ШПеснь XVII

В песне семнадцатой битвы Ареевы первые славлю Струи медовые влаги, ставшею винным потоком!

Завершилася битва опьяненьем всеобщим Рода смуглого индов, взятого в рабство без боя...

Но Дионис не рассеял гнева в ветре забвенья, Поднял он тирс фригийский вновь — ведь на битву поднялся Дериадей надменный, призвав раздоры и распри.

Вакх о любовном лукавстве, о страсти своей к амазонке, Ставшею жертвою хмеля, отныне уже и не мыслил!

Он повел ополченье как вестник Диевой крови, Осененный небесным сияньем и ропотом горним, Вкруг повозки лидийской Вакха-Гигантоубийцы Тирсоносное войско теснилось и среди рати Высился он одиноко, соперник высей Олимпа, Всех затмевал красотою, и бога зрящие мнили:

Гелий сам огненосный сияет в скопленьях созвездий! И неоружное войско бог ополчил перед битвой:

Нет ни меча, ни дрота смертного, вместо копейной Меди — непобедимый плющ, он же им помавает Над городами Асиды, и в почву Асиды его же Укореняя, ведет возок Кибелиды-богини, Взмахивая бичом, увитым листвой, в колеснице Оплетенной объятьем братским плюща и гроздовья, Влагою маронидской восточный край опьяняя! Бромию подражало в этом все войско вакханок, Одержавшее в прежней битве победу! И сладкой

Яростью одержимый трепал в кольцевидных объятьях Труп врага бездыханный, латного инда, сей старец, Вечно пьяный Силен беспечный, бродя где придется! И приплясывая и ритм отбивая стопами?

Мималлона, вакханка, топтала оружного воя, Инда сонного, после ж, голову оторвавши, Битвенную добычу тащила как дичь по отрогам...

Шел от града ко граду бог и вот оказался На плодородной равнине алибов, где по соседству

Бурно и яро струился, питаемый влагою ливней Гевдис и в водах белесых таил неисчетных сокровищ Груды, путь пробивая себе средь почв среброносных. Тут, идя по отрогам, таящим в недрах богатства, Сопровождаемой свитой сатиров круторогих, Вакх повстречался с мужем, живущим в лачуге убогой. Бронгос бродил по отрогам в необитаемых долах.

Вхижине, сложенной только из грубых камней он ютился,

Вдоме, который и домом назвать-то нельзя. Вот веселья

Благоподателю козий напиток пастух предлагает, Доброго гостеприимства знак, белоснежное млеко. После одну он из стада овчего матку выводит Густорунную, дабы в жертву отдать Дионису. Бог отклоняет жертву. Старик подчиняется Вакха

Непреложным веленьям. Нетронутой матку оставив, Яство добросердечно пастушье Лиэю подносит,

50Накрывает на стол (обед не обед!) он убогий Ужин. Ставит кувшины на стол и миски простые,

Так же, как некогда ставил Молорк из Клеон пред героем, Поспешающим в битву со львом свирепым и страшным, Пред героем Гераклом. Он подает изобильно Вымоченные в рассоле оливы позднего сбора, Бронгос, следуя прямо примеру доброго старца.

Он в плетеных корзинках сыр подает новожатый, Круглый, сочащийся влагой; Бог улыбается, глядя

На подношенья простые. На пастуха благосклонным

60Взором взирая, бог поедает скромные яства С неистребимой охотой, при этом же поминая

Пиршества столь же простые без всякого мяса и дичи За столом у богини Кибелы, матери горной; Вакх дивился вратам из глыб в том доме округлом, Трудолюбивой природой выточенному жилищу — Будто бы без резца вершины на две разделили!

Только насытился Бромий-владыка сим яством пастушьим, Вдохновленный явленьем божественного Диониса, Песнью священною Пана тотчас почтил его пастырь

70Бронгос, двойным авлосом пользуясь девы Афины; Диониса он славил, и очарованный песней, Бог, смешавши в кратере сок молодого гроздовья, Милостиво промолвил, чашу тому подавая:

«Вот тебе, старче, подарок! Он прогоняет заботы!

Боле нет нужды во млеке, коль соком душистым владеешь! Это земное подобье небесного нектара, оным Ганимед на Олимпе отрок радует Зевса.

Млеко оставь отныне древнее, ибо напиток Сей из козьих сосцов тобой добываемый белый

80Горести и заботы рассеивать не помогает!» Рек — и пастырю подал за милое гостеприимство

Матерь веселья и хмеля, лозу виноградную с гроздью. Обучил и уменью возделывать виноградник, Как черенок на почву высаживать тучную лучше, Как подрезать побеги старой лозы могучей,

Дабы побег плодоносный пустился в рост побыстрее. Вот, пастуха оставив и горный гребень лесистый, Бог на сраженье с индом отправился по отрогам,

В рабство... Врагов ненавистных они погрузят на плечи После и поволокут на себе их как будто бы трупы, Их, извергающих влагу злоковарную Вакха, Сатирам малодушным в рабство предаст судьбина, Зелием ядовитым отравленных... А из сраженья

Ялишь один и спасусь, ведь я не попробую влаги,

Инетронуты будут уста мои этим напитком!

