, для всей судьбы человека.

Ситуация эта, впрочем, не устраивала власти, которые вскоре нача­ ли активно “возвращать” в лоно честного общества маргинализован­ ные группы: выпускались законы, отменявшие правовые ограничения для представителей ремесел, считавшихся дотоле бесчестными, равно как и для евреев и других изгоев общества. Имеется свидетельство, что

вначале раннего нового времени палач - по крайней мере в Аугсбурге - уже мог иметь права гражданства: два прошения, написанные нотариу­ сом, подписаны “бюргер”. Более того, в них говорится, что Совет горо­ да заверял палача Файта Штольца “во всякой милости и благорасполо­ жении”. На одно из прошений ответ палачу передавал лично бурго­ мистр.

Мы видим, таким образом, что палачи одновременно существовали

всфере отношений, с веберианской точки зрения, рациональных (служ­ ба) и иррациональных: они были орудием правосудия и занимались полуколдовской практикой, являлись постоянной мишенью аффективных действий и были вообще в сильной степени мифологизированной фигу­ рой, хотя сами часто подчеркивали сугубо естественный, ремесленный характер своей деятельности, будь то работа на эшафоте или медицина.

Набор терминов, обозначающих палача, например, в немецком

230

ГОРОЖАНИН И ПРАВО

ГОРОДСКОЕ ПРАВО И ПРАВО В ГОРОДЕ КАК ФАКТОР ЕДИНЕНИЯ

Как всякий общественный организм город с самого начала своего - и исторического, и генетического - существования внутри городского сообщества для регулирования жизни пользовался определенными пра­ вовыми установлениями. Учитывая особое отношение в целом к праву в средневековом обществе, мы не можем обойти молчанием эту сферу городского бытия, в частности, его роль в разрешении конфликтов и объединении всех живущих в городе и в пределах его влияния.

Однако прежде необходимо сказать несколько слов о так называе­ мом “городском праве”. Под этим термином принято понимать законо­ дательные памятники, возникшие внутри города или в результате по­ жалования ему, фиксировавшие его внутренние и внешние отношения. Таковы королевские или императорские хартии немецким городам, сходные документы из английских и северо-французских земель, стату­ ты южнофранцузских и итальянских городов, пиренейские фуэро и форалы, Магдебургское право, Любекское право etc. Если его существова­ ние в качестве регулятора городской жизни не вызывает разногласий в исторической литературе, то оценки сильно разнятся. Некоторые ис­ следователи оценивают его необыкновенно высоко. Так, известный ис­ торик права Г.В. Эрлих считал, что оно может быть характеризовано такими чертами, как отсутствие привязанности к обычаю или тради­ ции; направленность не на сохранение прошлого, а на сотворение буду­ щего; рукотворность городского права, а потому не только способность к изменениям, но и их сознательное допущение; представление о всеоб­ щем благе, которое является целью права, а, следовательно, его демо­ кратичность и восприятие общей солидарности как отправной точки и цели; происхождение городского права не из божественных установле­ ний, а из человеческих желаний и потребностей. В этом перечне осо­ бенное внимание обращает на себя такая характеристика, как устрем­ ленность права в будущее, подчиненная вдобавок идее всеобщего бла­ га. Нетрудно заметить, что такие представления об основных чертах го­ родского права отталкиваются от норм и форм, выработанных в италь­ янских и южнофранцузских городах-коммунах, в первую очередь; не­ трудно заметить и другое: подобная оценка городского права происте­ кает из общего отношения к средневековому городу прежде всего как элементу прогрессивного развития, ядру, из которого впоследствии вы­ растет европейская цивилизация.

Точка зрения Эрлиха - это, пожалуй, крайнее выражение близких

232

взглядов и оценок. Более взвешенное отношение к городскому праву, несомненно, тоже учитывает динамичную роль города в средневековом обществе; исследователи этой ориентации рассматривают его как спе­ цифическую отрасль средневекового права, для которой были типичны коммунитарность и светский характер, конституционность и системная целостность, способность к осознанному и органическому развитию. В то же время многие историки и историки права вообще не выделяют го­ родское право как особый тип, рассматривая его как разновидность территориального, или местного, либо права корпораций.

Оставим историографические разногласия и вернемся к перечис­ ленным выше памятникам “городского права”. Уже с первого взгляда становится ясно, что среди них - документы совершенно разного проис­ хождения и типа: королевские и сеньориальные жалованью грамоты, установления городских советов, запись обычного права и т.д. Кроме того, о гетерогенности как их характеристике можно говорить по отно­ шению не только ко всей группе, но и к каждому из памятников в от­ дельности: скажем, фуэро всегда представляет собой сочетание коро­ левских установлений и обычных городских норм; то же можно сказать

охартиях немецких городов ХЗ-ХП вв.; статуты отражают обычаи го­ рода в неменьшей мере, чем правотворчество городских органов само­ управления.

Право, действовавшее в городе, разнородно и с точки зрения его правовой основы, что естественно, ибо оно вырастает на пересечении разных его видов (королевского и обычного, статутного и сеньориаль­ ного). Рассмотрим хотя бы некоторые аспекты этого явления.

Для любой правовой системы крайне важным является представле­ ние об источниках права. В таких памятниках, как городские хартии, в качестве такового выступает королевская власть/сеньор, но наряду с ней - обычай (ссылки на это многочисленны), древность и вековечность установления, а также решение городского совета или прецеден­ ты разного рода.

До сих пор мы говорили о городском праве, настолько сложившем­ ся, чтобы быть оформленным в особый свод или грамоту, возникнове­ ние или фиксация которых относится в большинстве своем к XI-XII вв. и позже. Городские же поселения существовали и раньше и, естествен­ ным образом, обладали инструментом регулирования своей жизни, ка­ ковым, что очевидно, выступало обычное право. Записи городского права, особенно ранние, включают в себя довольно узкий круг вопро­ сов, не покрывая собой значительную часть повседневной жизни и дея­ тельности горожан. Она, таким образом, должна была остаться и оста­ валась в ведении обычая. В документах разного рода и даже в самих го­ родских законодательствах достаточно часто встречаются упоминания

осуществующих обычаях, не вошедших в городские кодексы, но тем не менее вполне уважавшихся и действовавших. Таковы указания в порту­ гальских королевских законах XTV в. на то, что “поныне существует в некоторых городах”, обычай, согласно которому дело об изнасилова­ нии должно было быть возбуждено самой пострадавшей и сразу же по­ сле совершения преступления: женщина бросалась к первому попавше­

234

муся на глаза; или в тулузской грамоте начала ХШ в.: “и существует та­ кой обычай в этом городе Тулуза, что никакой тулузец не может поку­ пать кого-нибудь, проживающего в Тулузе”. Несомненно, значительная их часть могла и не быть упомянутой в документах ввиду обыденности таких явлений, отсутствия нужды в особой фиксации на них внимания законодателя, редкости использования и т.п. Таким образом, и с точки зрения формы бытования (письменной и устной), и с точки зрения пра­ вовой традиции городские нормы были далеки от единства.

И то и другое, особенно последнее, предполагает, кроме всего про­ чего, столкновение разнородных концепций философии права, если возможно приложить этот поздний термин к средневековой эпохе, - т.е. осознания, пусть и в своеобразной форме, природы права и закона и их места в мире в соотношении с человеком.

В каком-то смысле это же можно сказать и о субъекте права, дей­ ствовавшего в городе. Долгое время городские хартии и статуты не зна­ ют специального термина для определения жителей города. Значитель­ ное число памятников обозначает своего адресата либо как homines, incolas, populatoies, populus, “мужчины и женщины” и т.д., либо описа­ тельно: “те, кто живет и будет жить в этом месте” и другими подобны­ ми выражениями. С одной стороны, это свидетельствует о том, что пра­ во - и законодательство как его конкретное воплощение - не вычленя­ ло жителей города в качестве особой страты, не говоря уже о сословии, современного ему общества; с другой - подобные термины покрывали социально разнородные группы, изначально составлявшие городское население. Это естественно и закономерно, кроме всего прочего, пото­ му, что первые такие документы должны были давать и давали наибо­ лее общие, удовлетворявшие всему городу установления. Таким обра­ зом, они исходно подразумевали, что субъект права с социальной точки зрения, в социальном аспекте имеет достаточно расплывчатый харак­ тер и привязан прежде всего к месту, территории проживания, точно так же, как и его конкретное воплощение - горожане в широком смыс­ ле слова - были в это время связаны скорее этой общностью прожива­ ния, чем другими видами отношений. Эта пространственная привязан­ ность права города отчетливо выразилась в восприятии немецкими го­ рожанами городских стен как пределов и гарантии целостности своего правового поля, и когда император во время торжественного въезда возвращал в город преступника, по сути он имел право возвратить его на территорию города, а не в городскую общину. Столь же показатель­ на грамота тулузского консулата ХШ в., согласно которой в пределах не только самого города, но и его округи все зависимые освобождались от любых обязательств по отношению к своим сеньорам, пока они пре­ бывали на ее территории.