Бог Лиэй не забрал бы в плен твоих индов остатки!» Так он поведал. Гневливый Оронт распалился жестоко И устремился как ветер на битву, ибо сраженье

178 Нонн Панополитанский. Деяния Диониса

Лишь вполовину свершилось и требовало завершенья! Вот индийская рать, побуждаема богом Ареем, Выстроилась. Бассариды со склонов скалистого Тавра Устремились в сраженье. Вакханки оружные также Двинулись в бой, и феры, что вместо оружия камни Или глыбы набрали в горных долах окрестных,

140 Или с макушек отрогов... И вот, начиная сраженье, На врага нападают! Тучею сыпятся глыбы, Быстро вращаясь в полете, на головы индов и плечи!

Легкой, проворной стопою взнесясь на вершины отрогов, Ополчаются паны, свирепствуя — бросился первый Вниз и могучею пястью ухватывает за выю Вражьего воина, козьим копытом бьет и свергает Наземь, панцырь пронзая и средостенье грудное; Вот и второй устремился, круторогий, со склона Прямо на встречного инда, бодает его он рогами

150 И поднимая на воздух, пронзенного, оземь бросает, Несколько раз подпрыгнув и повернувшись на месте Вкруг себя самого! Вот третий, оружье Деметры Крепко сжимая в ладонях, серп сей колосокосящий, Словно обильную жатву, снопы собирающий словно — Режет вражее племя когтеизогнутой медью...

О Арею обряды, о Дионису начатки — Недругов ненавистных главы... О Вакх, ты свидетель:

Меч изогнутоострый, забрызганный алою влагой, Вот кровавая жертва для возлияний Лиэю!

160 Эниалий, упейся! Мойры! И вы в опьяненье! Вот еще один пан козопасный на бой устремился,

Дланей железным захватом душит он вражию выю И рогами своими изострыми латы пронзает, Вражье чрево проходит обоими остриями...

Пятый с пастушьим посохом вдруг нападает на воя, Лоб раскроил он инда от брови и до подбородка! Но и Оронт отважный индов войска ободряет, Грозным и громким гласом биться их призывая: «Сатирам противостаньте! Не уступайте вы в битве!

170 Не трепещите рати трусливого Диониса!

Пусть никто не стремится испить воды желтоватой, Да не отведает зелья сладкого в струях потока, Дабы злосчастных индов от дланей бога Лиэя Головы не слетели, дабы во сне не погибли!

Недругам противостаньте в битве! Когда же я встречу Малодушного Вакха, сойтися в противоборстве?!

Коль не боится — пускай подождет владыка пугливый, Зная, поборников скольких Дериадей ополчает!

Пусть побросает листочки, ведь бьюсь я сверкающей медью!

Есть у меня и железный дрот! Что ж с гроздовьем листвяным 180

Он ведь подобье шлема, сделанное из гипса, Защищает он только кость от медного шлема: Валится наземь подшлемник и разбивается сразу, Черен покров его, белым сверкает прах от осколков! Дротом каменным свергнут, бьет ногами о землю Сей кентавр, и вдруг видит, как круторогое темя Отделено от косматой выи двойною секирой, Бычьи рога крошатся тут же от этих ударов —

Сам же он рухнул немедля на землю всем телом огромным... 210 Прянула голова — и с плеч во прах покатилась...

Он же в последнем усилье встает еще на колена

Иначинается пляска зловещая смерти, не хмеля,

Ираздается могучий мык, как из глотки бычиной, Коль он под молотом бьется, в темя удар ощущая...

Наготу прикрывает белоснежную бедер, Ухватить пытаясь бегущие складки хитона...

Бог же, узрев, что победа склоняется в сторону вражью, Что устрашаются толпы сатиров — вопль испускает,

180 Нонн Панополитанский. Деяния Диониса

Вопль, коим девять тысяч возопить лишь смогли бы Воинов, крикнув единой глоткою битвенный возглас!

Вот перед Бромием быстрый предстал Оронт, чтоб сразиться Смертный бессмертного бога вызывает на битву!

230 Оба сходятся к бою шагом размеренным... Этот С дротом, а тот лишь с тирсом изострым. Завидев лишь только Вакховой головы навершье, Оронт распаленный Бромиевы рога напрасно копьем поражает — Нет, Дионис-владыка с главою неуязвимой Облик не мнимый принял Селены быкоподобной, Коего и железу секиры срубить не под силу, Как это было с рогатым Ахелоем... Сломал их Мощный Геракл, домогаясь супруги! Но у Лиэя Истинен быкоподобный облик рогатой Селены!