Позднейшие уточнения в отношении субъекта права имели своим следствием либо отсечение, изъятие части населения города из ведения данного права (как, например, запрещение проживать внутри города знати во многих городах Португалии и Германии), либо признание дробности права и прав внутри города, когда каждая социальная группа имела свои нормы хотя бы в некоторых сферах права (pedites и milites в

235

кастильских городах, горожане и рыцари в южнофранцузских). Если же мы имеем в виду не городскую общину как совокупность равноправных лиц, возникающую относительно поздно и далеко не везде, а город как единый организм в пределах городских стен (или общей площади), нам придется говорить о сочетании разных систем права, поскольку внутри города могли уживаться иноэтничные и иноконфессиональные общины, не говоря уже о привилегированных слоях общества, клириках, мона­ хах. Не будем забывать также и о том, что общегородское право допол­ нялось правовыми нормами, действовавшими внутри общностей самого разного рода - от ремесленных цехов до религиозных братств и от обо­ ронительных объединений до купеческих товариществ, хотя не от всех из них до нас дошли письменно зафиксированные установления.

Включенность в окружавший и пронизывавший город мир создава­ ла нередко двусмысленные ситуации, которые право в лице законодате­ лей пыталось разрешить, иногда достаточно своеобразным способом. Один из подобных случаев - реакция городского совета и консулов Ту­ лузы на материальный ущерб, нанесенный рыцарями-крестоносцами во время Альбигойских войн. Консулы приняли постановление, согласно которому весь ущерб жителям Тулузы должен быть возмещен, и наобо­ рот, рыцари не имеют права ничего требовать от тулузцев. Совершен­ но очевидна полная нереальность этого решения. Тем не менее оно бы­ ло принято, ибо тяжелая ситуация требовала правовой оценки и прин­ ципиально, и превентивно, “на всякий случай”

Установление совершенно другого типа, но тоже связанное с воен­ ными действиями против города, было включено в фуэро Паленсии (1180). Паленсия, как и все пиренейские города, имела разнородную со­ циальную структуру: значительную часть городской общности состав­ ляли кабальеро. Это и поставило перед создателями фуэро вопрос об отношении к тем, кто служит вне города “другим” сеньорам. Фуэро не только допускает это, но и учитывает возможность столкновения инте­ ресов города и сеньора. Предоставим слово документу: “а если его гос­ подин будет в состоянии войны... против людей Паленсии,.. вне стен со своим господином пусть воюет против Паленсии весь день... и когда за­ хочет, пусть спокойно и безопасно идет к себе домой; и из награбленно­ го и добычи, которую там со своим господином возьмет, часть, которую получит оттуда [из Паленсии], пусть отдаст своим согоражанам”. Текст не требует особого комментария - в нем очевидно стремление прими­ рить и законодательно оформить вступающие в противоречие обязан­ ности вассала и обязанности, проистекающие из принадлежности к го­ родскому сообществу.

Наконец, зададимся вопросом, насколько отличались нормы права, существовавшего в городе, от иных сфер его бытования. Мы должны констатировать, что в значительной части установлений памятники долго фиксируют нормы, типичные для общества в целом, либо специ­ фика их имеет местный, а не сущностный характер. Это можно сказать и о таких свойствах городского права, как исключительность примене­ ния данного законодательства к жителям данного места (так называе­ мая разорванность права), закрепление в праве автономии данного го­

236

родского сообщества, особенно в судебной сфере и др. Исследователи средневекового права отмечают, что первые проявления своеобразия норм в городских сводах возникают в связи с регламентацией торговли, затем - организацией ремесла, в то время как иные сферы правоотно­ шений сохраняют традиционную окраску. Лишь в итоге длительной эволюции, и то далеко не везде, городское право приобрело те черты, которые обычно считаются для него специфическими, общими и опре­ деляющими.

Не оспаривая их значения и для развития города, и для развития права в целом, напомним, что не следует переоценивать “несредневековость”, “нефеодальность” или даже “антифеодальность” и этих черт. Так, положение о равенстве всех перед законом - знаменитая aequitas - имеет вполне средневековый характер, если учесть, что под “всеми” подразумевались только и исключительно жители данного города опре­ деленного статуса, и принцип разорванности, расчлененности права, ха­ рактерный для средневекового общества, воспроизводился здесь в пол­ ной мере, a aequitas лишь своим существованием в качестве общей идеи давала в отдаленном будущем путь новым отношениям.

Другая черта городского права - его светский характер - тоже должна осмысляться достаточно критически. Прежде всего, несмотря на то, что церковь как институт не входила в юрисдикцию города, связь церковного права и суда и городских учреждений этого рода была по­ стоянной и прочной; я имею в виду и принадлежность города церков­ ным сеньорам (и в этих случаях влияние на городской суд и установле­ ния), и применение церковью, даже при отсутствии сеньориальной зави­ симости города от нее, церковных методов воздействия (интердикт, от­ лучение etc.), и подчиненность - как и везде - дел морально-религиоз­ ного свойства церковному суду, и включение в городское законодатель­ ство некоторых норм, регламентирующих поведение клириков, живу­ щих в городе, и другие подобные явления. В то же время консулы пола­ гали для себя возможным и необходимым принимать постановления про­ тив ересей, как это было в Тулузе XIII в., а городские суды - рассмат­ ривать дела о богохульстве, как во Флоренции или южнофранцузских городах в XV в. Кроме того, необходимо учитывать религиозное созна­ ние творцов городского права, которое придавало ему*особый симво­ лизм и поддерживало традиционные представления о божественном происхождении права, закона и суда, что хорошо показал А. Рогачевский на немецком материале. Это, в свою очередь, невольно наклады­ вало на, казалось бы, светские нормы особый отпечаток, а иногда и де­ формировало их. В качестве примеров этого можно привести для ран­ него этапа существование Божьего суда, позже - суда над животными. Подобного рода “поправки” можно было бы сделать и относительно других черт городского права.

Из сказанного выше следует явная укорененность права, функцио­ нировавшего в городе, в правовых традициях, общих для всего средне­ векового общества, его неотрывность от иных форм и сфер правотвор­ чества. Город как бы собирает на своем правовом поле все возможные, существующие к этому времени виды права, вплоть до рецепированно-

237

го римского права. Эта способность к аккумуляции традиций, с одной стороны, имела своим результатом то, что называют (Берман) “систем­ ной целостностью городского права”. Под ним подразумевается такое явление, при котором нормативные документы - statuta, leges - издан­ ные властными структурами, естественно надстраивались над обычным правом и оно органично включалось в писаное право. С другой сторо­ ны, она вела к так называемой иерархии права в городе. И, пожалуй, эта способность к впитыванию разнородного материала, обусловленная гетерогенным характером самого города как целостного организма, и сплавлению его в городское право и была отличительной и определяю­ щей чертой правотворчества в городе.

** *

Мы говорили о том, что особую роль в формировании городского права сыграло право торговое. Это заставляет нас сказать о нем под­ робнее.

Нормы, регулировавшие взаимоотношения между торговцами и купцами, их положение в “гражданском быту” и их отношения с други­ ми лицами-некупцами, сложились еще в древности в торговое право. В сущности, оно было частью гражданского права, но отличалось боль­ шей подвижностью, оперативностью и привязанностью к обычаю. Кро­ ме того, что немаловажно, оно опиралось на принципы добровольности и добросовестности соглашений.

Характерной чертой и средневекового торгового права было то, что оно вырастало из практики. В этот период оно существует прежде всего в форме обычая - usus, consuetudo mercatorum. Однако оно не только отражало сиюминутные потребности купеческой деятельности, но и чутко реагировало на изменявшуюся конъюнктуру отношений в обществе в целом, вводя новые нормы и изменяя старые.