240 Сей убор рогоносный бога, неразрушим он И врагом в нападенье... И вот, напавший на Вакха

Бурный инд, уподобясь вихрю воздушному в небе, Ударяет вдругорядь копьем, но коснувшись небриды, Гнется копье как свинец... И тут же в недруга прямо Мечет тирс виноградный, в широкие плечи Оронта, Вакх, и над ним надсмехаясь, над богом небесным, Лиэем, Над увитым плющом его дротом, Оронт похвалялся:

«Вот он, женское войско против меня ополчивший! Если ты можешь, сражайся тирсом, оружием женским,

250 Если ты можешь, то бейся! Коль дух мужчин услаждаешь — Что ж, одного лишь Оронта смири, всевладычный, попробуй! Встань и сразись, и изведай, сколь мощен в единоборстве Тот, кого воскормили потоки родного Гидаспа!

Я не из Фригии, где мужчины походят на женщин, Где перед свадьбой срезают колос, плодородье несущий! Я не изнеженный служка изнеженного Диониса!

Не спасут твои зелья поборников ваших, добычей Служек твоих безумных возьму военной, из битвы Выведу всех силенов, царю моему в услуженье!

260 Сатиров же трусливых копьем во прах ниспровергну!» Так вопиял полководец угрозы... Словами такими Вакх-владыка разгневан и виноградной лозою

В грудь того поражает... И только лишь ветка с гроздовьем Панцырь железный задела, как надвое он раскололся!

Но оружие Вакха до тела не дотянулось, Плоти не избороздило! И из обломков железных

Выскочил безоружный Оронт, нагой и бессильный, Взор обративши на небо, к восточным горним пределам,

270 Пред Фаэтонтовым ликом бормочет предсмертные речи: «Гелий! Ты неба пути измеряешь в возке огнепылком, Ты излучаешь сиянье над краем Кетеев соседним,

Втом землей беспредельной и Солнцем, идолом индов, Зыбью священного тока! Милостив буди ты к индам

Вбитвах и дай погребенья погибшему вою Оронту!» Рек и выхватил меч он, и пал на железное жало,

Вволны реки погрузился, названной ныне Оронтом.

«Непочитавший Вакха здесь покоится воин, Павший от собственной длани Оронт, полководец индийский!» Только жестокая битва не кончилась. Наполовину Схватка эта свершилась — и на высоком прибрежье Индов вопит Арей, туда, к разгоревшейся битве, Исступленный лидийский рев издавая, несется

Энио, вакханка священная, к бою готова.

320 В недругов метя, листвою увитый тирс смертоносный В пляске вакхической бьется! Лозолюбивым Лиэем Недруг наземь повергнут, сражен листвой и лозою, Чьи смертоносны раны. От безоружных вакханок, Мечущих плющ, все железо расходится лат и кольчуги!

Меднодоспешные инды дивятся, что плющ остролистный Разрешает от медных доспехов тело нагое, Ибо без лат и доспехов уязвимее воин!

Каждому избиенье по-своему это предстало Страшное: обагрены доспехи, разбиты лозою,

330 Кровью... Лежат, где их сбили. По Тавра отрогам вакханки Непобедимые тесно сошлися вкруг загнанных индов. Звонкий авлос запевает песню убийства, и в схватке Стаи вакханок, дев лозоносного Диониса, Хоть их и рубят секиры с мечами кривыми наотмашь,

Словно стена невредимы — но к вящему посрамленью Падает недруг на землю, листовьем хрупким сраженный! Часто в гибкие ветви и стебли сыпятся стрелы Меткие индов... Вот дротом, посланным издалёка, Расщеплена сосна, вот лавр умечен пернатой,

340 Будучи древом Феба, прячет в ветвях густолистных

Ицеломудренных тучу стрел, его уязвивших. (Как бы бог Аполлон и ран от стрел не заметил!) Вот безоружною пястью, щита и меча не имевшей,

В бубен ударит вакханка — и щитоносец запляшет, Тронет кимвал рукою — закружится в хороводе! Лишь загремят кимвалы — и перед богом Лиэем Падает инд молящий! Коснутся ль оленьей накидки Необоримые копий наконечники — гнутся!

Иот листвы разлетается напрочь топор меднозданный!

350 Некто из сатиров буйных, сражаясь, в какого-то воя Мечет копье лозовое — и надвое панцырь расколот Медный побегом лозы с плющом смешавшейся тесно...

Устрашенный исходом сраженья, сулящего богу Вакху-индоубийце победу и славу в грядущем, Астраэнт, предводитель, судьбы избегая, уходит Из сраженья, страшась лозового дрота Лиэя. Аристей же в то время целительные коренья На Бассарид увечья накладывал, Фебов искусник: Раны одной врачует он некой конской травою,

360 Раненую другую выделеньями лечит Сыворотки кровавой; стонущих дев-вакханок Исцеляет согласно ране каждой отдельной — Уязвлена ли в руку, ногу, грудь или чрево...

Вот у воителя вынет иного из язвы кровавой

В арабййские земли, где, соседствуя с морем, Край они населяют тучный, дав ему имя...

Блемис тотчас поспешает туда, к семиустому Нилу, Дабы стать скиптродержцем подобным ему эфиопов, Вечно теплые земли Мероэ его принимают, Носит отныне он имя владыки Блемиев рода!