В тех областях Западной Европы, где торговые отношения не толь­ ко сохранились с римских времен, но оставались во многом определяю­ щими и в эпоху средневековья - а это прежде всего средиземноморское побережье: Италия, Южная Франция, Каталония, - торговое право не­ редко ложилось в основу или сливалось с городским. В Северной Ита­ лии в статуты городских коммун с начала ХГП в. входили законодатель­ ные положения, характерные для юридических отношений в сфере тор­ говли. В других местах складывалась особая группа норм. Понятие тор­ гового права как особого типа формируется с конца Х1П в. Характерно, однако, что употреблявшийся для его обозначения термин - ius тегсаtorum - исходит не из объекта права и не из типа правовых отношений, а из субъекта права, что подчеркивает ограниченность его компетен­ ции особой группой лиц. Хорошей иллюстрацией этого положения яв­ ляется известный казус, имевший место в Англии в ХШ в., когда наслед­ ники отказывались цлатить кредиторам усопшего, поскольку долговые обязательства заключались на основе купеческого права, а к концу жизни усопший приобрел рыцарский статус.

Казалось бы, в том, что было сказано, - видимое противоречие: мы

238

привыкли считать обычное право достаточно неподвижным, не разра­ ботанным формально и архаичным, и связь с ним торгового не могла обеспечить тому необходимый уровень, в том числе и уровень юриди­ ческой техники. Не будем забывать, однако, что речь идет о купече­ ском обычае, то есть во-первых, не фиксированном письменно и пото­ му достаточно гибком, и, во-вторых, с самого начала воспринявшем римскую практику отношений. Недостаточная разработанность обыч­ ного права с точки зрения понятий и институтов, присущих торговым отношениям, начала ощущаться тем не менее довольно рано, приблизи­ тельно с XI в., и активно восполнялась за счет заимствований из рим­ ского права. Такая двойная основа торгового права стала причиной от­ носительно медленного его развития и сохранения внутренней противо­ речивости.

Если рассматривать становление торгового права в конкретной об­ становке средневековой Западной Европы, то надо обратить внимание на юридическое положение горожан в целом и купечества в частности. В юридическом сознании средневековья горожане долгое время не вы­ делялись в особую группу ни терминологически, ни по сути. Активиза­ ция торговли и появление купечества имели результатом возникнове­ ние социальной группы, которая не была юридически оформлена, а ее деятельность требовала особого правового осмысления. В то же время юридическое пространство в средневековом государстве и обществе было поделено между институтами, феодальными по существу, кото­ рые препятствовали укреплению обычаев, присущих торговым отно­ шениям. Включение выделившейся группы на новом уровне в феодаль­ ный социум было возможно лишь через признание ее правового стату­ са как общности, то есть через получение особых прав и привилегий. Именно так, в такой форме купцы могли претендовать на свое поле в юридическом пространстве общества.

Завоевание этого поля было длительным процессом и происходило в разных регионах по-разному. Общими его фактами были создание ку­ печеских сообществ - корпораций, получивших юридическое подтверж­ дение своих “свобод” и пользовавшихся своим особым правом, и оформ­ ление ярмарки как временнбго и физического пространства, где власт­ вовало купеческое право. И то, и другое делалось через феодальные ин­ ституты и само имело выраженные черты феодального права. К ним можно отнести самое его природу —привилегии, т.е. изъятие из “обще­ го” состояния; локальность, т.е. пространственную ограниченность; но и временною, ибо их право давалось купцам на срок работы ярмарки; наконец, непосредственную связанность права с тем или иным госуда­ рем - покровителем ярмарки. С другой стороны, деятельность купцов проходила в постоянных встречах-столкновениях с феодальными пра­ вами - проезда и провоза, взимания пошлин, с правом ведения частных войн и т.д. Огромный документальный материал, дошедший до нас от классического средневековья, показывает, как часто не только купече­ ское право (т.е. то, что касалось отношений внутри группы), но и купе­ ческие привилегии (т.е. то, что касалось отношений группы и государ­ ства, власти) не ставились ни во что обладателями подобных - феодаль­

239